Цели и характер войны с Советским Союзом

 

Немецкий историк Герд Юбершер отмечает, что «война с СССР предназначалась для того, чтобы реализовать старую расово- идеологическую „восточную программу“ Гитлера. Было бы неверно думать, что Гитлер развязал „войну на Востоке“ из-за политических разногласий с Москвой или что он рассматривал эту войну всего лишь как стратегическую альтернативу, позволявшую ему за счет этого продолжить войну с Великобританией». Итак, фюрером движила идея осуществить «программную цель войны и идея приобретения „жизненного пространства на Востоке“»[105].

Программной целью войны против СССР называлась «мировоззренческая битва», борьба против «большевистского режима», который сродни «антиобщественному преступлению»[106]. На СС в этой войне возлагались некоторые специфические задачи. В «Инструкции об особых областях к директиве № 21 (план „Барбаросса“)» от 13 марта 1941 года, подписанной начальником Главного командования вермахта (ОКВ) генерал-фельмаршалом В. Кейтелем, говорилось, что рейхсфюрер СС «получает специальное задание, которое вытекает из идеи борьбы двух диаметрально противоположных систем. В рамках этого задания рейхсфюрер СС действует самостоятельно и на свою ответственность»[107].

«Специальное задание» Гиммлера состояло в том, чтобы проводить на занятой территории комплекс репрессивно-карательных мер, начиная от арестов и уничтожения советских партийных работников, офицеров НКВД, армейских политруков и заканчивая ликвидацией евреев. Именно на решение «еврейского вопроса» обращалось главное внимание. Уничтожение евреев было одной из центральных задач «крестового похода» против «еврейско-большевистской» системы.

Гиммлер отвечал за то, чтобы выполнение мероприятий, связанных со «специальным заданием», не нарушало хода боевых действий. Остальные детали он был обязан согласовать с главным командованием сухопутных войск (ОКХ). Эту задачу Гиммлер поручил шефу полиции безопасности и СД группенфюреру СС Рейнхарду Гейдриху.

Переговоры между ОКХ и главным управлением имперской безопасности (РСХА) завершились 26 марта 1941 года составлением совместного проекта приказа «О деятельности зондеркоманд и оперативных групп и команд в оперативной зоне»[108]. После согласования с ОКВ 28 апреля был подписан приказ «О регулировании деятельности полиции безопасности и СД в сухопутных войсках»[109]. 14 июня его дополнили еще одним приказом — «О военной организации и применении сил полиции порядка и полиции безопасности (СД)»[110].

В документах, регламентирующих деятельность оперативных групп полиции безопасности и СД («Einsatzgruppen der Sicherheitspolizei und des SD»), не было ни одного слова относительно того, чтобы русское население как таковое должно было быть подвергнуто планомерному уничтожению. Речь всегда и везде велась о ликвидации лиц, связанных с коммунистической партией, а также евреев. Итак, расовую войну нацисты собирались вести только против представителей еврейского народа. В отношении других национальностей, проживавших в Советском Союзе, борьбу следовало вести, исходя из политических соображений. А они, насколько известно, вращались вокруг одной идеи — устранения большевизма и его последователей.

2 июля 1941 года шеф PCXА Гейдрих подписал специальную директиву, адресованную начальникам СС и полиции на оккупированных территориях СССР. В четвертом разделе («Экзекуции») конкретно указывалось, кого следует уничтожать. Здесь были перечислены «…сотрудники Коминтерна, как и все профессиональные коммунистические деятели; сотрудники высшего и среднего ранга, а также наиболее активные сотрудники низшего ранга в партии, Центральном комитете, областных и районных комитетах; народные комиссары; евреи — члены партии и занятые на государственной службе, а также прочие радикальные элементы (диверсанты, саботажники, пропагандисты, снайперы, убийцы, поджигатели и т. п.)…»[111]

Израильский историк А. Шнеер, анализируя этот документ, делает следующий вывод: «Обращает на себя внимание то, что подобными распоряжениями только евреи — рядовые члены партии и государственные служащие — были обречены на смерть. К рядовым коммунистам и государственным служащим других национальностей смертная казнь в обязательном порядке не предусматривалась»[112].

Подобная политико-идеологическая линия присутствует и в распоряжениях, подготовленных Верховным командованием германских вооруженных сил. Внимание исследователей часто фокусируется на двух документах — приказе «О военной подсудности в районе „Барбаросса“ и об особых полномочиях войск» (от 13 мая 1941 года) и «Приказе о комиссарах» (от 6 июня 1941 года).

В первом документе говорится почти о полном освобождении немецких солдат от судебного преследования, в случае совершения ими противоправных действий в отношении советского гражданского населения. Приказ требовал силой подавлять любое сопротивление со стороны местных жителей, партизан и других групп людей, враждебно настроенных к вермахту. Почему приказ рекомендовал прибегать к жестким мерам? Ответ давался следующий: «При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в 1918 году, последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал-социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл».

Этот приказ, разумеется, дал толчок к серии актов неконтролируемого насилия. В приказе также прописывалось, кто из местного населения и за что подлежит наказанию. В нескольких пунктах документа встречается словосочетание «враждебные гражданские лица». В число этих лиц входили люди, сотрудничавшие с партизанами и коммунистами, оказывавшие им помощь, укрывавшие евреев и т. д. В приказе, кроме того, определялось, в каких случаях следует проводить расследование и привлекать военнослужащих к суду[113].

Второй документ — «Приказ о комиссарах» — приравнивал советских политруков к партизанам. От комиссаров следовало ожидать полного ненависти, негуманного и очень жестокого обращения с военнопленными. Поэтому брать их в плен было нельзя, а следовало «устранять» по приказу офицера вне непосредственной зоны боевых действий. Слово «комиссары» в нацистской терминологии фактически было синонимом слова «евреи».

«Приказ о комиссарах» на начальной стадии войны способствовал тому, что часть политруков (по разным оценкам, от 7 до 8 тысяч человек) были уничтожены. Но не везде военнослужащие вермахта выполняли этот приказ. Так, начальник Генерального штаба Франц Гальдер зафиксировал в дневнике, делая запись о боях 17-й танковой дивизии в сентябре 1941 года: «Поведение войск с комиссарами и т. д.: не расстреливают»[114].

В мае 1942 года «Приказ о комиссарах» был отменен. На смену ему пришли уже совсем другие распоряжения. Так, 29 апреля 1943 года начальник Генерального штаба генерал-полковник Курт Цейтцлер издал приказ № Р/500/43 «Местные вспомогательные силы на Востоке — добровольцы. Об отношении к командирам и бойцам Красной армии, перешедшим на сторону немцев». В первом пункте документа было подчеркнуто, что добровольно перешедшие на немецкую сторону советские офицеры, политруки, младшие командиры и бойцы «будут рассматриваться как противники советской власти, и к ним будут соответственно относиться». Согласно второму пункту, добровольно перешедших следовало тотчас отделять от основной массы военнопленных, обеспечивать их хорошим питанием, оставлять им ценные вещи (деньги, одежду, знаки различия и т. д.) и оказывать необходимую медицинскую помощь[115].

Политический акцент заметен и в вышедшей 6 июня 1941 года директиве ОКВ по проведению пропаганды в вермахте. В ней отмечалось: «…Противником Германии являются не народы Советского Союза, а исключительно еврейско-большевистское советское правительство со всеми подчиненными ему сотрудниками и коммунистическая партия». В директиве также рекомендовалось избегать таких выражений, как «Россия», «русские», «русские вооруженные силы». Вместо них следовало говорить: «Советский Союз», «народы Советского Союза», «Красная Армия»[116].

Из приведенного перечня документов, регламентировавших деятельность СС и вермахта на занятой территории Советского Союза, становится ясно, что основные усилия нацисты направляли на то, чтобы, во-первых, уничтожить СССР, как «восточноазиатское государство», где «у власти находятся евреи». Во-вторых, ликвидировать «еврейский большевизм», как «преступную идеологию», которая исторически связана с извечным нашествием татаро-монгольских орд и опасностью для Европы. В-третьих, истребить евреев, как народ, представлявший угрозу для существования немцев и Европы. В-четвертых, уничтожить как можно больше коммунистов и партийных чиновников. В-пятых, разгромить РККА, как средство, «используемое еврейскими комиссарами и фанатиками-большевиками в целях порабощения и террора». И, в-шестых, создать условия для проведения в будущем политики по переселению немецких колонистов на Восток и германизации представителей восточных народов, близких к «нордическому типу».

В осуществлении этих задач важное место уделялось коллаборационистам — представителям местного населения. О позиции СС и СД в этом вопросе свидетельствует бывший руководитель эсэсовской внешней разведки Вальтер Шелленберг: «Теория Гейдриха… заключалась в следующем. Военное поражение настолько ослабит советскую систему, что последующая засылка политических агентов в Россию довершит ее гибель»[117]. В качестве агентов в начале войны активно использовались завербованные абвером и СД русские эмигранты. Но в последующем акцент постепенно начал смещаться на коллаборационистов из числа советских военнопленных.

17 июля 1941 года Гейдрих подписал оперативный приказ № 8, адресованный командам полиции безопасности и СД «Об отношении к советским военнопленным».

Несмотря на то что основной объем документа посвящен механизму экзекуций над некоторыми политически враждебными категориями советских военнопленных, глава РСХА также требует от своих подчиненных выделять среди русских, находящихся в лагерях, лиц, «заслуживающих доверия… которых поэтому можно будет использовать в операциях по восстановлению оккупированных областей». Здесь же говорится, что «заслуживающих доверия лиц следует вначале привлечь к работе по фильтрации и к исполнению других заданий руководства лагеря… Если они оказываются подходящими для операций по восстановлению в оккупированных областях, то следует отказывать ходатайству об их возвращении на родину только в том случае, если они представляют интерес для контрразведывательной службы». В приложении 2 к этому приказу специально оговаривается, что необходимо находить среди пленных элементы, заслуживающие доверия, «невзирая даже на то, что речь идет о коммунистах»[118].

27 августа и 12 сентября 1941 года Гейдрих подписал дополнительные директивы, касающиеся основных направлений деятельности команд полиции безопасности и СД в лагерях для военнопленных. В частности, во втором из указанных документов еще раз подчеркивалось, что «задачей оперативных команд полиции безопасности и СД является выявление не только подозрительных элементов, а также и тех надежных элементов вообще, которые могут пригодиться для восстановительной работы в Восточных областях… Я предписываю, чтобы в еженедельных отчетах обращали внимание на пункт „4“ (число выявленных лиц, не внушающих подозрения). О военнопленных, не внушающих подозрения, которые перед этим занимали в советско-русском хозяйстве руководящие посты, следует особо указывать на отрасль их работы и последнее место службы»[119].

Первоначально отбор «заслуживающих доверия» военнопленных представители полиции безопасности и СД проводили в шталагах (стационарных лагерях для рядового и сержантского состава; Stammannschaftslager— Stalag) и офлагах (офицерских лагерях; Offizierlager — Oflag), сформированных на территории Рейха и Генерал-губернаторства. К концу лета 1941 года таковых насчитывалось 14 (7 шталагов и 7 офлагов для советских военнопленных). В лагеря для военнопленных на оккупированной территории СССР доступ оперативных команд СД был поначалу запрещен. Однако 7 октября 1941 года этот запрет был снят. 5 мая 1942 года Верховное командование вермахта (ОКВ) издало распоряжение о проведении проверок лишь в тех лагерях, которые находились восточнее старой германской границы, а 31 июля оперативные команды СД были выведены из лагерей, расположенных в Германии[120].

Отобранные представителями СД «заслуживающие доверия лица» размещались отдельно от основной массы военнопленных, а также задействовались в пропагандистской работе и использовались в качестве осведомителей.

Бывшие советские специалисты, изъявившие желание сотрудничать с немцами, направлялись в так называемый «Институт Ванзее», созданный под эгидой СД еще в середине 1930-х годов в Бреслау. С началом войны институт был передислоцирован в пригородный район Берлина и подчинен VI управлению РСХА и переориентирован на исследование вопросов, связанных с СССР: его сотрудники изучали положение в Красной армии, сельском хозяйстве, промышленности и других областях жизни Советского Союза[121].

В контексте нашего исследования нельзя пройти мимо такого интересного документа, как инструкция уполномоченного по продовольствию и сельскому хозяйству статс-секретаря, группенфюрера СС Эрнста Герберта фон Бакке о поведении должностных лиц на территории Советского Союза, намеченной к оккупации (от 1 июня 1941 года).

Герберт фон Бакке родился в Российской империи в 1896 году, в немецкой семье. Долгое время он жил в Батуме, где закончил гимназию. Во время Первой мировой войны в числе многих других немцев Бакке был интернирован, а после войны — переехал в Германию.

В 1922 году вступил он в СА, НСДАП, а затем в СС. В 1935 году Гиммлер назначил его пост начальника Главного управления расы и поселений СС. С 1941 года фон Бакке — уполномоченный особого штаба «Ольденбург», созданного для экономического и хозяйственного использования ресурсной базы занятых районов СССР в пользу Германии[122].

Инструкция фон Бакке (ее иногда еще называют «Двенадцатью заповедями поведения немцев на Востоке и их обращении с русскими») представляет собой свод рекомендаций, опирающихся на личный опыт общения с русскими, опыт немца, долго жившего в России. Этот опыт искусно переплетается с задачами, поставленными руководством Третьего рейха в войне против СССР, в первую очередь в части, касающейся экономической политики[123].

Говоря об огромном количестве общественных пороков, якобы сопровождающих жизнь русского народа, фон Бакке нацеливает свою аудиторию на жесткое пресечение подкупов, доносов, взяточничества и т. д. По мнению автора инструкции, русских не надо обращать на путь национал-социализма, главное «их сделать орудием» в немецких руках. Здесь Бакке особое внимание обращает на молодежь, «зараженную большевизмом». Если она не будет подчиняться, саботировать работы, — ее следует наказывать[124].

Инструкция фон Бакке — документ практического характера, поэтому в нем акцент сделан на такие качества, как решительность, мужество, смелость, хладнокровие и деловитость. «Вы должны быть людьми дела, — отмечает чиновник, — которые без всяких дебатов, без долгих бесплодных разговоров и без философствования устанавливают и проводят необходимые мероприятия. Тогда русский охотно подчинится вам».

Рекомендации фон Бакке не лишены и экскурса в прошлое. Отталкиваясь от норманнской теории, он формулирует основную мысль — русские всегда хотят, чтобы ими управляли. Так было на протяжении всей истории России: вначале господствовали монголы, потом поляки и литовцы, потом «самодержавие царей и господство немцев, вплоть до Ленина и Сталина».

В конечном итоге русские, сами когда-то призвавшие норманнов, вовсе не отказались от собственных слов: «Наша страна велика и обильна, а порядка в ней нет, приходите и владейте нами». Поэтому, напутствуя сотрудников своего аппарата, фон Бакке видит в них представителей Великой Германии, знаменосцев «национал-социалистической революции и новой Европы», чье присутствие на Востоке необходимо закрепить на целые столетия[125].

Тезисы фон Бакке отражают только одну из точек зрения нацистов на «восточную проблему». Хотя в них сконцентрировано немало пренебрежительных мотивов, унижающих достоинство местного населения, в документе не содержится фраз, призывающих к физическому истреблению. Нигде фон Бакке не пишет, чтобы должностные лица, занимающиеся вопросами экономики и продовольствия, убивали русских. Он, напротив, призывает немцев высоко держать свой авторитет в глазах «народов с Востока».

 

Пятая глава

«Генеральный план ОСТ»

 

Нередко в связи со славянской политикой национал-социалистов упоминается так называемый «Генеральный план Ост», в котором, как утверждается, приведены основные доказательства того, как немцы в случае своей победы собирались поступить с «восточными народами». Считается, что в результате намеченных в плане мер «славянские народы будут ликвидированы как этнические единицы, а многие из них вообще истреблены»[126]. Советский публицист Л.M. Лещинский убеждал своих читателей, что «план Ост» предусматривал «физическое истребление всего еврейского населения Европы, массовые убийства поляков, чехов, словаков, болгар, венгров, физическое уничтожение 25–30 миллионов русских, украинцев, белорусов»[127].

Вместе с тем следует согласиться с мнением одного из наиболее авторитетных исследователей проблемы — польского историка Чеслава Мадайчика, который отмечает, что «информация о „Генеральном плане Ост“ до сих пор даже среди историков остается очень скромной. На эту тему… опубликовано лишь несколько статей и около десятка документов… „Генеральный план Ост“ — это отнюдь не однозначное понятие»[128].

Действительно, «Генеральный план Ост» представляет собой комплекс документов, посвященных вопросам заселения «восточных территорий» (Польши и Советского Союза) в случае победы Германии в войне. Концепция плана разрабатывалась на основе расовой доктрины под патронажем Имперского комиссариата по укреплению германской народности (Reichskommissariat fur die Festigung deutsches Volkstums RKV; РКФ). С 7 октября 1939 года его возглавлял рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Будучи убежден, что Восток будет принадлежать «Черному ордену», он поручил разработать проект по заселению немцами территории вплоть до Урала. После войны рейхсфюрер СС собирался представить план Гитлеру, чтобы гарантировать себе позицию единоличного властителя на Востоке[129].

При этом окончательного варианта плана «Ост» в виде некоего единого документа не существует. Все, чем на сегодняшний день располагают ученые, — шесть различных версий документа. Пять из них было подготовлено отделом планирования РКФ и один группой планирования из III управления РСХА[130].

Подобная работа, надо подчеркнуть, велась не только в СС, но также в Министерстве по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга и в аппарате Германа Геринга, ответственного за четырехлетний план («Зеленая папка»). Разумеется, между ведомствами развернулась конкурентная борьба за то, чьи проекты наиболее реалистичные и перспективные. Поэтому следует вести речь о различных программах каждого министерства.

Несомненно, в некоторых пунктах точки зрения соперничающих организаций совпадали, однако этот факт еще не говорит о том, что было достигнуто согласие по всем принципиальным вопросам. Программа заселения постоянно перерабатывалась и уточнялась, и в конечном итоге уже не ограничивалась только восточными землями, но нацеливалась и на этническое преобразование западноевропейских областей, в результате чего «план Ост» получил другое наименование — «Генеральный план поселений» (в конце 1942 — начале 1943 года[131]). В дальнейшем, учитывая неблагоприятный для стран Оси характер войны, план утратил свою релевантность. Никто из высших руководителей Рейха, и в частности Гитлер, его так и не подписал.

В подготовке проектов по заселению Восточной и Западной Европы свои услуги в качестве экспертов предложили многие известные германские ученые, занимавшиеся вопросами аграрной политики, строительства, экономики, народоведения, антропологии и т. д. Среди них можно выделить антропологов Отто Рехе, Фрица Ленца и Ойгена Фишера. Их научные публикации, касавшиеся в том числе проблемы «демографического обеспечения немцами завоеванного Востока», имели характер частных мнений. Отчасти к ним прислушивались, но последнее слово всегда оставалось за теми, кто обладал в Рейхе большими властными полномочиями.

Первенство в разработке проектов по заселению восточных территорий, разумеется, принадлежало ведомству Гиммлера. Взяв за основу концепцию «меча и плуга» (которая практиковалась еще со времен Фридриха Великого), рейхсфюрер СС дал осенью 1939 года указания ординарному профессору и руководителю института агрономии и аграрной политики Берлинского университета Конраду Майеру[132]подготовить документ о переселении и освоении немецким населением Западных областей оккупированной Польши. В РКФ Майер (имевший к тому времени звание штандартенфюрера, а позднее — оберфюрера СС) возглавлял отдел планирования и почвы. Насколько позволяют судить документы, до середины 1941 года его подчиненные занимались исключительно «польским вопросом».

Аналогичная работа велась Расово-политическим управлением НСДАП. Его руководитель, профессор Вальтер Гросс[133], в ноябре 1940 года направил в СС секретный документ, посвященный тому, как следует обращаться с коренным населением Генерал-губернаторства. Гросс писал: «При обращении с лицами ненемецкой национальности на Востоке мы должны проводить политику, заключающуюся в том, чтобы как можно больше выделять отдельные народности… Выходцев из таких народностей… мы будем, разумеется, использовать в качестве служащих полиции и бургомистров. Главами у таких народностей могут быть только бургомистры и представители местных полицейских властей… Принципиальным вопросом при разрешении всех этих проблем является вопрос об обучении и тем самым вопрос отбора и фильтрации молодежи… Родители, которые с самого начала хотят дать своим детям лучшее школьное образование, как начальное, так и позднее, среднее, должны для этого обратиться с заявлением к высшим руководителям СС и полиции. Решение по заявлению принимается в первую очередь в соответствии с тем, является ли ребенок безупречным в расовом отношении и удовлетворяет ли он нашим условиям. Если мы признаем, что ребенок нашей крови, то родители будут иметь возможность послать своего ребенка на учебу в Германию…

Руководствуясь чувством и разумом, я считаю нормальным, что с детьми и родителями с момента их приезда в Германию будут обращаться в школе и в общественной жизни не как с париями, а что после изменения ими своей фамилии им с полным доверием… будет позволено включиться в жизнь немецкого народа. Не должно быть такого положения, чтобы дети чувствовали себя чуждыми в нашей среде, ибо мы ведь верим в нашу собственную кровь, которая благодаря ошибкам немецкой истории попала в чужую национальность, и убеждены, что наше мировоззрение и наши идеалы найдут отклик в одинаковых в расовом отношении душах этих детей…

В таком случае после последовательного осуществления этих мероприятий в течение ближайших десяти лет население Генерал- губернаторства будет состоять из оставшихся местных жителей… Это население, не имея своего руководства, будет служить источником рабочей силы, поставлять Германии ежегодно сезонных рабочих и рабочих для производства особых работ… При этом у него будет возможность больше есть и лучше жить, чем в условиях польского господства…»[134]

В марте 1941 года по указанию Гиммлера была проведена пропагандистская выставка «Планирование и построение нового порядка на Востоке», которую посетили видные деятели НСДАП, и в первую очередь заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс. Хотя выставка оказалась успешной и Гиммлер сумел добиться главенствующего положения в сфере подготовки переселенческих проектов, все же было бы преждевременным считать ее полной победой СС. Планы, разработанные отделом Майера, были еще мало привязаны к реальности, фактически — они существовали только на бумаге, и никто не брался сказать, каким образом они будут реализованы. Конечно, некоторые «эксперименты» в данной области уже к тому времени были проведены. Так, поляки принудительно выселялись с «исконно немецких земель» — из «Вартегау» и Верхней Силезии (а еврейское население частично было ликвидировано оперативными группами полиции безопасности и СД, частично выдворено на территорию Генерал-губернаторства и сконцентрировано в заранее предусмотренных местах для последующего уничтожения).

Если в отношении поляков использовался комплекс принудительно-исправительных мер, вызванный, безусловно, застарелой немецко-польской враждой, то в отношении чехов — другой. Здесь процесс начался еще в 1938 году, и серьезных притеснений со стороны немцев, как нередко утверждают некоторые историки, чехи не почувствовали, несмотря на то, что в аннексированных Германией Судетских областях возникло определенное волнение. Для Протектората Богемия и Моравия существовали планы на будущее иного порядка, нечто похожее на «наслаивание» на местное население руководящих ремесленных слоев из числа германского народа. Гейдрих, шеф РСХА, вступивший в должность Имперского протектора Богемии и Моравии осенью 1941 года, вполне откровенно говорил о последующем онемечивании чехов. Однако, по его представлениям, это должно было происходить «естественным путем», без форсирования событий, за счет «скрытой» германизации, исключающей применение силовых мер воздействия, уместных в других случаях.

Разумеется, подобные «щадящие» правила никоим образом не распространялись на коммунистов и евреев, равно и на тех, кто относил себя к убежденным противникам немецкой оккупации. В целом же Чехия, как регион, насыщенный индустриальными предприятиями, имевшими военную специфику, воспринимался руководством Рейха как важный цех, где «куется оружие победы». Поэтому ни о какой дискриминационной политике не могло быть и речи. К тому же нацисты всегда отмечали прилежание и трудолюбие чехов, и, безусловно, планировали сделать из них помощников немецких колонистов[135].

С началом войны против Советского Союза появилась потребность пересмотреть часть вопросов, касающихся заселения восточных областей. Майеру пришлось подготовить новый проект, учитывавший новую ситуацию. Интересы СС уже не ограничивались одними польскими землями; сама логика войны нацеливала подчиненных Гиммлера на советские территории, к которым внимательно присматривались.

Однако какими бы дерзкими ни были представления Майера, в его отделе не теряли чувство реальности. В документах очередного плана (за май 1942 года, основным разработчиком данного проекта выступил Институт сельского хозяйства при Берлинском университете, тесно контактировавший с РКФ), отправленных на подпись к Гиммлеру, содержались весьма осторожные мнения по поводу того, как вести колонизацию. Было предложено поэтапное заселение завоеванной территории в течение 25 лет. Вводились квоты по онемечиванию для различных национальностей. Местное автохтонное население планировалось выселить в сельскую местность и использовать в крупномасштабных аграрных мероприятиях. Для контроля областей с не преобладающим поначалу немецким населением предполагалось ввести форму «маркграфств». В документе разговор шел только о трех из них: Ингерманландия (Ленинградская область), Готенгау (Крым, Херсон) и Мемель-Нарев (Литва-Белосток). В Ингерманландии население городов должно было быть снижено с 3 миллионов до 200 тысяч человек. В Польше, Белоруссии, Прибалтике, Украине было намечено создание сети опорных пунктов (около 36), обеспечивавших эффективную связь маркграфств друг с другом и метрополией. Через 25–30 лет маркграфства должны были быть германизированы на 50 %, а опорные пункты на 25–30 %.

В конце плана подчеркивалось, что успех программы заселения будет зависеть от воли и колонизационной силы германцев, и если она выдержит эти испытания, то уже следующему поколению удастся сомкнуть северный и южный фланги колонизации (то есть заселить Украину и центральную часть РСФСР)[136].

Обратим внимание на такую немаловажную деталь. Ни в этом плане, ни в следующем, также составленном Майером, никаких статистических выкладок не делалось, как не было и конкретных цифр, какое количество жителей завоеванных областей подлежит выселению. Некоторые исследователи, прекрасно зная это, тем не менее заявляют о миллионах граждан, которых ожидала самая печальная участь. Цифры они выводят из разницы между фактическим количеством жителей и планируемым (с учетом немецких переселенцев и местного населения, «годного к онемечиванию»).

Данные подсчеты, на наш взгляд, не совсем корректны, поскольку они базируются исключительно на произвольных умозаключениях, в то время как подручные Майера не спешили оперировать цифрами попусту. Расовый волюнтаризм, неизменно сопутствовавший «исследовательской» деятельности РКФ, не был, однако, лишен прагматической линии, всегда отличавшей ведомство Гиммлера.

В контексте обсуждаемой проблемы часто фигурируют «Замечания и предложения по Генеральному плану Ост», составленные в виде служебной записки для министра А. Розенберга 27 апреля 1942 года референтом по расовым вопросам в политическом департаменте Министерства по делам оккупированных восточных территорий д-ром Э. Ветцелем. Чиновник сделал эти записи, ознакомившись с проектом, подготовленным группой планирования III управления РСХА в декабре 1941 года (сам источник утерян и до сих пор не найден). Как отмечает Ч. Мадайчик, «экспертное заключение Ветцеля было весьма критичным в отношении деталей и косвенно констатировало некомпетентность разработчиков из РСХА»[137]. Документ воспринимается многими исследователями неоднозначно, а некоторые вообще склонны считать его фальшивкой. Однако, на наш взгляд, эти «замечания и предложения» способны пролить свет на возможное будущее «народов Востока».

Источник состоит из четырех разделов: 1) «Общие замечания по генеральному плану Ост»; 2) «Общие замечания по вопросу об онемечивании, особенно о будущем отношении к жителям бывших прибалтийских государств»; 3) «К решению польского вопроса»; 4) «К вопросу о будущем обращении с русским населением».

В первом разделе Ветцель касается вопроса о переселении немцев на восточные территории. Переселение планировалось проводить в течение 30 лет после окончания войны. На пространствах бывшего СССР, завоеванных Германией, должны были остаться в немецком районе расселения 14 млн славян. Их предполагалось поставить под контроль 4,5 млн немцев. «Нежелательных в расовом отношении местных жителей» следовало отправить в Западную Сибирь. 5–6 млн евреев, находящиеся в восточных областях, подлежали ликвидации еще до начала основных мероприятий по переселению[138].

У Ветцеля возникают серьезные сомнения относительно осуществления этих пунктов программы. Если «еврейский вопрос» решить еще можно, то со славянами дело обстоит не так просто. Ветцель недоволен тем, почему такая инстанция, как РКФ, игнорирует факт поселения лиц, «пригодных для онемечивания, в пределах собственно германской империи»[139].

Далее чиновник критически относится к подсчетам численности славянского населения, предназначенного к переселению. Статистические данные, подготовленные в недрах РКФ, представляются Ветцелю ошибочными: они мало привязаны к реальности, совсем не учитывают того, какие народы дружественно или враждебно относятся к немцам[140].

Словом, из первого пункта записки Ветцеля не видно, чтобы немцы всерьез и с присущей им педантичностью собирались решать «славянский вопрос» самыми жесткими и бесчеловечными методами. Зато четко прослеживается желание нацистов подходить к реализации будущей программы дифференцированно. Во-первых, часть славян поселить на территории Рейха и «онемечить». Это «процедуру» должны пройти 14 млн человек. И, во-вторых, отправить в Западную Сибирь только «нежелательных в расовом отношении» славяноязычных граждан.

Во втором разделе Ветцель рассматривает мероприятия по так называемому «онемечиванию», т. е. включению в орбиту Рейха тех граждан, которые обладают «ярко выраженными признаками нордической расы, проявляющимися во внешнем облике, в поведении и в способностях»[141]. Уже из самой этой формулировки следует, что речь идет не только о тех людях, которые соответствуют «классическому образцу» («белокурые бестии» с правильным черепом), но и о тех, которые имеют близкие к нордической расе качества, — например, благородную сдержанность, холодную деловитость, умеренность и самообладание и пр. Этот пункт записки Ветцеля, на наш взгляд, согласуется с рекомендациями Ганса Гюнтера, как-то сказавшего: «Люди, сведущие в расологии, знают, что многие темноволосые и темноглазые личности являются более нордическими, чем многие голубоглазые блондины»[142].

Среди тех, кто подходил для «онемечивания», или расового «обновления» («Umvolkung»), в соответствии с критериями «нордического типа», были, к примеру, литовцы, эстонцы и латыши[143]. Представители этих народов, по Ветцелю, нужны для того, чтобы с их помощью осуществлять управление обширными территориями на Востоке. Прибалтийцы подходили на эту роль, так как они воспитывались в европейском духе и «усвоили по меньшей мере основные понятия европейской культуры»[144]. С учетом этих пояснений никак нельзя понимать под «онемечиванием» физическое уничтожение, на чем почему-то настаивают публицисты Д. Мельников и Л. Черная[145].

В третьем разделе Ветцель описывает предполагаемую линию поведения немцев по «польскому вопросу». Опираясь на историю взаимоотношений между нациями, он делает вывод, что поляки «являются наиболее враждебно настроенным» и «самым опасным народом»[146]. Вместе с тем он отмечает, что «польский вопрос нельзя решать путем ликвидации поляков». «Такое решение, — считает он, — обременило бы на вечные времена совесть немецкого народа и лишило бы нас симпатии всех, тем более что и другие соседние с нами народы начали бы опасаться, что в одно прекрасное время их постигнет та же участь»[147].

В том же разделе чиновник останавливается на будущей судьбе украинцев и белорусов. Ветцель говорит, что около 65 % украинцев будут переселены в Сибирь. То же самое планируется сделать и с белорусами, но переселены будут 75 %, а 25 % «подлежат онемечиванию»[148].

Последний раздел заметок посвящен «русскому вопросу». Ветцель считает его весьма важным в контексте «всей восточной проблемы». Здесь он приводит точку зрения доктора антропологических наук Вольфганга Абеля, предлагавшего или полностью уничтожить русских, или онемечить определенную их часть, имеющую «явные нордические признаки». Предложение Абеля Ветцель считает частной «инициативой», требующей еще дальнейших дискуссий, а потому и неопределенной. Конструкция «уничтожить или онемечить» — далека от конкретности. Чуть ниже Ветцель замечает: «Предложенный Абелем путь ликвидации русских как народа, не говоря уже о том, что его осуществление едва ли было бы возможно, не подходит для нас также по политическим и экономическим соображениям»[149].

Корпус документа пестрит явными фактическими ошибками. Так, в последнем разделе Ветцель пишет о горьковском и тульском генеральных комиссариатах, хотя чиновник не мог не знать, что эти территориальные единицы именовались в официальных бумагах округами (даже не генеральными округами, как Литва, Латвия, Эстония и Белоруссия)[150]. Сложно допустить, чтобы этот чиновник не был знаком со структурой собственного министерства.

Много в «замечаниях» и совершенно нелепых предложений. Скажем, Ветцель предлагает переселить часть поляков «в Южную Америку, особенно в Бразилию»[151].

<