Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837 гг .)

«В еврейской хижине лампада»

В еврейской хижине лампада

В одном углу бледна горит,

Перед лампадою старик

Читает Библию. Седые

На книгу падают власы.

Над колыбелию пустой

Еврейка плачет молодая.

Сидит в другом углу, главой

Поникнув, молодой еврей,

Глубоко в думу погруженный.

В печальной хижине старушка

Готовит позднюю трапезу.

Старик, закрыв святую книгу,

Застежки медные сомкнул.

Старуха ставит бедный ужин

На стол и всю семью зовет.

Никто нейдет, забыв о пище.

Текут в безмолвии часы.

Уснуло всё под сенью ночи.

Еврейской хижины одной

Не посетил отрадный сон.

На колокольне городской

Бьет полночь. – Вдруг рукой тяжелой

Стучатся к ним. Семья вздрогнула,

Младой еврей встает и дверь

С недоуменьем отворяет –

И входит незнакомый странник.

В его руке дорожный посох.

Реморов Николай Васильевич (1875–1919 гг.)

Волхвы

Едет всадник вперед. Полон верою взор

Устремил на звезду весь седой

Мельхиор:

Воле Божьей предался он с первого дня.

Не спеша погоняет вперед он коня.

А за ним – за звездою – чернокудрый

Гаспар,

Волхв надежды святой – той, что

скорбному дар:

Он науке отдал ум, и силы, и дни…

Равномерно вперед погоняют они.

Третий следом идет… волоса словно жар;

Взор любовью горит; это маг Валтасар;

Свое сердце он предал добру, говорят…

Едут бодро вперед и на небо глядят.

Там на небе горит золотая звезда;

Не видали такой никогда-никогда:

Она в небе горит, перед ними идет,

Она к Богу зовет, она манит вперед!..

И вся трепета, счастья и жизни полна,

Над одним из домов опустилась она.

И вступают туда, ускоряют свой шаг,

Видят – Чудо-ребенок у Девы в руках.

«Вот мой Бог», – опустился седой

Мельхиор

И воскурил перед ним фимиам дальних

гор.

«Это Царь», – и Царю чернокудрый

Гаспар

Опустил золотые изделия в дар.

«Человека искал я весь юный свой век, –

Вижу, вот он лежит предо мной –

Человек!..

Он беспомощен, слаб, на руках

Он лежит.

И заране об Нем мое сердце болит!

Вижу скорбной душою позор Твой

и суд, –

И на тело Твое принес смирны сосуд!» –

Молодой Валтасар головою поник…

И сказал Мельхиор, поднимая свой лик:

«Вижу небо отверсто и Старец в лучах,

Вижу милость к Страдальцу в предвечных

очах.

А кругом их поют хоры ангельских сил

И возносится дым от небесных кадил…»

И закончил Гаспар речь волхва своего:

«Да приидет скорее к нам Царство Его».

У яслей Христовых

Перед счастливою Марией

Младенец в яслях возлежал:

«Ты Тот, о Ком во дни иные

Архангел с неба Мне вещал!»

Взирает трепетно Иосиф…

И, мир забыв, всему глухи,

Склонившись к яслям, стадо бросив,

С молитвой смотрят пастухи.

Рассказу странному внимала

Мария, в счастье неземном,

И в сердце бережно слагала

Слова о Господе Своем…

Романов Константин Константинович (1858–1915 гг.)

«Когда, провидя близкую разлуку …»

Когда, провидя близкую разлуку,

Душа болит уныньем и тоской,

Я говорю, тебе сжимая руку:

Христос с тобой!

Когда в избытке счастья неземного

Забьется сердце радостью порой,

Тогда тебе я повторяю снова:

Христос с тобой!

А если грусть, печаль и огорченье

Твоей владеют робкою душой,

Тогда тебе твержу я в утешенье:

Христос с тобой!

Любя, надеясь, кротко и смиренно

Свершай, о друг, ты этот путь земной

И веруй, что всегда и неизменно

Христос с тобой!

Царь Иудейский (Отрывок)

На память мне приходит ночь одна

На родине моей. Об этой ночи

Ребенком малым слышала нередко

Я пастухов бесхитростную повесть.

Они ночную стражу содержали

У стада. Ангел им предстал [и слава

Господня осияла их. И страх

Напал на пастухов. И ангел Божий,

Их ободряя, молвил им: «Не бойтесь!

Великую я возвещаю радость

И вам, и людям всей земли: родился

Спаситель вам. И вот вам знак:

в пещере

Найдете вы Младенца в пеленах;

Он в яслях возлежит». И появилось

На небе много ангелов святых;

Они взывали: «Слава в вышних Богу,

Мир на земле, благоволенье людям!»

И смолкло все, и в небе свет погас,

И ангел Божий отлетел]. По слову

Его они пошли и увидали

И ясли, и спеленатого в них

Прекрасного Младенца Иисуса,

И радостную Мать Его, Марию.

Царь Саул

Душа изнывает моя и тоскует, –

О, пой же мне, отрок мой, песню твою:

Пусть звуки ее мою скорбь уврачуют, –

Я так твои песни святые люблю!

Гнетут меня злобного духа объятья,

Опять овладело уныние мной,

И страшные вновь изрыгают проклятья

Уста мои вместо молитвы святой.

Томлюся я, гневом пылая, и стражду;

Недугом палимая мучится плоть,

И злоба в душе моей… Крови я жажду,

И тщетны усилия зло побороть.

Не раз, жалом немощи той уязвленный,

Тебя мог убить я в безумном бреду.

О, пой же! Быть может, тобой

исцеленный,

Рыдая, к тебе я на грудь упаду!..