Бытовая основа взаимоотношений разночинской

И дворянской интеллигенции

Уже с самого начала между разночинской и дворянской интеллигенцией сложились непростые отношения бытового плана.

С одной стороны, передовые дворяне считались с разночинцами и признавали за ними интеллектуальную силу[7].

А с другой стороны, даже в культурной среде передового дворянства царил дух аристократизма. Поэтому разночинцы напрасно ждали от дворян демократических манер общения, сосредоточенности бесед на общественно значимых вопросах. Дворяне держали себя с недоступною гордостью, относились к разночинцам покровительственно и щеголяли привычными им светскими разговорами.

Н. Добролюбов (1836–1861) именно по этой причине не любил обедов, устраиваемых И. Тургеневым, и очень часто не ходил на них. В. Белинский, встречаясь у А. Краевского (1810–1889) с М. Лермонтовым (1814–1841), не раз заводил с ним серьезные литературные разговоры, которые ничем не заканчивались. Говорят, что М. Лермонтов, как правило, обрывал эти разговоры или отделывался ничего не значащими шутками, отчего В. Белинский приходил в страшное смущение. «Сомневаться в том, что Лермонтов умен, — сказал он как-то вгорячах, — было бы довольно странно; но я ни разу не слыхал от него ни одного дельного и умного слова» [8]. Подобные оценки не оставались без внимания и дворянской интеллигенции. И. Тургенева коробило, когда Н. Добролюбов отказывался от его приглашений и знакомств с аристократическим обществом. «В нашей молодости, — сказал он однажды, — мы рвались хоть посмотреть поближе на литературных авторитетных лиц, приходили в восторг от каждого их слова, а в новом поколении мы видим игнорирование авторитетов». По мнению М. Горького [9], даже такие выдающиеся писатели-дворяне, как А. Пушкин (1799–1837) и Н. Гоголь (1809–1852), не хотели личного знакомства с разночинцем В. Белинским.

Таков был характер бытовых отношений между разночинской и дворянской интеллигенцией. Однако их настороженное отношение имело под собой не только бытовую, но и литературную основу.

Литературная основа противоречий между разночинской

И дворянской интеллигенцией

Во-первых, разночинская и дворянская интеллигенция по-разному воспринимали духовное производство.

Дворяне наследовали аристократическую культуру, хорошо разбиралась в ее традициях, умели ценить и знали, как использовать их скрытые возможности для развития лучшей части своего сословия. И. Тургенев поэтому считал позором сознаваться, что ему платят деньги за умственный труд; в светских дамских салонах он кокетничал тем, что не унизит себя гонорарами за свои сочинения и поэтому дарит гонорары редакторам журнала.

Разночинцы в поте лица зарабатывали хлеб свой; за стол и квартиру они вынуждены были давать уроки, заниматься переводами, писать вывески, сочинять прошения, переплетать книги и тачать сапоги.

Отсюда различия в восприятии духовного производства.

Если у дворян сам дух вызывал глубокий интерес, они видели в нем источник развития их внутреннего самосознания, то разночинцам во многих случаях было просто не до духовной жизни как таковой, они чувствовали обманную красоту возвышенных идей и требовали беспощадного их разоблачения. Разночинец хотел быть деятельным человеком и потому больше ценил практические, а не теоретические вопросы, на первых порах часто впадал в крайности, считал хорошего сапожника лучше всякого Рафаэля и презирал Пушкина за то, что тот не занимался естественными науками и не писал тенденциозных романов [10]. Только к середине XIX века он избавится от этих недостатков, почувствует вкус к хорошей литературе, искусству и науке, станет гордиться Пушкиным и Лермонтовым, Тургеневым и Толстым.

Во-вторых, дворяне и разночинцы опирались на разные методы исследования жизни.

Дворяне не менее разночинцев были отзывчивы ко всему, что составляло общественный интерес, но первых интересовали исключительно художественные методы исследования, а вторых — публицистические [11]. Уже из сказанного видна вся разница задач, которые ставили перед собой дворяне и разночинцы. Одни придавали значение психологии отдельной личности, движению ее души, а другие не обращали никакого внимания на индивидуумов, искали психологию массы людей, представителя определенного общественного класса. Именно по этой причине они менее всего и задумывались над эстетической стороной своих произведений; по той же причине не найти в их сочинениях ни строгого плана, ни соразмерности частей, какие представлены дворянами [12]; не встретим также и стиля, равного дворянскому: разночинцы не любили работать с художественным словом, их неуклюжий, тяжелый, грубоватый язык постоянно уступал легкому, пластичному и изящному языку дворянских писателей.

И такое положение не было случайным, оно определялось различными объектами, на которые направляли свое внимание дворянская и разночинская интеллигенция.

Дворяне прежде всего изображали аристократическую среду, а разночинцы — народную, крестьянскую [13]. С этой точки зрения дворяне имели более выгодный для тогдашней беллетристики предмет изображения, чем разночинцы: в глубоко индивидуализированной среде им было легче подметить психологические сдвиги, чем разночинцам в народной среде, где мужики и бабы были один в один, одна в одну, с одними сплошными мыслями, костюмами и песнями.

Вот эта публицистическая форма и оказалась совершенно неприемлемой для аристократического духа. Его идеологи расценивали публицистику как попытку сведения художественного познания к более низким уровням осмысления действительности и поэтому активно противостояли разночинцам.

Но делая это, они сильно рисковали. Если взгляды дворянских идеологов находили поддержку в малочисленной аристократической среде, то взгляды разночинской интеллигенции — в широких слоях образованного разночинства, именно эти последние и определяли направленность развернувшейся литературной борьбы.