Победа экспансионизма во внешней политике

 

«Чрезвычайный инцидент в Маньчжурии» 1928 г.

 

В Японии второй половины 20-х годов выработка политики в отношении Китая проходила в противоборстве двух курсов, которые на политическом жаргоне тех лет получили название «негативной» и «позитивной» политики. «Негативная» политика (ее главным идеологом был министр иностранных дел Сидэхара Кидзю̄ро̄) предполагала тактику мирного экономического проникновения в Китай и включала в себя, в частности, «четыре принципа политики в отношении Китая»:

 

— невмешательство в гражданскую войну;

— сосуществование и совместное процветание на основе экономических соглашений;

— терпимость и сочувствие по отношению к современному положению в Китае;

— рациональную защиту национальных интересов.

 

Противостоявшая ей «позитивная» политика предполагала возобновление открытой колониальной экспансии в Китае с опорой на военную силу.

С приходом к власти кабинета Танака Гиити в правящей группировке взяли верх элементы, придерживавшиеся «позитивной» политической доктрины. Ее осуществление началось с высадки японских войск в Шаньдуне весной 1928 г., что было актом открытой вооруженной интервенции Японии в Китае. В мае японские части блокировали продвижение на север Китайской национальной армии Чан Кайши, а затем заняли столицу провинции г. Цзинань.

4 июня армейскими офицерами был взорван специальный поезд, в котором ехал маршал Чжан Цзолинь, военный правитель Маньчжурии, считавшийся японским ставленником. Причина устранения Чжан Цзолиня заключалась в следующем. Когда войска армии Чан Кайши, совершавшие «северный поход» (гоминьдановское правительство в Нанкине стремилось подчинить себе северные провинции, и тем самым завершить процесс объединения Китая), были на подходе к Пекину, японское правительство через своего посланника в Пекине рекомендовало Чжан Цзолиню отвести свои войска к северу, за Великую китайскую стену. Однако вместо этого Чжан Цзолинь выступил с заявлением, предложив гоминьдановскому правительству объединить усилия, чтобы «противостоять внешнему врагу».

Это стоило маршалу жизни. На Токийском процессе свидетель, генерал Танака Рю̄кити по этому вопросу показал:

 

«Убийство Чжан Цзолиня планировалось старшим штабным офицером Квантунской армии полковником Кавамото… Целью было избавиться от Чжан Цзолиня и учредить новое государство, независимое от нанкинского правительства…»

 

Поставленный перед фактом император Хирохито был возмущен произволом армейского командования и потребовал от премьер-министра Танака Гиити наказать ответственных за инцидент офицеров. Однако военные отказались выполнить распоряжение премьера на оснований того, что такое наказание «нанесет ущерб» престижу армии, и что по конституции вооруженные силы подчиняются не гражданскому правительство, а исключительно верховному главнокомандующему — императору.

Таким образом, «чрезвычайный инцидент в Маньчжурии» дал, по-видимому, первый серьезный пример самовольных, несанкционированных правительством действий японских военных. Он же продемонстрировал своеобразное понимание ими своей лояльности, когда они оставляли за собой право интерпретировать правительственные распоряжения с точки зрения их собственных представлений о государственных интересах.

Несмотря на все усилия, осуществление планов Танака в Китае продвигалось с трудом. Используя своего консула в Мукдене и специальную миссию во главе с известным военным и политиком Хаяси Сэндзю̄ро̄, японцы стремились удержать под своим влиянием наследника Чжан Цзолина, его сына Чжан Сюэляна, и, следовательно, продолжать контролировать всю территорию Маньчжурии. Но в декабре 1928 г. Чжан Сюэлян выразил лояльность южно-китайскому, нанкинскому правительству. Кроме того в Китае поднялось широкое антияпонское движение. В результате намерение японцев остановить поход гоминдановских войск на север, в сторону Шаньдуна, оказалось неосуществимым, и японское правительство вынуждено было пойти на переговоры с китайцами о выводе своих войск из провинции Шаньдун, что и было сделано в марте 1929 г.

Несмотря на свой очевидный неуспех, японская интервенция в Шаньдуне свидетельствовала о сдвиге в японской внешней политике в пользу традиционных методов колониальной экспансии. В этом смысле она стала предвестником решительной победы этой тенденции, произошедшей в 1931 г. под влиянием мирового экономического кризиса, нарушившего систему международных торговых связей.

 

 

«Пакт Бриана-Келлога» и отставка Танака

 

Китайская политика правительства Танака вызвала все усиливающуюся критику оппозиции. Бесконечный поток претензий лоббистов интересов монополий в парламенте был вызван расширявшимся год от года бойкотом японских товаров в Китае. Руководство партии Минсэйто̄ (возникшей 1 июня 1927 г. в результате слияния партий Кэнсэйкай и Сэйюхонто̄) жаждало отставки кабинета, сформированного Сэйю̄кай, и ожидало удобного момента, чтобы спровоцировать правительственный кризис,

Скоро такой случай представился. Летом 1928 г. был подписан «пакт Бриана-Келлога». По инициативе государственного секретаря США Келлога и министра иностранных дел Франции Бриана несколько стран подписали договор, обязывавший их разрешать все возникающие спорные проблемы и конфликты без применения военной силы.

В конце августа 1928 г. к «пакту Бриана-Келлога» присоединилась и Япония. Это стало поводом для резкого выступления оппозиции против ратификации документа в парламенте, причем с весьма неожиданной для правительства аргументацией.

Формулировка, использованная в тексте пакта, согласно которой правительства подписывали его «от имени своих народов», была использована оппозицией, чтобы обвинить премьера в нарушении конституции и посягательстве на прерогативы императора. По Японской конституции заключение международных договоров совершалось императором, и только от своего имени, а не от имени японского народа.

Хотя процесс ратификации предусматривал оговорку о нераспространении упомянутой формулировки на Японию, оппозиция продолжала яростно атаковать правительство и добилась в конце концов отставки.

Конечно, среди набора разнообразных ухищрений, применявшихся в парламентских сражениях, обвинение правительства в нарушении конституции было достаточно рутинным приемом. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что Танака, сторонник жесткого милитаристского курса, оказался тем японским политическим деятелем, который впервые в истории страны подписал документ, запрещавший применение военной силы. Это и разрушило его карьеру. Причем в качестве его противников выступили те политические силы, которые противодействовали интервенционистской политике кабинета Танака в Китае.

 

 

^{Танака Гиити (справа) и его преемник на посту премьер-министра Хамагути Осати (Юко). 1929 г.}

Из этого следуют два важных вывода. Во-первых, «либерализм» японских парламентских партий того времени не имел под собой сколько-нибудь прочной идеологической основы, и для достижения сиюминутных политических целей они были готовы использовать средства из любого, в том числе и глубоко антилиберального идейного арсенала. Во-вторых, стала проявляться тенденция к отходу японских торгово-промышленных кругов (а именно их интересы представляла Минсэйто̄) от ориентации на систему свободных международных торговых отношений, невозможную без поддержания прочного мира.

Главное и самое серьезное обвинение кабинету и лично Танака не было выражено открыто. Это было подспудное, негласное обвинение в пацифизме. Обязательства по «пакту Бриана-Келлога» противоречили стремлениям наметившегося блока военщины и монополистического капитала (прежде всего, производителей вооружений), интересы которого сомкнулись в программе широкого развития военной экспансии, в частности, в Китае, что вскоре продемонстрировали события 1931–1932 гг. в Маньчжурии.

Несмотря на то, что в тактическом плане политика Танака в целом соответствовала ожиданиям этого блока, в отношении внешнеполитической стратегии премьер не оправдал его ожиданий. Поэтому он был вынужден покинуть политическую сцену. 2 июля 1929 г. Танака подал в отставку, в сентябре он скоропостижно скончался.