Становление международного права и формирование его связей с правовой системой России и другими внутригосударственными правовыми системами

 

1. Рассматривая российское право в сравнительном плане, с позиций его взаимосвязи и взаимодействия с международным правом и с другими национальными правовыми системами, теоретически и практически важным представляется иметь в виду не только статику их отношений, установившихся в определенный исторический период, но и динамику их связей, формировавшихся и развивавшихся в разные периоды их эволюции.

Без учета данного обстоятельства многие вопросы, касающиеся характера отношений международного и российского права, неизбежно останутся открытыми, поскольку не только связи между российским и международным правом претерпевали, по мере развития российского общества и государства, значительные изменения, но и сами стороны этих отношений - международное и российское внутригосударственное (национальное) право не оставались неизменными. Это не следует упускать.

Ибо одна ситуация имела место до появления международного права как относительно самостоятельной правовой материи, скажем, в дооктябрьский период, на этапах развития раннефеодального и феодального государства и права России, когда в отношениях между государствами доминировали двусторонние межгосударственные отношения.

И совсем иная ситуация имеет место в настоящее время, когда в системе международного права, наряду с двусторонними отношениями государств, огромную роль играют многосторонние акты в виде конвенций, акты, исходящие от различных международных организаций, и иные регуляторы общественных отношений.

Следует заметить, что даже в настоящее время при рассмотрении характера отношений российского, равно как и любого иного национального права, с международным правом, зачастую, ставится вопрос о том, являются ли они, вообще как регуляторы общественных отношений, достаточно разделенными и самостоятельными правовыми феноменами, чтобы можно было проводить их сравнительный анализ и при этом определять характер существующих между ними отношений.

Вопрос на первый взгляд кажется тривиальным. Однако за ним стоит довольно длительная и напряженная интеллектуальная борьба.

Говоря об исторической (во времени) разноголосице по данному вопросу и о разнообразии существующих в мире вплоть до настоящего момента точек зрения, следует упомянуть, прежде всего, о том общеизвестном факте, что международное право как таковое, а следовательно, и его система весьма длительное время не признавались вообще.

С сожалением констатируя данное обстоятельство, известный представитель российской школы международного права Ф.Ф. Мартене писал еще в начале XX в., что далеко не все юристы "согласны в своих взглядах на значение науки международного права". Если "такой замечательный публицист, - отмечал автор, - как Лоренц фон Штейн относит ее к высшей области юридико-политических наук, то другие представители юриспруденции и преимущественно юристы-практики не находят возможным даже считать международное право за отрасль права" или "доказывают, что единственным его предметом является осуществление в международных отношениях грубой физической силы"*(389).

2. Основные причины долгого непризнания международного права Ф. Мартене, а вместе с ним и другие авторы - специалисты в данной, весьма важной и далеко не простой, сфере права усматривают в следующем.

Во-первых, в относительной неразвитости международного права в течение длительного времени по сравнению с национальными правовыми системами. Видный немецкий ученый - государствовед и правовед конца XIX - начала XX в. Г. Еллинек писал в связи с этим, что "лишь в мире христианских государств, связанных друг с другом множеством культурных элементов, объединенных в Средние века единой Церковью, к началу нового времени зарождаются идея и сознание международного права, значительно прогрессирующие затем со времени Вестфальского мира и достигающие неожиданного развития в течение истекшего столетия". Это международное право, пояснял автор "есть то право, которое связывает государства в их взаимных отношениях, т.е. то право, которое противостоит государству в его внешних отношениях в качестве объективного права".

"Возможность и существование международного права, - резюмировал Еллинек, - многократно подвергались сомнению. Оно отвергается, конечно, теми, кто приступает к решению этого вопроса со старыми цивилистическими шаблонами. Но окончательное решение вопроса о его существовании принадлежит тем общениям, для которых оно должно служить действующим правом, - самим государствам"*(390).

Позднее признание международного права в качестве самостоятельной отрасли знаний и системы права по сравнению с национальным правом вовсе не означало наличия правового вакуума в отношениях между государствами.

Известно, например, что ряд институтов международного права получили свое развитие и закрепление еще в древности, в эпоху рабовладения. Это, в частности, системы норм, касающиеся посольского и договорного права, деятельности третейских судов и посредничества, защиты прав иностранцев.

Однако речь идет о признании не только и даже не столько отдельных институтов, сколько в целом самого международного права. Различные институты появились и получили свое формально-юридическое и практическое признание еще на ранних стадиях развития человеческого сообщества. Что же касается международного права в целом, как системы юридических принципов и норм, регулирующих отношения между государствами и другими участниками (субъектами) международного общения, то оно было признано гораздо позднее*(391).

Во-вторых, в сильном и продолжительном влиянии римского права на правовую жизнь стран Западной Европы и на их систему юридического образования, существенно затормозившем, по мнению Ф. Мартенса и ряда других авторов, развитие и признание международного права.

В Западной Европе, и в особенности в германских университетах, констатировал Ф. Мартене, "изучение римского права и пандектов до самого последнего времени составляло почти исключительный предмет образования юристов". Это "преобладающее господство римского права", по справедливому утверждению автора, "не только замедлило развитие других отделов права, но и утвердило тот ложный взгляд на юридическую науку, что только та система законов заслуживает названия науки права, которая непосредственно применяется в жизни, служит средством борьбы за повседневные интересы лица, охраняется принудительной силой, - словом - может быть основана на римском праве"*(392).

Международное право "в глазах цивилиста" (и любого иного юриста), воспитанного на традициях римского права, "часто нарушаемое на практике и в большинстве случаев имеющее лишь отдаленный интерес для частных лиц", не было частью правоведения и "потому он не находил возможным посвятить ему свои труды"*(393).

С удовлетворением отмечая, что современные юристы и политические деятели все чаще отказываются от этого воззрения "даже в Германии" и что римское право "постепенно сходит с того пьедестала, на который оно было поставлено в Германии силой обстоятельств прошлого времени", знаменитый юрист-международник не без оснований заключает: при существующем строе общественной жизни, когда народ путем избрания своих представителей "призывается к участию в законодательстве и к управлению страной", знакомство лишь с Corpus Juris представляется далеко не достаточным, ибо "свод римского права не дает никакого ответа на многие жизненные вопросы, от которых зависит в настоящее время всестороннее развитие народов"*(394).

Более того, приходит к выводу автор, "было бы напрасным трудом пытаться определить международные отношения современных народов на основании принципов этого права". Римляне, рассуждает Ф. Мартене, остаются неподражаемыми мастерами "в формулировании положений гражданского права и в приложении юридического анализа, с которым каждый юрист должен относиться к изучению права вообще". В этом отношении римское право дает науке международного права тот практический метод, те орудия анализа, "посредством которых могут быть выяснены юридические нормы или законы".

Однако в римском праве "нельзя искать юридического определения отношений, существующих между современными народами, потому что римляне не знали международных отношений в том смысле, который придается им в настоящее время". В своих сношениях с другими народами они исходили из принципа, прямо противоположного современному. Гели теперь "международная жизнь в ее мирных проявлениях считается нормальным порядком вещей", то мирные международные отношения, в которые вынуждены были вступать римляне, рассматривались как "нарушение законного порядка отношений"*(395).

Аналогичного мнения о соотношении международного и римского права придерживались и другие авторы, в частности Р. Иеринг. Правда, он считал, в отличие от других исследователей, что только в условиях Рима история права как таковая "вознеслась" от разрозненной истории прав отдельных народов до общей истории права всех народов и что "jus gentium" ("право народов", "право между народами") есть, если не само, то, по крайней мере, прототип современного международного права, ибо оно уже возвышалось "до новейшей идеи всеобщности и старалось осуществить ее в области международных торговых сношений"*(396).

С такой постановкой вопроса, рассматривающей jus gentium в качестве синонима международного права, далеко не все авторы соглашались. Больше того, данная точка зрения подвергалась резкой критике со стороны некоторых исследователей.

Прослеживая историю становления международного права, Ф. Мартене, например, весьма критически относился к тому, что "первые представители науки международного права" довольно опрометчиво позаимствовали от римлян не только название международного права, но и представление о том, что "jus gentium" "есть международное право"*(397).

На самом же деле, подчеркивал автор, "это определение представляет собой полнейшее смешение разнородных понятий". Ибо если jus gentium есть "совокупность философских начал, общих гражданским законам различных стран", предмет которого составляют "бытовые, частные отношения между отдельными лицами в сфере их личного, вещного, обязательственного и семейного права", то очевидно, что предметом международного права являются не эти отношения, а "отношения между независимыми государствами"*(398).

В-третьих, в негативном влиянии на процесс признания международного права в качестве самостоятельной отрасли знаний и относительно самостоятельной системы права реалистической школы права, безраздельно господствовавшей на рубеже XIX-XX вв., по словам Ф. Мартенса, "не только в науке истории, но также и в различных областях юриспруденции"*(399).

Рассматривая господство физической силы как "единственный закон международных отношений", сторонники реалистической школы права выступали против признания возможности осуществления и определения правовых начал и законов в области международных отношений, а следовательно, и против признания международного права.

Основным аргументом при этом был тезис "об отсутствии принудительного характера положений международного права" и, в частности, о "недостатке законодательной власти и суда, общих всему союзу государств".

Одним из активных защитников данного тезиса, фактически сводящего суть международного, впрочем, как и любого иного, права к силе, был Р. Иеринг. В своей небольшой по объему, но весьма насыщенной по содержанию работе "Борьба за право", вышедшей в свет в 1908 г. и получившей широкое признание, автор декларировал: "Цель права - мир, путь к нему - борьба"; "право есть не чистая мысль только, но живая сила", "понятие права не есть понятие логическое, но чистое понятие о силе".

Сила, убеждал автор, "не есть только средство для осуществления права, но она становится органической частью самого понятия о праве". Вот почему, рассуждал Иеринг, богиня справедливости держит в одной руке весы для взвешивания права, в другой руке - меч для его защиты. Меч без весов будет голой силой, весы без меча - бессилием права. "Меч и весы идут рука об руку, и идеал права достигается только там, где сила, с которой богиня справедливости осуществляет право, равна ловкости и умению, с которыми она управляет весами"*(400).

Оспаривая данный тезис, фактически сводящий сущность права к физической силе и на этом основании подвергающий сомнению правомерность и саму возможность относительно самостоятельной системы международного права, Ф. Мартене парировал: "Учение, согласно которому физическая сила и принуждение составляют существенную принадлежность права, смешивают две различные вещи" - "самое право и принудительный порядок его осуществления"*(401). Последний "имеет применение" обычно в тех случаях, "когда право и закон нарушаются". Поэтому, делал вывод ученый, "сила есть более элемент неправды, чем права, которое в нормальном его существовании никогда не вызывает насильственного осуществления. Право перестает существовать с того момента, когда оно перестало быть побудительной причиной и мотивом людских действий, когда оно более не осознается"*(402).

Относительно самостоятельный характер международного права как системы, существующей параллельно и наряду с внутригосударственными (национальными) правовыми системами, длительное время подвергался сомнению и с других позиций.

А именно - с позиций особенно усиленно развивавшегося в конце XIX - первой половине XX в. положения, согласно которому в мире нет разных правовых систем, а существует единый, универсальный правовой порядок и, соответственно, единая, "универсальная правовая система".

Одним из наиболее активных проводников данной идеи был Г. Кельзен. Согласно его воззрениям "между национальным и международным правом нет абсолютной границы". Различие между ними весьма относительно. Оно заключается, прежде всего, "в уровне централизации правовой системы или децентрализации"*(403).

Национальное право представляет собой, по мнению автора, "сравнительно высокоцентрализованный правовой порядок", поскольку оно, например, соотносится с системой централизованных государственных органов, включая систему органов государственной власти - законодательных органов, исполнительно-распорядительных и судебных органов. В то же время международное право выступает, по сравнению с национальным правом, как "более децентрализованный правовой порядок". Оно представляет собой "самый высокий уровень децентрализации, когда-либо существовавший в пределах позитивного права"*(404).

Признавая за нормами международного права юридическую природу, поскольку они непосредственно ассоциируются с государством, порождаются и обеспечиваются в случае необходимости государством, точнее - совместными усилиями государств, Г. Кельзен в то же время воздерживается от выделения международного права в относительно самостоятельную правовую систему.

Согласно его воззрениям и теоретическим конструкциям международное и национальное право ("международный правовой порядок" и "все национальные правовые порядки") представляют собой "единую, универсальную правовую систему". Они выступают как две неразрывно связанные между собой составные части этой системы.

В рамках данной системы нормы международного публичного права "играют центральную роль". Они распространяют свое действие как на территорию всех ныне существующих государств, так и на территорию, где есть лишь потенциальная возможность возникновения новых государств. Иными словами, резюмирует Г. Кельзен, международное право имеет глобальный характер и действует на любой территории, "где нормы этого права должны применяться"*(405), а национальное право - только на территории "своего" отдельно взятого государства.

В отличие от норм международного права, обладающих глобальным характером, юридические нормы, из которых возникают национальные правовые системы, являются, согласно воззрениям Г. Кельзена, локальными по своему характеру нормами. Они формируют "локальные правовые порядки", из которых затем образуется, совместно с правовым порядком, создаваемым нормами международного публичного права, универсальный правовой порядок. Характер отношений, складывающихся при этом в рамках последнего между нормами национального права, с одной стороны, и нормами международного права - с другой, зачастую сходен, как считает автор, с характером отношений, существующих между нормами национального права и нормами морали*(406).

Не вдаваясь в суть данного, весьма устаревшего и весьма спорного, утверждения, отметим лишь, что в этом, равно как и в других ранее обозначенных случаях, международное право, без достаточных для того оснований, не признается в качестве автономной, относительно самостоятельной системы правовых норм, и тем самым практически исключается возможность его сравнительного исследования с национальными правовыми системами, включая правовую систему России.

Исключается такая возможность и тогда, когда международное право рассматривается лишь как отрасль права*(407), а не как относительно самостоятельная система, или же когда оно трактуется как неотъемлемая часть некоего "промежуточного" (intermediary) права, существующего, по мнению некоторых авторов, между национальным правом и собственно международным правом*(408). Ибо этот подход к международному праву практически ничем не отличается от прежних, развивавшихся, в частности, Г. Кельзеном и другими авторами в разных вариациях, так называемых монистических подходов, при которых оно фактически не признавалось самостоятельной отраслью знаний и учебной дисциплиной.

Подвергая критическому анализу подобные монистические воззрения на международное и национальное право, известный английский ученый-юрист, специалист в области международного права Л. Оппенгейм не без оснований писал, что монистическая доктрина неправомерно отрицает многие вполне очевидные доводы и положения. А именно то, что: а) субъекты обеих систем права существенно различны и что хотя в обеих системах в конечном счете "регулируется поведение индивидуумов", но с той разницей, что в сфере международной жизни "последствия такого поведения приписываются государству"; б) в обеих сферах права существенным является предписание, "обязательное для субъектов права, независимо от их воли".

Кроме того, справедливо замечает автор, данная доктрина неправомерно утверждает, что международное право и внутригосударственное право, "не имеющие между собой существенных различий, должны рассматриваться как проявления единой концепции права"*(409).

И это не только "по мотивам терминологии", поясняет Оппенгейм, согласно которым было бы неправильно давать одно и то же наименование "двум существенно различным системам норм, регулирующих одно и то же поведение". Главный довод в пользу идентичности "в основном обеих сфер права" состоит в том, как утверждает эта доктрина, что ряд коренных понятий международного права "не может быть понят без предположения о некоем высшем правовом порядке, из которого вытекают различные системы внутригосударственного права, в известном смысле путем делегирования. Пределы персональной и территориальной компетенции государств определяются международным правом"*(410).

Для определения реального статуса международного права, а вместе с этим возможности его исследования в качестве относительно самостоятельной системы в сравнении с национальными правовыми системами следует, как представляется, исходить из основных положений не монистической концепции, развивавшейся Г. Кельзеном и его последователями, а так называемой дуалистической концепции.

Суть ее заключается в полном признании самостоятельного характера, как международного права, так и внутригосударственного, или национального, права.

Данная доктрина активно развивалась Оппенгеймом и другими видными экспертами в сфере международного права, исходившими из того, что "международное право и внутригосударственное право отдельных государств существенно отличаются друг от друга"*(411).

Отстаивая дуалистические позиции, Оппенгейм писал, что международное право "ни в целом, ни частично не может per se быть частью внутригосударственного права". Точно так же, как внутригосударственное право "не обладает силой изменять или создавать нормы международного права". Последнее "ни в коей мере не обладает силой изменять или создавать нормы внутригосударственного права"*(412).

В тех же случаях, добавлял автор, когда, согласно "внутригосударственному праву отдельного государства, международное право, как целое или в некоторых своих частях, признается внутригосударственным правом этого государства, то это может быть лишь в силу внутреннего обычая или закона". Тогда соответствующие нормы международного права "путем их признания становятся одновременно и нормами внутригосударственного права".

Из этого следует один, но вполне конкретный и практический вывод, согласно которому "поскольку такое полное или частичное признание не имело места, то государственные суды не могут считаться связанными международным правом по той причине, что оно per se не имеет никакой власти над этими судами". Если же окажется, что норма внутригосударственного права находится "в несомненном противоречии с нормой международного права, то государственные суды обязаны применить первую"*(413).

Дуалистическая концепция получила свое развитие и широкое распространение особенно в послевоенные (после окончания Второй мировой войны) годы. Окончательно сложившийся к этому времени двухполюсный мир, противостояние различных социально-экономических и политических систем в значительной мере сняли с повестки дня вопрос о едином и неделимом миропорядке, "универсальной правовой системе" и проч.

Монистический взгляд на международное и национальное право, точнее, на их реальный статус и характер их взаимоотношений, все в большей степени вытеснялся дуалистическим подходом. В известной мере идеалистическое, монистическое представление о "едином мировом правопорядке", единой "универсальной правовой системе" стало все более активно заменяться гораздо более реалистическим, дуалистическим представлением. Хотя это вовсе не исключает и в настоящее время определенного влияния монистических идей.

Доминирующим, однако, как в отечественной, так и в зарубежной литературе все отчетливее становится дуалистический подход.

Согласно дуалистическим представлениям международное право рассматривается как "особая, отличная от правовых систем конкретных государств", относительно самостоятельная система права. Она складывается из "совокупности международно-правовых принципов и обязательных для всех государств норм"*(414).

В отечественной научной литературе особо подчеркивается, что международное право - это "обширная и быстро расширяющаяся система права", включающая в себя такие отрасли, как: право договоров (отрасль договорного права), право международных организаций, право международной безопасности, международное экономическое право, международное морское право, международное космическое право, международное воздушное право, права человека в международном праве и др.*(415)

Вполне обоснованно отмечается также, что международное право как система не существует изолированно от других социально-политических и правовых явлений, от других существующих наряду с ним и влияющих на его развитие правовых и неправовых систем*(416).

Речь идет, с одной стороны, о национальных правовых системах, тесно связанных и взаимодействующих с системой принципов и норм, "образующих" международное право. А с другой - о системе международных отношений, на основе которых возникает и развивается международное право, а также о "международной межгосударственной системе".

Последняя, зачастую называемая просто "межгосударственной системой", включает в себя не только государства, но и "государственно подобные образования", "народы и нации, борющиеся за независимость, т.е. государственные образования в процессе становления", межгосударственные международные организации, различные международные органы (например, международные суды и арбитражи, международные комиссии), "международное право и другие социальные нормы, действующие в этой системе, связи между этими компонентами"*(417).

Таким образом, возникая на базе международных экономических, финансовых, политических и иных отношений, международное право как относительно самостоятельная правовая система находится в тесной взаимосвязи и взаимодействии с другими относительно самостоятельными национальными правовыми системами, а также с межгосударственной системой. По мнению специалистов в области международного права, его следует рассматривать в качестве подсистемы межгосударственной системы, одновременно выступающей по отношению к нему в качестве окружающей среды*(418).

Однако, как бы там ни было, в плане сравнительно-правового исследования важен лишь один момент, а именно - признание относительно самостоятельного характера существующих систем международного и национального права, а также возможности их сравнительного познания, при котором более четко проявляется не только суть и содержание сравниваемых явлений, но и особенности характера их взаимоотношений.

3. Это особенно заметно проявляется на примере наиболее интенсивного развития взаимосвязи и взаимодействия международного и российского национального права в послеоктябрьский период эволюции российского общества и государства.

Именно в этот период полностью сложившееся и широко признанное во всем мире международное право как относительно самостоятельное явление, с одной стороны, и установившаяся после Октябрьской революции 1917 г. правовая система России социалистического типа, - с другой, показали своего рода "образец" активной творческой взаимосвязи и взаимодействия данных правовых феноменов.

При активном участии Советского государства в процессе формирования и развития международного права это нашло свое проявление, во-первых, во "внедрении" в содержание современного международного права идей и принципов, порожденных Октябрьской революцией.

Речь идет, прежде всего, о таких принципах, как принципы равноправия и самоопределения наций, принципы мирного сосуществования государств с различным общественно-политическим строем, принципы социалистического интернационализма и другие.

Следует заметить, что если такие принципы, как принципы мирного сосуществования были направлены в первую очередь на обеспечение международного мира и мирного сотрудничества государств с различным социально-экономическим и политическим строем, то принципы социалистического интернационализма, отражая новые реалии в системе международных отношений, связанные с возникновением социалистических государств, преследовали цели установления и поддержания тесных ("братских") отношений с социалистическими государствами.

Основы принципов социалистического интернационализма, как верно подмечается в научной литературе, "закладывались теорией марксизма-ленинизма и практикой рабочего движения. Это были принципы международного рабочего движения и принципы отношения между нациями и народами"*(419).

Принципы социалистического интернационализма, с момента своего провозглашения, как показывает социально-политическая практика, всегда оказывали значительное влияние на всю внешнюю политику Советского государства и на его международно-правовую позицию. В любом случае, отмечают аналитики, на международной арене Советского государство "с учетом принципа пролетарского интернационализма" проводило всю свою внешнюю политику*(420).

Во-вторых, в укреплении и дальнейшем развитии старых, ранее действовавших демократических принципов международного права, таких, как принцип невмешательства одних государств во внутренние дела других государств, принцип уважения государственного суверенитета, принцип добровольного выполнения каждым государством взятых на себя международных обязательств (pacta sunt servanda), принцип равноправия государств и др.

Процесс укрепления и дальнейшего развития старых, ранее действовавших демократических принципов международного права неизменно сопровождался разработкой и внедрением в систему международно-правовых отношений ряда новых принципов.

Имеются в виду такие, способствующие повышению роли и значения международного права принципы, как принцип мирного разрешения споров, принцип ненападения, принцип запрещения пропаганды войны, принцип разоружения, принцип самоопределения народов и др.

В-третьих, в расширении и совершенствовании практики образования и применения норм общего международного права.

В международном сообществе, как известно, в отличие от входящих в него национальных государств, нет такого института в виде парламента - высшего законодательного органа, который бы принимал акты, содержащие нормы, обладающие высшей юридической силой и имеющие общеобязательный характер для всех субъектов международного права.

Все принимаемые в международном сообществе акты и содержащиеся в них нормы, согласно современной международно-правовой теории и практики, являются, точнее, должны быть результатом согласования воли соответствующих суверенных государств.

Российское государство послеоктябрьского периода в этом плане-в плане участия Советского государства в нормотворческой деятельности, в процессе создания норм международного права с помощью различных методов и форм, не являлось исключением.

Такого рода деятельность Российского государства в рассматриваемый период активно осуществлялось с помощью различных договорных актов (договор, конвенция, трактат и т.п.), содержащих в себе общие нормы; с помощью международных обычаев, являющихся, наряду с международными договорами, основными способами создания норм общего международного права; а также с помощью других способов и форм.

В-четвертых, в создании и поддержании активной деятельности международных организаций, способствующих в процессе осуществления своих функций формированию и развитию международного права*(421).

Одним из примеров такого рода международных организаций может служить Организация Объединенных Наций (ООН), созданная в 1945 г. в целях поддержания и укрепления мира безопасности и развития сотрудничества между государствами.

В разработке Устава этой организации на конференции в Дум-бартон-Оксе (США) в 1944 г., наряду с представлениями Великобритании, США и Китая, непосредственное участие принимали также представители Советского Союза. Решения ООН в лице таких ее органов, как Генеральная Ассамблея, Совет Безопасности, Совет по опеке и других, содержат в себе нормы, входящие в содержание международного права.

Кроме отмеченных проявлений взаимосвязи и взаимодействия международного и российского права советского периода, характер их взаимоотношений проявляется и в других формах. Однако независимо от этого, взаимоотношения международного и российского права, как, впрочем, и любого иного национального права, всегда строились и строятся на обоюдной основе. Это означает, что российское, как и любое иное национальное право, оказывает прямое воздействие на процесс формирования и функционирования международного права, а, в свою очередь, последнее оказывает обратное влияние на национальное право.