Привязанность порождает вкус

 

Очень важно, что уже в самом первом стихе Рагхунатха дас Госвами просит о привязанности. Без привязанности невозможно ничего достичь в духовной практике, которая превращается в скучную и утомительную обязанность. Синонимом использованного здесь слова рати, «привязанность», является более знакомое слово рага. [15] Иначе говоря, с самого начала Рагхунатх дас Госвами учит рагануга-садхане, пути спонтанной привязанности к Кришне.

Иногда считают, что рагануга-садхана – это удел избранных, достигших высокого уровня на духовном пути. Начинать духовный путь нужно с вайдхи-садханы, то есть со следования правилам и ограничениям священных писаний. Посмотрим, насколько справедливо такое мнение. В «Чайтанья-чаритамрите» (Ади, 3.15) Чайтанья Махапрабху говорит, что весь мир следует по пути вайдхи-бхакти: сакала джагате море каре видхи бхакти. «Повсюду в мире люди поклоняются Мне, следуя правилам священных писаний». Именно это называют религией: чоданалакшно ‘ртхо дхармах. «Джаймини-сутры» гласят, что дхарма (религия) сводится к следованию наставлениям священных писаний. Но бхакти имеет принципиально иную природу. Бхакти – это естественная функция души. По самой своей природе любовь и преданность спонтанны и независимы от наставлений шастр. Просто следуя правилам, невозможно обрести чистую любовь обитателей Враджа. А именно ее хотел дать людям Шри Чайтанья. Шрила Прабхупада пишет в комментарии к «Чайтанья-чаритамрите» (Ади, 4.41): «Религиозные системы предназначены для того, чтобы указать людям на существование Бога, а затем использовать Его в качестве космического исполнителя своих желаний. Но трансцендентная миссия Шри Чайтаньи Махапрабху заключается в том, чтобы каждому дать любовь к Богу».

Ритуалистический дух традиционной религии чужд бескомпромиссному учению Махапрабху. Его высший идеал – чистая, абсолютно бескорыстная любовь. Все, что ниже этого идеала, нетерпеливо отвергается им как «внешнее»: эхо бахйа.

У истоков вайдхи-садханы стоит вера в священные писания, которые говорят о существовании всемогущего и всеведущего Бога, творца и повелителя. Вера в Бога заставляет человека изменить свою жизнь в соответствии с требованиями писаний, но побудительным мотивом при этом является страх или расчет. Иначе говоря, вайдхи-садхана всегда основана на вере и разуме. Священные писания пугают наказанием за грехи и сулят вознаграждение за исполнение заповедей религии в этой и будущей жизни. Поэтому, когда в вере (шраддхе) преобладает расчетливое логическое начало, бхакти превращается в ритуал и носит название вайдхи-садханы. Но Чайтанья Махапрабху говорит: «Меня не привлекает преданность, основанная на расчете и на ожидании пусть даже духовного вознаграждения». Такая практика лишена силы (нирбала). Поэтому Рагхунатха дас Госвами объясняет: человек, только что вставший на духовный путь не должен довольствоваться верой (хотя практически все остальные религии делают акцент именно на ней). С самого начала нужно обрести не просто веру, но вкус. Подобно тому, как у истоков вайдхи-садханы лежит вера, у истоков рагануга-садханы лежит вкус. В процессе вайдхи-садханы вера, углубляясь, постепенно должна принести вкус к служению Богу, тогда как в процессе рагануга-садханы, вкус, постепенно углубляясь, порождает глубокую и устойчивую веру, однако вкус всегда остается главным мотивирующим фактором.

Разумеется, под рагануга-садханой мы не имеем в виду слушание раса-катхи и медитацию на свое служение в восьмичастных играх Шри Шри Радхи-Говинды. Эти формы духовной практики доступны только людям, чье сердце полностью очистилось от материальных желаний.[16] Попытка сразу перенестись в сферу транцендентных игр Божественной четы (апракрита-лилы) суть проявление все той же духовной лени. Рагхунатха дас Госвами говорит здесь о постепенном пути развития раги, духовной привязанности, как бы пунктиром намечая его. Прежде чем мы обретем подлинную духовную привязанность к Радхе и Кришне и жадное желание постоянно слушать об Их апракрита-лиле, мы должны развить в себе привязанность к гуру, Вриндавану, вайшнавам, дикша-мантрам и, наконец, святому имени.

Иначе говоря, с самого начала нашим мотивом должен стать не страх перед наказанием и не желание небесной награды, а основанный на привязанности духовный вкус. Вернее, еще не сам духовный вкус, а его тень. В конце концов, мы пришли к духовной практике не потому, что испугались наказания в аду. Зачем нам бояться ада, если жизнь в современном мире, которую мы вели до этого, мало чем отличается от существования в аду? Мы пришли, потому что почувствовали вкус киртана Шри Чайтаньи Махапрабху, или, скорее, предвестие этого вкуса. Как гончая, почуявшая след, бежит по нему, не в силах остановиться, так и сердце наше устремилось по следу, едва услышав звук святого имени[17].

Но в основе любого вкуса лежит привязанность и желание. Это объясняет Шрила Джива Госвами в «Дургама-сангамини», комментарии к «Бхакти-расамрита-синдху». Когда у нас нет желания, никакая, даже самая вкусная, пища не доставит нам удовольствия: если вы не голодны, то самое любимое блюдо будет для вас пресным и безвкусным; и наоборот, если вы голодны, то обычный хлеб покажется изысканным деликатесом. Все зависит от желания. И на духовном пути, особенно в начале, только духовный голод порождает вкус.

Привязанность порождает вкус, а вкус наполняет смыслом безжизненный, механический ритуал. Поэтому с самого начала Рагхунатха дас Госвами говорит: «О мой ум, навсегда откажись от своей гордыни, но не только от нее. Откажись от своей лени, от самоуспокоенности и расчетливости. Постной праведностью своей ты никого не удивишь. Спасти тебя может не праведность, а лишь горячая привязанность к духовному учителю, Вриндавану, вайшнавам, мантрам, полученным во время посвящения, и святому имени. Только эта привязанность откроет тебе доступ к высшему вкусу чистой любви».

Генеральная доверенность, выданная уму

 

«Манах-шикша» – это разговор с умом, внутренний диалог человека, избравшего путь духовной любви и привязанности. Это попытка вразумить свой ум. Но уже в самом этом выражении содержится проблема: с помощью чего мы вразумляем ум? Что является нашим инструментом? Не сам ли ум? Не похожа ли попытка изменить ум с помощью ума на попытку Барона Мюнхаузена вытащить самого себя из болота за собственные волосы?

Альберт Эйнштейн говорил: «Проблему невозможно разрешить с помощью того же самого ума, который ее и породил». Нужно очень хорошо понять, что все наши проблемы созданы нашим же образом мыслей, и попытка разрешить их, не меняя менталитет, приводит только к возникновению новых, зачастую еще больших проблем.

Поэтому Рагхунатха дас Госвами с самого первого стиха говорит о необходимости преображения ума: ум, привязанный к материи, должен поменять свою природу. Но кому он говорит об этому? Кто будет менять природу ума? Сам ум? Возможно ли это в принципе? И если не ум, то кто? Душа? Но как отличить ее голос от голоса ума? На все эти вопросы нелегко ответить, потому что, по сути дела, в обусловленной жизни человек и есть его ум. Программа обусловленного существования души реализуется умом, который дает ей возможность отождествлять себя с материей. Об этом говорит Джада Бхарата в Пятой песни «Шримад-Бхагаватам» (5.11.10). Подобно тому, как назначение глаз – видеть, назначение носа – вдыхать запахи, а назначение ног – ходить, главное назначение ума – свикаранам мамети свайам ахам – ‘присваивать’, то есть считать своим тело, отождествлять себя с родными, близкими, обществом, страной… Таким образом обусловленная душа целиком находится под властью ума. Шрила Прабхупада пишет (комм. 5.11.12): «Вечно обусловленная душа вечно обусловлена, потому что находится под властью ума».

В обусловленном состоянии джива наблюдает деятельность ума, который является творением материальной энергии, майи. Так вечно чистая душа становится созерцателем нечистой деятельности ума (мыслей, желаний, эмоций).[18] Увлекшись созерцанием того, что происходит в уме, она забывает себя и отождествляет себя с материей (как человек, смотрящий телевизор, начинает отождествлять себя с тем, что происходит на экране). Шрила Джива Госвами[19], объясняя стих из «Шримад-Бхагаватам» (5.11.12), задает вопрос: «Как следует понимать, что ум является творением иллюзорной энергии, майи (майа-рачитасйа)?» И сам же отвечает на него: «Ум возникает как упадхи, “заместитель” обусловленной души, ее альтер эго. По сути от является неотличным от самой души (джива-тадатмйена), или, иначе говоря, ум мыслит себя неотличным от души (будучи ее атрибутом – упачара)».

Другими словами, в обусловленной жизни душа полностью передала уму право представлять ее в любых ситуациях. Джива, завороженная бурной деятельностью, происходящей в уме, полностью отождествляет себя с ним и выдает уму что-то вроде генеральной доверенности. Ум – это наше эмпирическое ‘я’, или  асмита, выражаясь в категориях йоги. [20] Поэтому Рагхунатха дас Госвами обращается к уму, называя его сва-антах, «о мое внутреннее ‘я’»[21].

Но в то же время, в глубине сердца мы осознаем свое отличие от ума. Ум всегда остается всего лишь внешним одеянием души. Неизменная, вечна, чистая душа и изворотливый, постоянно примеряющий на себя различные роли и вечно ищущий какой-то выгоды ум. Эта наша внутренняя раздвоенность на душу и ум – изначальная причина лицемерия и лукавства – болезни, от которой страдают все в материальном мире. Но об этом разговор впереди. Пока же мы должны сделать первый шаг на духовном пути – снова занять позицию наблюдателя, отделив себя от ума, разотождествив себя с ним, отобрав у него незаметно присвоенное им право представлять нас. Джада Бхарата (5.11.12) говорит по этому поводу: шуддхо вичаште хй авишуддхо картух – «Как только душа очищается, она обретает способность очень ясно видеть, что делает нечистый ум».

 

Содержимое ума

 

Отождествление души с умом имеет одно очень важное последствие, о котором говорит Джива Госвами: авишаддхам бхагавад-бахирмукхам карма катитат тадршасйа – ум, получивший право представлять душу вовне, начинает заниматься нечистой деятельностью, противоречащей воле Верховной Господа, которая и формирует нашу обусловленную личность. Иначе говоря, отожествление наблюдателя с процессом экстравертирует душу, то есть сосредотачивает ее внимание на внешних объектах. Ум в равной степени способен сосредоточиваться на внутренней деятельности и на внешней, однако запрограммированный на ощущения, он начинает искать их вовне. Эти ощущения и переживания скапливаются в нем в виде  самскар, впечатлений, и васан, склонностей и желаний, которые, в свою очередь, заставляют ум возбуждаться и действовать, порождая новые самскары и васаны [22]. Пять функций ума (буддхи), вернее, пять режимов его функционирования перечислены в Йога-сутрах (1.6) и в «Шримад-Бхагаватам» (3.26.30). Ум накапливает всевозможные впечатления и хранит их с помощью (1) верного восприятия действительности (прамана), (2) искаженного восприятия (випарйайа), (3) воображения (викалпа), (4) памяти (смрти) и (5) сна (нидра). Верные и неверные восприятия оседают в памяти и дают пищу для воображения, заполняя наше бодрствующее существование. Сон же дает нам опыт временного опустошения ума, существования вне и помимо чувственного опыта. Так эти пять функций формируют наше эмпирическое ‘я’ и определяют наше настроение, формы поведения, реакции на внешние раздражители и, в конце концов, нашу судьбу.

Ум жадно впитывает в себя все впечатления и ощущения этого мира и бережно хранит их в кладовых памяти. Иногда, как скупой рыцарь, мы спускаемся в подвалы памяти, чтобы перебрать там свои заплесневевшие богатства. Воображение же, как алхимик, выращивает в реторте нашего ума все новые и новые гомункулусы желаний. Так чувственные образы заполняют ум, и желания бесконечной чередой толпятся в нем, требуя своего осуществления.

Патанджали в «Йога-сутрах» (4.8)[23] объясняет, что любой поступок человека оставляет в уме свой след (самскара), и когда возникают подходящие условия, это впечатление созревает и превращается в сильное желание (васана), заставляющее нас снова действовать. Каждый поступок, каждое пережитое ощущение входит в наше подсознание и создает там определённые стереотипы и привычки, которые заставляют нас снова и снова действовать определённым образом. Так вечный двигатель ума, не уставая, крутит колесо нашей кармы, и мы крутимся вместе с ним, не в силах вырваться из этого заколдованного круга.

Все это вместе взятое составляет свантах, наше внутреннее, эмпирическое ‘я’, и первый шаг на пути освобождения от него – посмотреть на ум со стороны.

 

«Я» и мой ум – не одно и то же

 

Попробуем разобраться, что означает фраза «общаться со своим умом» и что имеется в виду под указанием «понять свою отдельность от ума». Это объясняет Шри Кришна в «Бхагавад-гите»:

(1) Он начинает с объяснения того, что мы не являемся телом: дехино ‘смин йатха дехе каумарам йауванам джара. [24] Понять это несложно. Для этого остаточно наблюдать за изменениями, которые происходят в теле. Тело постоянно меняется, но наше ‘я’ остается неизменным свидетелем всех этих изменений, остался тем же.

(2) Следующий шаг – понять свою отдельность от ума. Кришна предписывает тот же самый метод, что и в предыдущем случае: нужно просто наблюдать за переживаниями и ощущениями, возникающими в уме. Душа, наше ‘я’ на санскрите называется сакши, или драшта, что значит «свидетель», или «наблюдатель». Сакши является сторонним наблюдателем, созерцая, как в нашем уме пробегают волны – мыслей, переживаний и ощущений. Поэтому Кришна говорит (2.14):

матра-спаршас ту каунтейа

шитошна-сукха-духкха-дах

агамапайино ‘нитйас

тамс титикшасва бхарата [25]

 

Созерцательное состояние ума, по словам Кришны, подразумевает терпение. Стоит человеку полностью отождествить себя с умом, как он теряет над ним всякую власть и становится игрушкой собственных эмоций. Но, научившись терпеливо сносить все состояния постоянно меняющегося ума, счастье и горе, радость и печаль, человек обретает способность понять свою независимость от ума, что будет его первым шагом к победе над умом.

Что собой представляет терпение? Терпение – это не просто пассивное наблюдение. Комментируя этот стих, Шрила Прабхупада говорит о том, что терпение – это исполнение долга. Индийская женщина в жаркий летний полдень стоит у плиты и готовит обед. Ум может сказать ей: «Иди на реку и искупайся!», – но долг велит ей оставаться у плиты и готовить обед для семьи. Осознать свою отдельность от ума – значит поставить над капризами и прихотями ума высшую волю и заговорить с умом с позиций высшего разума. Поэтому путь преданного служения (как и любой другой духовный путь) начинается со следования правилам и предписаниям. Исполнение долга, то есть воли Кришны и Шри Гуру, позволяет начать обуздание необузданного ума.

 

Грубая сила ума

 

Айе свантар бхраташ чатурбхир абхийаче дхрта-падах. Однако, выходя на битву с умом, ни в коем случае не следует недооценивать его силу. Рагхунатх дас Госвами почти заискивает перед умом: «О брат мой, дорогой мой ум, ласковыми речами я обращаюсь к тебе, распростершись в поклоне перед тобой и крепко сжав твои стопы».

Выходя на битву, необходимо уметь правильно оценить силу противника. Если противник слабее, его можно одолеть с помощью превосходящей силы или оружия. Но если противник сильнее, любые средства хороши, включая лесть. Рагхунатха дас Госвами подчеркнуто обращается к своему уму как к сильному противнику – он не осуждает, не угрожает, но льстит.

В санскрите есть несколько междометий-обращений, например: от настойчивого ха (похожего по смыслу на русское «эй») до более деликатных: ахо, бата или ре. Но айе – самое ласковое, из них. Прислушайтесь к этому звуку: айе и вы услышите просьбу, вернее, мольбу или сетование. Именно его использует здесь Рагхунатха дас Госвами. Кроме того, он говорит: чатубхих – «ласковыми (но в действительности хитрыми, льстивыми) словами я смиренно обращаюсь к тебе». Почему ум требует столь деликатного обращения с собой?

Ответ на этот вопрос дает в «Бхагавад-гите» (6.34) Арджуна:

чанчалам хи манах кршна

праматхи балавад дрдхам

тасйахам ниграхам манйе

вайор ива судушкарам

 

«О Кришна, ум непоседлив, неистов, упрям и очень силен. На мой взгляд, укротить его труднее, чем остановить ветер».

Свидетельство это тем более ценно, что принадлежит Арджуне, который умел совершенным образом властвовать над своим умом чувствами. Но даже он расписывается в своем бессилии укротить ум.

Во время лесной ссылки Арджуна по приглашению своего отца, повелителя райского царства, Индры, гостил на Сваргалоке. Сваргалока – место, где всё пронизано духом наслаждения. Однажды в сумерках, когда полная луна взошла на небо и ночная тьма стала опускаться на Амаравати, столицу райского царства, во дворец, где остановился Арджуна, пришла Урваши, самая красивая куртизанка райского царства. Легкий ветер был напоен ароматом жасмина и париджаты. В ее волосы были вплетены душистые цветы, огромные, черные глаза пылали страстью, а грудь тяжело вздымалась.

«О великий герой, твои руки сильны и гибки, как змеи[26]. Сожми же меня в своих объятьях. Твой отец, великий царь Индра, послал меня сегодня к тебе. Взгляды твои давно волнуют мне кровь. Камадев, бог любви, пронзил стрелой мое сердце. Скорее, заключи меня в свои объятья и подари счастье мне и себе», – страстно  прошептала она.

Такого испытания, как мы знаем из истории, не выдерживали даже самые великие мудрецы (что уж говорить о нас, грешных?). Но Арджуна только слегка покраснел и закрыл глаза: «Матушка, не смущай меня, не говори мне таких слов. Для меня ты всегда останешься матерью, которую я буду почитать наравне с Кунти или Шачи-деви, женой Индры. Даже мысль о близости с тобой никогда не посетит мой ум».[27] И сколько ни уговаривала его Урваши, убеждая, что на апсар не распространяется мирская мораль, сколько ни плакала она и ни грозилась, Арджуна оставался непреклонен.

Утром, узнав о том, что произошло, даже Индра восхитился подвигом своего сына и поразился его выдержке. И тем не менее сам Арджуна признается в неспособности совладать со своим умом.

Он перечисляет четыре качества ума, которые делают его практически непобедимым. (1) Ум очень подвижен и непоседлив (чанчалам). Легко возбудимый, он ускользает, подобно ртути[28], и как оборотень, принимает всевозможные виды и формы. (2) Легко возбуждаясь сам, он обладает способностью возбуждать чувства (праматхи). Стоит человеку подумать о любом из наслаждений, как орган чувств, связанный с умом, начинает испытывать потребность в этом наслаждении: при мысли о еде язык чувствует голод; мысль о ласкающем ухо пении заставляет ухо искать эти звуки и т.д. (3) Ум необычайно силен и необуздан (балаван). Вишванатха Чакраварти Тхакур объясняет, что, хотя разум и выше ума, ум настолько силен, что может не подчиняться увещеваниям разума, подобно тому, как сильная болезнь может не поддаваться воздействию лекарства. (4) И последнее качество ума – упрямство (дрдха). Упрямство – это качество твердости в уме. Попытка силой победить ум пробуждает в уме дух противоречия и упрямства. Упрямый ум стоит на своем даже вопреки доводам более тонкого рассудка, и рассудок зачастую бессилен переубедить его – как тонкая игла бессильна проткнуть железный лист.

 

Метод обращения с умом

Каждый из нас должен знать силу своего ума и не пытаться просто овладеть им или взять его измором. Первое наставление, которое мы должны усвоить: наказывать ум – не всегда самый лучший способ обращения с ним.

Любая религиозная философия, основанная на представлениях о Боге-Личности, подразумевает покаяние и осознание своего несовершенства. В сознании религиозного человека грешную душу от всесовершенного Бога отделяет пропасть, преодолеть которую можно только с помощью покаяния. Поэтому часто религиозные люди без конца каются и корят себя. Такие люди либо впадают в беспросветное отчаяние, либо их так называемое покаяние принимает форму извращенного самолюбования. Об этом русская поговорка: «Самоуничижение паче гордости». Другие на первых же шагах духовного пути пытаются обуздать свой ум с помощью суровой аскезы. Но далеко не все способны, по совету христианского святого, «держать ум свой во аде». Эти методы – покаяние и аскеза – хороши, но только для тех, кто уже до какой-то степени научился управляться со своим умом и знает его уловки.

Наоборот, имперсоналисты, подчеркивающие единство души и Бога, в современных вариантах этой философии проповедуют ненужность борьбы с умом и таящимися в нем изъянами: «Всё, что ты делаешь, – хорошо. Нужно прощать себя и любить себя, таким, какой ты есть. Пока не полюбишь себя – не полюбишь Бога. Бог прощает тебе все, прости себя и ты. Не нужно себя корить». Как сладко звучат эти речи! Как им хочется верить! (На самом деле между строк этой лукавой проповеди проницательный человек легко прочитает: «Ты и есть Бог. Ты уже совершенен. Не твоя вина в том, что кто-то не замечает этого».) Принять эти льстивые речи ума за истину – значит навсегда закрыть себе дорогу к совершенству. Ум должен поменяться, а любые перемены он всегда будет воспринимать болезненно, ибо признать необходимость перемен – это то же самое, что признать свою ущербность. Чтобы как-то смягчить эту боль, Рагхунатха дас Госвами мягко увещевает ум и дает ему горькую пилюлю в сладкой оболочке: «Родной мой ум, у меня нет никого ближе тебя и дороже тебя. Умоляю тебя – отбрось свою гордыню!»

 

Анатомия гордыни

 

Сада дамбхам хитва – «Отбросив гордыню…» Слово дамбха буквально значит «обман, притворство, лицемерие». В основе гордыни всегда лежит притворство и ложь. Ум всего лишь выполняет заказ души. Тонкий аромат желания, исходящего от души, программирует ум. Если душа настроена на наслаждения, если она хочет продолжать эксплуатировать материальную природу, ум будет служить ей надежным инструментом. Желание материальных наслаждений, уловленное и транслируемое умом, превращается в гордыню. Дамбха, гордыня и лицемерие, – главное качество материального ума. Задача материального ума – помочь нам исполнить нашу сокровенную мечту: стать, вернее, почувствовать себя Богом. В этом желании заключается «первородный грех», приведший душу в материальный мир. Увы, Богом мы стать не можем – это место навеки занято, однако мы можем Им притвориться. Для этого нам дается лукавый и изворотливый ум.

За всем тем мелким враньем, в котором мы можем ежедневно изобличать свой ум, стоит одна большая ложь: «Я – Бог». Так гордыня навеки срастается с лицемерием и лукавством. Бхактивинода Тхакур анализирует природу дамбхи: (1) майя – иллюзия, привязанность ко всему, что мешает нам развить любовь к Богу; (2) чхала – склонность к обману; (3) капатата – лицемерие; (4) авидья – невежество; (5) кутилата – лукавство; (6) шатхата – порочность. Эти шесть составляющих дамбхи в конечном счете имеют одну и ту же природу – природу лицемерия и лжи.

Кто-то может усомниться в том, что у него есть желание стать Богом. Но убедиться в том, что оно по-прежнему живет в нашем сердце, очень просто. Для этого достаточно посмотреть, как мы реагируем на очередную неудачу: возмущение, обида, разочарование и гнев – это эмоции «непризнанного бога», который никак не может понять, почему его воля не исполняется. Упрямая надежда на «лучшее будущее» (иначе говоря, надежда на то, что когда-нибудь все будет так, как я того хочу) тоже выдает в нас кандидата в «боги». Иллюзия, склонность к обману, лицемерие и, наконец, невежество нужны только для того, чтобы сохранить в нас надежду когда-нибудь, пусть не сейчас, стать «Богом». Хотя понять, что мы не Бог и никогда им не будем, очень просто: для этого достаточно подумать, насколько часто исполняется наша воля.

Однажды у муллы спросили: «Что ты скажешь о совершенстве Божественной воли?» «С тех пор, как себя помню, – сказал мулла, – постоянно случается то, что говорит Господь Бог; а если бы сила была не в руках Господа, когда-нибудь да исполнилось бы и то, что я говорю». Но лукавый ум на то и дан человеку, чтобы постоянно внушать ему, что если он и не Бог, то очень скоро станем Им, пусть в своей маленькой сфере влияния.

Поэтому другой смысл слов сада дамбхам хитва: «О изолгавшийся мой ум, перестань, наконец, лукавить, перестань надеяться на то, что ты когда-нибудь станешь Богом».

 

На стене дома некий майявади написал большими буквами на санскрите со ‘хам. Сах значит «он», ахам – «я», то есть, «Я – Он (Бог)». Мимо проходил вайшнав, и, когда он увидел эту надпись, его сердце пронзила боль. Подумав, он дописал перед словом со слог да. Получилось дасо ‘хам – «я – слуга». На следующий день майявади увидел, как исказили его надпись, и снова дописал спереди слог са. Получилось сада со ‘хам, что значит «я всегда Он». Но спор на этом не закончился. Увидев следующим утром новую надпись, вайшнав снова дописал спереди слог да: даса дасо ‘хам – «я – слуга слуги». Майявади снова дописал спереди са, и получилось бы сада сада со ‘хам – «я всегда, всегда Он», но вайшнав не успокоился: даса даса дасо ‘хам. Говорят, что спор этот длится до сих пор.

Ум наш, подобно этому майявади, постоянно твердит: со ‘хам, со ‘хам, но духовный разум наш должен всякий раз поправлять: дасо ‘хам, дасо ‘хам, «Я – слуга, я всегда слуга слуги».

 

«Я не виноват!»

 

Но, даже припертый к стенке, ум будет пытаться до конца играть роль Бога. История про одного санньяси-майявади как нельзя лучше иллюстрирует это. Обычно санньяси-майявади считают, что уже стали Богом, и пытаются играть эту роль как можно прилежнее. Войдя в эту роль, некий санньяси пришел как-то к ювелиру и сказал ему: «Принеси мне самое дорогое из твоих колец и одень его на палец Бога». Ювелир, услышав эти слова из уст санньяси, возмутился было, но, памятуя об этикете, вежливо выпроводил незваного гостя. Наш с анньяси нисколько не смутился. Тотчас он отправился к сапожнику и, протянув ногу, сказал ему: «Принеси мне самые лучшие башмаки. Тебе выпала честь надеть их на ноги Бога». Сапожник взглянул на ноги санньяси, вспомнил лотосные стопы Господа, и выгнал наглеца за порог. Однако санньяси, твердо убежденный в собственной «божественности», не унывал. Он отправился к портному и сказал ему: «А ну-ка одень Бога, да во все самое лучшее, что у тебя есть». Портной поступил с бессовестным санньяси так же, как до него сделали ювелир и сапожник. Но по городу уже разнесся слух, что появился санньяси -богохульник, который ходит повсюду и требует, чтобы ему оказывали почести, достойные Бога. Возмущенные жители города, собравшись вместе, схватили санньяси и потащили его на городскую площадь с намерением учинить над ним суд за богохульство. Поняв, что ему не сдобровать, испуганный санньяси обратился к разъяренной толпе: «Прошу вас выслушайте меня! Как бы ни была велика вина человека, всегда нужно ему позволить высказаться в свое оправдание. Даже самым закоренелым преступникам дают последнее слово». Старейшины сказали: «Хорошо, говори».

Тогда санньяси обратился к людям: «Скажите, кому принадлежит этот мир?» Люди стали выкрикивать из толпы: «Богу! Бхагавану!» «А кому принадлежат поля, которые вы вспахиваете, и кому принадлежит урожай, который вы убираете с полей?» – спросил санньяси. «Бхагавану!» – отвечали люди. «Хорошо. А кому принадлежат ваши тела и мое тело?» – продолжал спрашивать санньяси. «Конечно же, Богу!» – согласились люди. «Хорошо, но, если это тело принадлежит Богу, тогда чей это палец?» – спросил санньяси, победоносно подняв палец вверх, чтобы все его видели. «Бога», – снова вынуждены были согласиться люди. «Именно поэтому я просил ювелира надеть кольцо на палец Бога, сапожника – надеть башмаки на ноги Бога, а портного – одеть тело Бога. Так в чем же моя вина?» Простодушные люди оказались в замешательстве и были вынуждены признать: «Похоже, ты был прав». Никто не додумался сказать лжецу: «Да, тело твое принадлежит Богу, но это не значит, что ты вправе требовать, чтобы тебя одевали и обували, как Бога, ибо ты – не Бог, но слуга Бога».