Июня /11 июля 1897. Воскресенье.

Праздник Святых Апостолов Петра и Павла

С девяти часов Литургия, которую на иерусалимском антиминсе слу­жили со мной шесть иереев-именинников с о. Павлом Савабе во главе их.

По Литургии Молебен Святым Апостолам с многолетием. Пели все очень стройно. После богослужения снятие фотографической группы всех мужских учащихся и прибывших на Собор отцов. Потом обычная сегодня сутолока: прощание учеников, расходящихся на каникулы, при­чем снабжение их дорожными, кому прямо, кому (посостоятельней) с возвратом (которого, однако, почти никогда не бывает), приготовле­ние Крестовой Церкви под соборные заседания, чтение и регистровка «кейкёохёо» и церковных прошений.

Июня /12 июля 1897. Понедельник

С восьми часов утра открылся Собор священнослужителей. Прочита­ны «статистические листы» Церквей, причем уяснено, что ныне всех христиан в Японии 23.514 человек. Сосчитаны служащие Церкви, кото­рых оказалось 204, вместе с ныне кончившими курс. Потом прочитали прошения о священниках и на выбор человека для Хоккайдо оставались целое послеобеда; едва к шестому часу пришли к соглашению избрать Игнатия Като, тридцати одного года, ныне катихизатор в Хитоёси. Если до завтра не передумают, то он будет утвержден.

После Собора пришли проститься из Женской школы двадцать во­семь учениц и четыре учительницы, отправляющиеся завтра утром на каникулы в Тоносава; почти все бледные от усиленных предэкзаменаци­онных занятий; посмотрим, каковы вернутся после каникул.

Июля 1897. Вторник

Не отправились сегодня ученицы: целую ночь и весь день шел дождь.

Второй день собора. Утвердили Игнатия Като священником для Не- муро; о. Павла Морита перевели в Маебаси, Такасаки и прочие Дзёосиу- кёоквай; на место его священником Сикоку избрали Павла Косуги, катихизатора в Миязаки; приход о. Бориса Ямамура разделили, и для Церквей Акита избрали Павла Кагета; таким образом сегодня утвердили трех для рукоположения во священники. Дай, Господи, чтобы благосло­вение Божие осенило сие! Наметили также и четвертого во священни­ки: Григория Камия, для Церквей Симооса, чтобы освободить о. Фаддея более для Токио, но отложили до испытания в продолжении его, бо­лезнь его «дзенсоку» не помешает ли сему служению.

Июля 1897. Среда

Третий день соборных заседаний. До полдня чтение прошений о катихизаторах и по сему делу рассуждения. С двух часов распределение катихизаторов,— работа в верхней классной зале,— еще не кончено.

Июля 1897. Четверг

Четвертый и последний день Собора. До полдня было совещание о распределении катихизаторов в верхней классной комнате, кончено к полдню. В два часа собрались также и подтвердили распределение, ник­то не нашел что-либо переменить. Потом возвели двадцать четыре по­мощника в катихизаторы, двенадцать сейто в помощники. Перешли в Церковь, где по прочтении распределения утвердили его чрез «кирицу» и молитвенно испросили на него благословение Божие. Прочитано было потом несколько письменных предложений Собору; наиболее зна­чительное из них Павла Цуда,— чтобы на досках пред молельнями или местами катихизаций писать везде «Христос сей [?] кёоквай»,— не «сёо», или еще как иначе,— чтобы утверждена была эта формула для всех на­ших Церквей, которые теперь разнообразятся в надписях. Собор нашел это резонным и утвердил. В пять часов занятия Собора окончились молитвой и краткою речью.

Июля 1897. Пятница

Раздосадовали священники: отцы Павел Савабе, Симеон Мии и Си­меон Юкава пришли выборными от всех просить прибавки содержания по случаю теперешней дороговизны. Двадцать лет долблю им, что больше из России денег не дадут им, что японские христиане должны помогать катихизаторам, и что внушать это им, христианам, должны священни­ки; на минувшем Соборе неоднократно, при случаях, упоминал о том,— и все точно трупам толкуешь! Вчера собственно только, чтобы надба­вить содержание бедным проповедникам, переименовал двадцать четы­ре и двенадцать в высшие степени, говоря при этом, что уж больше, при всей смелости и дерзновении (ибо не знаю, буду ли в состоянии найти средства,— до сих пор и положенной суммы из России не имею), ровно ничего не могу сделать для улучшения состояния катихизаторов, что дальнейшая помощь им вполне зависит от священников, от их убежде­ний и настояний, чтобы христиане исполняли Божий Закон в отноше­нии своих руководителей к Царству Небесному; кто не может деньгами, пусть помогает чем может: рисом, углем, овощем и подобным. И сегодня эта депутация! Рассердился, выбранил и прогнал!

Июля 1897. Суббота

Некоторые священники уже простились и отправились по домам. О. Петру Кано сделал, наедине, напутственное наставление, чтобы он одинаково любовно относился ко всем своим христианам, чтобы не ленился распространять свою Церковь, чтобы воздерживался от пьянст­ва, на что он пытался возразить, что он по воскресеньям только пьет. О. Матфею Катета сказал, чтобы он мягче делал свои наставления и вразумления,— не устрашал бы.

Целый день канцелярской работы по рассылке писем, дорожных и тому подобное.

Всенощную пели причетники и регенты с Дмитрием Константино­вичем Львовским во главе. Пение напоминает митрополичью Кресто­вую Церковь в Петербурге, только голоса хуже, кроме превосходного тенора Львовского.

Июля 1897. Воскресенье

Држдь, беспрерывно ливший всю прошлую ночь и утро, размыл откос в Женской школе, выходящий на дорогу: шесть сажен дощатой ограды и большой пласт земли обрушились на дорогу, так что с утра пришлось нанять рабочих убрать ограду и землю и открыть путь.

Литургию совершали со мной шесть провинциальных священников, трое из коих вчера у меня исповедались. Во время облачения читали Часы. Трехголосное пение было очень стройно; народу в Церкви довольно много.— В четыре часа было бракосочетание кандидата Марка Майкайси с дочерью о. Петра Сасагава.

Июля 1897. Понедельник

Прощание с отходящими священниками и катихизаторами; кончив­ших курс Семинарии, отправляющихся ныне на проповедь (всего-то трое), благословил поучениями о. Иоанна Сергиева (Кронштадтского), Лавсаинова и некоторыми другими благочестивыми книгами.— Из свя­щенников рассердил о. Петр Ямагаке, Хакодатский священник. Спра­шиваю:

— Яков Касавара (служивший переводчиком у консула Устинова, ко­торый ныне переведен в Нагасаки) вышел из церковного дома (где Устинов просил дать ему на время помещение)?

— Нет.

— Занимает еще второй этаж?

— Теперь живет внизу, потому что с женой вверху тесно.

— Вот как! Повенчался?

— Нет,— так живет.

— С язычницей?

— С христианкой.

— С христианкой и не повенчанной,— значит в незаконном сожи­тии! И вы это дозволяете,— и в церковном доме, у самого храма, на виду всех христиан? Да я больше тридцати лет тому назад в качестве священ­ника Консульской Церкви — той же самой, что ныне, и в том же доме, где Касавара ныне, не позволил консулу (Бюцову) держать его наложни­цу,— а вы даете нахалу Касавара жить там с наложницей, когда это может соблазнять сотни христиан-японцев, сущих в Хакодате, где тридцать лет назад еще ни одного не было!

И сказал я о. Петру, что не дам ему ни гроша его содержания, пока он не прогонит Касавара с его наложницей из миссийского стана. Пусть по приезде в Хакодате тотчас же это сделает; на другой день его приезда чтобы Касавара не было в Миссии; и пусть о сем даст сюда телеграмму, тогда и вышлется его содержание, ныне удерживаемое в виде наказания.

Июля 1897. Вторник

Утром десять учеников Семинарии отправились в Босиу, на канику­лы. Будет стоить по пять ен двадцать сен содержание каждого в месяц. Нечего делать! Жаль и ребят, которым не к кому, или слишком далеко отправиться отдохнуть во время каникул.

О. Катакура принес письмо катихизатора Якова Яманоуци: отказыва­ется Яков от двух ен в месяц экстренного пособия ему на семейство, положенного после прошлогоднего наводнения. Но вместе с тем спра­шивает, устами о. Катакура: можно ли катихизатору заниматься торго­вым делом не лично, а чрез семейных? Давно уже слышно, что Яков занимается им, и думал я, что он откажется ради торговли от катихиза- торства; видно, и прибыльна торговля, иначе не отказался бы он от вышеозначенных двух ен. Подумал-подумал я и сказал о. Иоанну:

— Ведь торгует больше жена? И Якову ничто не мешает идти по делу церковному в Мияко, или для проповеди в другое место?

— Ничто.

— Итак, пусть торгует. Конечно, священнику нельзя заниматься куп­лями, но ведь катихизатор не посвященное лицо, особенно катихиза- тор, смотрящий в лес, как Яманоуци; а заменить его некем, коли уйдет; катихизатор же он, кстати, опытный и любимый в тех местах...

Июля 1897. Среда

«Учеников, отправившихся вчера на пароходе в Босиу, на пути застала страшная буря,— пишет Иоанн Акимович Сенума, провожавший их,— и загнала в залив Урага; почти все сильно пострадали от качки, но живы, здоровы и сегодня утром переправятся из Угара в Босиу».— Иметь этот случай в виду, чтобы вперед, коли случится, отправлять в Босиу только при тихой погоде.

Окончание постройки Семинарии идет до того медленно, что, я боюсь, и после каникул ученики не войдут в нее. И потому сегодня, по совету с архитектором Кондером, штукатурам, кирпичекладчикам и каменщи­кам обещал премии, если они кончат к числам, назначенным ими сами­ми,— назначенным прежде, чем они узнали, что им готовится премия, если только на сей раз они не соврут, как врали до сих пор десятки раз, назначая срок и не оканчивая. (Впрочем, нельзя строго и их винить: свободных рабочих ныне совсем мало: правительственные постройки, Формоза, заграница отняли десятки тысяч рук).

Снял с третьего этажа брошюры, чтобы разобрать и пустить в дело, что полезно.

Июля 1897. Четверг

Разбирал весь день библиотеку брошюр и непереплетенных книг.

Во время этого занятия пришла телеграмма от Касавара, из Хакода­те, что-де он «кается и повенчается», так чтобы оставить его в Миссии. Я ответил: «Оставьте церковный дом и идите в город». Ночью пришла телеграмма от о. Петра, что Касавара выселился.

Июля 1897. Пятница

Павел Кагета прибыл, чтобы принять рукоположение во священника для Церквей Акита; цветет улыбками,— видно, что рад, но мало надеж­ды, чтобы был хорошим священником,— слишком уж вял и истощен.

Кончена сегодня рассылка писем по Церквам, содержащих распоря­жения Собора о переменах катехизаторов и прочее.

Из Токусима бранчливое письмо, зачем я отнимаю у них любимого священника. Должно быть, интриган этот о. Морита на меня свалил причину перевода его в Маебаси, умалчивая, что сам он два уже года употребляет все старания, чтобы выбраться из Сикоку.

Целый день тоже разбирал книги и брошюры. И наслали же эти негодные пашковцы с о. Владимиром много лет тому назад своих листков и брошюр — целые десятки тысяч! Не знаю, куда девать их. Святое имя Спасителя, мелькающее на них, заставляет уважать их; уродливость, тенденциозность учения побуждает презирать их; перечитаю: годное — в дело, негодное — в печь.

О. Петру Ямагаке, в Хакодате, послал содержание за восьмой месяц, вследствие его ночной телеграммы, согласно прежде сказанному ему.

Профессор Рафаил Густавович Кёбер был: вернул Догматику Мака­рия и сочинения Жуковского, вновь взял Достоевского и прочее. В Женской школе прослушал игру Надежды Такахаси и задал дальней­ший урок на фортепьяно. Слушая превосходную игру Надежды, одоб­ренную и самим Кёбером, я не мог не выразить ему искренней благодар­ности: «Никогда и не воображал, что услышу японку, хорошо играющую на фортепьяно,— и между тем, вот теперь на самом деле вижу это; исклю­чительно этим Миссия обязана его, Рафаила Густавовича, доброте, истин­ной, бескорыстной, в полном смысле прекрасной доброте» и так далее.

Достойна похвалы и удивления и эта скромная труженица для Церк­ви Надежда Тахакаси. Могла бы, как и другие учительницы, отправиться на каникулы в Тоносава, отдохнуть и погулять. Но она предпочла во время каникул восполнять свои, и без того богатые, знания по матема­тике; и каждый день все утро проводит у учителя математики за уроком; вернувшись, повторяет пройденное и готовится к следующему классу; затем все время — за фортепьяно, в видах служения церковному пению.

Июля 1897. Суббота

Из Вакимаци и Муя тоже выражают огорчение: «Известил-де их о. Морита, что отнят; почему это? Зачем отнимают у них любимого священника?» — Ладно! Напишем им настоящую причину, что «о. Мори­та не только сам рвался от них, но, чтобы непременно вырваться, всеми силами старался доказывать, что и не нужен вовсе священник для Сико­ку; что было бы вредно для Церквей силою удерживать его там; но что навету его не последовали,—священник на Сикоку будет».—Дрянь со­всем этот о. Морита, хоть и окончивший Семинарию и довольно умный; по характеру — коварный и лживый; следить нужно за ним, чтобы не изливал яда. Когда он запутался на соборе, я выручил его, но не из таких он, чтобы ценить это, хотя даже Савабе, отец и сын, назвали его дура­ком, когда он продолжал путаться и после того.

Эх, Господи! Людей хороших для службы Церкви совсем нет!

Ужели Антихрист проглотит эту страну? И Христос не найдет доста­точно добрых людей, чтобы из-за них не дозволить этого?

Безверие потоком заливает страну, и все лучшие люди Японии считают это эссенцией цивилизации и гордятся этим.

Иностранцы же, кроме бедных миссионеров, которых иностранцы во глубине души, а иногда и явно, считают париями, способствуют сему антихристовому просвещению Японии.

Темным и тяжелым свинцовым облаком висит над Япониею со дня открытия ее приговор иностранцев: «не верь Христу, не верь Богу,— все это старь, брошенная нами, Европой и Америкой; ликуй, веселись безве­рьем, ибо человек — обезьяна, белиберда, вздор, нуль»,— все это бук­вально все принято всею знатью, министрами, профессорами, губерна­торами и так далее.

Впрочем, случаются иностранцы, способные удивить своим феноме­нальным идиотством, при цивилизованной внешности, даже обезьян. Таков полковник Олькот, обратившийся в буддизм и даже сочинивший буддийский катехизис. Таковы девятнадцать американцев и пятнадцать германцев, обратившихся в синтуизм, как извещает телеграмма из Нага­саки, пропечатанная в сегодняшнем номере «Japan Daily Mail», иокохам- ской аглицкой газете.

Июля 1897. Воскресенье

За Литургией катихизатор Павел Кагета рукоположен во диакона.

Катихизатор в Канда, Симеон Томии, попросил благословения на бракосочетание в среду на будущей неделе с Еленою Овата, только что кончившею курс в нашей Женской школе. Дал ему пособие десять ен, а еще прежде того на платье его невесте пятнадцать ен.

Июля 1897. Понедельник

Николай Накасима, христианин из Оота, в Мито, пишет скандаль­ную жалобу на своего катихизатора Петра Мисима, будто тот забирается в женские бани и ведет себя так, что женщины перестают ходить в эти бани, будто хотел обесчестить шестидесятилетнюю старуху и прочее.

Просит исследовать все это, и будет-де доказано. Без всякого иссле­дования знаю, что лжет. Мисима — человек женатый и в любви и согла­сии живущий с женой, уже почти старик, никогда не показывавший ни малейшего поползновения грешить в данном направлении,— и вдруг так бы повел себя! Один недостаток у него очень резкий — гордость, и сла­бость — считать себя ученым. Накасима же — адвокат по профессии, с языком, болтающимся, точно било у колокола; и нашла коса на камень: гордость и тщеславие — на гордость и лживость, свойственную адвока­ту; оттого и лес загорелся. Но, так или иначе, Петру Мисима не полезно долее оставаться в Оота, по следам его везде будет ползти змея злосло­вия и убивать успех. Не пройдет даром это и Николаю Накасима; одна дочь его gratis воспитана в Женской школе и благоденствует ныне за катихизатором, другая ныне учится в школе, но он просил и остальных трех дочерей его воспитать за счет Церкви; не будет этого! Такие исклю­чительные благодеяния могли бы быть за исключительные заслуги, но не за исключительные пакости.

Июля 1897. Вторник

Завтракал у профессора Кёбера и видался там с молодым философом Анено-коодзи, который в прошлый раз, после свидания и разговора со мною, сделал довольно лестный реферат в «Тайёо», разошедшийся от­туда по разным периодическим изданиям. На вопрос мой, чем занят:

— Изучаю историю буддизма, каждый день этим занят в универси­тетской библиотеке,— отвечал.

— Не жаль ли (стал я говорить по-русски профессору), что один из лучших ваших учеников, такой даровитый и развитой молодой человек, приковывает себя к трупу. Точно нет дела более насущного, дела живо­трепещущего!

Анено-коодзи выразил сожаление, что не понимает наш разговор.

Тогда я по-японски прямо к нему заговорил о том же; и сильно и долго убеждал его оставить другим, более подходящим к тому людям, хоронить этот труп — буддизм, самому же отдать себя несравненно более важному и живому делу — основательному изучению христианст­ва и введению его в страну; путем серьезного и искреннего изучения христианства,— если только он не заградит сердце свое гордостию или иною страстию,— он дойдет до принятия истинного христианства, ибо не может быть, чтобы небесный Отец не открыл Себя и своего истинно­го учения искренно ищущему Его сыну, и послужит введению в своем отечестве неповрежденной Божественной религии, ибо грозит бедами Японии и то, что теперь свободно входят сюда десятки христианств.

По течению речи я дошел до совета образовать общество для изуче­ния,— не в духе нынешних журнальных реклам, а серьезного изучения,— всех христианских исповеданий для определения, какое из них содержит истинное Христово учение, и какое, стало быть, должно быть введено в Японию.

В виде исторического примера стал рассказывать о том, как наш святой Владимир изучал вероучения и как отвергнул магометанство и иудейство... Тут (на самом интересном месте разговора, по крайней мере, на самом одушевленном пункте моей речи) доложили, что «завт­рак готов». Я приостановился на секунду, хотел докончить речь, извиня­ясь за задержание; но мой философ показался мне до того равнодушно (хотя, по-японски, с любезною улыбкою на лице) слушающим, что я промолвил:

— Если вас это интересует, то мы и после можем докончить разго­вор,— встал, чтобы идти за стол, где речи трудно было принять серьез­ное направление.

После завтрака я нарочно настоял выйти в садик, где, сидя в тени, и думал продолжить беседу, но Анено-коодзи не выказал ни малейшего желания к тому. Знать, он из тех, кому именно прилично дело могильщика!

Июля 1897. Среда

Целый день,— как предыдущие, и немало будет последующих,— при­ведение в систему и введение в каталог брошюр.

О. Яков Такая покорно принял отнятие у него собором двух лучших катихизаторов, в замену которых со стороны дан ему только один; толь­ко просит, нельзя ли вместе с Кириллом Сасаба дать ему, для Миязаки, и диакониссу Юлию Токухиро, помогавшую Кириллу в Кобе. Тотчас же продиктованы мною письма к о. Сергию Судзуки, священнику Церкви в Кобе, и Кириллу Сасаба, чтобы, если нет каких-либо непреодолимых препятствий, Юлия отправилась опять помогать Кириллу в Миязаки. Это будет тем более кстати, что в Кобе вместо женившегося Сасаба назначен холостой катихизатор Варнава Симидзу, при котором, хотя и пожилом, женщине состоять не совсем благовидно.

Раздосадовал Иосиф Ициномия. Третий год с него никакой пользы: служение его — в разных местах — не дало ни одного крещения; назна­чен ныне в Хиросима, в помощь полупараличному, но усердному кати­хизатору Луке Кадзима; и пишет, что по семейным затруднениям не может отправиться на место службы, если ему не будет ныне выслано содержание за девятый и десятый месяцы; отвечено, что пусть уходит с церковной службы, если семейные дела ему мешают —

Был протестантский Кумиай кёоквай (congregational) катихизатор Такеноуци Дзинкици, с которым я встретился несколько лет назад в Миядзу; благодарил за наставления, данные тогда, послужили-де в поль­зу души его (однако же протестантских очков не снял); просил какую-ни­будь книгу на память ему, и с надписью; то и другое сделано. Ныне он состоит катихизатором в Кёото; говорил, что там у них четыре Церкви, в разных концах города; две из них уже имеют здания, стоящие две-три тысячи ен — пожертвования исключительно японских местных христи­ан. Если так, то усердны у них христиане, и ничтожны, в сравнении с ними, наши, обладающие истинным учением, но мертвые сердцем.

Июля 1897. Четверг

Феодор Минато, вопреки заявлению о. Катакура, совсем не желает опять поступать на службу Церкви: прислал обратно посланное ему со­держание с письмом, что, мол, и хотел бы, но отец очень стар и так далее. Итак, большое затруднение: если Моисей Минато останется в Ооцуци и Камаиси, то кого в Немуро? Если в Немуро, то кого в Ооцуци?

О. Петр Кавано пишет, что Гавриил Тода, катихизатор в Куруме, ушел с места службы и совсем со службы: уже дорогой, на пути куда-то: написал о. Петру извещение, что увольнил самого себя; тут же прило­жил и ко мне уведомление, что на десять лет оставляет службу.— Стар­ший брат, Матфей, сошел с ума; уж не рехнулся ли и младший? А оба прошли семь лет Семинарии, на содержании Церкви,— сколько даровой траты церковных денег!

Июля 1897. Пятница

Приехал в гости начальник Пекинской Миссии о. архимандрит Ин­нокентий с студентом китайского языка Петром Андреевичем, воспи­танником читинской гимназии.

О. Иннокентий болен: я старался побольше говорить, чтобы дать покой его душе и телу; велел и ванну приготовить, после которой он чувствовал себя лучше.

Июля 1897. Суббота

Показал о. Иннокентию храм, ризницу, Семинарию и Женскую шко­лу. На завтраке был и профессор Рафаил Густавович Кёбер, который потом на фортепьяно в Женской школе много и чудно играл. Действи­тельно, достойный ученик Рубинштейна!

О. архимандрит от болезни ли, от характера, или от нажитой важности кажется таким вялым, что не желалось бы такого помощника и преемни­ка сюда. Болезнь почти уже не заметна; характер, правда, спокойный, но не избаловало ли положение ректора и настоятеля, то есть не разыграл ли о. Иннокентий роль теста, принимающего форму пирога или блина и тому подобное, смотря по форме, которая в руках повара? Если это, то самостоятельность и инициатива в отсутствии, и Китай еще ждет право­славного миссионера.