Монье. Эрфуртский конгресс 1808 года. Гравюра по картине госса.

В октябре 1808 г. состоялся Эрфуртский конгресс, во время которого Россия и Франция подписали союзную конвенцию. Эта конвенция была необходима Наполеону, пытавшемуся сохранить союз с Россией для окончательного покорения Испании. Согласно конвенции в случае военного конфликта между Австрией и Францией Россия была обязана выступить на стороне Франции.

Такова Финляндия, милые читатели! Любопытно узнать, как досталась России столь прелестная красотами земля. Россия долго владела только теми ее областями, которые были завоеваны Петром Великим, то есть Карелией, Ингерманландией и городами Кексгольм и Выборг. Не один раз после этого Шведские короли покушались вернуть их, но Русские знали ценность своего приобретения, и поэтому все усилия Шведов были напрасны: завоеванные провинции как будто сроднились со своим новым Отечеством, и Швеция мало-помалу начала забывать потерю, как вдруг на ее престол взошел в 1792 году государь, известный в истории многими своими странностями и необдуманной отвагой, с которой он пускался в самые невероятные предприятия: это был Густав IV Адольф. Его отец, Густав III, с самого младенчества воспитывал его, как спартанца^[520]. Густав, которого еще грудным ребенком купали в ледяных ваннах, приобретал с годами не только крепость тела, но и твердость духа, превратившуюся впоследствии в необыкновенное упорство. Все должны были повиноваться его образу мыслей, и никакие доводы не могли отвлечь его от намерения, на которое он решился. Такая настойчивость не однажды была причиной серьезных разногласий в его политических отношениях с другими государствами и, наконец, погубила его, несмотря на благородную цель, которую в этот раз он ставил перед собой.

Со времени кончины несчастного Французского короля Людовика XVI и изгнания его несчастного семейства Густав IV стал их пламенным защитником и непримиримым врагом Французов и всех их предводителей, восставших против Бурбонов^[521]. В свою очередь, и Наполеон сделался предметом его ненависти, которая справедливо усилилась после убийства герцога Энгиенского и восшествия на Французский престол того, кто, по мнению Густава, должен был возложить поднесенную ему корону на голову Людовика XVIII — родного брата царственного мученика. Исполненный истинно рыцарского негодования Шведский король не думал таить его, а открыто предложил всем Европейским дворам вступиться за обиженных наследников Французского престола. Этого еще мало. Упорно придерживаясь своего мнения о Наполеоне, Густав не соглашался признать его Французским императором, называл его не иначе, как похитителем короны, и даже осмелился показать такое отвращение к могущественнейшему в то время повелителю Европы, что не принял от Прусского короля посланных ему знаков Черного Орла^[522], потому что их получил и Наполеон, которого он не мог уважать.

С неподдельным огорчением смотрел Шведский король на то, как необыкновенное счастье Наполеона, все более возвышая его, примирило, наконец, с ним всех его врагов. Государи, преследуя цель прекратить кровопролитие, согласились на мир с человеком, с которым внутренне, может быть, желали бы еще долго вести войну. Но Густав не обладал таким благоразумием и, увлеченный своим непреодолимым упрямством, забывал о страданиях народа во время войны. Он желал, чтобы война продолжалась, а между тем Тильзитский мир уже был заключен, и врагами Французов остались одни Англичане. С жаром строил он планы об объединении с ними, как вдруг узнал новость, удивившую и оскорбившую все Европейские дворы.

Дания на протяжении всех смут, волновавших Европу со времени Французской революции, оставалась нейтральной, то есть не вмешивалась в споры других государств и не вставала на сторону ни одного из них. Казалось, такой миролюбивый настрой должен был бы предохранить ее от всяких нападений, тем более, что и своим географическим положением она была отделена от тех стран, где происходили важнейшие политические перевороты. Исполненная чистых намерений, она была спокойна до беспечности, и на островах, где расположено это королевство и мимо которых, как, вероятно, моим читателям известно, лежит путь всех кораблей, направляющихся в Балтийское море, почти совсем не было войска, на их бастионах не было пушек; ни одно из морских и сухопутных укреплений не было подготовлено к отражению неприятеля.