Я не такой, как все. Но какой же Я.

Это годы сплошных поисков: ты ищешь развлече­ний, разыскиваешь хоть какой-нибудь номер журналов “Плейбой” или “Плейгерл” (его надо, конечно же, прятать под матрацем), ты каждый день в нетерпении разглядываешь себя в зеркале может, уже выросли волосы на “том самом” месте? Но более всего ты жаждешь найти самого себя, понять, что ты такое.

Порой люди доживают до ста десяти лет, так и не узнав, какие они на самом деле, а ты хочешь ответить на этот сложнейший вопрос в свой шестнадцатый день рождения? Твое “я” состоит из массы черт: расовая, половая, этническая и религиозная принадлежность, жизненный опыт, который начал приобретать еще в школе, даже место рождения. Если бы я родился в сельском Арканзасе, а не в “среднеклассовом” приго­роде Нью-Йорка, сегодня я был бы “Одиноким Ди Снайдером”, исполняющим душераздирающие балла­ды о своем тракторе в стиле кантри-энд-вестерн.

В общем-то, жизнь была бы куда проще, если бы ты мог ввести все эти исходные данные в компьютер и получить детальную распечатку “Это — я”. И даже точное знание того, что думают о тебе окружающие, вряд ли поможет — наш взгляд на себя зачастую весьма отличается от того, как нас видят другие.

Порой мы так несчастны потому, что большинство склонно судить о нас по лежащим на поверхности, чисто внешним признакам. То есть по внешности. Вот взгляните на мое лицо. Когда я был подростком, оно причиняло мне массу проблем, потому что я... как бы выразиться поточнее?.. был весьма уродливым под­ростком. (Не подслащивай пилюлю, друг, скажи им всю правду!) В раннем детстве я был довольно сим­патичным (а разве все мы не симпатичны детьми?), и вдруг взросление в компании с половым созреванием начало проделывать со мной довольно злобные трю­ки. Постепенно я понял, что, по общепризнанным ста­ндартам, вовсе даже и не красив. Это хорошо заметно, когда играешь в “бутылочку”: если горлышко указыва­ет на тебя, девочка морщится, словно ее заставляют поцеловать лягушку. Но мне потребовалось довольно много времени, чтобы наконец-то признаться в этом самому себе.

Я часами разглядывал себя в зеркале, надеясь уз­реть нагловатого пижона, а не хиляка, над которым издеваются одноклассники. Я крутил башкой туда-сю­да, пытаясь придать себе вид плотоядный или самодо­вольный. “Гм (слегка откинув голову)... Черт, я отлич­но смотрюсь, они этого просто не замечают. А вот под таким углом (отчаянно вывернув шею) я выгляжу как... как Роберт Плант!”

Это, конечно, трудный путь, но в конце концов я смирился с мыслью, что все эти гримасы и ужимки перед зеркалом — всего лишь гримасы и ужимки. А поскольку я не мог постоянно ходить с вывернутой шеей — не думайте, что не пытался, — я выглядел именно так, как выглядел. Убежден, что все мои наря-ды, грим, выкрашенные волосы — то, что составляет сценический облик солиста “Твистед систер”, — на самом деле попытка сделаться привлекательным пусть и в извращенном, “перевернутом” виде.

Внешний вид — что за чертовски поверхностный повод для суждения о человеке! Но, к сожалению, это та часть натуры, о которой мы не думаем, пока нам не приходится из-за нее страдать. При этом по внешнему виду о людях не только судят — из-за внешнего вида мы попадаем в определенную систему стереотипов. Высокий мальчик непременно должен хорошо играть в баскетбол, а коренастый крепыш непременно должен стать хорошим футболистом. Для девушек ограниче­ния еще жестче: если ты стройненькая и у тебя хоро­шенькая мордашка, ты, конечно же, станешь популяр­ной, в то время как девушки менее привлекательные даже и не пытаются добиться любви. Помню, что в третьем классе ужасно хотел играть в школьном ор­кестре на трубе. Но из-за того, что я был слишком длинным и тощим, мне достался тромбон. Длинный тощий мальчишка — ему и длинный тощий инстру­мент.

Это ужасно глупый подход, потому что внешний вид не имеет ничего общего с твоим внутренним содер­жанием — в конце концов, лицо и фигура достаются от родителей. Ко всему прочему, лет до пятнадцати-шест­надцати именно родители покупают тебе одежку и тащат к парикмахеру (как раз тогда, когда волосы наконец-то обретают нужную длину). Очень важно, чтобы ты сумел убедить родителей если не доверить тебе самому покупать вещи, то пусть хотя бы берут тебя с собой в магазин. А то стоит им предоставить самостоятельность, и результат может быть самым неожиданным — вроде тех белых ботинок.

Родители, внимание: чтобы по моде одеть подрост­ка, много денег не потребуется. Достаточно одной пары джинсов. И одной рубашки или блузки — но модной. То, что кажется вам “очаровательным пла­тьицем”, может стать причиной горьких слез, потому что в этой самой школе никто — вы понимаете? — НИКТО не носит рюшечки-оборочки.

Я так и не смог убедить родителей, что мой внешний вид — один из способов выразить индивиду­альность. Когда мне было пятнадцать лет, я начал отращивать волосы — они наполовину закрывали уши и слегка вились на затылке. Но отец у меня — полицейский и человек весьма консервативных взгля­дов. В один прекрасный день он приказал: “Садись в машину!”, и мы поехали к местному парикмахеру. Парикмахеру он скомандовал: “Сделать вот так!” — и указал на свою макушку. У отца была короткая стрижка военного образца — сегодня это выглядело бы что надо, но тогда, в эру хиппи и длинных волос, я мог с таким же успехом “вытатуировать на лбу “КРЕТИН”. И вот он я, стриженный под бокс, а пошла лишь вторая неделя учебного года. Обструкция была полнейшей. Даже те немногие, кого я считал друзьями, смеялись и обзывали меня “стручком” и “лысым”. Соседи роптали, собаки рычали, цены на дома в нашем квартале поползли вниз — ну, может, и нет, но мне так казалось. Я заливался слезами, а отец не мог понять, почему (“Да он вообще у нас слюн­тяй!”).

“Я урод, - твердил я. - Я длинный, тощий и лопоухий. Меня никто не любит”.По правде говоря, длинные волосы проблемы все равно бы не решили, но, по моим понятиям, это был единственный способ хоть немного улучшить положение. Волосы значили для меня то же, что для библейского Самсона, а отец лишил меня единственного достоинства.

И тогда отец нашел в себе мужество взглянуть на меня со стороны, и пристально. И увидел не ребенка, сынишку, которого всегда любил, а противного под­ростка с ломающимся голосом и прыщами. И тогда он

понял что он натворил. И больше никогда не застав­лял меня стричься. И я не стригся. Но тогда в борьбу против меня вступили иные, более грозные силы.

СЮРПРИЗЫ МАТЕРИ-ПРИРОДЫ

В фильме “Муха” есть такая сцена: ученый, случай­но “скрестивший” себя с мухой, вглядывается в зер­кало, изучая тот кошмар, в который он превратился. Он растопыривает лапы, скалит зубы, разглядывает странные наросты на лице — лице человека-мухи. Тело теперь совершенно ему неподвластно, оно вышло из-под контроля.

Я понимаю его ощущения.

Став подростком, ты приступаешь к ежеутренним мучениям у зеркала. Какой еще подарочек преподнесла тебе Мать-природа сегодня? Тело и лицо, к которым ты уже притерпелся, вдруг начинают изменяться с чудовищной скоростью. Порой ты уверен, что Мать-природа — настоящая садистка, потому что иначе она бы не влепила тебе на лоб этот прыщ, его же видно за сто километров, это же вообще не прыщ, это рог растет! Только этого еще не хватало! Причем прыщ вылезает непременно в тот день, когда у тебя назначе­но свидание, или когда тебе надо зачитывать перед всем классом доклад, или, что удачнее всего, когда должен прийти фотограф, чтобы сделать годовую фо­тографию класса. А потом ты приходишь домой и обнаруживаешь очередной, здоровый и красный. Гос­поди милостивый! Да сколько ж еще это может продо­лжаться!

Итак, тела начинают развиваться (у девочек это происходит где-то между девятью и двенадцатью го­дами, самый бурный период — около двенадцати; у мальчиков — между одиннадцатью и четырнадцатью, пиковое время — лет в четырнадцать). И к сожале­нию, развитие это происходит как бы рывками. Да ты это и сам заметил, не так ли?Ты становишься все выше, но в весе зачастую не прибавляешь, шея, руки, ноги непропорционально длинные, такое впечатление, что они лезут из тела как молодые ростки. Ты похож на строящееся здание, только чудаки-строители уже возвели верхний этаж и сделали винтовую лестницу, а вот о фундаменте как-то не побеспокоились. Чтобы строить это “здание”, требуется куда больше энергии, чем прежде, — ты вдруг превратился в страшного соню и обжору. Есть хочется все время. Потребность девочек в калориях возрастает на 25 процентов и по­том спадает, зато потребность мальчиков возрастает на невероятные 90 процентов.

Вот еще признаки твоего развития: более грубые и жирные волосы; начинают появляться волоски на ли­це; запах пота; из очаровательных маленьких “круг­ляшек” девочки превращаются в довольно неуклюжие существа, с тяжелыми лодыжками, толстыми колен­ками, запястьями — не волнуйтесь, это всего лишь перераспределяется “детский жирок”; в волосах появ­ляется перхоть; голоса мальчиков становятся ниже, при этом они все время “пускают петуха” слишком быстро растут голосовые связки; развиваются половые органы (об этом ты прочтешь в главе, целиком посвя­щенной этой теме); на физиономии высыпают пры­щики и угри. Угри — результат закупорки пор отмер­шими роговыми клетками, бактериями и жирными кислотами, а результат угрей — обидные прозвища, которыми награждают тебя бесчувственные сверстни­ки. И это — друзья?

Долгое время считалось, что причиной прыщей мо­гут быть сладости и шоколад, но дерматологи вроде развенчали эту теорию. Это хорошая новость. То есть физиономия-то по-прежнему будет бугристой, но, по крайней мере, ты больше не будешь чувствовать себя совершенно несчастным, отказываясь от конфет. Но вот что точно влияет на появление этих весьма неприятных штучек: железы внутренней секреции работают актив­нее, когда у тебя неприятности, когда ты в напряжении.

Конечно, с железами внутренней секреции сражать­ся трудно, но вот борьба с результатами их деятель­ности вполне возможна; самая простая рекоменда­ция — держать лицо и тело в идеальной чистоте. Ну а если эти проблемы очень уж донимают, попроси роди­телей сводить тебя к дерматологу, он, возможно, пред­пишет более сильные средства — например, высокоок­тановый бензин и спичку (шутка).

И, совершенно естественно, этот период доставляет тебе массу беспокойств. Особенно волнуются маль­чики — они чувствуют себя какими-то “недоразвитыми”, потому что девочки в возрасте от двенадцати до четырнадцати обычно выше своих сверстников, а от десяти до четырнадцати они еще и тяжелее. С другой стороны, высокие девочки переживают из-за того, что растут слишком быстро и в конце концов станут та­кими длинными, что им придется жить в шахте для ракет где-нибудь на Среднем Западе.

Хорошая новость: в гонке за физическим развитием все участники финишируют приблизительно в одно и то же время — 98 процентов девочек достигают своего “взрослого” роста где-то лет в шестнадцать, мальчи­ки — лет в восемнадцать.

Плохая новость: нос растет всю жизнь. Это я точно знаю.

ОДЕРЖИМОСТЬ КРАСОТОЙ

Наше общество любит красивых людей, но сколькие из них действительно естественно красивы? ОЧЕНЬ немногие. Люди, которых мы считаем краси­выми, часто выглядят так лишь потому, что они искус­но загримированы или их снимал классный фотограф. Однако, нравится или нет, на нас все же оказывает влияние то, что люди считают красивым.

Наше общество перегибает по части совершенно нереалистичных стандартов красоты мы подверга­емся настоящей бомбардировке через газеты, журна­лы, телевизионную рекламу. Девушки просто истер­заны принятыми в обществе идеями по поводу хоро­шей фигуры. Куклы вроде популярной грудастой Барби предлагают такие физические идеалы, которых про­сто невозможно достичь по двум естественным причи­нам: сила земного притяжения и реальность.

Что касается мужской красоты, то общественное мнение относится к ней несколько либеральнее: так, стопятидесятикилограммовый Уильям “Рефрижера­тор” Перри из футбольной команды “Чикагские мед­веди” был назван журналом “Плейгерл” одним из десяти самых привлекательных мужчин Америки (в то же время женщину по кличке “Холодильный шкаф” попросили бы не высовывать носа из дома или депор­тировали в русскую олимпийскую команду).

Некоторые молодые.женщины довели свой страх полноты до психического расстройства. Специалисты считают, что сейчас каждая пятая женщина от двадца­ти до тридцати лет страдает расстройствами на почве питания, чаще всего анорексией, то есть буквально “самоистощением”. Обычно анорексики — это те жен­щины, которые стремятся во всем достичь совершенст­ва, для них отказ от еды — способ добиться над своим телом такого же контроля, как и над всеми остальны­ми аспектами жизни. Такие женщины постоянно недо­вольны собой и самозабвенно отказываются от еды. Анорексики могут даже умереть от истощения или от вызванных им болезней (кстати, мужчин-анорексиков мало, это типично женская проблема).

Почти половина всех анорексиков время от време­ни страдает от булимии, то есть “волчьего голода”. Такой человек объедается, а затем намеренно вызыва­ет рвоту или принимает тонны слабительных.От були­мии умерла певица Карин Карпентер, булимией стра­дали и другие знаменитости, такие, как актриса Джейн Фонда или Черри Бун, дочь, как вы уже догадались, незабываемого Пэта. Они во всеуслышанье рассказали о том, как им удалось справиться с болезнью.

И анорексия, и булимия вполне излечимы, в некото­рых случаях, правда, требуется госпитализация. Небхо-димо и наблюдение психотерапевта: зачастую анорек­сия и булимия — лишь физические проявления рас­стройств психики. Страдающие такими заболеваниями люди не просто жертвы тех высоких требований, кото­рые общество предъявляет к стройности фигуры, —это несчастливые люди, которые не любят самих себя.

Это справедливо и по отношению к тем, кто стра­дает от избыточного веса. Корень зла тот же, но пути к избавлению — иные. Одной диетой здесь не помо­жешь, сначала следует разобраться в причинах, кото­рые заставляют переедать. Вот типичные случаи:

Ты ешь и тогда, когда не чувствуешь голода. Ешь в положенные часы и “перехватываешь” тай­ком в промежутках.

Переедаешь, когда расстроен, обеспокоен, счаст­лив, сердит.

Лупишь за обе щеки, чтобы продемонстрировать свое “вот вам!” тем, кто подшучивает над твоим изли­шним весом.

Твой вес превышает норму на десять и более кило­граммов.

Однако все подростки, прежде чем садиться на диету, обязательно должны проконсультироваться с врачом, чтобы выработать свой, индивидуальный план. Самая разумная и безопасная диета — сократить обычный дневной рацион на 500 калорий. Избегай “голодных” диет, для подростков они очень вредны:

ты же еще растешь, и для роста тебе требуется пита­ние. Любую диету надо сопровождать физическими упражнениями — они помогают сбрасывать вес и на­ращивать мускулатуру. И ни в коем случае не прибегай к разным “таблеткам для похудания”, даже если они свободно продаются в аптеках — в твоем возрасте они могут привести к самым неожиданным побочным по­следствиям.

КАЖДОМУ ОВОШУ СВОЙ СРОК

Как часто юноши, выглядевшие вполне ординарно, становились очень привлекательными мужчинами — возьмем, например, Билла Уаймана из “Роллинг стоунз”: в свои пятьдесят он выглядит куда интереснее, чем в двадцать пять. А многие заурядные, ничем не привлекательные девушки с годами, став зрелыми жен­щинами, приобретают необыкновенную грациозность и становятся по-настоящему красивыми.

Некоторым людям, чтобы приспособиться к своим лицам и телам, требуются годы. Я убежден, что я один из них и к пятидесяти стану настоящим красавцем! С другой стороны, некоторые весьма привлекательные двенадцатилетние с годами напрочь утрачивают свою привлекательность. Привлекательность — вообще ве­сьма относительное и переменчивое качество. Особен­но это заметно во время встреч выпускников. Сердцеед с роскошной гривой — неужели это вон тот толстый лысый дядечка? А самая хорошенькая девушка в клас­се — да, теперь уже никто не оборачивается, когда она проходит мимо.

Я знаю, что ты собираешься сказать: “Ну хорошо, а сейчас-то мне что делать?” Если это хоть как-то улучшит твое отношение к себе, постарайся посмот­реть на себя попристальней, разыщи привлекательные черты и извлекай из них все возможное. Если ты вынужден носить очки — постарайся подобрать болееподходящую оправу или носи контактные линзы. Если у тебя здоровенный нос — учти, по этой части у меня есть опыт — сделай такую прическу, чтобы она скра­дывала эту самую выдающуюся черту твоего.лица. Если у тебя красивые глаза — постарайся подчеркнуть именно глаза. Если ты слабак, с жиденькими бицеп­сами и пухлым животом, — уж потрудись, поднакачайся. Когда я понял, что из меня не получится любимец юных дев, я решил смириться с тем, как выгляжу. Я был тощим. Итак, как мне лучше распорядиться этим своим преимуществом? Я начал заниматься бодибил-дингом, занимаюсь и по сей день. Когда я понял, что мои вьющиеся волосы ни фенами, ни щетками не распрямить, я позволил им виться, как они того хо­тели. Правда, я их немного обесцвечиваю.

С годами внешний вид станет занимать тебя все меньше и меньше. Конечно, всегда будут существовать те, кто смотрит на людей как на предмет потребления, они будут стремиться завести себе “племенного жереб­ца” или “роскошную штучку”, лишь бы продемонст­рировать другим свои приобретения. Просто некото­рые люди так никогда и не становятся взрослыми, и годы не делают их умнее. Как это случилось, напри­мер, со мной. (Снова шучу.)

Твой внещний вид — это всего лишь упаковка. Если ты хочешь ее улучшить, что ж, отлично, старайся. Но, по правде говоря, судить о тебе станут не по голубым глазкам или роскошным бицепсам. Между прочим, хороший человек всегда вызывает симпатии, независимо от того, красив он или нет; существует масса людей, которые становятся невероятно привле­кательными, стоит им открыть рот. Разве Вуди Аллен по “нормальным” стандартам “красив”? Вовсе нет. Но ум, чувство юмора, талант сделали его объектом обо­жания тысяч женщин. Талант — вот что их привлекает. Доброта. Надежность. Хочешь верь, хочешь не верь, но, когда я был юношей, женщины совершенно не обращали на меня внимание. Зато теперь... Слава сде­лала меня внешне привлекательным, “даже интерес­ным”. Лицо, которое когда-то было моим проклятьем, стало достоинством, что свидетельствует о том, в каком странном мире мы живем.

Ты уж извини, но мерзкое нутро никакой космети­кой не скроешь. Если ты привлекателен, благодари бога но не вздумай обманывать себя, не дай тебе господь поверить, будто ценой смазливой морды мож­но купить жизнь. Я верю, что каждый может стать привлекательным. Нет ничего, что невозможно было бы преодолеть. Работай, работай над упаковкой, если это поможет поверить в себя. Но не забывай и о самом продукте.

Все. Считаю работу закупочной комиссии окон­ченной.

ЯРЛЫКИ И ЦЕННИКИ

Гнусным типом я был не всегда. По правде говоря, лет до десяти я был весьма популярным в классе, к тому же хорошо учился. Но потом родители переехали из квартала Фрипорт в квартал Болдуин. И путь дли­ною в три мили, как оказалось, вел к катастрофе.

В первый же день в новой Шубертовской начальной школе я заявился на площадку для игр в весьма бое­вом настроении и тут же ввязался в драку с самым сильным парнем (то, что он знаменитый драчун, мне было неизвестно). И на глазах всей школы он поднял меня в воздух и с размаху влепил меня в кирпичную стену. Ба-бах!

Смертный приговор был вынесен единогласно. Я стал изгоем. Если б я его побил, тогда другое дело, тогда я сразу же стал бы самым клевым чуваком во всей школе. Как говорил комик Чарли Паркер: “Если я поймал мяч — я герой. Если я не поймал мяч — я козел”. Я стал козлом. На мои рога привесили бирку. И все потому, что поначалу не разобрался в расстанов­ке сил на площадке.

На второй день в этой школе я познакомился с потрясающей девчонкой, на которую еще в детском саду привесили ярлык “белая вошь”. У нее не было друзей, она часто плакала, и вообще мне ее было очень жалко. Лет в двенадцать она начала расцветать и превращаться в прелестную юную леди. Но для всех она по-прежнему была “белая вошь” (кстати, кто-нибудь когда-нибудь видел эту чертову белую вошь?).

Из “Шуберта” мы перешли в среднюю школу, в которой собирались ребята из нескольких начальных школ, и для новых мальчиков она отнюдь не была “белой вошью” — для них она была “штучкой”. Всего за несколько недель из самой нелюбимой де­вочки класса она стала самой популярной девчонкой школы, и парни из “Шуберта” кляли себя последними словами.

Люди поддаются стереотипам с пугающей легко­стью. Ну-ка, на кого из вас был навешен ярлык “тупи­ца” — и, признайтесь, вы ведь приняли его? Вы нароч­но ведете себя по-дурацки, наслаждаетесь вниманием класса, когда даете глупый ответ, потому что в конце концов хотя бы этот ярлык является отличительной чертой вашей личности. Что касается меня, то на меня в классе был навешен ярлык клоуна, и я изо всех сил старался подтвердить репутацию. А каким еще об­разом совершенно не спортивный мальчишка, которо­го в начальной школе величали не иначе как хиляком и занудой — даже несмотря на то, что с годами его тело окрепло и развилось, — мог удовлетворить (или опро­вергнуть) ожидания окружающих? Ты постоянно твер­дишь себе, что ты ни на что не годен, и, когда мяч летит прямо на правый край (а на правом краю, естест­венно, собираются все хиляки, потому что никто нико­гда не бросает мяч на правый край), ты замахиваешься битой — и получаешь мячом прямо по башке. Запом­ни: в любом виде деятельности, при выполнении лю­бого задания, если ты уверен, что провалишься, ты непременно провалишься — и получишь от этого даже некоторое удовольствие,

Сложившиеся репутации опасны и для популярных среди сверстников ребят. Привлекательная девушка, спортивный парень, которых принимают только за эти качества, могут не чувствовать потребности развивать другие, гораздо более важные, и в каком же дурацком положении они окажутся, когда новые знакомые по­смотрят на них новыми глазами и увидят глупое, совершенно неинтересное существо?

Навешиванье ярлыков происходит не только в шко­ле, оно продолжается всю жизнь, но, став взрослым, ты приобретаешь возможность избегать таких ситу­аций. Ребенком же ты вынужден общаться с определен­ным кругом других детей, с которыми у тебя может не быть ничего общего. На Дэниела Снайдера был наве­шен ярлык “долбак” — или “дятел” — и я был им на протяжении всех моих дней в Болдуинской средней школе хотя в конце концов стал довольно спортив­ным хорошо учился и пел ведущие партии в школьном хоре. Другие ребята тоже получали ярлыки и тянулись к подобным себе, образуя маленькие клики, как в каждой школе. В Болдуинской средней школе были интеллектуалы. Чудики, объединенные рок-н-роллом и наркотиками. “Качки”. Грязные типы. “Качки” не во­дились с интеллектуалами, те, в свою очередь, не якшались с грязными типами, кои и близко не по­дойдут к чудикам. А как насчет “долбаков” и “дят­лов”? Забудь об этом. Никто не приближается к ним даже на расстояние плевка, хотя некоторые умеют плеваться довольно далеко.

Вот вам пример, насколько сильными могут быть стаи. Мой лучший друг Дон принадлежал к чудикам, потому что он носил длинные волосы и был музыкан­том, но, помимо этого, он был очень умен и красив. (Что должно бы составлять основу успеха.) Как-то мы гуляли с ним по школьному вестибюлю, и навстречу все время попадалась девочка из группы “знаменито­стей”. Какими взглядами они обменивались! Я назы­ваю такой взгляд “десятифутовым” — они притяги­вали друг друга глазами, как на канатах. Они повора­чивались вслед друг другу. Напряжение было таким сильным, что казалось, они вот-вот рванут друг другу в объятия и начнут заниматься этим прямо посреди зала. Но она шла по своей траектории. Дон по своей.

Я был потрясен. “Ну почему ты не назначишь ей свидание? — спросил я. —Она же без ума от тебя, дурак”.

Он ответил: “А она никогда со мной не пойдет. Как бы я ей ни нравился. Это невозможно”. И он был прав. Они даже не могли пересечь этот вестибюль, чтобы поболтать друг с другом! До чего же смешно...

Присоединившись к стае, ты — но лишь на время — как бы получаешь “удостоверение личности”: теперь всем остальным понятно, чего от тебя можно ждать. Чтобы влиться в стаю, ты принимаешь ее стиль одеж­ды, манеры, взгляды. “Присоединившись”, ты обрета­ешь и определенную степень безопасности, окружа­ющие теперь точно знают, как тебя воспринимать, потому что на тебя распространяются общегрупповые признаки.

Я отчаянно стремился “присоединиться”, потому что тогда я еще не понимал, кто и (или) что я есть на самом деле. Мне очень хотелось, чтобы меня куда-нибудь приняли, потому что тогда мнение других зна­чило для меня куда больше, чем мое собственное. Я был кочевником (звучит романтично, не так ли?), блу­ждал от стаи к стае, одно время крутился возле гряз­ных типов, пока не обнаружил, что мне совсем не нравится толкаться или выбивать без всякой причины книги у кого-то из рук. Первый удар.

Несмотря на то, что я начал делать успехи в спорте, мне не нравилось водиться и с “качками”, потому что, прости господи, я считал, что есть в жизни более интересные вещи, чем футбольное поле. Второй удар.

Ближе всего я подошел к чудикам, к хиппи. Это была единственная группа, членам которой дозволя­лись хоть какие-то странности, но даже там меня блокировали, потому что я был “поддельным хиппи”, а уж в этом они разбирались.

Третий удар.

 

 

КАК ЖЕ ВСЕ ЭТО ИЗМЕНИТЬ?

Возможно, один из самых серьезных страхов, пре­следующих молодого человека, — страх того, что все навечно. Тебе четырнадцать, и ты никому не нравишь­ся? Следовательно, умрешь в восемьдесят четыре и за всю жизнь у тебя так и не будет ни одного друга. Тебе пятнадцать, и тебя еще никто не приглашал на свида­ния? Следовательно, так в девицах и просидишь. На щеке выскочил прыщ? Дай ему имя, познакомься с ним поближе, потому что он останется с тобой НА ВСЮ ЖИЗНЬ.

Понять, что все это чепуха, пока твой взляд на мир ограничен выкрашенными в тоскливую зеленую краску школьными стенами и лампами дневного света, труд­но. Ты вглядываешься вперед, в тот день, когда ты наконец-то закончишь школу, но тот день так далек, будто смотришь на него в перевернутый бинокль. Ка­жется, что ты до него не доживешь. Спокойно: не доживешь! (Шутка.) Да доживешь ты! И все переме­нится. И ты изменишься, хочешь ты этого или нет.

Говорят, старую собаку невозможно научить но­вым трюкам. Я не согласен. Все зависит от того, насколько старый пес хочет учиться. Ты действительно хочешь улучшить свою жизнь? Сесть! Перевернуться! Хоро-о-оший пес...

Я не говорю, что это легко — изменить себя, потому что для того, чтобы это сработало, надо быть абсолютно честным перед самим собой, а процесс самоэкзамена — болезненная штука. Когда я понял, что у меня есть хорошие стороны, я познал и свои недостатки. Увидел, что я интроверт, который боится отвечать на уроке, потому что не любит привлекать к себе внимание; увидел всю фальшь попыток приспосо­биться к сверстникам. Мне это не понравилось, и все время, пока я учился в средних классах, я старался переделать себя. Поначалу этого никто не замечал, но я-то знал свою истинную цену (в то время что-то около тридцати семи центов). И знал, что она растет.

Я получил обнадеживающие сигналы, когда наш хор выступал в другой школе — девочки там явно обратили на меня внимание. Они-то не знали, что в Болдуинской средней школе я слыл “козлом” — у них не было предвзятого на меня взгляда. И как непредв­зято они на меня смотрели!

И хотя твои шансы на изменения пока еще ограни­чены, они все же есть. Нужно только схватить этот шанс. У тебя он тоже есть, может, не сегодня, но непременно появится вскоре. Самое важное — по­мнить, что только ты сам можешь точно оценить себя. И если ты недоволен результатами оценки, только ты сам можешь что-то изменить. Если ты решишь, что слишком толстый, только ты сам можешь сесть на диету, и уже одно это решение прибавит тебе уверен­ности в себе. Может пройти несколько месяцев, пока ты наконец не сбросишь лишние килограммы, но ты-то уже знаешь, что перестал быть увальнем!

Иногда полезно совершать чисто символические перемены, только чтобы напомнить себе, что прогресс существует. Например, начни водиться с новой ком­панией. Обрей голову наголо. Найди подработку. Ку­пи что-нибудь. Сделай что-нибудь радикальное: оставь позади старое “я”. И заставь себя почувствовать, что ты живешь.

Моя собственная символическая перемена заключа­лась в том, что я сменил имя Дэниел на Ди. Это была моя декларация всему миру и самому себе, что Дэнниел Снайдер зануда умер, встречайте Ди. Фамилия Снайдер, впро­чем, мне всегда нравилась, ее я менять не собирался. Я хотел быть язвительным и злобным (“снайд” — англ. “язвительный, злобный”. — Пер.), поэтому считал, что фамилия как нельзя лучше подходит к моей личнос­ти — злобный, более злобный, самый злобный (степе­ни сравнения в англ. — “снайд, снайдер, снайдест”. — Пер.). Между прочим, моя музыкальная компания так и называется — “Снайдест мюзик”.

ТЫ РОБОК? ИЗВОЛЬ ИЗМЕНИТЬСЯ

Робость преодолеть трудно, потому что она, слов­но вечный двигатель, питает себя самое. Вот кто-нибудь подходит, говорит “Привет”, и ты холодеешь от ужаса: ты не силен в беседах, потому что ТЫ РОБОК. Ты даже не можешь толком составить фразу, все слова лезут куда-то не туда. Ты так напряжен, что, пытаясь улыбнуться, выдаешь лишь жуткую гримасу. Иногда люди принимают твою робость за самомнение и холодность: “Она (он) ни с кем не разговаривает. Она (он) — сноб”.

Тебя терзает мысль: а нравишься ли ты людям? Но если ты сам себе не нравишься, почему тебя должны любить окружающие? Теперь давай продолжим это логическое построение: если ты научишься любить себя, так почему же другие не будут тебя любить? А даже если ты им и не очень-то нравишься, кого это волнует? Это их проблемы, не твои. Когда я решил “набирать очки”, я заставлял себя быть самоуверен­ным, даже нахальным, по правде говоря. Но все равно чувствовал себя очень неуютно.

Тогда я попробовал пойти другим путем. Если до того я старался избегать компаний, позволяя робости становиться на пути к людям, событиям и приключе­ниям, то теперь я нарочно начал всюду ходить, бук­вально загонял себя в разные ситуации. Это был вызов самому себе, и он сработал. Я всегда боялся заговари­вать с девушками. А тут как только я видел существо противоположного пола, которое казалось мне инте­ресным — а, по правде говоря, мне нравились все, кто носил юбку, — я на всех парах мчался вперед и затевал разговор до того, как успеть испугаться. И — потряса­юще! — иногда это срабатывало. Вместо того, чтобы позволить ситуации завладеть мной, я сам захватывал ситуацию.

Ты твердишь себе, что боишься сделать решитель­ный шаг? Не давай себе времени подумать. Ну, в конце концов, как может обернуться дело? В худшем случае объект внимания рявкнет: “Отвали!” Многие так и поступали — но ведь срабатывает же закон средних чисел!Вот так я и узнал, что когда прекрасная незна­комка посылает тебя к черту — это вовсе не смертель­ный удар.