Первой недели Великого Поста

От часу не легче! После Утрени приходил редактор Петр Исикава, показывает письмо о. Павла Савабе: просит сей его в Одавара,— разла- дилось-де все,— вновь дым коромыслом. Очевидно, старик (все, напи­санное ниже об о. Павле — ошибка. Смотри ниже 5/17 марта) стал так фальшивить против о. Петра Кано — растаял, как сахар в воде, от угож­дений немирных людей и, должно быть, дает им понять, что «я, мол, согласен быть в Одавара, если о. Кано будет удален»,— наверное, что-ни­будь в этом роде; недаром вчера те, из Одавара, умоляли не оставлять его надолго или навсегда в Одавара. Чуть ли не рассчитывает употребить Исикава орудием для убеждения меня взять о. Петра из Одавара.— Во всяком случае плохой он помощник мне; всегда, вместо помощи, только портит. Коварство, знать, самая глубокая черта японца, коли она такая неискорененная даже у о. Павла Савабе, первейшего из христиан! Ведь как лобызались с о. Петром, как и мне обещал все вести к закреплению мира, и вот! Скука, знать, одолевает его от ничего неделанья в Коодзи- маци, потому что ровно перст о перст не ударит за год, но получая от Миссии обильное содержание. Захотел еще побездельничать в Одава­ра,— кстати, и Тоносава, и другие виды близко; ну и колет его выжить о. Петра из Одавара. Э-эх, грехи тяжкие! — Дал я наставление Петру Исикава, упомянул, для его частного сведения, и о двуличности Савабе, дал пять ен на проезд и отправил..

После Обедни еще сюрприз: Игнатий Симода с хакодатским гиюу Павлом Нисиока (в очках) являются — жаловаться на зловредность быв­шей летом со стороны их врагов публикации в газетах, что «дело рыб­ной ловли их — не церковное дело», что «Симода ложно назвался упол­номоченным от Хакодатской Церкви» и прочее, публикации, сделанной будто бы по моему распоряжению. Старая и оскомину набившая исто­рия, показывающая лишь, как дрянны японцы всякой стороны, по край­ней мере, те, с которыми мы до сих пор имеем дело. Жаль и Симода, если правда, что у него вследствие этой публикации отобрали рыбные ловли на Сахалине, хотя это едва ли верно; там теперь вообще идет пересмотр правил о рыбных ловлях. А из врагов его главный и наиболее ядовитый кто же? Алексей Яманака, почти такой же старый христианин, как Савабе, бывший катихизатор, даже терпевший гонение за проповедь в Акита, потом здесь, в Токио,— самый первоначальный заведыватель за­рождавшейся тогда здешней Женской школы, словом — заслуженный и уважаемый христианин, и долой с головы венец всех заслуг сам своей рукой,— под ноги его, в грязь его! В Хакодате он в последние годы самый главный мутитель и враг Церкви, ненавистник священника, стараю­щийся выгнать его из Хакодате — вот точно так же, как враждующие против о. Кано в Одавара добиваются изгнать его из Одавара, несмот­ря на то, что большинство и там, и здесь любят своих священников и всячески стараются удержать их. Таковы японские христиане! Господи, выйдет ли когда-либо что-либо путное из них? Составят ли оные Цер­ковь? Или это будет звук один? Недаром сердце мое еще не лежит к настоящей Церкви, и вся мысль в будущем; оттого и главный труд мой — переводы богослужения — для будущей Церкви.

Подброс пороха в жестянке наделал много хлопот полиции: со вче­рашней ночи уже не один, а два полицейские ночью бодрствуют на дворе Миссии; днем полицейский в форме прохаживается по двору Миссии и крыльцу Собора, видимо, для публичного заявления, что пра­вительство отнюдь не желает несчастия Миссии и позора Японии.

4 /16 марта 1899. Четверг первой недели Великого Поста

О. Павел Морита оживил Церковь в Маебаси. Помогай Бог ему! Про­сит плащаницу к Страстной; к сожалению, написанные плащаницы еще не украшены обычной обшивкой тропаря на материи. Мы теперь хлопо­чем о сем; с бархатом едва ли справятся, а на атласе, наверное, отпечатают тропарь с золотом; к будущему году, вероятно, приготовим и разошлем. Нынче же пусть подовольствуются плащаницей на бумаге.

5 / 17 марта 1899. Пятница первой недели Великого Поста

Имея в виду завтра служить Литургию, я сегодня за причастным сказал поучение готовящимся к причастию, сказываемое обыкновенно пред самым причастием, если не служу.

Часов в пять, когда мы с Нумабе занимались церковными делами, является Петр Исикава из Одавара и рассказывает: о. Павел Савабе по­звал его туда по следующему поводу: когда о. Павел занимался там своим делом, для которого послан, относится к нему о. Петр с следующею речью: «Я не могу больше быть священником в Одавара по трем причи­нам: 1. содержание мне недостаточно; христиане обещанных мне пять ен давно не платят и нет надежды, чтобы платили; 2. у меня нет сил для управления такою большою Церковью, как здешняя; маленькою я могу

57 управить, в маленькую и буду проситься; 3. хотя теперь мир восстанов­лен, но если я останусь здесь, то, наверное, мир опять расстроится.— По всем этим причинам я твердо решился просить о выводе меня из Одава- ра и помещении где-либо в маленькой Церкви, например в Идзу. Я ждал только времени, когда мир восстановится; теперь это сделалось, и я подам прошение епископу. Я и прежде просил об увольнении меня из Одавара; тогда это не было исполнено; теперь я намерен добиться, чтобы это было исполнено».— О. Павел Савабе убеждал его подождать Собора; но и на это о. Петр не согласен, а желает тотчас же проситься вон. Это и встревожило о. Павла, и он позвал Исикава туда.

Исикава все это рассказал, развернувши лист с наброском рукою о. Павла сущности и последовательности дела. Я, не прерывая, выслу­шал длинную речь и спросил:

— Говорили ли Вы с о. Петром?

— Как же! Тотчас же отправился к нему, и так как в комнате у него, при других, неудобно было вести откровенную речь, попросил его в Церковь, и там вдвоем мы беседовали, и он мне точь-в-точь сообщил то же, что рассказал о. Павел.

— Это для меня совсем неожиданно (ябу ёри боо). Содержание он в Миссии получает двадцать две ены,— ему с женой и двумя детьми, при готовой квартире, достаточно. Сил у него не меньше, чем у других свя­щенников, для управления Церковию. От новой ссоры удержаться в его воле. Итак, настоящая причина его нежелания оставаться в Одавара та, что ему надоело там, невтерпеж больше. Против этой причины ничего нельзя сказать, кроме как: «С Богом! Силою мы не намерены и не имеем права удерживать никого». О. Петр, правда, просился из Одавара; но это было в самом разгаре неладов его с христианами, больше года тому назад; и подавал прошение он тогда в гневе, в крайнем возбуждении; почему я и убедил его взять прошение назад. Теперь он в каком состоя­нии духа?

— Совершено спокоен и говорит о своем решении, как долго и крепко надуманном и бесповоротно утвержденном.

— Пусть и будет, как он решил. Только пусть подождет Собора. Самое важное, что нужно соблюсти в сем деле, это — что он сам решил и сам просится о переводе из Одавара. Избави Бог, если придан будет вид делу, что его изгнали оттуда. Это отзовется большим вредом для всей Церкви; тотчас же и в других Церквах начнутся интриги христиан про­тив своих священников и требования, чтобы их переменили, ибо нигде нет идеальных священников, равно как идеальных христиан.

Я тут же продиктовал письмо к о. Петру: желание о его переводе будет исполнено; только пусть он потерпит до Собора; пусть соблюдет мир с христианами, чтобы никто не сказал потом, что он не вышел, а они изгнали. Теперь его прошение не будет принято уже и потому, что в Одавара некем заменить его до Собора. Но пусть он и своих сторонников приучает к мысли о разлуке с ним, чтобы они потом не возмутились и не

стали враждовать против нового священника, как немирные враждова­ли с ним.

О. Павел Савабе с Петром Исикава прислал записку с просьбой о вызове его из Одавара. Ему я ответил, чрез Исикава: пусть окончит то, для чего отправился, то есть преподаст Таинства Покаяния и Евхаристии тем, которым еще не преподал, и затем вернется; дело же о. Кано для него совсем постороннее, и им ему смущаться нечего.

Обрадовался я очень и тому, что подозрения мои в недобросовест­ности о. Павла оказались совершенно напрасными. На сей раз он ни­сколько не нарушил святости своего долга и дела.

6 /18 марта 1899. Суббота первой недели Великого Поста

Продиктовал я вышеозначенное письмо о. Петру Кано секретарю Нумабе, но ночью передумал: злоупотребить могут,— скажут, из Миссии велено было о. Петру удалиться из Одавара. Потому утром не подписал приготовленного письма, а сказал, чтобы Исикава частно от себя написал о. Петру, в ответ на то, что он говорил Исикава; мысли могут быть те же.

В половине восьмого часа был малый звон на утренние молитвы и правило ко причастию. Когда все учащиеся собрались, о. Феодор Мидзу- но прочитал. В начале девятого правило было кончено и зазвонили в большой колокол к Литургии; по Трезвону я вошел, и, когда облачили, читаны были часы, чтобы сократить несколько службу,— В мирном и молитвенном настроении я служил до Херувимской, когда увидел в кон­це Церкви только что появившегося Пантелеймона Сато, кандидата, который не был ни на одной службе доселе. «Ужели причащаться?» — подумал я, но тотчас же успокоился мыслью, что пришел просто помо­литься. Но каково же было мое изумление и смущение, когда, открыв Царские врата ко Причастию, я увидел и еще трех кандидатов, кажется, только что пришедших в Церковь,— Минато, Сайкайси, Хигуци,— вы­ступивших всех четверых вместе с причастниками? Молча приобщил я и их, когда подошли; но расстроился новый день: печаль горькая снеда­ет душу. Хотел было, тотчас по выходе из Церкви, известить их, чрез Сенума, что вперед лишу их причастия, если будут так неблагочестиво вести себя в отношении к нему; написал к Сенума и письмо о сем; хоро­шо, что не тотчас послал; в гневе сделанное всегда грозит потом укором в глупости поступка. Спаситель не изгнал из горницы, где совершал пасху с учениками своими, и Иуды,— могу ли я изгнать их?.. Хотел потом призвать Сенума и сказать, чтобы объявить им, что уподоблю их в слове пред Причастием Иуде Искариоту, коли будут так вести себя; конечно, не назову их по именам, но все поймут о них, ибо для всех очевидно, что их никогда нет в Церкви, до самого времени Причастия, а я должен отражать их соблазн учащимся, подаваемый их примером поведения.

Но и это было бы — выругать их, с сомнительным ожиданием пользы от того для них и других.— Решил, наконец, попытаться еще раз убедить их вести себя благочестиво относительно Таинства Святого Причастия; но это нужно сделать пред временем следующего говения, то есть пред Страстной неделей; теперь поговорить бы с ними — все забылось бы к тому времени, следа впечатления не осталось бы. Едва ли будет успех. И вот урок: не посылать больше никого в русские академии,— развраща­ются религиозно; были все — первые, лучшие ученики, исполнитель­ные, благочестивые; теперь что они? Недоверки какие-то! В России не на добрые примеры обращали внимание, а на дурные, льстящие извра­щенной природе человека, хотя внушаемо было им — не заходить на задние дворы в России; но что делать! Люди они самые заурядные, не из блестящих, не из самостоятельных; не видели бы дурных примеров, были бы хороши, теперь вон они,— свое беспардонное лентяйство и неблагочестие, вероятно, считают дипломом цивилизации. Нет, больше никого не пошлю в Россию,— на вред здешней Церкви!

7 / 19 марта 1899. Воскресенье первой недели Великого Поста

Погода прекрасная. В душевном мире совершена Литургия Василия Великого, в Соборе полном народу, наполовину язычниками.

После службы зашел Петр Исикава попросить написать к о. Петру, чтобы «гиюу» в Одавара несколько позаботились о катихизаторе, ныне прибывшем туда,— помогли ему устроиться на квартире, позаботились о слушателях для него. Это — внушение о. Павла Савабе. Нынешние старшины (гиюу) сторонники о. Петра, совсем не думают о том, а Коме- тани и другие не считают себя вправе вмешаться в дело мимо старшин. Письмо к о. Петру сегодня же пойдет.

Зашел еще Исайя Мидзусима: его я просил взять на свое попечение младшего сына покойника о. Мори, Василия; он кончает на днях низ­шую школу,— нужно поступить в среднюю; но при сем нужен строгий надзор за ним, чтобы занимался хорошо и чтобы вел себя хорошо; мальчик довольно испорченный — с девяти лет курит табак; теперь ему четыр­надцать; нужно отучить его от этой скверной привычки. Исайя обещался присмотреть за ним.

Зашел христианин из Оомия, совсем новой Церкви; говорит, что там уже учащихся церковного пения десять человек; Оонума из Маебаси бывает учить их. Новые слушатели учения у катихизатора Павла Соно также есть.

Анна Кванно, чрез свою помощницу Елисавету, просила побыть у ней; был в два часа; совсем на ладан дышит; желудок отказывается служить; едва может принимать мало бульону,— и то боли мучат. Сидят около нее Елисавета Котама и Евфимия Ито и плачут. Должно быть, не дождется Пасхи Христовой. Но Господь удостоит ее небесного, более торжественного праздника, за ее труды по Женской школе. Сказал, чтобы пригласили завтра утром о. Павла Сато и о. Романа Циба совершить над нею таинство елеопомазания, да укротит Господь мучащие ее боли желудочные.

Вечером я занят был построечным отчетом, который еще на руках.