Губительный рок сближения сердец

 

Статья Станислава Куняева «В борьбе неравной двух сердец», опубликованная в журнале «Наш современник», наводит на некоторые размышления. Мысли приходят невесёлые. Людмила Дербина, погубившая светлого лучезарного поэта Никола Рубцова, отбывшая наказание за убийство, тоже поэт. Но совсем другого рода. Исследователь убедительно проиллюстрировал её строки, выдающие автора стихов, как выразительницу тёмных сил, необузданных страстей, суровую хищную натуру. Но не дождались от неё мучительного раскаяния, мольбы о снятии груза с души. Ничего подобного. Роковая женщина накопила много обид на людей. В статьях и личной переписке она обвиняет кого угодно, но не себя, выступая в роли невинной оклеветанной жертвы.

Но по мере прочтения многостраничного труда С.Ю. Куняева возникают противоречивые чувства. Не слишком ли расточительно главный редактор использует журнальную площадь? Не потому ли автор приводит столько подробностей из переписки с несостоявшейся женой Николая Рубцова Людмилой Дербиной, что она в своих отповедях оппонентам бросила тень и на него, Станислава Куняева? И, наконец, нужно ли было тиражировать откровения обиженной судьбой женщины в той части, где она хочет вызвать в читательском мире весьма нелестные представления о литераторах, в частности, о Викторе Астафьеве, который стал в России прижизненным классиком?

Отношение к статье в целом менялось по мере углубления в текст её заключительных разделов. Следователи изучают личность граждан, совершивших преступление, мотивы поступков и многое другое. Творческий мир художника, чувственная сторона возвышенного не может вместиться в тома уголовных дел. Не находит она отражения и в приговорах судов. А вот и мнение автора статьи: «Уникальность вологодской трагедии в том, что расследование дела было бы точнее и успешнее, если бы им занимались не милицейские следо-

 

ватели, а исследователи стихотворных текстов, которые сразу же поняли бы, почему случилось то, что случилось. Они безошибочно установили бы мотивы трагедий».

Статья возродила и мои собственные воспоминания о трагической участи поэтов. Вспомнил я время, когда начинал работать литсотрудником в пугачёвской районной газете «Ленинские заветы». В исправительной колонии строгого режима, куда меня направили, как журналиста, в составе исполкомовской комиссии инспектировать быт осужденных, я познакомился со стихами одного из них. Стихи предназначались для газеты «К новой жизни», распространяемой в зоне. Их пронзительные строки брали за сердце. Поэт выразил душевное состояние своей дочери-первоклассницы, да так, что её страдания полоснули по сердцу. Я растрогался и стал убеждать пришедших со мной, что этот человек не головорез, не убийца, сидит он, конечно же, зря, по чьей-то ошибке. Не может поэт, нежный и тонко чувствующий, уподобиться бандиту.

Начальник отряда грустно заметил:

– Если этот зэк окажется на воле, через день мы узнаем о новых убийствах.

Несколькими годами позже редакционная работа сблизила меня с другим интересным человеком. Володя (не хочу называть фамилию талантливого, но рано ушедшего из жизни поэта) со стихотворными строчками не мучился. Казалось, что они теснятся в груди и сами рвутся на волю. Многие солидные столичные журналы печатали его творения. Никто не сомневался, что Володя станет одним из самых известных и любимых поэтов в стране. Но мало кто знал, что его лирика, сводившая с ума неопытных девушек, толкала парня на преступления. Влюблялся он искренне. И так мог распалить себя и подругу в чувствах, что одни, очарованные божественной чистотой поэтических строк, бросали мужей из-за любви к кумиру, другие сходили с ума, узнав, что возлюбленный поэт-любовник к ним охладел.

Звонок в два часа ночи: «Евгений, поздравь, я женюсь! Попроси на конезаводе для меня тройку белых лошадей. К чёрту машины с куклами».

А на следующий день поэт оказался за решёткой. Восторг любви сменился ослеплением, яростью, свет померк, богиня

обернулась ведьмой, когда вдруг отказалась встречаться. Такая перемена разбудила в парне зверя. Девушку увезла «скорая» с ножевой раной.

Вспоминаются и другие примеры, но вопрос один: что это, раздвоение личности? В поэзии человек один, а в реальной бытовой жизни другой? Выходит, что лучшая в душевном и нравственном отношении половина отдаётся творчеству, а для всего остального человеку остаётся не очень приглядная вторая половина.

Многое объясняют приведённые в статье С.Ю. Куняева выдержки из «Апокалипсиса нового времени» Василия Розанова: «Талант у писателя съедает жизнь его, съедает счастье, съедает всё. Талант – рок, какой-то отяжеляющий рок». И дальше главный редактор и автор статьи в «Нашем современнике» пишет: «Талант съел жизнь Гоголя и Лермонтова, Тютчева и Блока, Есенина и Цветаеву, Рубцова и Юрия Кузнецова». Дальше идёт сомнительное утверждение: «И меньше всего в их судьбах виновато время, государство, общество и прочие внешние силы». Бесспорно, пожалуй, одно – поэт сам себе может быть и судьёй, и палачом. «И не она от нас зависит, а мы зависим от неё, – писал Николай Рубцов о власти поэзии над его собственной душой и судьбой.

Вот так постепенно подбираемся к главному вопросу о совместимости гения и злодейства. «Творчество может служить и добру, и злу. Один талант ощущает в себе Божью искру, а другой – вспышки адского пламени, – пишет С.Ю. Куняев, – Светлые таланты, как правило, осуждают грешную сторону своей тварной природы, а тёмные восхищаются ею. Пушкин бесстрашно осуждал грешную половину своего «я». «И с отвращением читая жизнь свою, я трепещу и проклинаю». Он впадал в отчаяние, что не может избавиться от искушения лукавого».

Беда, как мне кажется, вот в чём. Светоносный Николай Рубцов мог находить поэтическое очарование и в демонической красоте гениев зла. Вот он, ключ к пониманию трагического события. Рубцовское любовное чувство не могло выдержать столкновения с чувством женщины – тёмным, волевым, ревнивым, эгоистичным, хищным, – заключает автор статьи. Рубцов чуял свою погибель, как и тот поэт, который

бросился на отражённый в пруду свет Венеры, заворожённый властью и красотой её губительной природы.

Возможно, статья С.Ю. Куняева и не вышла бы за пределы круга почитателей Николая Рубцова, но есть важное обстоятельство. За 40 лет со дня смерти поэта мир изменился. Печать и ТВ, жадные до сенсации, способны превращать в шоу любую трагедию. Нередко чёрное выдаётся за белое. Вот уже и Людмила Дербина превращается чуть ли не в телезвезду. Отказавшись от роли женщины-рыси (волчицы, кентавра, медведицы и т.д.), забыла все свои покаяния на следствии и суде и примеряет на себя удобную для телеобывателя маску жертвы собственного оговора и оклеветанной женщины. Многомиллионная аудитория телезрителей с её слов и без малейшего возражения телередакторов приняла, так сказать, к сведению, что Рубцов погиб не от её рук, а от инфаркта, а его друзья выместили на бедной женщине эту тяжёлую для них потерю.

Примеров подобного рода, когда в общественное сознание через СМИ вбрасываются неточная информация, а иногда и неприкрытая ложь ради политической выгоды, коммерческих дивидендов или возвеличивания заинтересованных лиц, каждый может назвать множество. Где же фильтр? Цензуры нет, каждый вправе высказывать собственные суждения. Гарантом чистоты информации могла бы стать самоцензура пишущих и вещающих. Но с этим пока не всё в порядке.

Отрадно, что общественное сознание всё чаще начинает противиться грубому оболваниванию или корыстолюбивой лести.

Россиянам, пережившим времена культа личности и своеволие местных князьков, претит и вызывает негодование холуйство, лесть, подобострастие, рабское потакание прихотям властных особ. Выздоравливаем понемногу. Истинные поэты, носители добра и чистоты, которых иногда называют озоновым слоем нации, ещё послужат своим Божьим даром нашей многострадальной России.

Александр  Дивеев

г. Ртищево

 

О ДРУГЕ-ПОЭТЕ

 

На творческих встречах, проводимых Саратовским Рубцовским центром, всегда вспоминаю о своём удивительном друге: и когда читают стихи поэты, и когда награждают лауреатов уже традиционного литературного конкурса. А когда знакомлюсь с произведениями победителей в альманахах – не сомневаюсь: места в них хватило бы и для его стихотворений.

Любителям поэзии имя его незаслуженно малоизвестно. И не потому, что написал немного или его произведения не полюбились читателям. С этим-то как раз всё в порядке. Написано много и на хорошем литературном уровне.

В 2005 году им подготовлены к печати семь книг стихотворений: «А у меня болит душа» – 49 стихов, «Войны не знали мы» – 14, «Избранное» – 81, «Одиночество» – 33, «Оторванный лист» – 55, «Цветень мая» – 50, поэма «Дед» – 36 страниц.

А писал он – от души. Много лет назад прочитал мне стихотворение, в котором утверждал, что:

А у меня болит душа

За каждое событие на свете.

«Ну, ты и загнул», – недоверчиво возразил ему я. Он промолчал.

Евгений Самохин окончил Саратовский ордена «Знак Почёта» экономический институт. По направлению попал в ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности). Со временем понял – не его стезя. Но так просто из этой организации не увольняли. Пришлось, по советам знающих людей, «запить».

Работал экономистом в ряде организаций. Вступил в ряды Коммунистической Партии Советского Союза. Не для карьеры, – верил в светлые идеалы. В райкоме КПСС работал инструктором, заведующим сельхозотделом. Человека думающего, умеющего аргументировано отстаивать свои взгляды, – «наверху» заметили и предложили должность в областном комитете КПСС. Другим такое и не снилось. Он же – не согласился.

Нутром осознал, что всё в партии идёт наперекосяк. Однажды отказался получать заработную плату, дескать, не заработал. Вот переполоху-то было! А позже и совсем написал заявление о выходе из партии. Что ж, исключили. Голосовали, как всегда, единогласно все товарищи бюро районного комитета КПСС, которым он поголовно писал превосходные доклады к пленумам, партийным активам и другим судьбоносным мероприятиям. А в кулуарах, как бы оправдываясь, шептались: «Ну, что поделаешь, у него же обострённое чувство справедливости».

А вскоре свершилось и нострадамусовское предсказание: не стало союза нерушимого. Но никому чувство самосохранения не позволило снять красный флаг со здания РК КПСС. Роль эту исполнил он. Нашёл длинную старенькую деревянную лестницу и полез, неуклюжий и грузный, как самоучка-целитель, к алой, кровоточащей ране нашего времени…

Перу его принадлежат и прозаические произведения: повесть «…Не судимы будете», написанная в 1991 году, 115 страниц; романтическая повесть «Год спокойного солнца», – 1995 год, 137 страниц; «Жизнеописание прихопёрской деревни», 2005 год. Нельзя не заметить, что проза написана не просто мастером слова, но и поэтом. Лирично подано в «Жизнеописании…» путешествие трёх друзей в загадочные места, куда, входя в неспокойную юношескую пору, устремлялись они на велосипедах открывать неведомые земли, на встречу с чем-то далёким и прекрасным…

Здесь же он вспоминает и далёкую пору моих с ним кухонных посиделок, когда мы нестройными, но чувственными голосами пели на придуманный мною мотив «Деревенские ночи» Н. Рубцова:

Всё люблю без памяти

В деревенском стане я,

Будоражат сердце мне

В сумерках полей

Крики перепёлок,

Дальних звёзд мерцание,

Ржание стреноженных 

Молодых коней…

Замечательно, задушевно он читал стихи свои и любимых поэтов, особенно Николая Рубцова. Завораживал, выворачивал душу.

Вместе с автором этих строк подготовил и издал первый сборник стихов местных поэтов «Цветы и пепел». Как радовался выходу сборника!

Любителям поэзии имя его малоизвестно. Но я верю в будущее творчества поэта. Пусть через годы. С настоящим, а не конъюнктурным, в России такое происходит. И, наверное, совсем не случайно в стихотворении «Исповедь» им написано:

Меня отверг ты, человек,

Пошёл своим путём.

Я не виню тебя… Мой век

Придёт к тебе потом.

Такова уж судьба поэта.

И часто вспоминаются несправедливо не воспринятые мною когда-то простые строки: «А у меня болит душа / За каждое событие на свете…», когда стою одиноко на погосте, а перед глазами до сих пор неосознанное –

САМОХИН

Евгений Алексеевич

13.12.1949 – 09.08.2005

…А гармонь, под выговаривающие голоса которой с другом поздними вечерами пели песни на стихи любимого поэта, сохнет в старой тумбочке, как рубцовская лодка на речной мели…

РS:

В Перми в 2008 году вышла книга избранных стихов Евгения Самохина «Душа моя подобна кораблю…»

Журнал «Волга-ХХI век» № 9-10 за 2011 г. и № 1-2 2012 г. опубликовал «Жизнеописание прихопёрской деревни» Евгения Самохина.

 

ЛИТЕРАТУРО-

ВЕДЕНИЕ

 

Валерий Савин

г. Петровск

 

О ДЕФОРМАЦИИ СТИХОТВОРЕНИЯ

М.  ЛЕРМОНТОВА

 

Исследуя рукопись поэта, трудно порою прочитать то или иное слово из-за неразборчивости буквы, и тут, понятно, возможны ошибки в правильности прочтения. Но, не понятно, зачем изменять слово, если оно написано чётко и имеет единственное прочтение?

В 1841 году, незадолго до гибели, поэт создал стихотворение «Отчизна», которое во всех доступных автору изданиях озаглавлено «Родина». Между прочим, Лермонтов чётко разграничивает эти два понятия. Отчизна – страна, которой он принадлежит, гражданином которой он является и ради которой готов на самопожертвование.

Родина для поэта – место, где он родился. Убедительно и торжественно звучит его признание: «Москва – моя родина, и всегда ею останется. Там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив».

В отличие от слова «отчизна» слово «родина» имеет множество понятий (страна, край, область, город, село, географическое название) и производных слов от единого корня (род, Род, родня, родич, родство, родословная, родственник, роды, родилка, родильница, родовое имение, родовые пути, родник, «родинка-уродинка» и т.д.)

В подмене заглавия стихотворения просматривается пошленькая укоризна поэту. Дескать, допустил ошибку, но ничего – мы её исправим. А то, что при этом «исправлении» исчезает взаимосвязь между заглавием и содержанием стиха, исправителей не волнует. Если бы поэт вёл речь о родине, то без сомнения сказал бы: «Люблю я родину, но странною любовью»… Но у него: «Люблю отчизну я»…

Во всех изданиях (просмотрено с 1965 года) даётся строка: «Её степей холодное молчанье…» Но у Лермонтова чётко и ясно: «Её полей холодное молчанье…» Лермонтовский вариант – это картина осени, которая не повторяется у поэта, когда как в издательских вариантах картина степи изображена дважды.

РОДИНА

 

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит её рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни тёмной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

 

Но я люблю – за что, не знаю сам –

Её степей холодное молчанье,

Её лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек её, подобные морям;

Просёлочным путём люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень;

Люблю дымок спалённой жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь жёлтой нивы

Чету белеющих берёз.

С отрадой, многим незнакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужичков.

 

1841.

 

В редакциях: «Её лесов безбрежных колыханье…» В рукописи поэта: «Её лесов дремучих колыханье…» Могут ли быть леса «безбрежными», если произрастают на земле? Тут возможен только один вариант, когда леса затоплены, и часть их колышется над поверхностью воды в безмерной дали от берега. Можно сказать: «безбрежное море пшеницы», или – «безбрежное море леса». Но в последнем случае на лес нужно смотреть с высоты птичьего полёта. А перед шагающим по дороге, или перед скачущим в телеге, лес, как правило, предстаёт глухой стеной, глубоко врезанной в землю.

Слово «дремучий» означает густой и тёмный, труднопроходимый лес. Слово ассоциируется с понятием «сказочный». Многие русские сказки начинаются «За дремучими лесами, за высокими горами…»

В изданиях: «И, взором медленным пронзая ночи тень…» У Лермонтова чётко: «И, взором медленно пронзая ночи тень…»

Медленный взор можно встретить у человека на больничной койке. Но как может быть медленный взор у «скачущего в телеге»? У Лермонтова взор быстрый, устремлённый, фиксированный, которым он медленно пронзает тень ночи, чтобы успеть рассмотреть, что она готова скрыть от глаза путника.

Далее в изданиях: «Люблю дымок спалённой жнивы,/ В степи ночующий обоз/ И на холме средь жёлтой нивы/ Чету белеющих берёз». О каком времени суток здесь идёт речь? Опустим первую строку: «дымок» можно и не увидеть в ночное время, но почувствовать его можно в любой час суток, если ветерок дует в лицо. Но как быть с выражением: «В степи ночующий обоз/ И на холме средь жёлтой нивы/ Чету белеющих берёз»?

Если обоз в ночи, то, как его рассмотреть, когда нет освещения, да тем более ещё где-то на холме – «чету белеющих берёз»? Даже если горит костёр, то светит он слабо, и разводили бы его в стороне от дороги и уж тем более от обоза. Здесь, между «ночующим обозом» и «четой белеющих берёз» явное временное несоответствие. И если иметь в виду ночное время, то поэт о нём уже сказал выше. Зачем же повторяться?

Но главное – то, что во времена Лермонтова обозы в степи не ночевали. Не ночевали по простой причине: не было воды, чтобы напоить лошадей. А поить нужно было минимум дважды: вечером и утром. В среднем одна лошадь выпивает за раз 20 литров воды. С собою воду не возили, а «тянули» до постоялого двора. У А. Чехова в «Степи» обоз останавливается на дневной отдых у реки, а ночует на постоялом дворе. У А. Пушкина: «Цыгане шумною толпой

По Бессарабии кочуют.

Они сегодня над рекой

В шатрах изодранных ночуют».

Знает хабируево племя, что нужно коней поить, да и для личных нужд вода нужна. Дело в том, что у Лермонтова следует читать не «ночующий», а «кочующий». Только с этим словом время события не преломляется, и выступает единая картина светлого дня.

В изданиях: «На пляску с топаньем и свистом/ Под говор пьяных мужичков». Выражение «на пляску с топаньем» алогично. Дело в том, что пляска – вариация топанья. Получается, смотреть на «масло в масле». Нет пляски без топанья! В народном творчестве немало примеров, когда глагол «плясать» заменяется глаголом «топать». Никакого отличия в восприятии события, описано ли оно с употреблением слова «пляска» или «топанье» нет. В данном случае эти два слова – синонимы, а потому ставить их рядом нельзя.

В рукописи Лермонтова читается другое слово – «токаньем», от глагола «токать» – шуметь, стучать, бренчать, хлопать, производить ритмические удары. Слово отмечено великим мужем словесности В.И. Далем, современником М.Ю. Лермонтова.

«На пляску с токаньем и свистом» – этот вариант логичен. Возникает ясная и полная картина пляски в окружении толпы, которая шумит и свистит в такт движений плясуна и звукоподражает ему, выкрикивая «ток-ток».

Невозможно согласиться с доводом редактора журнала «Тарханский вестник» Л.В. Полукаровой, которая видит непогрешимость публикации стихотворения Лермонтова в том, что оно было опубликовано «при жизни поэта». Лидия Васильевна! Во-первых, точнее сказать не «при жизни», а перед гибелью поэта. Во-вторых, «Тамбовская казначейша» тоже была опубликована А.А. Каревским при жизни поэта, но – какая была негативная реакция Лермонтова на эту публикацию! А вот реакция на публикацию «Родины» неизвестна. Но есть рукопись поэта. Так почему бы не читать стихотворение так, как оно написано самим Лермонтовым? Да и успел ли увидеть публикацию своего стихотворения поэт? Стихотворение «Родина» впервые было опубликовано в журнале «Отечественные записки» в апреле 1841 года (т. XV, № 4). Журнал выходил в первой декаде месяца. Но 11.04. 1841 года Лермонтов был вызван дежурным генералом Главного штаба

 

П.А. Клейнмихелем, который приказал поэту покинуть Петербург в 48 часов. Начались сборы и проводы. В эти же дни поэт повсюду разыскивает редактора журнала А.А. Каревского, посылает ему записку, но – безуспешно. И невольно возникает вопрос: «А не избегал ли встречи Андрей Александрович с поэтом, опасаясь повторения скандала, что возник после публикации «Казначейши»? Если это так, то одно оправдывает редактора: нежелание травмировать психику поэта перед выездом на Кавказ. Покинул Петербург Лермонтов 14.04.1841 года в 8 часов утра. До гибели поэта оставалось ровно три месяца.

Через полтора столетия автора этих строк стихотворение Лермонтова вдохновило на создание стихотворения «Мой край родной». Была как бы продолжена поэтическая эстафета признания в любви Отчизне. Но идёт время, и продолжающаяся грубая деформация поэзии наших классиков прервёт однажды эту эстафету, ибо продолжать будет нечего. И настанет момент, когда потомки деформаторов поэзии (сознательно или по незнанию) бросят в лицо ослеплённой интеллигенции: «Да разве это поэзия?! На свалку её!» И снесут.

Чтобы этого не случилось, необходимо поэтическое искусство оберегать и хранить так, как хранятся полотна живописи великих мастеров, подвергаясь временами реставрации.

Мир классической поэзии заждался своих мастеров-реставраторов.

 

 

 

ПРОЗА

 

 

Александр Свешников

г. Саратов

 

«МОБИЛЬНЫЙ» РАЗВОД

 

Я, граждане-товарищи-господа, всегда к законному браку относился с почтением, хотя и считаю, что он, по большому счёту, делается не в ЗАГСе, а на небесах, а, лучше сказать, – в душе брачующихся. Но, видимо, верно и то, что чужая душа (особенно женская) – потёмки, потому как непредсказуема.

Вот и мы с моей благоверной супругой прожили душа в душу 30 лет, детей вынянчили-вырастили и уже, значит, мечтали продолжать «жить долго и счастливо и умереть в один день», как случилось непредвиденное, то есть развод. Правда, к счастью, только как попытка со стороны моей драгоценной жёнушки.

А дело было таким образом. Ночью, слышу, пискнул мой мобильник – смс-ка, значит, пришла. Я думаю: ладно, прочитаю утром. Но не тут-то было: вижу, жена метнулась к моему телефончику. Вообще-то, у нас в семье не принято подглядывать друг другу в телефоны, компьютеры и прочие личные предметы. Я притворился спящим и стал ждать.

Не прошло, кажется, и минуты, как подошла ко мне моя супружница, будит меня и показывает, значит, мне мою смс-ку. А там чёрным по синему: «Папа, срочно положи 500 рублей на...» – и номер какой-то, мне неизвестный и без подписи.

– Так, – сказала супружница, глядя на меня в упор, как тот солдат на насекомое в своей шинели, – колись, значит, когда и где завёл ты посторонних детей при живой законной жене и законных же двух детях мужского пола. Я, значит, отдала тебе и им все лучшие годы своей жизни, а ты...» В общем, и так далее, минут на тридцать.

– Подожди, – прервал я бурный поток моей благоверной. – Может, это наш старший в каком-то ночном клубе поистратился.

– Какой клуб, – вскипела жена, – оба наших потомства дома, спят, как убитые, я только что проверила. Ты колись-ка быстрее про свои левые отношения на стороне, изменщик.

Долго я убеждал свою вторую половину, что всю нашу совместную жизнь не было у меня никаких отношений и никаких дурных помыслов, а чувства мои к ней до сих пор первозданны, как свежий снег, и никаких левых ходок я не делал.

Всё было напрасно, и я стал готовиться к самому худшему в моей жизни. Наутро жена долго писала какую-то бумагу и потом оделась и ушла. А вечером, когда я пришёл с работы, она мне объявила, что подала на развод. Я было поинтересовался, какую, значит, причину она туда вписала, потому как на тридцать первом годе совместной жизни не напишешь «не сошлись характерами».

– Да нет, – сказала жена, – я написала, что, мол, ты, не спросясь меня, использовал своё право сходить налево со всеми вытекающими для меня и нашей совместной жизни обстоятельствами.

Легли мы вечером, конечно, в разных комнатах. Я не спал, думал, как провести свою разведённую жизнь отдельно от своей бывшей половины. И тут вдруг пискнул мобильник моей супруги, который она оставила там, где я спал. Я осторожно встал, открыл смс-ку и прочёл: «Мама, положи срочно 500 рублей на...» Сердце моё зашлось в сладких предчувствиях. Я заглянул в комнату, где спали оба наших отпрыска. Убедившись, что они в наличии, зашёл к жене, осторожно разбудил её и показал мобильное письмо. Жена прочитала, посмотрела на меня, поцеловала и ласково сказала:

– Ложись рядом, чудик ты мой.