М. С. Саликов, С. Э. Несмеянова,

М. С. Саликов, С. Э. Несмеянова,

А. Н. Мочалов, Н. Е. Колобаева, К. А. Иванова

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА В СЕТИ ИНТЕРНЕТ

Коллективная монография

Екатеринбург 2019

УДК 342.7

ББК 67.400.3

Рецензенты:

доктор юридических наук, профессор,

Саратовский национальный исследовательский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского,

Г. Н. Комкова

доктор юридических наук, профессор,

Московский государственный юридический университет им. О. Е. Кутафина С. В. Нарутто

Саликов М. С., Несмеянова С. Э., Мочалов А. Н., Колоба- ева Н. Е., Иванова К. А.

Права человека в сети Интернет: Коллективная монография. – Екатеринбург: Издательство УМЦ УПИ, 2019. – 148 с.

ISBN

Раскрываются вопросы, связанные с эволюцией и класси-фикациями прав человека, развитием международно-правового и российского регулирования прав и свобод в сети Интернет, сложившимися в зарубежных странах основными подходами к регулированию интернет-отношений, механизмами реализации и защиты личных и политических прав и свобод в Интернете.Исследуется феномен социального доверия в сети Интернет; рассматриваются ограничения прав и свобод человека в Интернетеэ

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-29-16204

УДК 342.7

ББК 67.400.3

© Саликов М. С., Несмеянова С. Э.,

Мочалов А. Н., Колобаева Н. Е.,

ISBN                                                                                       Иванова К. А., 2019

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ......................................................................................................4

Глава 1. ПРАВА ЧЕЛОВЕКА В ЭПОХУ ИНТЕРНЕТА.................................8

§ 1. Эволюция и классификации

прав и свобод человка..........................................................................................8

§ 2. Эволюция международно-правового регулирования

прав и свобод в Интернете................................................................................18

§ 3. Эволюция российского правового регулирования

прав и свобод человека в Интернете................................................................29

Глава 2. СОЦИАЛЬНОЕ ДОВЕРИЕ

И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

В СЕТИ ИНТЕРНЕТ..............................................................................................44

§ 1. Доверие, свобода, право.............................................................................44 § 2. Доверие и информационные технологии.................................................49

§ 3. «Цифровая среда доверия»

и ее юридическая инфраструктура...................................................................54 § 4. Блокчейн и смарт-контракты.....................................................................65

§ 5. «Электронная демократия» и политическое доверие.............................71

Глава 3. ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ

К РЕГУЛИРОВАНИЮ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

В СЕТИ ИНТЕРНЕТ................................................................................................77

§ 1. «Восточный» тип правового регулирования,

или «сетевой коммунитаризм»..........................................................................77

§ 2. Западный тип правового регулирования,

или «сетевой либерализм»................................................................................86

Глава 4. ЛИЧНЫЕ ПРАВА И СВОБОДЫ

В СЕТИ ИНТЕРНЕТ................................................................................................95

§ 1. Право на жизнь, свободу

и личную неприкосновенность.........................................................................95

§ 2. Свобода выражения мнения....................................................................105

Глава 5. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРАВА ГРАЖДАН

В СЕТИ ИНТЕРНЕТ..............................................................................................125

§ 1. Онлайн-протесты......................................................................................128

§ 2. Онлайн-голосование.................................................................................136

ВВЕДЕНИЕ

Права и свободы человека служат одним из столпов современных демократических государств и ценностным ориентиром развития общества. Человек, его права и свободы провозглашаются высшей ценностью и в ст. 2 Конституции Российской Федерации. Понимание содержания значительной части прав и свобод, а также пределов их реализации и механизма гарантий с течением времени значительно эволюционировало. Однако поистине революционные изменения в сфере прав человека стали происходить с развитием информационных технологий, в частности сети Интернет.

В последнее время сеть Интернет перестала быть лишь средством хранения и распространения информации, а стала, по сути, средой для реализации прав, свобод и обязанностей, с одной стороны, и для осуществления государственно-властных функций, с другой стороны. Значение Интернета в жизни общества возрастает, он постепенно вытесняет традиционные СМИ.

Виртуальное пространство являет собой принципиально новый тип коммуникационной среды, в котором на первый план зачастую выходит анонимность пользователей, а информация распространяется молниеносно и часто – необратимым образом. Значительная часть информации, распространяемой в Интернете, заведомо недостоверна (при этом может распространяться под видом достоверной) и даже опасна. В таких условиях уровень доверия в виртуальной среде значительно снижается. При этом возрастает риск нарушения прав человека посредством использования информационных технологий, снижается уровень безопасности личности (этим пользуются, например, интернет-мошенники, покушающиеся на право собственности пользователей сети; недобросовестные владельцы интернет-ресурсов, собирающие персональные данные пользователей; администраторы социальных сетей, призывающие к совершению самоубийств и т. д.).

С одной стороны, относительная простота и высокая скорость распространения информации в Интернете способствуют реализации свободы слова и свободы массовой информации. С другой же стороны, обилие «фальшивых» новостей (fake news) затрудняет реализацию права на получение достоверной информации. Отдельного внимания заслуживает информационная безопасность детей, пользующихся Интернетом.

В свою очередь, у государства, стремящегося защитить граждан от нарушений, возникает соблазн ограничивать деятельность в интернет-среде – в частности, устанавливать процедуру идентификации пользователей, блокировать вредные, по мнению государства, интернет-ресурсы, иным образом регулировать распространение контента в виртуальной среде. Это может приводить к значительным (и не всегда оправданным) ограничениям таких прав и свобод человека, как право на свободный поиск и получение информации, свобода слова, неприкосновенность частной жизни и т. д. Действия государства, направленные на чрезмерное ограничение прав человека, способны порождать недоверие граждан к государству и его институтам, что в еще большей степени может снизить уровень социального доверия, причем не только в виртуальной среде.

Российская и зарубежная практика последних лет показывает, что традиционные механизмы реализации, защиты и ограничения ряда фундаментальных прав и свобод человека и гражданина, гарантируемых международными актами и конституциями государств, в виртуальном пространстве неприменимы. Напротив, специфика отношений в информационной среде обусловливает необходимость выработки принципиально иных подходов к поиску баланса между правами человека и устанавливаемыми ограничениями.

В условиях цифровизации общества, появления технологий, позволяющих на основе big data и машинного обучения собирать и обрабатывать большие массивы данных о каждом человеке, возникает острая потребность в переосмыслении таких прав и свобод, как право на неприкосновенность частной жизни, свобода выражения мнений, право на информацию и т. д. Распространение криптовалют и цифровых активов (в том числе финансовых) приведут к переосмыслению содержания конституционного права собственности. Возможность граждан, находящихся на значительном удалении друг от друга, действовать в сети Интернет совместно для достижения общих целей, например для выражения консолидированной позиции и ее доведения до государства, означает, по сути, расширение понимания права на объединение и права на обращение (право петиций). Информационные технологии (в них входят технологии распределенного реестра, или блокчейн) создают возможности для расширения механизмов реализации прав граждан на участие в управлении публичными делами (включая права избирать и быть избранным), большого количества других политических и социально-экономических прав.

Вместе с тем реализация перечисленных прав посредством интернет-технологий (с учетом технических и технологических особенностей функционирования сети Интернет и того влияния, которое коммуникационное пространство Интернета оказывает на общественные отношения и развитие общества в целом) требует новых подходов к идентификации пользователей, реализующих права в интернет-среде. Необходимо понимать, для реализации каких прав идентификация необходима, а какие права могут (и могут ли?) реализовываться гражданами на условиях анонимности. Здесь же возникает и другой вопрос, более общего порядка: допустимо ли, рассуждая о правах и свободах человека в виртуальной среде, говорить о праве на анонимность как особом фундаментальном праве? Предполагает ли реализация человеком права на доступ к сети Интернет право сохранять анонимность (и если да, то до какого предела?) либо, напротив, любой человек, выходящий в Интернет, должен отказываться от анонимности во имя своей безопасности, а также безопасности общества и государства?

Следует решить вопрос о том, возникают ли у человека в виртуальной среде новые права и свободы. Речь здесь идет прежде всего о праве на анонимность в Интернете. Необходим глубокий научный анализ данного права, в том числе его содержания, механизма и пределов реализации. Важно установить связь между анонимностью и доверием. В каких случаях анонимность в Интернете может способствовать укреплению социального доверия, а когда, напротив, нужна обязательная идентификация пользователя? От того, как будет осмыслено данное право, будет зависеть развитие практики применения механизмов идентификации и аутентификации пользователей. Наконец, в контексте равноправия и необходимости преодоления «цифрового неравенства» надо осуществить научно-правовой анализ права на равный доступ к Интернету, в том числе механизма реализации такого права и условий доступа к Интернету. Следует найти баланс между правом на доступ к Интернету и правом на анонимность (означает ли доступ в Интернет возможность сохранения пользователем анонимности, и если да, то до каких пределов?),

а также определить юридическую возможность и целесообразность ограничения данного права (в частности, в отношении детей) либо установления для лиц отдельных категорий специального режима доступа в Интернет. Ответы на поставленные вопросы позволят сконструировать теоретическую правовую модель реализации и защиты прав и свобод человека в сети Интернет.

Отношения, связанные с функционированием сети Интернет, должны регулироваться в первую очередь конституционным правом, так как напрямую затрагивают реализацию конституционных прав граждан. Несмотря на то что за последние два десятилетия был принят ряд нормативных актов, касающихся регулирования отношений, складывающихся в киберпространстве, данная сфера остается одной из наименее урегулированных нормами права. Законодательство и правоприменительная практика в области реализации прав и свобод человека не успевают за развитием Интернета и в определенной степени отстают от зарубежного опыта и международной практики. Речь идет не просто о законодательном регулировании деятельности электронных средств массовой информации, а о том, чтобы обозначить концептуальное отношение законодателя к новым явлениям, в связи с которыми необходимо в полной мере обеспечить права и свободы человека в Интернете^[1].

Настоящая монография ставит целью показать имеющиеся в данной сфере проблемы и попытаться дать некоторые рекомендации для их решения. Она является первой монографией в предполагаемой серии работ в рамках научного проекта № 18-29-16204 «Правовая модель реализации и защиты прав и свобод человека в сети Интернет», финансируемого Российским фондом фундаментальных исследований.

Доверие, свобода, право

Проблемы, связанные с социальным доверием, традиционно находятся в центре внимания психологов, социологов, политологов и правоведов. В различных исследованиях доверие рассматривается как ожидание, установка, отношение, состояние, чувство, процесс, личностное и групповое свойство и т. д. ^[52]

Современный польский социолог П. Штомпка определяет доверие как «„залог“ (уверенность и опирающиеся на него действия), свидетельствующий о том, что неопределенные будущие действия других людей или функционирование оборудования либо учреждения будут нам полезны»^[53].

Из приведенного определения следует, что доверие, во-первых, всегда существует в условиях неопределенности, когда результат действия какого-либо человека или института невозможно предсказать точно. В случае если исход нам известен заранее, мы говорим не о доверии, а об уверенности. «Залог» доверия всегда обусловлен определенной свободой воли того человека, которому мы доверяем либо не доверяем, нашей зависимостью от воли данного человека и невозможностью контроля за ней^[54]. По этой причине невозможно «доверять», к примеру, природным стихиям. А. Селигман в связи с этим отмечает, что «центральным для определения доверия (в противоположность уверенности) является то, что оно вовлекает человека в отношения, где действия, характер и намерения не могут быть удостоверены»⁴. Человек всегда может реализовать свою волю и поступить не так, как мы от него ожидаем, и тем самым нарушить наше доверие к нему.

Во-вторых, доверие всегда обращено в будущее. Однако предыдущие действия человека или системы так или иначе свидетельствуют о вероятности совершения необходимых нам действий в

будущем и в связи с этим непосредственно влияют на степень доверия. Если человек в прошлом нарушил, например, данное им обещание, то в следующий раз доверие к нему может оказаться существенно ниже. Аналогичным образом неэффективные учреждения и институты, в работе которых происходят частые сбои и которые не оправдывают ожиданий адресатов своего действия, тоже утрачивают доверие людей.

В-третьих, доверие – это не просто пассивное восприятие человеком другого человека или института в свете той или иной ситуации. Доверие предполагает совершение некоторых действий, опирающихся на уверенность в том, что другой человек или институт будут действовать именно так, как мы этого ожидаем. При этом с психологической точки зрения важно то, что доверию сопутствует «представление о потребностях, которые могут быть удовлетворены» в результате взаимодействия с соответствующим человеком или институтом^[55].

Принято разделять межличностное и институциональное доверие^[56]. Межличностное доверие – это доверие конкретному человеку, институциональное же доверие (куда входит доверие любым институтам в широком смысле слова – учреждениям, организациям, социальным и социотехническим системам, государству, праву и т. д.) деперсонифицировано. Вместе с тем и во втором случае, доверяя той или иной организации, мы доверяем стоящим за ней конкретным (хотя и, возможно, неизвестным нам) людям; доверяя технической системе (например, автомобилю), мы доверяем его конструкторам, сборщикам; доверяя средству массовой информации, мы доверяем журналистам и редакторам.

В литературе отмечается, что доминирование межличностного доверия в отношениях между людьми характерно для архаических обществ и обществ раннего модерна. В обществах позднего модерна и постмодерна на первый план выходит институциональное доверие^[57]. Оно выступает основой обществ, в которых существуют специальные организации, генерирующие и поддерживающие «правила игры»^[58], поскольку именно институты, обладая высокой инерционностью, определяют стабильность общества, воспроизводство общественных правил^[59]. Несмотря на то что «доверие к абстрактным системам не может заменить значимость для человека персонифицированного доверия, построенного на чувстве солидарности, симпатии и дружбы^[60], межличностные отношения оказываются вплетенными в соответствующую институциональную среду, являющуюся «концентратом норм, идентичностей, ценностей, законов, традиций, требующих учета и соблюдения в индивидуальных решениях»^[61].

В связи с этим о доверии можно рассуждать не только в ключе индивидуальной уверенности и связанных с ней действий конкретных людей, но и как о состоянии общества, или о социальной ситуации. Здесь доверию противостоит недоверие. Как пишет В. С. Мартьянов, «социальная ситуация доверия является более сложной и неустойчивой, чем относительно равновесная и стабильная к внешним и внутренним факторам изменений ситуация недоверия… Не доверяя другим людям и социальным институтам, граждане начинают считать подобное положение дел нормальным, присоединяясь к воображаемому большинству недоверяющих, а себя – не способными повлиять на изменение культурно-институциональной ситуации в лучшую сторону»^[62]. Институциональная среда недоверия не позволяет «поддерживать более эффективные институты и модели поведения, базирующиеся на долгосрочных взаимных интересах и выгодах, соблюдении законов и контрактов, вложениях в основной и человеческий капиталы»^[63]. Ученый с сожалением констатирует, что для современной России характерна именно ситуация недоверия^[64]. Эмпирические исследования подтверждают этот тезис^[65].

Вместе с тем в контексте данного исследования необходимо отметить роль доверия в функционировании правовой системы. На тесную связь доверия (в частности, доверия к государству) с конституционным правом и конституционно-правовой этикой указывают Г. А. Гаджиев^[66] и А. Н. Кокотов^[67]. Э. С. Юсубов отмечает, что «доверие является необходимым и обязательным условием нормального взаимодействия государства, общества и гражданина», а доверие к выборам относит к числу конституционно-правовых ценностей^[68]. А. Н. Демяненко рассуждает о доверии как о правовом принципе^[69] и мотиве правового поведения^[70]. В. Ю. Сморгунова выделяет такое свойство доверия, как легитимация существующего правового порядка «независимо от наличествующего или отсутствующего в нем гуманистического начала»^[71]. Для цивилистов доверие прежде всего связано с «ожиданием честного поведения контрагента», т. е. его добросовестности; ожидания эти, в свою очередь, «основаны на знании о лице, с которым мы вступаем в правовые отношения»^[72]. Социологи предпринимали попытки измерения корреляции между доверием (в том числе, институтам судебной власти) и правовым сознанием^[73].

Взаимосвязь и взаимообусловленность права и доверия проявляется, в частности, в том, что, когда участники отношений следуют определенным общим правилам или ориентирам, «поведение другого изначально располагает к доверию»^[74]. Право, отмечает С. В. Володина, «привносит в жизнь общества стабильность и упорядоченность, что противостоит социальной неопределенности. Нормативные регуляторы определяют поведение субъектов, им свойственны конкретность, универсальность, деперсонифицированность»^[75].

В правовом дискурсе имеет значение не только доверие граждан к государству и институтам, но и доверие государства к своим гражданам. С точки зрения психологии этот аспект доверия достаточно условен: в данном случае речь идет, скорее, не о доверии государства как института, а о доверии, проявляемом правящей элитой страны по отношению к ее гражданам. Однако это доверие проявляется в официальных действиях и решениях, реализуемых от лица государства и его органов. Поскольку доверие, как следует из предыдущих рассуждений, существует исключительно в условиях невозможности полностью контролировать поведение его адресатов, действующих свободно и в своих интересах, любое государство вынуждено в той или иной степени доверять гражданам (ведь абсолютный контроль государства за гражданами невозможен).

Государство способно избрать и другой путь, стремясь установить максимально возможный контроль за общественными отношениями и сузить пределы индивидуальной свободы. Такие действия, выражающиеся, в частности, в закреплении большого числа юридических ограничений прав человека и запрещающих правовых норм, могут свидетельствовать о желании государства заместить доверие контролем (если не полным, то по возможности максимально широким). Возникновение таких «заменителей доверия» (С. В. Володина) может не только свидетельствовать о дефиците доверия в обществе, но и создавать условия для роста ответного недоверия государству со стороны граждан.

П. Штомпка относит чрезмерное использование правовых институтов к числу «заменителей доверия». Он пишет: «Если бизнесмены не верят своим партнерам, им недостаточно только пожатия руки. Они будут стараться гарантировать соглашение с помощью формальных средств»^[76]. И при этом приводит высказывание Ф. Фукуямы: «Между доверием и предписаниями происходит реляция обратной пропорции: чем больше мы опираемся в человеческих отношениях на предписания, тем меньше мы верим друг другу и наоборот»^[77].

Таким образом, с юридической точки зрения для сохранения доверия в обществе важность приобретает баланс между государственным регулированием и контролем с одной стороны и индивидуальной свободой – с другой. Наличие обеспечиваемых государственным принуждением правил необходимо для поддержания определенного уровня доверия в обществе. Отсутствие четких и понятных правил, исходящих от государства, или неэффективность государственных институтов в защите прав и свобод человека снижают уровень доверия (прежде всего государству, праву и другим институтам). Но и гипертрофированное правовое регулирование способно отрицательно сказаться на уровне доверия в обществе.Таким образом, для его поддержания необходимо, чтобы механизмы реализации и защиты прав и свобод человека получали по возможности полное и всестороннее закрепление в праве, но при этом чтобы правовое регулирование и государственный контроль не были избыточными и оставляли достаточное пространство для реализации каждым человеком индивидуальной свободы.

Особенно важно найти этот баланс, когда речь заходит о регулировании информационных технологий, в частности интернет-пространства.

Блокчейн и смарт-контракты

В юридической литературе отмечается, что в современных условиях доверие связывается с информацией, «создаваемой и распространяемой на основании открытости транзакции и технической невозможности изменения сведений»^[91]. Технология распределенного реестра (блокчейн) удовлетворяет каждому из этих условий. Блокчейн определяется как децентрализованная распределенная база данных обо всех подтвержденных транзакциях, совершенных участниками соответствующей системы в отношении определенного актива; в ее основе лежат криптографические алгоритмы^[92].

При использовании технологии блокчейн вся информация об операциях является публичной и подтверждается специальными участниками – майнерами, которые обеспечивают запись нового блока в систему^[93]. Информация в блоках хранится децентрализованно (путем создания автономных копий записей на множестве компьютеров), т. е. даже выход из строя какой-либо части системы не приведет к потере данных. Каждый новый блок с записью об очередной транзакции содержит закодированную запись и о предыдущем блоке. Так из блоков выстраивается цепочка, в которую невозможно внести изменения «задним числом» (поскольку любое изменение нарушит последовательность блоков и будет отвергнуто системой).

Преимуществом блокчейн выступает также прозрачность: все действия в рамках системы документируются и доступны для ознакомления всем ее участникам^[94]. При этом применение криптогра фических алгоритмов не позволяет публичным пользователям рас шифровать содержание записей: это может сделать лишь обладатель соответствующего криптографического ключа.

Информация, создаваемая и хранящаяся с использованием технологии блокчейн, всегда позволяет достоверно определить, кому и в какой момент принадлежит или принадлежал конкретный актив. «Существует единая для всех версия правды относительно его принадлежности, которая не может быть пересмотрена по инициативе какого-либо пользователя или посредника»^[95]. Данное качество придает блокчейну «свойство доверенной среды для не доверяющих друг другу лиц (trustless trust)». По сути, если субъекты, совместно использующие блокчейн в рамках определенной системы, доверяют этой технологии (и построенной на ее основе системе в целом), они не нуждаются в доверии друг другу: межличностное доверие в этом случае вытесняется уверенностью в надлежащем функционировании соответствующего алгоритма. Благодаря блокчейну «возник уникальный способ обеспечения доверия в отношениях между субъектами, которые не знают друг друга и не обращаются при этом к третьему лицу – посреднику, обладающему необходимой репутацией для обеспечения такого доверия»^[96].

В настоящее время наиболее известный способ применения технологии блокчейн – выпуск и оборот так называемых криптовалют (самой распространенной из которых является биткоин). Однако с точки зрения обеспечения социального доверия (как и в целом с правовой точки зрения) привлекательными представляются нефинансовые приложения данной технологии, в частности возможности ее использования при формировании реестров для хранения информации и инфраструктуры для ее передачи. Блокчейн может найти применение в построении реестров, а также «систем фиксации фактов (блокчейн-нотариат), голосования, документооборота, обмена информации, сервисов смарт-контрактов, безопасности^[97].

Интересно использование блокчейн-технологий при проведении выборов. Так, в 2018 г. блокчейн использовался на президентских выборах в Сьерра-Леоне^[98]. Несмотря на то что его применение но сило ограниченный характер (только для верификации голосов, по данных при помощи бумажных бюллетеней, и только в одной области страны), данный опыт (по крайней мере с точки зрения его технической реализации) следует считать весьма успешным. Летом того же года блокчейн был использован в Цуге (Швейцария) при проведении муниципальных выборов. Голосование было экспериментальным, в список избирателей включено всего 240 человек, а одной из его целей выступала проверка системы идентификации граждан eID, запущенная в данной местности осенью 2017 г. и позволяющая жителям участвовать в голосованиях и опросах с помощью портативных гаджетов. Эксперимент был признан удачным^[99]. Блокчейн-технологии используются в Эстонии для проведения дистанционного голосования^[100]. Частично эстонский опыт перенят Россией на выборах 8 сентября 2019 г., где впервые в стране появилась возможность дистанционного электронного голосования^[101]. Блокчейн-технологии начинают использоваться и на онлайн-платформах, предоставляющих возможности дистанционного голосования в корпоративных органах управления.

Существенных успехов в использовании технологии распределенного реестра, в том числе в функционировании доверительных сервисов, достигла Эстония. Здесь блокчейн был применен для создания концепции «электронной Эстонии» (e-Estonia), включающей в себя ряд сервисов. Например, сервис электронного документооборота DigiDoc позволяет пользователям загружать для подписания электронной подписью любые документы (в том числе созданные в текстовых редакторах) и впоследствии обмениваться ими при подаче судебных исков, заключении контрактов и т. д. Представляет интерес и введенный в Эстонии институт «электронного резидентства» – средства электронной идентификации, доступного любому лицу в мире, намеревающемуся вести бизнес в Эстонии в режиме онлайн. «Электронные резиденты» могут подписывать электронной подписью документы, проверять аутентичность получаемых элек тронных документов, шифровать и передавать документы, учреж дать компании в Эстонии и управлять ими из любой точки мира, осуществлять удаленное управление переводами денежных средств в банках, подавать налоговые декларации онлайн и т. д.^[102]

Данные инициативы создают не только новые механизмы реализации конституционных прав и свобод человека (включая право на осуществление предпринимательской деятельности, право на обращение в суд, свободу договора и т. д.), но и дополнительные гарантии доверия между участниками гражданских правоотношений, которые могут находиться на значительном удалении друг от друга. Эти гарантии обеспечиваются функционированием компьютерных алгоритмов, а вся юридически значимая информация хранится децентрализованно, что практически исключает ее фальсификацию или утрату.

Блокчейн создает возможности для развития смарт-контрактов, которые можно определить как «компьютеризированные трансакционные протоколы, которые исполняют условия договора»^[103]. Смартконтракт – это «договор, существующий в форме программного кода, имплементированного на платформе блокчейн, который обеспечивает автономность и самоисполнимость условий такого договора по наступлении заранее определенных в нем обстоятельств»^[104]. В отличие от традиционных договоров смарт-контракты исполняются полностью автоматизированно, на основе заданных алгоритмов. Таким образом, риск неисполнения условий договора или иных проявлений «человеческого фактора» в данном случае практически полностью исключается. А. И. Савельев делает вывод, что «в условиях неэффективной правоприменительной и судебной системы такого рода автоматизированные контракты могут стать весьма заманчивой альтернативой традиционным договорам»^[105].

В России правовая основа для смарт-контрактов заложена вступающими в силу 1 октября 2019 г. поправками в Гражданский кодекс РФ (Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-ФЗ «О внесе-

нии изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации».

В частности, ст. 309 ГК РФ будет дополнена частью 2 следующего содержания: «Условиями сделки может быть предусмотрено исполнение ее сторонами возникающих из нее обязательств при наступлении определенных обстоятельств без направленного на исполнение обязательства отдельно выраженного дополнительного волеизъявления его сторон путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки».

Этими же поправками создается законное основание для совершения сделок «с помощью электронных либо иных технических средств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизменном виде содержание сделки». Такие сделки будут приравниваться к сделкам, совершенным в простой письменной форме, а «требование о наличии подписи считается выполненным, если использован любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю», если законом или соглашением сторон не предусмотрен иной способ достоверного определения лица, выражающего волю.

Безусловной новеллой гражданского законодательства станет расширение перечня объектов гражданских прав за счет цифровых прав (ст. 141.1 ГК РФ в редакции, которая начнет действовать с 1 октября 2019 г.). Цифровыми правами будут признаваться «названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам». При этом «осуществление, распоряжение, в том числе передача, залог, обременение цифрового права другими способами или ограничение распоряжения цифровым правом возможны только в информационной системе без обращения к третьему лицу».

Как следует из пояснительной записки к законопроекту, на основе которого был принят Федеральный закон № 34-ФЗ, базовое понятие «цифровое право» фактически вводилось для обозначения токенов и криптовалюты. Термин «токен» «изначально обозначает устройство для идентификации, а сейчас стал использоваться в IT-лексиконе для обозначения шифров, владение которыми дает в сети определенные возможности... Сущность „цифрового права“ как новой юридической фикции близка к сущности ценной бумаги, поэтому под таким правом предлагается понимать совокупность электронных данных (цифровой код, обозначение), которая удостоверяет права на объекты гражданских прав (пункт 1 новой статьи 141.1 ГК)».

Согласно ст. 141.1 ГК РФ цифровые права будут признаваться таковыми только в случае, прямо указанном в законе. В пояснительной записке отмечается, что такой подход «позволит отграничить важные для экономики сущности (на данный момент в обиходе они называются „токенами“, но не исключено появление новых) от второстепенных или опасных (бонусы по картам лояльности, виртуальные предметы в сетевых играх и пр.), не имеющих значения или имеющих весьма ограниченное значение для экономики».

Рассмотренные корректировки ГК РФ служат базой для более глубоких изменений законодательства. В частности, авторы проекта федерального закона «О цифровых финансовых активах» (законопроект № 419059-7) к таковым предлагают отнести токены и криптовалюту.

П. Штомпка, называет блокчейн и смарт-контракты «заменителями доверия», поскольку они направлены на замещение доверия между людьми уверенностью в неизбежности наступления событий согласно заданному алгоритму. Однако успех данных технологий будет зависеть от степени доверия к ним общества. И здесь пока существуют проблемы, особенно в свете использования криптовалют. Анонимность платежей и другие особенности криптовалют «обусловили их активное использование в торговле наркотиками, оружием, поддельными документами и иной преступной деятельности» (см. Информационное сообщение Росфинмониторинга от 6 февраля 2014 г. «Об использовании криптовалют»). По мнению Росфинмониторинга, возможности «бесконтрольного трансграничного перевода денежных средств и их последующего обналичивания служат предпосылками... потенциального вовлечения криптовалют в схемы, направленные на легализацию (отмывание) доходов, полученных преступным путем, и финансирование терроризма»^[106].

В СЕТИ ИНТЕРНЕТ

Свобода выражения мнения

Человек мыслит, и его желание распространять мысли, идеи естественно. Свободу мысли и свободу ее выражения также необходимо относить к личным правам. Данные свободы всегда занимали важные позиции в перечне прав человека и им уделено достаточно внимания в международно-правовом регулировании.

Всеобщая декларация прав человека, Конвенция о защите прав человека и основных свобод закрепляют право на свободу выражения убеждений, которое раскрывается в этих документах через свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами независимо от государственных границ и органов.