Происхождение разночинской интеллигенции

 

Разночинская интеллигенция сформировалась в конце 1830 годов.

По происхождению она была менее родовитой, или даже совсем неродовитой, чем дворянская, так как выходила из трех «худородных» сословий России — мелкопоместного дворянства, духовенства и мещанства.

Сознавая неопределенность своего положения, мещане были вынуждены настойчиво просачиваться в ряды более зажиточных социальных групп. Жизнь научила их быстро оценивать ситуации, ловко к ним приспосабливаться и сравнительно легко уходить из-под ударов борющихся сторон[1].

Духовенство находилось в еще большей зависимости от дворянства, чем мещанство, поэтому их социальная связь была очень похожей на отношение владыки к рабу. Священников часто вынуждали открывать тайну исповедей, заставляли быть покорными в выборе тематики проповедей, а в случае недовольства или возмущения резко сокращали штаты, заменяли одних духовных лиц другими, лишали продовольственных припасов и, наконец, пороли их как последних крепостных.

У мелкопоместного дворянства часто не хватало средств даже на получение их детьми хорошего воспитания.

В такой среде и нарождалась тогда новая интеллигенция, на первых порах она необходимо несла в себе отпечатки психологии своих сословий.

Беспредельная гибкость мещанского сословия сказалась на готовности интеллигенции к быстрой смене ее воззрений. Она меняла их как носовые платки во время насморка. При этом никогда не задумывалась ни о природе уходящих и приходящих умственных течений, ни о нравственных последствиях своей духовной эволюции[2].

Немногим от них отличалась интеллигенция, вышедшая из духовенства.

«Все воспитание несчастных семинаристов, — писал А. Герцен, вспоминая об этом, — все их понятия были совсем иные, чем у нас». «Мы и наши товарищи говорили в аудитории открыто все, что приходило в голову; тетрадки запрещенных стихов ходили из рук в руки, запрещенные книги читались с комментариями, и при всем том я не помню ни одного доноса из аудитории, ни одного предательства. Были робкие молодые люди, уклонявшиеся, отстранявшиеся, — но и те молчали». Семинаристы же, «выросшие под гнетом монашеского деспотизма, забитые своей риторикой и теологией, завидовали нашей развязности», но могли выказывать лишь позу «христианского смирения» [3]. Это был тип интеллигенции, который не унаследовал духовной красоты демократического дворянства и не мог рассчитывать на широкое публичное признание [4].

Но в конце концов ситуация выправилась.

Если прежде интеллигенты-разночинцы поглощались аристократическим обществом, а их творчество становилось, как правило, элементом дворянской культуры, то на рубеже 1850–1860 годов разночинцы уже претендуют на признание за ними права единственных носителей русской цивилизации[5]. С этого момента студент-разночинец стал опережать и подчинять своему идейному влиянию студента-дворянина. В среде разночинцев народились стойкие и упорные характеры, сформировались аскетически суровые личности: Н. Чернышевский (1828–1889), Н. Добролюбов (1836–1861), Д. Писарев (1840–1868), П. Ткачев (1844–1886) и др. Они открыто восстали против бесплодности дворянского сословия и выработали такую прямоту чувств и мысли, что даже дворянская интеллигенция стала отводить ей роль основной умственной силы тогдашнего общества.

Еще больший вес разночинская интеллигенция получила, когда на ее сторону стала переходить демократически настроенная часть самого дворянства. Когда разложение дворянского сословия достигло максимума, некоторые его представители стали отказываться от сословных привилегий. Более того, этот отказ принял форму покаяния дворян перед обществом. Именно в данный момент появятся случаи не только раздачи дворянами своих земель, но и обращение дворян к трудовой жизни, в том числе и к интеллектуальной трудовой жизни разночинцев[6]. Тот же Н. Некрасов (1821–1877/78) происходил из дворянского сословия, но на жизнь смотрел глазами протестующего разночинца, поэтому и его поэзия принадлежала к творчеству новой интеллигенции. Такими же разночинцами по духу стали в конце концов М. Бакунин (1814–1876), А. Герцен, Н. Огарев (1813–1877) и многие другие, ушедшие из дворянской среды.

Разночинская интеллигенция сознательно обрекла себя на смерть и каторгу ради торжества своих идей. Этот тип интеллигента и стал насыщать культуру России с 1850 годов, он же определил направление, по которому пошло ее будущее умственное развитие.