Января / 8 февраля 1899. Среда.

В час снимались группой все служащие Церкви в Токио и старшины приходов по случаю отъезда о. архимандрита Сергия. Потом был — там же — Семинарии, в столовой, «сообецуквай» — прощальное собрание ему. Речи говорили Иоанн Фуруяма — «печально-де расставаться с быв­шим учителем, но там, в России, его ждет высший пост,— за него нужно радоваться»; о. Павел Сато, что «в Россию отсюда надо посылать для изучения христианской жизни»; о. Симеон Юкава, что «о. архимандрит Сергий приедет сюда и в третий раз, уже епископом». Между первою и второю речью было пение по-русски — сначала «Кукареку, пора вста­вать», потом «Да исправится молитва моя» и вслед затем речь самого о. Сергия, что «хотя Церковь здесь мало заметна [?] между католическими и протестантскими Церквями, но от этого нечего унывать, ибо Царство Божие не приходит наружно»; Спаситель сказал: «Царство Божие внутри вас есть»,— словом, дичь плел, малосвязную и плохо идущую по случаю. Затем все сидели [?] долго, повеся носы, в ожидании, не скажет ли кто еще что, но охотника не нашлось, и потом пропели «Достойно» по-рус­ски и разошлись.

Встал сегодня утром с флюсом, от боли одного зуба,— первый раз в жизни сие явление. Во время означенных церемоний простудился еще больше: жар, кашель, опухоль щеки еще больше — слечь не пришлось бы.

Для Женской школы, по просьбе Надежды Такахаси, куплена фис­гармония, за двадцать пять ен, с ручательством на пять лет, или же поправки даром. Не жаль им! Отлично поют в Церкви.

Января / 9 февраля 1899. Четверг

Флюс, катар горла, не дававший покоя от кашля. Едва мог одолеть переводные часы.

Января /10 февраля 1899. Пятница

То же.

Января /11 февраля 1899. Суббота

То же, только гораздо хуже, так что пришлось опять послать за док­тором; микстура, пульверизатор для горла, йод для зуба.

Праздник японский сегодня «киген сецу». Вчера были все учащиеся за всенощной, сегодня за обедней с восьми часов.

Кавамура заказал, и сегодня принесли альбом японских видов, который о. архимандрит Сергий обещал отвезти от меня о. Феодору Быстрову, неустанному радетелю Миссии. Альбом стоит двадцать три ен, с пятиде­сятые видами, в изящных досках, из которых верхняя изображает гору Фудзи.

Скуку сиденья в комнате несколько развеял Исайя Мидзусима, принес­ший для просмотра составленную им брошюру «Об Ангелах-Храните­лях». Часа два проговорили с ним, развивая для него больше тему и указывая источники в Священном Писании. Уклонился он в сторону при рассуждении, напав на отвержение (протестантами) догматов; сове­товал выбросить эту главу, чтобы рассуждение не теряло единства; о «догматах» же (против протестантов) написать особую брошюру,— и развивал ему сию тему.

[ Пропуск в оригинале]

Вечером в Церковь идти не мог, по завету доктора, чтобы еще боль­ше не затянуть болезнь.

После всенощной в Семинарии было прощальное собрание (сообе- цуквай) о. Сергию, на которое ребята стянули с меня пять ен; наора- торствовались, должно полагать, вволю.

Февраля 1899. Вторник.

Праздник Сретения Господня

В последний раз сегодня о. архимандрит Сергий отслужил в Соборе Литургию в сослужении с отцами Семеном Юкава и Романом Циба. После Литургии отпели ему путешественный молебен оба хора с сомо- лением всех бывших в Церкви. Я не был в Церкви — кашель мучил.

Пообедали потом мы с ним вдвоем у меня. Затем все время приходили к нему прощающиеся. В четыре часа он напился чаю у меня, и с час потом мы с ним беседовали. Друзьями расстаемся, ни разу ведь не поссорились; я никогда не видел его рассердившимся или сказавшим мне или кому- либо грубое слово; в первый раз в жизни встречаю такого человека. Завещевал ему и в России служить миссии вообще заграничной,— прово­дить везде, где можно, мысль о необходимости развития заграничного миссионерства и так далее.

В половине шестого он зашел ко мне проститься; заплакал; грустно было и мне расставаться. Немалая толпа собралась проводить его; но поехал он к о. Сергию Глебову, чтобы там поужинать и вместе с ним отправиться в Йокохаму.

Итак: finita la Comedia! Все, что не в пределах воли Божией, разве не есть комедия? А двукратный приезд и отъезд отсюда многолюбезного о. Сергия Страгородского — результат его доброты сердца и слабости воли, в взаимодействии с внешними толчками,— разве можно поставить на счет воли Божией? Было бы злочеханием.

С шести часов мы с Накаем занимались переводом, хотя кашель еще очень мешает.

Февраля 1899. Среда

Петр Исикава, редактор, вернулся из Одавара; двадцать три дома немирных с великим усердием приняли его, всюду собирались слушать его поучения и «изъявили полную готовность помириться с о. Петром, ходить в Церковь к нему и ничего не иметь против него, только одно они не могут: иметь его своим духовным отцом, исповедаться, откры­вать свою душу перед ним»,— Слава Богу и за этот достигнутый резуль­тат! Что ж, пусть исповедуются излюбленному ими о. Павлу Савабе. Только устроить это нужно так, чтобы не было соблазна. Сделаем так. Я вызову опять о. Петра Кано сюда и внушу ему любезно принять быв­ших немирных, когда Исикава приведет к нему в церковь, сказать им ласковое слово и между прочим: «Знаю, что вы стеснитесь пока откры­вать предо мною свою душу на исповеди; так я попрошу епископа при­слать сюда другого священника исповедать вас; в Церковь же вы ходите, будем вместе молиться». И так далее. Таким образом, священник будет послан в Одавара для исполнения требы в пользу и закрепления мира, а не во вред; а со временем, даст Бог, и совсем мир и любовь восстановят­ся,— Исикава же отправится в конце сего месяца опять в Одавара и возговорит: «Мир с о. Петром вы обещали; для исповеди же будете иметь другого священника; это будет устроено, не беспокойтесь; только исполните, что сказали: пойдите в Церковь помириться с о. Петром и помолиться вместе»,— и приведет их в Церковь,— Затем священника для исповеди к ним не иного, как о. Павла Савабе; он сегодня и обещался послужить сему; ибо был здесь при изложении Петром Исикава своего дела в Одавара, нарочно вызванный для того им. Когда будет здесь о. Кано, я сведу его с о. Павлом Савабе, чтобы они объединились и возобновили между собой любовь и дружбу; ибо о. Кано подозревает о. Павла в нерасположении к нему и излишнем мироволении в немир­ным, а о. Павел тоже имеет разное против него,— Немирные наговори­ли Петру Исикава немало новых для меня обвинений против о. Кано. Например, «просят о. Петра приобщить больную в деревне Мацуда,— он не пошел, и умерла без молитвы», «в проповедях о. Петр прямо вы­ставляет личности и чернит их, так что ныне христианки из немирного стада прямо заявляют,— „в Церковь не пойдем, ибо боимся злословия в проповеди¹¹». До сих пор мне ни слова никто о сем; должно быть, преуве­личено; впрочем, священнику нужно дать наставление.

Февраля 1899. Четверг

Утром все оказалось белым от снега, и целый день без перерыва валил снег, так что к вечеру все улицы и дороги оказались занесенными снегом; Никанор пришел сказать мне, что Накаю трудно было бы прийти с его плохими ногами; я согласился с этим и послал сказать ему, чтобы не приходил; вместо перевода целый вечер писал отчеты.

Но нейдет из головы Одавара. Как быть? Очевидно, что о. Петр Кано не годен там. Не приготовить ли туда Игнатия Мацумото? А о. Кано взять в Токио,— «мол, в помощь о. Фаддею». Э-эх, новые христиане — слишком идеалисты; давай священника без всяких пороков,— но где же таковые?

Февраля 1899. Пятница

Оосакский катихизатор Павел Сакума прибыл, чтобы отправиться отсюда на службу в Маебаси. Просил взять его из Оосака, почему и сделано сие перемещение,— «Отчего не хотел служить с о. Сергием Суд­зуки?» — вопрошаю.

— Особенных причин не имею; он вообще человек хороший, но не умеет управлять Церковью. Все там в разладе. Явно образовались две партии: одна — о. Судзуки, другая — катихизатора Каяно; и в застое дело Церкви оттого; почти нет слушателей, никто из христиан не хочет нахо­дить их; мало ходят в Церковь. О. Сергий постоянно в разладе с церков­ным советом,— и так далее.

Почти то же, что в Одавара, и от тех же причин: христиане слишком высокого мнения о священнике, а он слишком низок; те не хотят спус­титься, а он не может подняться. А и Семинарию кончил, и примерным по поведению был, и теперь есть; но не разумеет, как дитя, и не хочет или не может сделаться разумным.

Все, что можно сделать в помощь сему, это поставить о. Симеона Мии благочинным над о. Сергием Судзуки. Это и будет сделано на следую­щем Соборе.

Петр Исикава приходил: опять отправится в Одавара мирить хрис­тиан с о. Петром. Посему нужно опять вызвать сюда о. Петра, чтобы приготовить его к мировой. Написано ему, чтобы прибыл сюда в сле­дующий понедельник.

Февраля 1899. Суббота

После долгого невыхода никуда сегодня решился отправиться ко всенощной, хотя горло еще не пришло в нормальное состояние,— авось Бог помилует!

И хорошо, что отправился,— без того вышло бы еще хуже. Оттрезво­нили, а священника ни одного! Циба и Мидзуно по Церквям в Симооса, Юкава остался служить в церковном доме в Асакуса, не зная, что он здесь нужен, Сато готовит к завтрему проповедь и потому не счел нуж­ным идти ко всенощной. Побежал Кавамура к нему и возвращается без определенного ответа от него, придетли — «я завтра проповедую», гово­рит. А богомольцы ждут начала богослужения. Облачился я в епитра­хиль и в омофор и начал с дьяконом всенощную. Во время каждения о. Павел Сато пожаловал в алтарь. Кончивши кадить, по закрытии Цар­ских врат, я сурово велел ему скорей облачиться, и он продолжил бого­служение. Между тем Кавамура съездил в Асакуса узнать, может ли служить завтра Юкава, не болен ли, и вернулся с ответом, что Юкава завтра Литургию служить будет; значит, мы с ним вдвоем совершим богослужение; о. Павлу я сказал, по окончании всенощной, чтобы он говорил завтра проповедь.

Была София Китагава, заведующая Сиротским приютом. Рассказала грустную повесть. Не получая полгода никакой помощи отТадаки Иоси­фа, отправилась к нему, в Мориока, узнать, что с ним. Нашла его рас­толстевшим, но в скверном положении: близок к тюрьме. Отправился хлопотать, чтобы дали ему леса для постройки Сиротского приюта. Посредством разных махинаций получил он лес, стоющий тысяч пят­надцать; вошел в долги для того, что роскошно угощал властей; до тыся­чи ен задолжал в чаянии будущих благ. Но нашлись люди, взглянувшие на дело иначе, чем те, которых он угощал; обжаловали, что лес дан ему противозаконно; его потребовали к суду, и ныне оный ведется. Тадаки, между тем, живя в Мориока, занялся практикой ходатая: одной деревне, также в Ивадакен, за тысячу пятьсот ен взялся выхлопотать владение спорным лесом и выхлопотал, так что ему на днях предстоит получить тысячу пятьсот ен, посредством которых он надеется выйти из своих долгов, хорошо направить свою пользу и помочь Сиротскому приюту. Но получит ли? В этом ныне весь вопрос. Это решится на днях; к конце же сего месяца будет окончательно уяснено, Тадаки бросает свой Сирот­ский приют или нет? София, кажется, сильно сомневается в успехе его дела и не раз упоминала: «Не попал бы он в „кураки токоро“». Что потом? На приюте ныне долга триста ен,— за рис и в другие лавки; София, видимо, не унывает, говорит, что у нее остается триста-четыреста ен по наследству, у родных; значит, пока еще дело не отчаянно; затем некото­рая надежда на Церковь — «сделать-де приют общецерковным учрежде­нием, дитятей Церкви». Но много ль это даст?..

София рассказала еще, что прежде чем отправиться к Тадаки, в Мо- риока, она должна была побыть у себя, в Мито: известили ее, что умер ее родной отец, восьмидесятитрехлетний старик; она отправилась от­дать ему последний долг, проститься, но три дня не могла пробыть до погребения его,— приют ни на кого не оставила в Токио,— и не на кого было; старший брат ее выругал ее за это ругательски,— «не чтит-де отца».

— Как же я не чту? Бросила все, чтобы попрощаться с ним. Но он в Царство Небесное не попадет (умер язычником),— что ж я могу сделать для него? И об нем, мертвом, есть кому позаботиться; а о живых, кото­рых я бросила, кто позаботится?

7 / 19 февраля 1899. Воскресенье

Утром шел мокрый снег и было так сыро и холодно, что я побоялся служить, чтобы не растревожить еще не совсем зажившего горла; так был в Церкви.

Генерал Николай Иванович Янжул, военный агент наш, приезжал проститься,— едет в отпуск; он уже проводил семейство свое до Кобе на том же «Sidney», на котором отправился о. архимандрит Сергий, и вер­нулся по железной дороге, чтобы докончить здесь дела свои. Японские власти очень любезно провожают его: военный министр давал ему обед. Великие князья одарили своими портретами. Мнение Янжула, что япон­цы в военном отношении опасные враги нам, но в войну Японии с Россией он не верит. И хорошо делает!

Февраля 1899. Понедельник

О. Петр Кано прибыл в половине двенадцатого часа. Я тотчас же оставил перевод, чтобы переговорить с ним. Сказал ему, что Петр Исикава вчера отправился в Одавара, чтобы окончательно убедить немирных помириться с ним. Если ему это удастся, то он приведет их к нему, о. Петру, в Церковь, чтобы тогда он принял их весьма ласково и в объясне­ние тотчас же заговорил: «Думаю, мол, что вам, быть может, стеснительно будет тотчас же открывать предо мною душу в исповеди; но на этот счет будьте покойны,—я попрошу епископа прислать сюда другого священ­ника, чтобы исповедать вас»; — пусть непременно предложение о сем выйдет от него, а не от них; иначе могут истолковать, что они, не желая у него исповедаться, вытребовали другого священника, что было бы дурным прецедентом для других Церквей, где не всем нравятся свои священники. Говорил ему, чтобы вперед был осторожен в проповедях, не позволил себе личных намеков на кого-либо, чтобы смотрел на о. Павла Савабе как на благожелателя себе, а не как на сторонника немир­ных, и прочее. О. Петр отлично все принял.

По прибытии его сюда тотчас же была послана телеграмма к о. Павлу Савабе, чтобы пришел сюда. Он во втором часу пришел. Переговорил с о. Петром у меня. О. Петр с благодарностью принял участие о. Павла в умиротворении его Церкви, и дали они друг другу обещание действо­вать дружно, во славу Божию. О. Павел, когда позван будет, поисповеду- ет мирящихся, но Литургию, за которой причастят их, будут совершать вместе — отцы Петр и Павел. Потом они — помирившиеся — будут хо­дить в Церковь на богослужения о. Петра и приглашать его для исправ­ления треб, хотя для исповеди, вероятно, о. Павлу Савабе предстоит еще не раз побыть в Одавара. Облобызались все мы и любезно расста­лись в два часа. О. Петр тотчас же отправился в Одавара, чтобы быть готовым принять мирящихся, если придут. Быть может, однако, ныне еще не состоится сие; тогда состоится при следующем визите туда Петра Исикава, как у нас и было говорено о том.

Надежда Такахаси была (со счетом за исправление фисгармонии) — и следа нет сердитой и злобной Надежды. Опять я узнаю в ней невесту Христову. Убеждал вперед не давать диаволу совращать ее с пути сми­ренной и кроткой христианки.

Перестал употреблять пульверизатор — горло почти совсем здорово.

Февраля 1899. Вторник

Иов Накацука привел ко мне из Собора того язычника из деревни в восьми ри от города Циба, который пожертвовал разновременно уже больше ста ен в храм, опуская при каждом посещении Собора в кружку по десять и более ен. Сегодня он тоже посетил Собор. На вид очень скромный, но с умным лицом, полный, одетый хорошо, сорока двух лет; веры «нициренсиу», но верует уже в Бога, управляющего миром; ясного представления о христианстве не имеет и жертвует по тому же побуждению, по которому язычники жертвуют на свои кумир­ни,— чтобы снискать благоволение высшего существа. Я поговорил ему о Боге Творце — Небесном Отце нашем, открывшем нам Себя во Хрис­те; обещал было катихизатора прислать к нему в деревню; но он, види­мо, не желал того; дал ему книг для первого ознакомления с Христовой верой; звал опять сюда, обещал дальнейшие, более подробные книги.

О. Роман Циба вернулся из Симооса; похоронил старушку христиан­ку в Тега, осмотрел Церкви в заведывании катихизатора Обата; в каж­дом селении есть добрые христиане; особенно хороша Церковь в Тега; Обата христианами любим, хотя везде как гость, ибо много мест должен обходить,— нигде не может остановиться надолго, оттого и успеха в проповеди язычникам почти нет.

Расплатился с доктором за лекарства (4 ены 67 сен) и визиты (по три ены за четыре визита двенадцать ен); а горло опять плохо; завтра, кажется, придется опять послать за лекарством.

Февраля 1899. Среда

Слава Богу! Христиане Одавара помирились, наконец, с своим свя­щенником, о. Петром Кано. Петр Исикава имел на этот раз полный успех своей миссии. Немало ему помог Самсон Дзимбо, родной брат самого рьяного бывшего противника о. Петра Дзимбо. Самсон живет ныне в Токио, в Асакуса; в оба раза он отправлялся вместе с Петром Исикава в Одавара хлопотать о примирении. Он же первоначально и побудил Петра Исикава заняться сим делом. Ныне их хлопоты закончи­лись успехом. Господь, конечно, помог в этом. Видно, что благодать Божия живет в Церкви Одавара, одной из первоначальных Церквей японских. Петр Исикава привел мирящихся в Церковь, предварительно побыв у о. Петра и условившись с ним о сем. Собрались и нессорившие- ся в Церковь, так что Церковь была полна христианами. Извинились друг перед другом — о. Петр пред христианами, они перед ним. О. Петр показал себя при этом вполне достойным пастырем — был кроток, сми­рен, мягок; бывшие противники его, с своей стороны, явили, что лед вражды совсем растаял в их сердцах. Обменялись ласковыми речами, потом отслужили благодарственный молебен и в радостном настроении все разошлись. Дай Бог, чтобы это было прочно! Для исповеди бывших немирных о. Петр обещал им испросить туда о. Павла Савабе.

Когда Петр Исикава и Самсон, вместе пришедшие, рассказали мне все это, я также возблагодарил Бога за Его милость.

Самсона я одарил книжками и картинами из Священной истории; Петру Исикава подарил книгу, которую он пожелал иметь,— «О нравст­венности» Попова,— из книг, оставленных о. архимандритом Сергием.

Так как христиане Одавара горят желанием ныне расширить свой круг и имеют немало готовых слушать учение из язычников, то я обещал послать в Одавара катихизатора и тотчас же написал к Георгию Мацуно, в Хацивоодзи, чтобы он завтра прибыл сюда. Если у него и ныне, как он недавно говорил, нет ни одного слушателя, то он и пусть отправится в Одавара проповедывать вместе с о. Петром Кано.

Иоанн Яманоуци, катихизатор здесь, в Токио, принес напечатанную (на церковный счет) свою брошюру «Киусиу Христос». Дал ему за труд сочинения десять ен.

Февраля 1899. Четверг

Явился Георгий Мацуно.

— Вы меня вызывали. Какое дело?

— Вы недавно жаловались мне, что праздно живете в Хацивоодзи,— нет слушателей; хотели на другое место. Так вот, я хочу послать Вас в Одавара; там теперь очень нужен катихизатор; будет много слушателей.

— Но у меня теперь есть одна слушательница. Притом, как же оста­вить Хацивоодзи без катихизатора? Христиане будут очень опечалены.

— Вы не совсем оставляете Хацивоодзи, а по неимению дела там временно назначаетесь в другую Церковь, где много дела.

И так далее,— обычная история: сначала просятся вон, а станешь посылать вон, упираются. Так ныне и с Игнатием Мацумото, который не идет в Токио, а просился из Курури, так и с Мацуно. Положили мы, что если христиане станут очень удерживать его и пообещают ему слу­шателей,— пусть остается в Хацивоодзи; в противном случае отправится в Одавара. Пойдет посоветуется с христианами и даст знать.

О. Петр Кано пишет, что мир восстановлен, благодарит за хлопоты о сем; просит прислать о. Павла Савабе к первому воскресенью следую­щего месяца, чтобы исповедать помирившихся, потом прислать в Ода­вара катихизатора.

Февраля 1899. Пятница

Павел Канасуги, из Симооса, описывает путешествие по Церквям о. Феодора Мидзуно; везде много слушателей. Пишет, между прочим, что катихизатор Филипп Судзуки болен, и просил о. Феодора напутство­вать его, что о. Феодор и сделал, и хорошо сделал.— Едва я прочитал письма, в числе которых было сие от Канасуги, как у дверей раздался крик «денпо!» (телеграмма). От брата Филиппа Судзуки, должно быть, известие, что Филипп скончался,— просят священника и диакона для погребения его «сейсики»,— полным христианским обрядом. Тотчас же дана телеграмма, что о. Мидзуно еще там, в Симооса,— пусть он похоро­нит; телеграфировано также Филиппу Узава, чтобы о. Феодора найти там,— где-нибудь в Церкви поблизости и направить в Асахимаци, для погребения Судзуки. Диакон же — Яков Мацуда отправится завтра утром туда с гробным покровом (к сожалению, старым, ибо хотя христиане Токио приобрели новый, из России, но я не имею права располагать им), со свечами и другими принадлежностями. Вчера только было по­слано содержание Филиппу Судзуки на третий и четвертый месяцы: тридцать ен; это послужит на расходы по погребению. А там еще у него жена и двое младенцев-детей; должно быть, и на них придется расходо­ваться.

Катихизатор Фома Танака из Вакаяма пишет, что он, катихизатор епископальный и катихизатор пресвитерианский открыли втроем со­вместную проповедь против язычества,— слишком уж нападают там, в Вакаяма, на христианство-де. Приглашали и католического катихизато­ра присоединиться к ним, но он не захотел. Не следовало и Фоме еди­ниться в проповеди с протестантами. Впрочем, ничего из этого не выйдет дурного, потому что и самая проповедь их, вероятно, не будет иметь никакого значения; если же оное окажется, то Фома не применит потя­нуть на свою сторону, потому что довольно силен против недоверков.

/3 / 25 февраля 1899. Суббота

Петр Исикава приносил на просмотр свою проповедь очередную, которую будет говорить завтра, и рассказывал, между прочим, как в Одавара, около стада овец наших, отпугнутых дьявольским наваждением от пастыря, постоянно ходили волки, стараясь расхитить их: пресвите­риане устраивали проповеди для них, стараясь убедить присоединиться к ним, католический патер многократно наезжал из Йокохамы и посе­щал Михаила Кометани и других, представляя, что вот это, мол, и зло в православии — женатые священники, жены которых способствуют сму­там, у нас-де не так,— священники одинокие, и потому пожалуйте к нам, и прочее. Но ни единого не перетащили к себе; христиане наши слиш­ком сведущи и опытны,— знают, по сличенью, что православие — единст­венное истинное христианство. И благодать Божия к тому же хранила их. Теперь, кажется, волкам уж совсем нет дела.

Всенощная сегодня — до проповеди — продолжалась два с половиной часа. У Львовского тянуть — болезнь неизлечимая; сократить бы одни концы, то есть не тянуть заключительные слоги безобразно долго,— на полчаса была бы служба меньше. Сотни раз толковал о том ему, но куда! — Принужден был сегодня велеть на будущее время читать, а не петь песнь «Покаяния отверзи ми двери»; ровно десять минут поют ее,— на глас и на высоких нотах девчонки верещат, точно кошки.

Болезнь держала в комнате вплоть до сегодня. Завтра непременно буду служить. И от кошмара, кажется, освободился, наведенного этими отцами, которых я извлек из России. Молюсь много лет, «чтобы Господь Сам избрал и приготовил проповедников для сей страны», и вдруг вообразилось, что мне нужно усиленно хлопотать о том. Выхлопотал. Приехали. Уехали. Но пока уехали, с тех пор, как стали болезновать — один болезнями, другой скверностями,— сколько души утекло на них, души, которая производительнее могла бы быть употреблена на перево­ды и другое дело Церкви! А также и денег на жалованье им немало брошено в печь. Польза от них? От о. Андроника, быть может, некото­рая для некоторых в Оосака. От хихича Вахаревича едва ли что перепа­ло Церкви в нравственном смысле. Итак, нужно тверже веровать в Бога. Молиться и надеяться, что молитва не пропадет. А стало быть, вперед не хлопотать о миссионерах из России, а предоставить Богу удовлетво­рить сию нужду. Самому же, не переставая молиться, делать, что предле­жит, без уныния, без вялости, без холодности к делу. Радостно почувст­вовал я все это за нынешней всенощной.

Февраля 1899. Воскресенье

Превосходная погода с утра. Радостно было служить после столь долгого перерыва. Молящихся было много.

После Обедни Софья Китагава, приведшая своих детей в Церковь и на обед, который им дается здесь после службы, радостно сообщила, что Иосиф Тадаки получил лес для постройки сиротского дома,— лес боль­шой, так что можно много продать дерева после постройки приюта, и прочие ласковости пишет он. Но — просит прислать ему денег на «ундоо» (хлопоты); и Софья сбивается кое-как, и посылает кое-что.—Не дал я сегодня ей ни копейки; вероятно, и та помощь, что давал ей недавно, ушла на «ундоо»...

Вернувшись в комнату после вечерней молитвы с учениками, нашел на столе пакет с протестантским циркуляром: «То the Churches and Christians Workers in Tokyo. Plea for a General Mission in Tokyo». Моли­лись мы с прошлой осени об обильном сниспослании Святого Духа. И твердо верят ныне, что ныне «the Lord is with us». Приводят много доказательств тому (из которых ни одного нет убедительного). Предла­гают ныне опять по всему городу молиться, проповедывать — и в домах, и в тентах, и на открытом воздухе, раздавать религиозные брошюры, и прочее.

Если бы все эти действия были не протестантов, почти совсем расте­рявших Христову истину, а православных, то, в самом деле, искомое бы обильное излияние даров Духа последовало! Но спит еще православие. Чрез сто лет, вероятно, и оно будет являться в подобных действиях, но результат будет иной!

Февраля 1899. Понедельник

После полдня были из Одавара Михаил Кометани и Мацуо, глав­ные из бывших немирных, ныне примирившихся с о. Петром Кано,— благодарить от лица всех своих за хлопоты о примирении и извиниться за невежливости, оказанные во время немира. Видно, что рады устройству примирения, видно, что благодать Божия не оставила их. Я с большою радостию принял их, убеждал вперед не поддаться врагу-искусителю; подарил много книжек и послал чрез них книжки также их друзьям; дал по иконе и по иконке же послал в каждый дом примирившийся, причем мелькнуло немножко неприятное.

— Сколько домов? — спрашиваю.— Двадцать три-четыре? — (Как и говорил о числе домов Исикава, подробно все узнавший.)

— Тридцать четыре,— отвечает Кометани, видимо, прилгнув.

Я дал тридцать четыре иконы (Божией Матери, небольшие, из Тро- ицко-Сергиевой Лавры).

Был Мацумото Петр, из Оосака, возвращающийся из Нагаока и окрест­ностей к себе домой в Оосака. Его родина в Нагаока, где и поныне много родных его; говорил, что убеждал их слушать христианское учение у о. Метоки и некоторые будто бы ныне слушают и быстро крестятся. Получает оттуда керосин для продажи в Оосака, что ныне и составляет главное его дело. Про Оосакскую Церковь говорил, что о. Сергий Судзуки и катихизатор Каяно совместно не могут служить,— Каяно не подчиня­ется о. Сергию, которого Мацумото хвалит, а Каяно, напротив, обносит до того, что христиане будто бы подозревают его в нечистых сношениях с женой о. Иоанна Оно, живущей с сыном в церковном доме в Оосака,— что уж совсем невероятно, так как Каяно человек женатый и степенный. Явствует одно,— что о. Сергий Судзуки не может управить Оосакскою Церковью.

В шестом часу, когда я гулял на площадке у Собора, явился диакон Яков Мацуда, вернувшийся с погребения катихизатора Филиппа Судзу­ки, и рассказал о сем погребении и о родных Судзуки. Погребение совер­шили они с о. Феодором Мидзуно, очень торжественно; была пропо­ведь, провожали в облачениях до кладбища, восемь чё от дома; вчера было это — хорошая погода способствовала. Язычников было человек сто шестьдесят, христиан человек тридцать.— Родные Филиппа все — закоренелые язычники; мать и три брата — все богатые земледелы; осо­бенно старший брат; но все крайне враждебно относились к Филиппу при жизни. Мать стала было ухаживать за ним во время болезни, но до того расстраивала его своими упреками в измене язычеству, что жена его, Дарья, попросила ее оставить ее одну, несмотря на то, что у ней на руках еще двое малых детей — девочек, четырех и двух лет. Отец Филип­па, при жизни своей, дозволил ему сделаться христианином и катихиза- тором, но зато лишил его части в имуществе; оттого Филипп с семьей жил только своим катихизаторским жалованьем; и ныне семья его не имеет ничего. Но, конечно, Бог не оставит ее. Ныне родные Филиппа советуются, как поступить с его вдовой и детьми, и еще решения своего не сказали. Увидим, что скажут. Если станут содержать, ладно; но под усло­вием, чтобы дети воспитаны были по-христиански; нет,— так мы и сами воспитаем.

Февраля 1899. Вторник

О. Павел Савабе был: завтра отправляется в Одавара исповедать и приобщить бывших немирных. Просил катихизатора туда. Я говорил о Георгии Мацуно; но сей, по-видимому, мало надежен,— из Хацивоодзи, как видно, его не отпускают, хотя известия о сем еще нет. О. Павел хочет Петра Кураока; но сей отправился на юг, в Циукоку, для поправле­ния от болезни; пусть о. Павел позовет его, если придет, ладно. Просил учителя пения. Призвали Елисея Хаякава, но сей представил такую труд­ность, что сын — двухлетний — слишком привык к нему, не может разлу­читься с ним. В таком случае — Петра Ямбе послать? Но сей болен глаза­ми, еще лечится. Пошел Елисей советоваться с Ямбе,— кто-нибудь из них должен отправиться с о. Павлом Савабе в Одавара. О. Павел Савабе еще явился ходатаем за Игнатия Симода, рыбопромышленника из Хако­дате. Припечатки в газетах, бывшие в шестом месяце прошлого года, от врагов его, что «рыбный промысел его — не дело Хакодатской I Церкви» и что «он обложно назвался уполномоченным Церкви, при ходатайство­вании рыбных ловель в русских водах»,— произвели свое дурное действие; поэтому, будто бы, у него отобраны ловли в двух местах, о чем телеграм­мой известил его переводчик его, находящийся ныне на Сахалине. Едва ли поэтому. Во всяком случае я могу помочь ему только, написав распис­ку в получении от него на Церковь из его рыболовельного дохода, четы­реста ен, поставленных им в декабре прошлого года,— на русском языке для предъявления оной русским властям на Сахалине, в доказательство, что он не солгал, прося себе рыбных ловель и для пользы Церкви; каковую расписку я сейчас же написал и вручил о. Павлу для передачи Игнатию Симода.

Вечером пришел Петр Ямбе заявить, что ему трудно отправиться в Одавара,— врач не отпускает; потом — Елисей, что он отправится.

Погода стала совсем теплая, настоящая весенняя; болезнь горла со­всем [прошла]. Перевод Паремий идет исправно; только расплаты се­годня очень мешали, по обычаю,— в последнее число.