Рад за Вас, помоги Вам бог. Пишите, рад вашим письмам.

Б. А. P.S. Верно ли я пишу Ваш адрес?

письма к О. Н. анненковой и стихотворения 1940-х годов

⁴⁶

6.Х. <19>

 

42

Милая Леля, только сегодня разыскал твой адрес и вот — могу тебе написать. Надеюсь, что письмо застанет тебя в Москве. Ответь мне побыстрей, а еще лучше телеграфируй, тогда буду знать, что адрес верен.

Я давно как-то просил Над. Аф.⁴⁷ передать тебе, что я прошу тебя написать, затем еще раз послал стихи и просил дать их тебе и чтобы ты мне черкнула свое мнение, но на все это никакого ответа от тебя не было. Η. Αφ. иногда посылала открытки, обычно весьма краткие, из кот<орых> можно было узнать, что она и ее живы. Я думаю, что обо мне знаешь от нее и знаешь, что я в Алма-Ата, что Мусю похоронил еще в Авг<усте> 38-го года. Тут я, hombile dictu, завмузчастью и дирижером в одном из местн<ых> театров, а именно муздрамтеатра.

Жизнь тут скрашивается теплым климатом и тем, что город похож на сад, — все улицы — аллеи, еще и сейчас сов<ершенно> тепло, и ходят «без пальтов». Но, как и всюду, базарные торговки и торговцы весьма склонны к астрономич<еским> цифрам, а ставки зарплаты, обратно, едва достигают начальн<ой> арифметики и действий с 3-х эначными цифрами, с трудом добираясь до 4 знаков. Как ты живешь? Как и что Е. А.?⁴⁸ Кланяйся ей и пиши. Я бы просил тебя сообщить мой адрес Ал.Серг.⁴⁹, а мне его. Я бесконечно тоскую тут без книг, уж не говорю о циклах ⁵⁰. Если бы можно было как-ниб<удь> прислать мне «Мист<ерии> древности» 1 издание, «Порог», «Рожд.», моего «С. Мартена» и «Когда Солнце движется»⁵¹. Не можешь ли ты как-ниб<удь> пособить? Ведь когда в спешке мы уезжали из Л<енин>гр<ада>", я почти не взял ничего, и сейчас не знаю, думаю — мало что осталось от моих книги рукоп<исей>. Любопытно, что Дике опять принялся кропать. Посылаю, в виде образца, 3 стихотв<орения>, что скажешь? Очень хочется получить от тебя письмо, не поленись — напиши. Это помимо телеграммы о том, что

 

==361

Между Леманом и Диксом

это добралось до тебя и, значит, адрес верен. Трудно писать, когда не знаешь, дойдет ли до тебя это мое послание. Но как получу ответ — напишу длинно. Видаешь ли Таню, что она?⁵³ Я ровно ни о ком ничего не знаю. От Η. Αφ. уже ок<оло> 3 мес<яцев> ни звука. Как бы я хотел иметь русск<ие> 3 и I циклы и 5-е Ев<ангелие>. Но увы, никак не достать. Мечтаю еще хотя бы о книге Ю. Николаева «В поисках»⁵⁴. Если б ты видела, что за убожество здешн<ие> книжн<ый> и антикварн<ый> магазин. Ну, кончаю. Надеюсь, это доберется до тебя, а значит, ты ответишь. Видаешь ли Юр. Ал.? За это время словно 1000 лет прошло. Пиши же, милая, я так буду ждать. Борис. Адрес мой: КазССР, Алма-Ата, просп. Сталина 67, к. 40.

10.Х

Милая Леля, наконец узнал твой адрес. Собственно, я еще не уверен в нем, как не уверен и в том, в Москве ли ты и Е. А. На днях я тебе послал письмо, в кот<ором> просил, если не трудно, телеграфировать мне, что ты его получила, чтобы мне знать, что, значит, адрес верен и мое письмо до тебя добралось. В том письме послал тебе три стих<отворения> Дикса — он снова стал кропать вирши. Мне оч<ень> хочется узнать, что ты о них скажешь? Там же я плакался тебе, что сижу тут без книг и, увы, без циклов, ибо, тогда уезжая с Мусей, во всей тогдашней спешке ничего почти не взял, да и думал, что скоро вернемся, а вот получилось как! Я очень бы был тебе благодарен, милая, если б ты смогла послать мне «Порог», «Рождество», «Из Летописи»⁵⁵ и «Мист. древности» (1-е издание). А затем хотелось бы моего С. Мартена, Коллинз «Когда Солнце» и Ю. Николаева «В поисках». Если бы мне получить все это. Попытайся достать для меня, мне так трудно без книг. О цикл<ах> я, конечно, не мечтаю сейчас. В прошл<ом> письме я забыл просить «Из летописи», потому и пишу это вдогонку. Хочется думать, что письма до тебя доберутся, и верить, что ты мне пришлешь книг. Тут ровно ничего нет, и с книгами безнадежно и в см<ысле> магазина (единственного) и в см<ысле> библиотек. Чтобы тебя задобрить, посылаю еще стих<отворения> Дикса.

<3>

Вот, милая, некот<орые> исправления стихотв<орений>. Поправь их, пожалуйста. Стихотв<орение> «Разгулялась смерть...». Название, думаю, лучше будет такое: A.D. MCMXLII. Первая строка: «Разгулялась смерть — скелет безглазый» (вместо «косою острой»). Так ярче сразу же образ. Дальше, после пятой строфы («Нужно все скосить» — «не глушила») надо вставить:

 

==362

Материалы

Выкошу все каиново племя — Войны, казни и убийства сгинут — Станет жизнь опять господним садом, Что, цветя, по всей земле раскинут. И тогда, как было то вначале, Двери Рая в небе открывая, Ангелы опять сойдут на землю, Огненными крыльями сверкая.

Дальше как было: «И идет вперед скелет безглазый» и т. д.

Стихотв: «Долорес милый изменил»; 4-я строфа: Там, постучав, уселась ждать

На каменный порог, Пока в огне не вспыхнул свет

И заскрипел замок.

Вот приоткрылась дверь. Вошла, Испуганно глядит и т. д.

28.XII

Понемногу исправляю стихотворения >, то там, то тут нахожу <недостат?>ки ⁵⁶. Новых сейчас не пишется, но это п<отому> ч<то> эти дни живу как в вагоне на притыке у знакомых, ибо дома холодища, как на улице, потому что совсем нет дров, и вообще надо переезжать, т. к. к хозяйке перебирается жена и двое мал<еньких> ребят убитого сына. Нашел, куда переехать, видимо, там будет тихо и удобно. Сейчас хлопочу о переезде, это требует дов<ольно> много всяких разрешений, а значит — беготни, да самый переезд технически тоже — как и на чем его осуществить. Я послал тебе три заказн<ых> письма со стихами. На одно получил на днях ответ, добрались ли два другие — еще не знаю. Третьего дня послал тебе еще 3 стих<отворения> и кое-какие исправления к уже посланным. Вот еще исправления: В стих. «Поселился у меня мохнатик», в 5 строфе вместо «Что душе он может помешать» надо «Что он может людям помешать». Так лучше сохраняется принадлежность мохнатика к иному плану.

В стих. «Тридевятое царство» 15-я строфа — вместо «С его костяною ногою» нужно «С железной бессмертной иглою» (это про Кащея), а то ведь костяная нога — это же не у Кащея, а у Яги.

Как мне жаль, что ты поздно узнала об отъезде Шкловского ⁵⁷. А где и что Наташа Радлова? и знаешь ли что о Михине?⁵⁸ Сейчас так ни о ком ничего не знаешь, кто где и жив ли Η. Αφ. пишет вроде как

Между Леманом и Диксом

 

 

==363

раз в 3 месяца, и притом откр<ытки>, что при ее почерке равно тремпяти строкам. А тут чувствуешь себя так оторванным и заброшенным в глушь. И это самое трудное, в сущности. А второе — это бескнижье. Сколько времени мечтаю добыть «Рассуждения» Марка Аврелия,и никак не могу добыть. А так хочется. Иногда с грустью думаю о пропавших, видимо, моих книгах в Л<енин>гр<аде>, и так глупо, что не взял рукоп<иси> своих работ о потопе, о сущности сказки, о Моисее. Так не думал, когда уезжал, что это продлится так долго. Как завидовал Маршаку, что вот уехал в М<о>ск<ву>⁵⁹. Хотя бы мог перебраться в какой-ниб<удь>, но настоящий город, где в библ<иотеке> есть книги. Тут ничего нет, все заведено недавно только. Раньше-то ведь это была полустаница и жили, гл<авным> образом, «сытно», но не грамотно.

Собств<енно> говоря, уже 1 янв<аря> <19>43 года, т. к. сейчас уже 3-30 ночи. <Я се>годня наконец перебрался на др<угую> квартиру и блаженствую, ибо тут тихо, тепло и есть свет, — вещи, кот<орых> не было последн<ее> время, ибо отсутствие дров и света заставило меня убраться из прежней комнаты и ютиться у знакомых, где было мало удобно и далеко не тепло, т. к. у них оч<ень> хол<одная> квартира, ибо из-за войны не удалось ее оборудовать как надо. Моя хозяйка тоже болталась по знакомым, а в комнате, полов<ину> которой я занимал, t° была равна улице, т. е. от 2—6° мороза. Но вот повезло — нашел и, кажется, удачно, ибо тут часть комнаты отделена перегородкой, т.ч. выходит вроде самостоят<ельной> комнатушки. У хозяйки есть дрова, что сейчас не у всех, и она топит, и есть свет, т. к. это дом Наркомлеса. Ко всему, эта кварт<ира> на одной из лучших улиц, а тут это существенно, ибо где асфальтировано — там нет грязи, а стоит свернуть в неасфальт<ированную> улицу — и не вылезешь весной и осенью, ибо там, как в любой здешней станице, невылазн<ая> грязь! Моя хозяйка и ее дочь обе служат в Наркомлесе и днем и вечерами там, т.ч. я все время один и могу писать без помехи. Отсюда два шага до Универс<ите>та, Центр<альной> Библ<иоте>ки, Оперн<ого> театра. Правда, окна не на улицу, а во двор, но это лучше, т. к. тише. Очень я рад, что так повезло. Сейчас найти вообще какой-либо угол почти невозможно. Адрес мой теперь так: просп. Ленина, 24, дом Наркомлеса, кв. Варелли. С новым годом, милая, как хочется, чтобы он принес конец этой бойни и возможность ехать обратно к пенатам или, точней, к тому, что осталось от них. Все жду от тебя ответа на два другие зак<азные> письма со стихами. Что скажешь о них всех вообще? Это время ничего не писал, а искал «фатеру». Получ<ил> заказ на девять скэтчей для моего театра. Если не трудно — сообщи мой нов<ый> адрес Η. Αφ. Ну, на сегодня хватит. Целую. Желаю счастья. Как хочется все же поскорей выбраться из этой дали далекой. Ну — примусь ложиться. Посылаю два стихотв<орения>. Борис.

 

==364

Материалы

Хорошо нам весной, неумытикам, Заворотышам, мохнатым зверенышам, Всей лесной, завороженной братии, Человеком не знаемой нежити.

Божье солнышко нас не чурается — Так нагреет полянку зеленую, Что, как вылезешь ночью, от радости Сам собой над спиной хвост закрутится. Над былинкой над каждою светится, Словно шапочка, жемчугом шитая, То, что станет набухшею почкою, То, что вспыхнет цветком или листиком. Тут лениться уже не приходится — Мы не люди ведь, слава Создателю, Нам для каждой травиночки надобно Ей росинку найти подходящую. Прилепить лунным светом на листике, — Не скатилась бы да не разбилася, А не то старшой как возьмет за хвост Да навяжет узлов — так наплачешься. Колесо зверей в небе катится — Тянет спицы к земле, словно к ступице Хорошо в телеге Создателя Быть хоть малым, мохнатеньким винтиком!

* *

Arcades ambo. Virgil

Таким простым и милым жестом

Ты протянула руку мне, И вдруг с той нашей встречи местом

Случилось чудо — как во сне.

Пропало все, сместилось время, Иной страны я видел кров, Рассыпавшись, упало бремя Моих теперешних оков, —

Я видел атриум с бассейном, Вода лилась из глотки льва, И по краям вились затейно

Зеленых листьев кружева

 

==365

 

==366

Между Леманом и Диксом

И на тебе был пеплум белый, Спадая складками к ногам Но тот же радостно-несмелый Был жест руки и здесь и там. И ту же в светлом взоре ласку Я видел вспыхнувшую вновь. И там и здесь все ту же сказку Сплетала нам с тобой Любовь. И, встречи радостью овеян, Ловя забытой жизни след, Я пред тобой стоял рассеян, Забыв ответить на привет.

13-ть двустиший

Ни в единой книжке ни единой строчки Не прочтет мамаша так же, как и дочки.

2

День-деньской все те же бабыл пересуды, Распиванье чая и мытье посуды.

3

Все лишь для показа, все лишь для отлички — Вышивки, прошивки, цветики да птички.

4

Чашечки в буфете, на полу дорожки. Восемь канареек и четыре кошки.

5

Печь с цветной лежанкой пышет душным пылом, Пахнет мытым полом и душистым мылом.

Все слова, что скажут, знаешь уж заране. На окошках рдеют пышные герани.

Так оно снаружи, а за ним иное — Мелким бесенятам тут раздолье злое.

Злоба, зависть, жадность, скука, лень и скупость И над всеми ними мертвенная тупость.

 

==367

Материалы

Все они свивают полумыслей нити, Все плетут узоры гаденьких наитий.

 

 

10

Краски грязно-буры, склизки, лишь порою Вдруг зардеет узел яркою звездою.

Завивают свары, вяжут вязь докуки, Лишь глаза мигают да мелькают руки.

 

 

12

Хоть на пальцах когти, но искусны пальцы — Похоть — как иголка, души — словно пяльцы.

 

 

13

Все скрепляют нитью крепкой, злой привычки, Словно вышивают: цветики да птички.

Лемурия

Когда земля еще не затвердела И мягок был ее коры покров, Она была податлива, как тело.

Окутана парами облаков, Что, ластясь к ней, ее собой скрывали

И тысячею радужных кругов

Свет солнца в мареве своем переломляли. Из влажной почвы, дышащей огнем, В извивах странных корчась, вырастали

Растения, стволы которых днем Мясистых сучьев пальцы простирали, Украшенные перистым листом, А ночью их опять в клубок сжимали.

Цветов они не знали, только споры

В набухших струпьях яд семян скрывали.

И, не ища в земле себе опоры, Змеясь, свисала с сучьев сеть корней, Вбирая влагу в дыр отверстых поры.

 

==368

Между Леманом и Диксом

Был человек тогда лишен костей, Живя в парах горячей атмосферы, Земли едва касался он, над ней

Скользя, как нетопырь. Уродливой химеры

Имел он вид — трехглазый, без ушей, Со ртом лягушечьим, он волей мог без меры

Вытягивать все члены и в своей Окраске тела выявлять все страсти Своей души, вмиг придавая ей

Различный цвет. Чтоб избежать напасти, Он мог раздуться шаром или вдруг

Стать змеем с кратером огнем палящей пасти.

Он был немым, и лишь единый звук Мог издавать тоскующе-влекущий — Призыв любви к толпе своих подруг.

Так было там вовне. Но дивной и зовущей

Была земля та там, где дух царит —

Над жуткой формою, в тумане вод живущей.

С ней связан, реял образ, что глядит, Сияя красотой, сквозь Фидия творенье, Где с телом дух в одно отныне слит, В земную плоть окончив нисхожденье.

Сонет

То не был сон, но близок был к нему, — Покинувши себя, я на себя смотрела И видела свое на ложе спящим тело — Живого духа тесную тюрьму.

Оно спало. Я видела: ему Так было тяжко, я его жалела, Но все ж сойти в него не захотела — Себя замкнуть в страдание и тьму.

Но изменилося внезапно все окрест

И предо мною вместо тела крест

Возник в смятении душевной катастрофы.

 

==369

Клубящимся огнем в меня сошла Любовь, Себя я в теле ощутила вновь И поняла мистерию Голгофы.

⁶⁰

Вода

Знай: вода — это ангелов светлых покров, Ею к нам открывается дверь —

Коли воля чиста

И душа коль проста. Ты все это на деле проверь.

Чашу чисту из дерева липова взяв, Студеною водою налей, А затем четверговую

Свечку восковую, Поклонясь, засвети перед ней.

И гляди наскрозь воду, но только смотри, Чтобы мысли в тебе не вились —

На точку огнистую, Струйку лучистую, Где огонь опрокинулся вниз.

Вот, как будто кипеть на огне собралась, Побелев, замутилась вода, Но ты помни приказ —

Не спускай с нее глаз, Так сначала бывает всегда.

Это сила твоя окунулась в купель — Человечий, адамовый пыл, —

Это он чистоту, Той воды красоту, Словно паром горячим, закрыл.

Но не бойся — ведь здесь, на земле, человек Связан с грешною плотью всегда —

Пропадет тот дурман, Разойдется туман, И опять прояснится вода.

И увидишь: как словно пропала она, И на месте ее пред тобой

 

К оглавлению

==370

Голубой небосаси, На и он пропаяет, И откроется горный покой.

В нем увидишь тех ангелов- светлых, что нас На земле охраняют от зла, —

Их ты можешь спросить, Как тебе надо· жить, Чтобы жизнь твоя правой была.

Коль от чистого сердца твой будет вопрос, На него ты. получишь ответ, —

Все увидишь вперед, Что судьба принесет И зачем ты родился на свет.

Все откроет тебе ключевая вода, Коль души сохранил чистоту, Коли хочешь узнать, Как греха избежать И открыть свое сердце Христу.

Bateleur (1-е lame de Tarot)

⁶¹

В глубинах нашей Земли сокрыт, Скован весом, числом и мерой, Древний Хаос. Его сторожит

Дух, что в крови человека горит

Творчества грозной химерой.

Как лавы потоки, земной костяк Пробив, устремляются вверх, пылая, Огнем озаряя окрестности, так, В душу проникнув, молний зигзаг Творчество чертит, сверкая.

Если его не сдержать мастерством, Формы умелой сковав превосходством, —

Оно разольется палящим огнем, Ужас и панику сея кругом

Безумия жутким уродством.

Хаос нас всех ведет вперед — Он от Земли к звездам стремится, Страшен его огнедышащий взлет, Только сковав его, форма дает Творчеству жизней раскрыться.

 

24

 

==371

Материалы

Чем Земля нас держит в земном: Точные мера, вес и число, — Мы должны наполнить их этим огнем И, выковав новое, бросить на слом То, что уже отошло!

Так, сочетая две силы в одно, — Импульс и форму, идею и знак, — Стоит человек, этой цепи звено, Вскрывая то имя, что тайно дано Человеку в мистериях: маг.

L'Ermite (9-е lame de Tarot)

⁶²

Ты идешь с фонарем, как и встарь, И светом твоим волшебный фонарь

Не тела освещает, а души, —

Да слышит имеющий уши.

Ты проходишь страну за страной, За городом город незримой тропой, Где бессильны пространство и время, Где снято их тяжкое бремя.

Незрим сокровенный твой путь —

Сквозь злую, людскую, душевную жуть, Что метелью обстала кругом, Ты идешь со своим фонарем.

И нет этой вьюге конца, Так же, как нету конца у кольца, —

Вяжет, кружит и вьет

Зависть людской хоровод.

Тянутся руки — отнять, Скрючены пальцы, чтоб крепче держать —

Все захватить, взять себе

В ненасытной и жадной алчбе. Под ноги кинув, топтать Тех, кто упал, кто не смог устоять, — Жизнь — битва всех против всех, Все оправдает успех!

Зависть ведет хоровод

И души, сцепившись, несутся вперед —

Бьются на море и суше —

Да слышит имеющий уши.

Все объяла проклятая хмарь, Стремясь погасить твой волшебный фонарь, Но бесстрашно ты ищешь в тревоге

Те души, что помнят о Боге.

 

==372

Между Леманом и Дилсом

Затоптаны в грязь под ногами, Они там ведомы иными путями, И грядущее в них, а не в тех, Что славят всесильный успех.

Их путь, как и твой, одинок, И путь их ведет в глубь земли, где росток

Зерна новой жизни сокрыт, Где Бог его в тайне хранит. Туда проникает лишь тот, Кого к этой тайне сам Бог приведет, И там, как то было и встарь, Ему ангел вручает фонарь.

Чтоб он шел, пробиваясь вперед, Сквозь слепых и озлобленных душ хоровод, Призывая к себе тех, в ком дух

Еще жив, кто не слеп и не глух. Кто ищет спасенья от зла, Кто молит, чтоб помощь скорее пришла, Взывая, тоскою объятый: Укажи мне дорогу. Вожатый!

К ним ты незримым путем

Приходишь с волшебным своим фонарем, Чей свет озаряет их души — Да слышит имеющий уши.

Aura

Так необычно сначала все это, Удивительно и даже мало понятно — Цветные потоки и полосы света, Различные тусклые и яркие пятна.

Их не «видишь», не «замечаешь», Они не обычные, а совсем иные, Их просто нежданно воспринимаешь И знаешь: ну да, они вот такие. При этом они живые и дышат — То потускнеют, то прояснятся, Устремятся вниз иль сомкнутся, как крыша, А то вдруг станут кругами свиваться. Или внезапно лентою яркой Вспыхнет луч колючий и пестрый, Взметнется вверх и повиснет аркой, Натруженно тонкий, четкий и острый.

 

==373

Материалы

Здесь каждая мысль, желанье, хотенье

Своим особым цветом сияет, И всякая страсть, порыв, вожделенье

Свой поток отдельным узором сплетает. Здесь человечьей души загадка Обнажена, словно тело, и становится ясно, Что в ней уродливо, зло и гадко И что полно света и дивно прекрасно.

Здесь сила стала как бы пространством, А качество словно вспыхнуло светом, Но наш рассудок с привычным чванством

Ничего не хочет узнать об этом.

Вот, клубком ржаво-красным тлея, Тусклые пятна кишат гурьбою — Это похоть, жадным огнем свирепея, Разъедает душу ненасытной алчбою.

В ужасе стынешь, страхом объятый, Так отвратительно мерзко это, Так ужасен и гадок этот проклятый

Живой сгусток гнойного света.

Но если душа победила все злое И, к духу стремясь, его ищет повсюду, — Она, словно небо утром весною, Зовет нас к рожденья духовного чуду.

Все вокруг себя озаряя сияньем, Сверкая Жар-Птицей, раскинувшей крылья, Она в нас будит иные желанья, Иные мысли, иные усилья.

И об отчизне своей вспоминая, За нею каждый вослед стремится, Осознать не умея, но ощущая, Что и в нем тоже жива Жар-Птица.

Недотыкомка

Прилез, завозился и с шорохом

Вздулся в углу пузырем —

Черным, бесформенным мороком, Безлапым нетопырем.

Глаз себе сделал на темени, Рот в животе провертел, Нос сделать не было времени, А может быть, и не сумел.

 

==374

Между Леманом и Диксом

Сразу видать, что неопытен, В людям впервые попал, Не то так бы не был безропотен — В углу пузырьком не торчал.

Сколько теперь их так мается, Мечется около нас, — Из сил выбиваясь, старается Пролезть к нам хотя бы на час. Верил: умрешь — все и кончится, Душа же и дух — это ложь; А вот как убили — стал корчиться: Хоть тела-то нет, а живешь.

Пустой, без нутра, словно мумия, Из жизни вдруг выкинут вон Во тьму, в эту муку, в безумие, Где заживо похоронен. И силится с жаждой упорною Протиснуться к людям опять — Хоть так, недотыкомкой черною В углу, в темноте постоять.

Но сколько ни напрягается — Привычки в душе-то жить нет — В нем все, как туман, растекается В тоскливый, бесформенный бред. Едва глаз наладит, от тела уж Развеялась большая часть, И вот, ничего не поделаешь, Приходится снова пропасть.

И так, пустотою измученный, Во тьме не живя и живет, Пока, этой мукой наученный, Он к духу пути не найдет.

Мохнатик II

...поиграй да назад отдай. Заговор

Мне сказал мохнатик мой однажды: — Слушай, надо бы тебе побольше знать. Ну хоть то, что вашу вещь любую Нам к себе совсем не трудно взять.

Все ведь только частью в вашем мире, А другой оно у нас — и вот

 

==375

Материалы

Надо вещь лишь вывернуть, и сразу Ваша часть ее к нам перейдет.

Погляди, вот видишь эту штуку, —

Вы ее зовете карандаш.

Коль его я выверну как надо —

Он войдет в тот мир, который наш. —

И действительно, едва мохнатик лапкой Что-то сделал с тем карандашом — Он исчез тотчас же, как растаял, В воздухе над письменным столом.

— Что, понять не можешь? Экий, право!

Брось своих привычных мыслей сушь!

Вы считаете пространство неизменным, Но нельзя же верить в эту чушь.

В мире семь различных состояний, А что есть пространство — это ложь. Эх, сказал бы я тебе побольше, Да пока на стоит — не поймешь.

Разве вот что: если ты захочешь

Карандаш опять себе вернуть, —

Как меня заставить это сделать?

Чем меня принудить как-нибудь?

А заставить нас вернуть любую Вещь, что мы стащили поиграть, Очень просто — надо ножку стула Иль стола кругом перевязать.

Безразлично чем — веревочкой, тесемкой

Или ниткой, чем ни попадись.

Лишь бы то, что так перевязали, Шло, по-вашему, вот эдак: сверху вниз. А тогда та перевязь, конечно, Ляжет поперек, и это нам Станет так мешать владеть той вещью, Что ее вернуть придется вам.

Только раз уж мы ее вернули, Ту завязку нужно развязать, А иначе мы заставим тут же

Эту вещь сломать иль потерять.

А теперь уж сам ищи, в чем дело, Чтоб душа твоя понять могла, Почему для нас так много значит Перевязанная ножка у стола. —

Тут мохнатик лапкой что-то сделал, Что мелькнуло, словно тень в стекле, И опять увидел я, как раньше, Карандаш лежащим на столе.

 

==376

Между Лемачом и Диксом

Колдун

Только помер — обмыли, припасенным одели, глаза закрыли и в гроб положили. Панихиду отпели: «Вечный покой подай ему там...» — и потом по домам разошлись.

А как утром сошлись — вот те раз! —

повернулося тело в гробу. Глаз

открыло, губу

закусило и, как напоказ, изо рта глянул желтый и загнутый клык.

— Эге-ге! знать, старик вправду был колдуном!

— Уже в том сомневаться никак не приходится: коли кто был ведьмак, так за ним это водится! Закрестился народ.

— Ну, теперь он пойдет...

— Так и жди: наведет

на людей, на скотину

падеж...

Бабы в страхе детей

оттеснили за спину

и прочь.

— В домовину

уж его не забьешь, он

опять

кажну ночь

станет вон

выползать...

— Ведьмака ни земля, ни вода не способна принять никогда.

— Вот стряслася беда над селом!

 

==377

 

— Как ею стравит,'! — Как, ужель самому неизвестно? Калом наскрозь брюхо дробить. Уж тогда на сто лет из могилы ему никуда хода нет! В яму свалили, кол обтесали, забили, поскорей закидали, так буфом и оставили и креста не поставили. Только толку не вышло нисколько — в рот ему дышло! Что ни ночь, а уж он у кого да-нибудь побывал: обезножел Семен, у Никиты конь пал, у Платонихи боров пропал, у Петра вдруг коровы стали кровью доить... Зашумели петровы: — Надоть снова отрыть и его сжечь огнем! — Значит, сила большая есть в нем! — Слаб, знать, кол, он его поборол! — Надо средство, чтоб было почище!. И, галдя вперебой, побежали гурьбой на кладбище. Раскопали, глядят: свят, свят, свят! — Всем глаза, знать, тогда он отвел! Видят: тело

лежит, как есть цело, и осиновый кол сбоку вбит. А ведьмак рот разинул вот так, левый глаз приоткрыл, поприщурил, звуку нет, а видать, что хохочет· «Что, голубчики, ловко я вас обмишурил! Ну-ка сунься, кто хочет?» ==378 Приглашение к танцу Видишь столбик пыли. Слышишь топот ног Там, на перекрестке Двух дорог? На мохнатых лапках, Хвост сцепив с хвостом, Мы в пыли танцуем Вчетвером. Все быстрее танец, Кружит, крутит, вьет, Завивает нежить Хоровод. Вот пришла бумажка С листиком вдвоем — Мы теперь танцуем Вшестером. Всем гостям мы рады, Рады всех позвать Здесь на перекрестке Танцевать Танец наш так весел, Крутит, вьется пыль, Завивает сказки Жуткой быль. Как в Париже люди, Чтобы лучше спать, — Стали гильотиной

Убивать. Головы в корзину Прыгали, стуча,

 

Материалы

==379

Девушки влюблялись

В палача. Голову на палку Вздели, как кочан, И кричали,звонко

Хохоча.

Брат донес на брата, Дочь убила мать И пошли к нам в гости

Танцевать. Все на перекрестки Прибежали к нам — Пели Карманьолу

С пляской там. Вкусно пахло кровью, Потом и вином И летела кверху

Пыль столбом, Мы гостям всем рады, Вечно будем звать В нами в злом угаре

Танцевать. Вьется столбик пыли, Бьется топот ног Там, на перекрестке

Двух дорог! Все быстрее танец, Крутится, зовет, Завивает нежить

Хоровод...

Сеанс

В уютной комнате у круглого стола Уселись шестеро, сомкнув друг с другом руки. Погашен свет. Молчат. Вот пробежали стуки, И снова тишина нависла, как скала.

Стол покачнулся, и над ним, мерцая, Возник неясный свет и вновь пропал опять. Вот медиум впал в транс, стал тяжело дышать. Все оживились вдруг, удачу предвкушая. И словно прорвалась плотина: все вокруг Наполнил частый треск сухих и четких звуков

 

К оглавлению

==380

Между Леманом и Диксом

И, словно отвечая волнам стуков, Стол ожил, описав по полу полный круг. Вопросы задавать не успевая, Один с другим перемешав ответ, Где слово «да» перегоняло «нет», Порядок букв в алфавите смещая, Напряженно следили все, чтоб вдруг Магическая цепь не разорвалась. Вот снова свет возник, белея, показалась, Туманным облаком мерцая, пара рук.

Смешались имена: Лукреция, Поппея, Безвестный Петенька, Наполеон, Веков тревожа отзвучавший сон, Пришли, призывом пренебречь не смея. Что это все? Гипноз? Самообман? Нет, — полумагия, а также полузнанье, Лишь ясновиденье вскрыть может основанья Пути к духовному, что в спиритизме дан.

В напряженном кругу к себе зовущих воль Сидящих за столом увидишь тех, что тела Земного лишены, но чья душа хотела С ним вечно слитой быть. И после смерти боль Неутоленных похотей их мучит. Другие же, что тоже трутся тут И через медиума жизнь живых сосут, — Не души, а страстей уже изжитых кучи, В душевном брошенные, как ненужный труп, Покинутый ушедшим дальше духом. А третьи — это те, что всем внимают слухам, Тому, что тут вершат, где человек так глуп, Что хочет, движимый пороком любопытства, Не видя, кто и как его зовет Туда, где не одно лишь светлое живет, Где много лжи, и злобы, и бесстыдства. Безмордые, безлапые, лишь нюхом Те третьи могут слушать и сосать Людей живую жизнь, чтоб здесь, в душевном, стать Тем, что им внушено их воли Темным духом. Назвать себя любыми именами Тут все они готовы, и ответ Любой дать стуком иль неясный свет Заставить тлеть, чтоб жадными губами

Пить жизни вкус, хоть так побыть в земном, Таком желанном, снова проникая К нему чрез тех, что, в магию играя, Там в темной комнате уселись за столом.

 

==381

Материалы

Одержимый

Не всегда в человеке одна человечья душа. Доктора с важным видом скажут: «Это больной». Приглядись-ка получше к нему, не спеша, И не только глазами, но также еще и душой

И начнешь понимать: человечье тут бьется в тисках. Схороненный ошибкой так бьется в могиле, в гробу. Это ужаснее ужаса, это страшнее, чем страх, Это пытка кошмаром, ставшим жнзнию здесь наяву.

Человечье, живое тут захвачено мертвою тьмой. Сознанье сочится лишь каплями, глухо звеня, Тело стало застенком, оно стало тюрьмой, Отделившей живого от солнца и ясного дня.

И в застенке том двое: один — это тот, что пришел, Чтобы жить, как все люди, перешедшие к жизни порог, А другой в миг зачатья его оттеснил и вошел В это тело, но хозяина вытолкнуть все же не смог.

И ни тот, ни другой это тело себе оттягать Не могут. Страшна, беспощадна и зла их борьба. Не лечить надо тут, а проклятого вора изгнать, Если это позволит их ставшая общей судьба.

А пока в этом теле их двое: человек и другой, — Будет длиться борьба, свирепея в своей слепоте, И изгнать эту тать можно силою только одной — Только силой Того, кто за нас пострадал на кресте...

Кукла

Чертенок у девочки куклу стащил — Уж больно понравилась кукла — Он хвост ей приделал, а платье стащил. К чему оно ей — по себе, знать, судил, Она ж теперь чертова кукла.

И стала та кукла игрушкой чертей, Им это в диковинку было — Игрушек ведь нет никаких у чертей, Какие у нас, человечьих детей, Чтоб в детстве нам весело было.

 

==382

Между Леманом и Дчксом

Поставили черти ее в уголок, А дальше не знают, что делать. Стащили подальше, в другой уголок, Отгрызли с досады ей уха кусок, Стоят и глядят: что бы сделать?

Таскали-таскали, измызгали так, Что хвост оторвали и ногу. Игра не выходит ни эдак, ни так, Не могут игры с ней придумать никак Сидят, закрутив хвост за ногу.

А дело-то в том, что у куклы души Ведь нет, а тогда как же мучить? За что ухватиться, коль нету души. Их когти на это одно хороши — Коль надобно душу им мучить.

Так бедная кукла в углу и лежит, Вся в саже, без толку и дела. Закрыла глаза, словно чурка лежит, Лишь редко чертенок какой пробежит, Ругнет: «Ишь, все дрыхнешь без дела!»

И помнятся кукле затеи детей, Как «в гости» играли и «в люди», Как светлы и ласковы души детей. Да, скверно в аду у мохнатых чертей, Недаром боятся их люди.

Колдовство

Ab omni male libéra nos Domine!

Долорес милый изменил, — Посмотрим, кто сильней?! Надела шаль и в ночь ушла К колдунье поскорей.

На перекресток не глядит — Там светит огонек И Матерь Божья сторожит Скрещенье двух дорог.

 

==383

Материалы

Спустилась вниз, к реке, и вот Среди лачуг, с трудом При свете месяца нашла Ей нужный старый дом.

Там, постучав, уселась ждать На каменный порог, Пока в решетчатом окне Не вспыхнул огонек.

Скрипя, открылась дверь. Вошла, Испуганно глядит, Но ей о страшном ремесле Ничто не говорит.

За занавесками кровать, Два стула, шкаф и стол. Под колпаком на очаге Висит большой котел.

В окне кордовских мастеров Свинцовый переплет, Жаровня, кресло и на нем Огромный черный кот.

Старуха новую свечу Заправила в шандал: «Скажи, красотка, он тебе И раньше изменял?»

Забилось сердце. По ногам Вдруг слабость потекла. Откуда знает, что со мной И для чего пришла?

Глядит, не видя. И рукой Схватилась за косяк. «Садись-ка, милая, сюда, На этот стул вот так.

Мне надо что-нибудь, на чем Его была бы кровь, — Так повелось, когда сплелись Измена и Любовь.

 

==384

Между Леманом и Диксом

Затем еще ты принесешь Мне шелк его кудрей, И, коли сможешь, раздобудь Обрезки от ногтей.

Сейчас иди. Луна в ущерб Сойдет дней через пять, Тогда ты к ночи приходи Ко мне сюда опять!»

Идет Долорес. Шаль черна, Душа еще черней, И стынет ревности стилет Холодной болью в ней.

Луна, как мертвый рыбий глаз, Повисла в вышине. Идет, и тень за ней бежит, Ломаясь, по стене.

На перекресток не глядит, Там Дева в свете свеч Стоит, и сердце Ей пронзил Земных страданий меч.

Этот воск, что замешен мной кровью живой С волосами, с кусками ногтей, — Это больше не воск, это плоть, что была В лоне матери старой твоей.

Ты родишься опять: вот твоя голова, Вот и руки, и грудь, и живот, И твой дух, повинуясь призывным словам, В это тельце на миг перейдет.

Все, что я прикажу, ты исполнишь теперь, Там ты спишь на постели твоей, Но душа твоя тут с этим тельцем слита И покорна лишь воле моей.

Вот, красотка, бери-ка иглу и себя Уколи ей, чтоб крови добыть. А затем ты иглу ему в сердце вонзи, Чтобы стал он тебя лишь любить.

 

==385

Материалы

Чтоб, проснувшись, он завтра вновь вспомнив тебя И к тебе возвратился бы вновь, Чтоб себя потерял, и искал, и желал Лишь тебя, твое тело и кровь.

Но за это должна ты, красотка, к себе Меня в повитухи позвать И отдать мне ту дочь, что родишь от него, И до гроба об этом молчать.

Не дрожи. Как родишь, так поймешь: не свое А мое ты отдашь мне за труд — Дочка будет в шерсти, и тебя за нее, Коль увидят соседи, — убьют.

Заклятье

Ключевую воду в чашу я налил — Я хрусталь живой в застывшем полонил. Обойдя, затеплил свечи перед ней — Опрокинулись во влаге пять огней.

Пало на воду заклятье, как покров, — Возмутив, заворожило силой слов. Зачарованный, притянут к чаше той, Задрожал в воде заклятой образ твой.

— Я зову тебя, ты слышишь: я зову! Ты придешь ко мне поутру наяву, Разлюбив его, забудешь, он не твой, — Вязью слов тебя вяжу я лишь со мной.

Для тебя свою я душу загубил И живое сердце в чаше полонил.

Карты

Жизнь — это в карты игра со старухой Судьбою: Черные пики ранят глубоко и метко, Залиты кровью, бубен щиты беззащитными стали, Словно кладбище, трефы теснятся, и тщетно

Ищешь сердца пылающий пламень в душе опустевшей.

Скольким, играя, ты роздал его. И с ужасом видишь: Вместо пламени черви могильные, кровью налившись,

 

==386

Между Леманом ч Диксом

Свились скользким клубком, присосавшися к сердцу, Что только одно лишь сдала тебе в самом начале Парка, костлявой рукой стасовавши колоду. Много взяток ты взял, козыряя не в меру, И вот теперь, под конец, доиграв, понимаешь — Выиграть игру невозможно, коль козырем стали Вместо пламени сердца кровавые, красные черви.

Башня

Нельзя одновременно быть поэтом, музыкантом, Скульптором, воином, крестьянином, купцом, Но нужно быть довольным тем талантом, В котором ты замкнут твоей судьбы кольцом.

Лишь только в этом умножая знанья, Все совершенствуя себя, ты можешь стать Воистину счастливым и страданья Здесь, в этой жизни на земле, не знать.

Стать мудрым — это быть своим довольным Роком, Не требуя того, что не дано, В одном сосуде слив в смирении глубоком

С водою мудрости способности вино.

Сказанье Библии о башне Вавилона, — Умей прочесть написанное там, — Нам говорит, что Гордость есть препона Стремленью человека к небесам.

Но Сатана не может примириться С ведущим к небу нас Иеговой, И долго будет человек стремиться Считать себя обиженным Судьбой.