Разночинской культуры восх. развития

 

В эпоху восходящего развития разночинской культуры ситуация изменилась.

На смену феодализму в России шел капитализм. Капитализм выдвинул на первый план задачу развития производительных сил, а решение этой задачи было немыслимо без развития естественных наук[19], с одной стороны, и философского материализма[20] — с другой. Это и определило судьбу философской борьбы.

Как только ситуация прояснилась, прогрессивно настроенная часть разночинской интеллигенции двинулась к освоению возможностей естественных наук и материализма [21], а консервативно настроенная — к идеализму и в перспективе — к богословию.

Естественно, что те, кто направлялся в сторону богословия, не могли не возвеличивать допетровскую Русь и не возвышать просветительскую роль восточного православия, а следовательно, не могли не вызывать резких возражений со стороны революционных демократов.

Так, А. И. Герцен с едким сарказмом осмеивал тезис о просветительской роли восточного православия.

"Византийская церковь, — писал он, — питала отвращение ко всякой светской культуре. Ей были неведомы никакие споры, кроме богословских, но и здесь, «презирая всякую независимую живую мысль, она хотела только смиренной веры» (Герцен А. И. Соч.: В 9 т. Т. 3. М.. 1956. С. 426.). С такими понятиями она проникла и на Русь, где в продолжение семи веков единственно стремилась к тому, чтобы оградить славянина от науки, цивилизации. Поэтому-то «освобождение от невежественности для него равнозначно освобождению от религии»" (Там же. С. 426.) [22].

"Н. А. Добролюбов справедливо упрекал поборников «соборного сознания» за то, что «формальное» принятие христианской веры при князе Владимире Святославиче они смешивают с действительным «водворением ее в сердцах народа». На самом деле, отмечал он, никакого особого влияния православие на наших предков не оказало: как «ныне мешают вере философские воззрения», так «тогда мешало язычество». «Истинные начала христовой веры, — подчеркивал Н. А. Добролюбов, — не только не отражались долгое время в народной нравственности, но даже и понимаемы-то были дурно и слабо. Во весь допетровский период в нашей духовной литературе не прерываются обличения против суеверий, сохраненных народом от времен язычества» (Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. М.;Л., 1961. С. 81.). По мнению критика, живучесть язычества, содержавшего в себе целую «народную философию с различными отраслями знаний», свидетельствовала о «равнодушии» простого люда к официальной церковной «грамотности», его стремлении развивать самобытную образованность на основе собственного традиционного миросозерцания (Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 3. М.;Л., 1962. С. 321.).¹⁶ Тем самым Н. А. Добролюбов обосновал важное положение о культурообразующем значении славяно-русского язычества, объявлял его решающим источником антицерковной идеологии в средневековой Руси"[23].

Утверждение материализма происходило постепенно.

Уже на первых порах проповедью материалистического мировоззрения стали работы А. Герцена «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы» (1842-1843), а позже — работы Д. Писарева (1840-1868) «Схоластика XIX века» (1861) и «Прогресс в мире животных и растений» (1864) [24].

В работах А. Герцена была сделана попытка представить природу как явление объективно существующее, многообразное, богатое внутренними противоположностями. Но автор оказался не уверенным в своем замысле и поэтому остался своего рода деистом: доказывал необходимость синтеза, примиряющего позиции идеализма и материализма во взглядах на природу.

В то время как деизм тормозил оформление материализма как философского течения, а через него — развитие естественных наук, потребности прогрессивной части разночинцев требовали разрешения этой внутренней проблемы.

Одно из решений проблемы представил Н.Чернышевский (1828–1889).

Когда Чернышевский начал свою деятельность, передовая мысль еще находилась под влиянием философии Гегеля. Отдавая должное глубине этого учения, Чернышевский считал его устаревшим и неспособным указать надежный путь к свободе и счастью народа.

В конце 1840-х годов он познакомился с философией Фейербаха, при этом не только усвоил материализм, но и придал ему более последовательный и воинствующий характер.

По его мнению, свобода человека возможна не в загробном мире, а здесь, на земле. Все зависит от общественных условий, которые он же сам и создает, и разрушает.

Так, если бы китайцы не ссорились между собою, Чингисхан был бы раздавлен на границе Китая и никогда не проник бы в страну. Но китайцы проявили слабость и позволили прихлопнуть себя.

Этот закон отрицания, по его мнению, регулирует и классовые отношения: землевладельцы живут за счет крепостного труда крестьян, но в конце концов разоряются; бюрократия препятствует развитию нации, но в какой-то момент приводят дела к расстройству и обессиливают себя, как пиявки, насосавшись крови, в большинстве случаев гибнут.

Таким образом, даже причины развития общественной жизни (не говоря о природе) Чернышевский искал в отношениях между людьми и в этом отношении он продвинулся дальше Герцена, вплотную подошел к философии диалектического материализма. Однако до конца выполнить эту работу он не смог. Преодолеть планку идеализма ему не удалось, и потому он остался, одновременно, и великим русским гегельянцем и великим материалистом [25].

Доказательством этой недоработки является отношение Н. Чернышевского и всей прогрессивной разночинской интеллигенции к идее народа и личности.