Энн Секстон - легенда об одноглазом человеке

Дэмиэн Винс

Я слепну, подобно Эдипу.
Я поступил нечестно, подобно Иуде.
С них уже взыскали;
весь позор, что несла с собою кара,
уже истрачен.
Но вот я,
загляни мне в лицо,
и ты увидишь все злодеяния, коими я себя запятнал,
будто панораму с крыши высокого здания.
и хотя я не могу говорить о них
или разъяснять унизительные подробности,
Я много чего помню
об Иуде -
об Иуде, том самом, знаменитом -
которого вы простили.

История его жизни -
это история моей.
У меня один стеклянный глаз.
Мои нервы бьются о его раскрашенную поверхность,
но второй,
ожидая суда,
продолжает видеть...

Разумеется,
Новый Завет очень краток.
Его рот открывается четырежды -
устарелый, как доисторическое чудище,
и все же, так или иначе, искусственный,
он прошит цепями,
как каменные челюсти экскаватора.
Он оставляет борозды в земле иудейской,
овладевая своим же задним двором,
будто бы непорочной дочерью.

И, к тому же, как Иуда получил его в наследство –
этот Иуда Искариот
из колена Рувимова?
Ему стоило воодушевить его там!
Его шея - как железный столб,
крепкая, как Ньюкасл,
его сердце жесткое, как пчелиный воск,
его ноги отекли и непомечены,
другие его конечности еще растут.
Какое же все тяжелое!
Это мертвый груз, это была бы его ошибка.
Он должен был знать!

Во-первых, кто создает такое уродство?
Я думаю об этом человеке, говорящем...
Смотрите-ка! Вот есть назначенная цена
плюс еще стоимость сырья
и если бы у него ушло три-четыре дня
на это, тогда они бы поняли.
Они посчитали, что он достаточно тяжел,
чтобы выдержать вес человека. Они сказали,
что пятнадцать стоунов - подходящий вес
для негодяя.

Это уродство - вопрос традиции.
Если была допущена ошибка,
значит, Распятие было сделано неверно...
не из-за качества сосны,
не из-за повешенного зеркала,
не из-за оброненного гвоздя или сверла,
а из-за испытанного вдохновения.
Но Иуда не был гением,
и на него не находило вдохновение.

Не знаю, был он золотым или серебряным.
Не знаю, почему он его предал –
разве что у него были свои мотивы,
разве что он был алчным и бесчестным человеком.
И были еще позабытые злодеяния,
те, что были точно предсказаны,
а после - прощены,
а после - забыты
всеми, кроме меня...
У Иуды была мать,
так же как и у меня.
Ах! Чтите и смакуйте факты!
Не думайте о глубоких чувствах,
которые я сейчас испытываю,
но только подумайте...

У Иуды была мать.
Ей приснился сон.
Из-за этого сна
он находился полностью во власти рока,
и вот он ее изнасиловал.
Мы мало слышим об этом как о преступлении.
И еще он продал своего Господа.

Anne Sexton - The Legend Of The One-Eyed Man

Like Oedipus I am losing my sight.
LIke Judas I have done my wrong.
Their punishment is over;
the shame and disgrace of it
are all used up.
But as for me,
look into my face
and you will know that crimes dropped upon me
as from a high building
and although I cannot speak of them
or explain the degrading details
I have remembered much
about Judas -
about Judas, the old and the famous -
that you overlooked.

The story of his life
is the story of mine.
I have one glass eye.
My nerves push against its painted surface
but the other one
waiting for judgement
continues to see...

Of course
the New Testament is very small.
Its mouth opens four times -
as out-of-date as a prehistoric monster,
yet somehow man-made
held together by pullies
like the stone jaw of a back-hoe.
It gouges out the Judaic ground,
taking its own backyard
like a virgin daughter.

And furthermore how did Judas come into it -
that Judas Iscariot,
belonging to the tribe of Reuben?
He should have tried to lift him up there!
His neck like an iron pole,
hard as Newcastle,
his heart as stiff as beeswax,
his legs swollen and unmarked,
his other limbs still growing.
All of it heavy!
That dead weight that would have been his fault.
He should have known!

In the first place who builds up such ugliness?
I think of this man saying...
Look! Here's the price to do it
plus the cost of the raw materials
and if it took him three or four days
to do it, then, they'd understand.
They figured it weighed enough
to support a man. They said,
fifteen stone is the approximate weight
of a thief.

Its ugliness is a matter of custom.
If there was a mistake made
then the Crucifix was constructed wrong...
not from the quality of the pine,
not from hanging a mirror,
not from dropping the studding or the drill
but from having an inspiration.
But Judas was not a genius
or under the auspices of an inspiration.

I don't know whether it was gold or silver.
I don't know why he betrayed him
other than his motives,
other than the avaricious and dishonest man.
And then there were the forbidden crimes,
those that were expressly foretold,
and then overlooked
and then forgotten
except by me...
Judas had a mother
just as I had a mother.
Oh! Honor and relish the facts!
Do not think of the intense sensation
I have as I tell you this
but think only...

Judas had a mother.
His mother had a dream.
Because of this dream
he was altogether managed by fate
and thus he raped her.
As a crime we hear little of this.
Also he sold his God.