Национальная самоидентификация

 

Автономность

В этой главе я расскажу о двух конституционных принципах русских, которые определяют их самоидентификацию и как нации, и как государства, что определяет место России в мировом устройстве и порядке. Эти принципы существенно отличают ее от всех других стран и в большой степени определяют своеобразие ее уклада. Следует оговориться: эти принципы – не нормы, а установки, которые задают вектор развития, а не определяют конкретную точку на этом векторе.

Для первого из них, автономности, таким вектором является стремление к минимизации взаимодействия и взаимозависимости с другими государствами; в российской публицистике этот принцип обычно называется «крепость Россия». Русские воспринимают себя не как нацию, а как цивилизацию, и соответственно относятся к иностранцам не как к дальним родственникам, а чуть ли не как к представителям иного биологического вида – то есть относятся вовсе не плохо или недоброжелательно (подтверждаю по собственному опыту – это не так), но полностью отчужденно. Ойкуменой они считают не Землю с обитаемой частью Солнечной системы в целом, а лишь Российскую Империю. Остальные государства они не то чтобы игнорируют – это было бы неправильно по военным соображениям, да и самые разные материальные и нематериальные образцы они зачастую готовы перенимать, – но относятся к их существованию как к неизбежному злу и нисколько не горевали бы, если бы они в одночасье исчезли. Есть другие народы и страны – хорошо, нет – еще лучше; такой подход русских сильно отличается и от нашего отношения к окружающему миру как к партнеру и в конечном счете источнику нашего обогащения (как и других торговых цивилизаций – Индии и Поднебесной), и от отношения Халифата ко всему неисламскому миру как к объекту экспансии, «зоне войны». Это очень глубинная разница, и я бы советовал вам не преуменьшать ее, дорогие соотечественники. Эта разница проистекает из иного, чем у нас, отношения к инородцам и иноверцам. И в европейской традиции, и в нашей цивилизации, которая, безусловно, является ее наследницей (при том что ныне сама Европа географически является частью России), это отношение существует в антиномии «худший—равный», то есть иноплеменника либо воспринимают как априори худшего, либо как такого же человека, как ты, то есть равного; непременным атрибутом этой антиномии является сравнение иноплеменника с собой, обязательно несущее отрицательную или положительную оценку. Русская традиция гораздо более древняя, идущая с пещерно-родовых времен, и в ней нет антиномии, как нет сравнения с собой – его заменяет восприятие иноплеменника как «чуждого», не сводимого ни к «худшему», ни к «лучшему», ни к «равному», потому что «чуждый» значит несравнимый. Само понятие «иноплеменники» при этом, естественно, не вечное – французы или армяне были иноплеменниками, а стали своими, а татары и немцы вообще из заклятых врагов стали лучшими друзьями.

Происхождение такого отношения русских к иностранцам очевидно – в то время как европейские народы жили в среде единоверцев, таких же католических народов, как они сами, русские после окончательного падения Византии, а до того говорить о русском этносе некорректно, существовали практически как единственный православный народ на Земле (немногочисленные иные православные народы проживали далеко и численно были значительно меньше), со всех сторон окруженный иноверцами, притом религиозно агрессивными. В период Второй Империи это отношение лишь укрепилось – как же, только в СССР живут правильно, все остальные народы бродят в потемках, нас самих при этом считая царством несвободы и зла (за исключением немногочисленных социалистических стран, которые воспринимались невсерьез в силу небольшого в сравнении с Россией размера и явной от нее зависимости). Но окончательно это отношение выкристаллизовалось относительно недавно, 50—60 лет тому назад, во второе Смутное время и в Период Восстановления. Россия тогда была деморализована и слаба – и как государство, и как нация, – и внешний мир изо всех сил старался укрепить у россиян ощущение того, что они ущербны и должны для своего же блага отказаться от своей инакости и раствориться в западном мире, переняв его пути и оставаясь в его рамках не более особыми, чем голландцы по сравнению с бельгийцами. Поначалу все, казалось, к тому и шло, тем более что описанное выше ощущение разделялось практически всей тогдашней элитой, но оказалось, что национальное чувство у русских сильнее, чем можно было предположить. Невиданные в истории по мощности пропагандистские усилия, бьющие как по русской самоидентификации в целом, так и по отдельным ее устоям, не дали желанного результата – количество ощущающих себя «гражданами мира» (западного, естественно) не выросло, а, напротив, уменьшилось. Более того – многие из тех, кто раньше к собственной «русскости» относились безразлично, стали считать ее стержнем своего мироощущения. Это и было временем кристаллизации у русских отношения к внешнему миру как к изначально враждебному, причем враждебному не только и не столько к русскому государству – это было бы понятно, – но к русской нации как таковой. Названное отношение могло бы перерасти во враждебность, как у немцев после унижений Версальского мира, но вместо этого спонтанным ответом русского народа на неослабевающий гнет русофобии стало отчуждение. Эти четыре источника – древняя доэтническая традиция ощущения иноплеменников как абсолютных чужаков, средневековая традиция религиозного отчуждения от окружающего мира, социалистических времен традиция восприятия остального мира как отсталого и недоразвитого и новейшая традиция отчужденного восприятия внешнего мира как априори русофобского – и породили современное отношение русских к внешнему миру как к абсолютно чуждому и враждебному, но с нейтральной эмоциональной оценкой, без всякой злобы – как к природной стихии.

И как люди стараются отгородиться от бедственных природных стихий, так и русские строят свое взаимодействие с другими странами, стараясь свести контакты к минимуму. В российской Конституции статья «Автономность» начинается так: «Целью отношений России с другими государствами является исключительно удовлетворение ее собственных интересов; таковой целью не может являться удовлетворение интересов межгосударственных и общечеловеческих. Россия вступает в те или иные двусторонние или многосторонние отношения с другими государствами только тогда, когда какой-либо ее жизненный интерес невозможно удовлетворить без этого; уровень таких отношений определяется объемом и степенью жизненности этого интереса». Причем под отношениями тут понимается не только то, что относится к сфере большой политики и определяется государственными договорами, но и любые контакты на уровне отдельных людей и организаций. То есть любой контакт с внешним миром изначально считается злом – которое можно терпеть как неизбежное, но только тогда, когда иным путем проблема не решается.

Русская цивилизация считает себя самодостаточной: все, что ей надо – и в материальном, и в духовном смысле, – она может произвести сама. Для русских не является аргументом, что кто-то может сделать что-то лучше, чем они: в их представлении либо им это не нужно, либо они напрягутся и смогут не хуже (так действительно в истории бывало не раз). Российская Империя не хочет ни помыкать другими странами, ни пресмыкаться перед ними, ни с какими-то из них конкурировать; ни принимать чужие правила игры, ни навязывать свои. Непосредственно во внешней политике это выражается в принципе равноудаленности: например, имея сильно отличающийся от других государственный строй и считая его единственно правильным, русские тем не менее вовсе не станут испытывать особой теплоты к тем, кто попытается его воспроизвести у себя в стране. (Обычно бывает не так: еще во времена пелопонесских войн Афины поддерживали все демократические, а Спарта – все аристократические полисы; то же было и в Средние века, и в Новое время – достаточно вспомнить борьбу СССР за социализм или Запада за права человека и демократию во всем мире.) Империя не заключает союзов с другими государствами – это есть не формальное требование Конституции, но однозначный императив российской внешней политики, озвученный еще Гавриилом Великим. Объяснение этому такое: в Конституции прямо записано, что Россия должна быть готова противостоять всему миру, в том числе в одиночку, и любой союз только расслабит ее в стремлении обеспечить такую готовность. Постоянной вражды Россия также ни с кем не имеет, даже с Халифатом, хотя и воевала с ним трижды уже во время нашей эпохи упорядоченного мира, причем воевала достаточно кровопролитно. В многосторонних договорах, например экологических или космических, Россия старается не участвовать и делает это лишь в крайних случаях – все вы помните, как девять лет назад, получив совместное предложение нашей Федерации, Индии и Поднебесной запретить использование термоядерных элементов в автомобилях как крайне опасное для внешней среды, Россия ответила, что никого не касается, что она использует на своей территории, и такие вещи она не собирается даже обсуждать. Российская Империя понимает, что все предложения о новых правилах чего бы то ни было всегда связаны с эгоистическими интересами ваших корпораций, говорилось далее, как в случае с запретом фреонов 60 лет назад, которые, как выяснилось впоследствии, оказались абсолютно безвредными, или как с печально известным Киотским протоколом. С Империей подобные вещи не пройдут. Это лишь пример, но весьма характерный – слова «международный» или «общемировой» считаются в России чуть ли не неприличными. Такое отношение связано как с нежеланием вступать в излишние, не обусловленные необходимостью, контакты, так и с неверием в то, что кто-то, кроме них, будет выполнять свои обязательства, если ему это будет невыгодно – а если будет выгодно, он будет исполнять и без всякого договора.

Те из вас, дорогие соотечественники, кто помнит историю России (хотя бы в объеме первой части этой книги), не смогут не заметить, что в мало-мальски длительной перспективе такую – основанную на принципе автономности – внешнюю политику русские легко могут вести сейчас, в нашу эпоху упорядоченного мира, а в период глобализма, то есть до 2019 года, это было возможно только на мобилизационный период. Ныне даже торговые державы – мы, Поднебесная и Индия – гораздо менее взаимозависимы (более автономны, по русской терминологии), чем это было тогда. Это не совпадение – после прихода к власти Гавриила Великого и конституционной реформы 2013 года Россия, уже приняв принцип автономности, прекрасно понимала, что он реализуем только при вполне определенном типе мирового порядка, и была полна решимости его создать. Она понимала, что для этого в первую очередь надо сокрушить Запад, остальное будет делом техники – и вот после Двенадцатидневной войны момент настал.

Я уже писал в первой части, в главе про установление нового мирового порядка, что Россия чуть не силой заставила Китай осуществить процесс присоединения к себе стран Азиатско-Тихоокеанского региона. И что когда мой дед, основатель нашей Федерации Алвареду Бранку, понял этот замысел и, по сути, потребовал помощи России в объединении Нового Света в одну страну, то Российская Империя отдала нам Канаду и согласилась уйти из США. На самом деле и объединение исламского мира в единый Халифат не обошлось, как мне стало теперь понятно, без тайной помощи Империи. Вдумайтесь – находясь на пике могущества, будучи сильнее всего остального мира, вместе взятого, Россия своими руками создавала равновеликие себе страны, часть которых с очевидностью могла стать (и стала!) ее врагами – зачем? Я задал этот вопрос Яну (в крещении Ивану) Мицкевичу, начальнику отдела в Имперской канцелярии внешней политики. «А по-другому не получалось, – ответил мне товарищ Мицкевич. – Когда в мире много стран, очень отличающихся по размеру, и есть среди них такие, которые сильнее любых трех других, вместе взятых, то это идеальный порядок для сатанинской глобализации. Потому что тогда слабые страны, которых большинство, становятся не более чем игровой площадкой для столкновения и конкуренции сильных стран. А если сверхсильная страна одна – то игровой площадкой для столкновения и конкуренции транснациональных корпораций этой страны и ее союзников. Мы же старались создать такой мир, где это невозможно, а для этого самая маленькая страна должна быть достаточно большой, чтобы оказаться другим не по зубам в силовом смысле, и достаточно отличающейся по образу жизни и мыслей от остальных, чтобы ее не могли взять под контроль несиловым образом. Да, мы сами создали себе врагов (именно врагов, а не конкурентов – конкурировать нам не с кем и не за что), но зато получили мир, в котором нам комфортно – мы можем идти своим путем, ни на кого не обращая внимания. А то, что мы вынуждены стоять на своих рубежах дозором и смотреть, нет ли нам угроз, так даже хорошо – не будем расслабляться». Таким образом, российский принцип автономности оказал прямое влияние на облик современного мира – и тем, что предопределил вышеизложенные действия России, создавшие этот облик, и тем, что стал примером для других, включая и нас, потому что по меркам 2018-го, а тем более 2006 года и мы теперь невиданно замкнуты и автономны.

В экономике Империи автономность выражается в том, что государство старается минимизировать любые трансграничные экономические отношения. В России национальная валюта не меняется на валюту других стран – точнее, меняется, но только государством в лице Центробанка и лишь в определенных случаях. Человек или организация не могут быть обладателями иностранной валюты иначе чем законно полученной от Центробанка – в противном случае это криминальное преступление, и, хотя в тюрьму вас за это не посадят, штраф вы заплатите большой (помимо конфискации валюты). Через этот механизм регулируется импорт: валюту государство продает лишь на закупку таких товаров и услуг, которых в России нет и быть не может, – например, на тропические сельскохозяйственные культуры (кофе, тропические фрукты и т. п.) или на минеральное сырье, которого в Империи нет или не хватает. Если же какой-то материальный или информационный товар в России не производится или производится существенно худших потребительских свойств, но в принципе производиться может, то принимается программа импортозамещения, которая в основном сводится к тому, что устанавливается регрессирующий график продажи валюты на импорт этого товара: столько-то лет – по обычному курсу, далее – по увеличивающемуся, и с такого-то года валюта на это продаваться вообще не будет. Подразумевается, что инвесторы, видя в перспективе открывающуюся рыночную нишу, которую ранее занимал импорт, вложатся в создание соответствующих корпораций – график и определяется из того, сколько времени надо для создания новых производств, вместе с разработкой технологий, корпоративным строительством и общей раскачкой. График составляется и публикуется Имперским агентством отраслевого развития, без поиска и привлечения конкретных инвесторов – в таких частных вопросах в отличие от стратегического развития русские твердо верят в «невидимую руку рынка». Если же отечественный бизнес отстает от других государств не по конкретному продукту, а по целой отрасли, принимается отраслевая программа форсированного развития, включающая науку, инфраструктуры и т. д.; так было с медицинскими и биологическими технологиями – к сороковым годам и особенно к настоящему времени русские сумели подтянуться к нашему уровню, хотя мы по-прежнему остаемся в этих областях признанными лидерами.

Русские настолько последовательны в своем нежелании контактировать с внешним миром, что дестимулируют и экспорт. Как объяснил мне заместитель директора Центробанка Дитер Майер, смысл этого в следующем: если ты много экспортируешь, то становишься зависим от стран-импортеров не менее, чем от стран-экспортеров в обратном случае. Вторая Российская Империя, СССР, не в последнюю очередь рухнула из-за обвала цен на нефть, которая была основной частью ее экспорта. Кстати, тогда этот обвал произошел вовсе не по таинственным законам рынка, а в результате целенаправленной работы США – а если бы СССР на тот момент не зависел бы так сильно от своего экспорта, у него не было бы этой болевой точки. Какое-то рациональное зерно в этом, безусловно, есть – если мы введем эмбарго на импорт из Поднебесной и Индии (а большую его часть наш бизнес легко произведет сам, разве что несколько дороже), то их экономика в одночасье рухнет, и это понимание всегда присутствует в наших с ними отношениях. «Но ведь подобные вопросы можно регулировать, поскольку эта зависимость взаимная», – возразил я. «Вот именно, – ответил мне Майер, – если становишься мастерской мира, то неизбежно придется либо стать мировым жандармом, как когда-то Британия, а затем США, либо клиентом мирового жандарма, как впоследствии Китай, – а мы не хотим быть ни тем ни другим».

Экспорт в Империи ограничивают, ограничивая продажу рублей резидентам других стран – ведь экспорт из России разрешен имперским законом только за рубли; экспорт за валюту и бартерные операции запрещены. Так что если экспорт не ограничивать, то у Центробанка начнет скапливаться много иностранной валюты, полученной от продажи рублей нерезидентам, а это значит, что придется увеличивать и импорт, потому что иначе эта валюта ляжет мертвым грузом. Иностранные инвестиции в Россию запрещены: если кто-то уж очень хочет делать бизнес в России и готов относиться к ней как к родной стране, рассуждают русские, пусть подает заявление и становится русским. Для целей осуществления российских инвестиций за рубеж валюта не продается (поэтому их невозможно сделать технически), кроме как для создания собственных сервисных центров и т. п. Не продается она и для выдачи кредитов нерезидентам в валюте и других форм операций на зарубежных финансовых рынках – выдача кредитов нерезидентам в рублях, как и привлечение кредитов в валюте, прямо запрещена.

Удивительно, но этот драконовский, на наш взгляд, экономический режим является таковым только в части трансакций с внешним миром – вообще экономика России, как вы далее увидите, либеральнее нашей. Как объяснил мне тот же Майер, рынок хорош лишь тем, что это саморегулирующаяся система – в отличие от нас русские вообще-то рынок не любят (еще бы, если слово «торгашеский» у них бранное) и терпят его лишь ради этой саморегулируемости. Но рынок теряет это качество, когда страна перестает быть замкнутой системой. Например, если в период бурного экономического роста жизнь дорожает (не обязательно из-за инфляции – может, просто в силу роста стандартов потребления), то работники требуют повышения зарплаты, и работодатели всегда вынуждены будут идти им навстречу, потому что жизнь дорожает для всех: так зарплаты автоматически подстраиваются под цены, и плодами роста пользуются не только предприниматели. Или же хозяева будут автоматизировать свой бизнес, что приведет к росту производительности труда и, как следствие, – национального богатства, что опять же через разные механизмы пойдет на пользу всему народу. Но если значительная часть работников – иностранцы, то они не будут требовать повышения, потому что у них дума, а они и зарабатывают деньги, чтобы тратить их там, нет никакого роста и, как следствие, – подорожания, а это существенно замедлит и рост зарплат у своих работников, и процессы автоматизации. С другой стороны, более высокие зарплаты своих рабочих – это больший платежеспособный спрос, который и делает экономический рост самокатализируемым процессом – но не в случае иностранных рабочих, которые максимально возможную часть зарплаты откладывают для дома. Это всего лишь один пример – причем, наверное, не самый характерный, потому что связан с рынком труда, – но он показателен в плане того, каковы у русских философские основания самоценности экономической автаркии как части принципа автономности.

Ограничения в политической и общественной жизни Российской Империи, налагаемые принципом автономности, еще жестче. Естественно, контакты и взаимодействие с субъектами других государств сведены для властных структур к минимуму, так же как у нас: это означает невозможность иметь иностранцев в качестве сотрудников, консультантов или подрядчиков (удивительно, но во второе Смутное время в России этого правила не было). Что касается некоммерческих структур – а к ним, в частности, относятся все общественные организации, – то им, помимо этого, не разрешается иметь иностранных юридических или физических лиц в учредителях, а также запрещено принятие от них любого вспомоществования или грантов. Как и в экономической сфере, эти ограничения никак не касаются содержательной части деятельности общественных организаций – их не меньше, чем у нас, и многие из них не особо лояльны к режиму. Исключением являются религиозные организации – для них контакты с внешним миром, в частности со своими единоверцами из-за границы, не ограничиваются государством. Но следует помнить, что православных христиан за пределами России практически нет, как и равилитских мусульман, а остальные религии либо официально дискриминированы в части публичной проповеди и прозелитизма как имеющие центр за границей, либо являются этнически нишевыми и потому малозначимыми в масштабах Империи, как иудаизм или армяно-григорианское христианство. Все вышеупомянутые запреты относятся и к средствам массовой информации; более того, им запрещено также принимать от иностранцев статьи и любые материалы и предоставлять им трибуну (правда, на это смотрят сквозь пальцы). Новости и вообще любая информация о событиях в других странах разрешена к публичной циркуляции, но только в отдельных соответствующих разделах или изданиях: например, любое российское СМИ может освещать наш американский чемпионат по баскетболу, но только в разделе «Зарубежный спорт» или что-нибудь вроде того – если он будет помещен просто в разделе «Спорт», вместе с российским чемпионатом, то это будет нарушением, за которое после второго случая СМИ закроют. Впрочем, поскольку российские спортсмены не участвуют в международных соревнованиях, российские фильмы – в международных фестивалях и т. д., то все это не сильно трогает большинство россиян.

Ограничения, касающиеся личного общения – как частного, так и профессионального, – а также потоков информации еще жестче. Как вы знаете, дорогие соотечественники, в Россию и из России напрямую позвонить нельзя технически – у них другие коды. Также и их Сеть, Рунет, не соединена с Интернетом, охватывающим нас, Поднебесную и Индию, и даже Халифат, в силу другого протокола. Не надо, впрочем, заблуждаться – эти технические барьеры имеют политическое происхождение: российские законы запрещают использование совместимых с нами приборных и информационных технологий. Существуют, однако, специальные порталы, через которые соединиться можно, но эти услуги обложены большим акцизом, в результате чего минута телефонного разговора с Американской Федерацией стоит более двух рублей (около десяти долларов). Правда, если россиянин имеет за границей родственников, то ему по закону положена дотация на уплату акцизной части цены, которая при близком родстве и не очень больших объемах разговоров может составлять до 90%. Такие же ограничения существуют и для аудио-, видео– и виртуконтента: все стандарты электронных устройств в России намеренно другие, и нашу компакт-капсулу там просто невозможно воспроизвести, а ее тиражирование в российском стандарте также обложено большим акцизом. Аналогичная ситуация с приемом телепрограмм через спутник. Кстати, есть еще один любопытный прием – как известно, Россия не связана с другими странами ни двусторонними, ни общемировыми договорами об охране авторских прав и интеллектуальной собственности (хотя внутри Империи таковые законы действуют, причем достаточно жесткие). Поэтому любой гражданин России может не только без спросу, например, тиражировать иностранную музыку или использовать запатентованное иностранное изобретение, но и поставить на них свою фамилию. Естественно, и все остальные вольны так же поступать с русскими авторскими продуктами, и Империя действует в этом вопросе вполне справедливо, то есть не пытается продавить для себя какие-то асимметричные преимущества. Собственно, это и есть квинтэссенция их принципа автономности – делайте что хотите и не мешайте нам делать что мы хотим. Но вернемся к развлекательным продуктам из других стран: зачастую они появляются на российском рынке после соответствующей обработки – но уже как русские, с указанием якобы российских авторов; этому власти не чинят никаких препятствий. То есть Имперское управление воспитания считает, что нарушением принципа автономности являются не иностранные фильмы, музыка и т. п. сами по себе, а лишь если они открыто позиционированы как иностранные – если же народ считает их доморощенными, то на здоровье. В общем, смотрите и слушайте что хотите – но только отечественное.

То же и с физическим общением: например, ученые, работающие в государственных НИИ, могут читать все статьи и другие материалы зарубежных коллег, но не имеют права общения с ними, очного или виртуального, – если их это не устраивает, они вольны там не работать и устраиваться в промышленность или в частные институты. Я имел беседу с Дмитрием Коркиным, заместителем начальника Имперского агентства науки, и спросил у него, с чем связан такой запрет – не идет ли он во вред эффективности? Он ответил мне, что всем творческим людям, и особенно ученым, очень свойственно чувствовать себя принадлежащими к одной общемировой касте: они считают себя в первую очередь не россиянами, а учеными. А это недопустимо по основополагающим принципам Российской Империи, даже и прямо по Конституции (по тому самому принципу автономности, который я сейчас описываю, а также по принципу национализма). Что же до эффективности, то российская наука – это более 30% мировой, и большой вопрос, кто кому нужнее. Вообще прямые контакты россиян с иностранцами, как и поездки в другие страны, не запрещены (мое собственное пребывание в России тому пример), но все это сильно ограничено финансовыми соображениями: моя годичная виза обошлась мне в 12 тысяч долларов, и, естественно, примерно столько же возьмут с россиянина за визу к нам. Как и в случае телекоммуникаций, можно получить большую скидку на поездку к родственнику раз в год или на деловые командировки для занимающихся экспортом-импортом: источником государственных компенсаций на эту скидку служат визовые сборы с иностранцев. Столь высокие платы за визы (Поднебесная и Индия платят за визы не более 50 долларов) введены исключительно по инициативе России, которая считает вредным и ненужным путешествия своих граждан за границу. Зачем это надо, считают российские власти, коли у нас есть все свое: мы простираемся от тундры до тропических островов, имеем 12 000 километров в длину и 3000 в ширину, и большая часть великих городов и исторических достопримечательностей мира находится у нас – чего вам не хватает? Но запрещать загранпоездки или заставлять получать выездную визу, как было во Второй Российской Империи или в нынешнем Халифате, Империя не хочет – чтобы для ее граждан не возник эффект запретного плода. К тому же вдруг кому-то ехать за границу так захочется, что он готов будет на любые затраты: зачем его лишать этой возможности; как гласит русская пословица, «охота пуще неволи». В этом, кстати, проявляется достаточно иезуитская политика России в сфере пропаганды: для российских граждан все выглядит так, что запредельная цена визы как бы устанавливается не Россией, а другими странами – а о том, что это не более чем вынужденный ответ на цену, установленную Россией, мало кто из россиян задумывается.

Но следует понимать, что плата за визы является хоть и высокой, но не запретительной даже для среднего россиянина, в силу достаточно высоких доходов. Плата за 20-дневную туристическую визу составляет около 3000 долларов – примерно 60% средней месячной зарплаты. А к бизнес-визам для тех немногих, кто все же имеет коммерческие дела с другими странами, все это не относится – их порядок оформления и сборы совсем иные. Притом поскольку многое в России бесплатно (здравоохранение, школьное образование, значительная часть высшего образования, адвокатские услуги по уголовным делам), то русским проще решиться тратить деньги на не слишком нужные вещи, чем американцам. Так что ездить за границу по многу раз в год для обычного россиянина финансово невозможно, но поехать поглазеть на чужие берега раз в два-три года проблем не представляет – и как результат, весьма немалая часть жителей Империи за последние десять лет хоть раз, но была за границей. При этом подавляющее большинство российских граждан возвращаются из заграничных поездок довольно разочарованными. Что ж, теперь русских трудно удивить и теплыми морями, и разнообразием природных ландшафтов. Поэтому сейчас широко обсуждается вопрос отмены платы за визы, и весьма возможно, что так в ближайшем будущем и произойдет. Но это сейчас, когда Россия выиграла войну, стала мировым лидером и, как следствие, добилась высокой сплоченности нации, – а в 10-х годах визовые ограничения были необходимы и неизбежны.

Но все ограничения и запреты, которые я описал, вовсе не являются сутью принципа автономности – они есть не более чем его инструментальные проявления, притом отнюдь не главные. Автономность в России – это не норма закона, а мироощущение. То есть для подавляющей части российского народа ограничения не актуальны, они и сами не жаждут смотреть иностранные фильмы или ездить за границу, потому что воспринимают внешний мир как неправильный и порочный (воцерковленные люди – так просто как царство Антихриста) и к тому же враждебный к России. Ограничения же и запреты нужны не для них, и даже не для перевоспитания меньшинства, но для того, чтобы не дать дороги процессам, которые размоют и в конце концов разрушат это мироощущение. Например, сама имперская власть, которая, естественно, изучает иностранные СМИ по службе и соответственно знает, что и как они освещают, никогда не будет публично реагировать на высказывания иностранных государственных деятелей или самих СМИ о России – это считается унизительным. На вопрос журналиста, мол, как вы относитесь к такому-то высказыванию того-то из такой-то страны, любое должностное лицо Империи ответит однотипно: а нам какое дело? Что хотят, то пусть и говорят. Я думаю, что так же ответит и большинство населения – именно потому, что принцип автономности для него есть мироощущение. В основе его лежит представление, что кроме антиномии «хороший путь – плохой путь» есть нечто гораздо более важное – свой путь или не свой. У каждого народа, как у всякого Божьего создания, свой смысл и свой удел у Бога, и негоже идти чужими путями – «всякой твари по роду ее». «Задумывались ли вы, – говорил мне архипресвитер благочинный Даниил, – почему Ветхий Завет запрещал под страхом смерти мужеложство и даже просто переодевание мужчины в женское платье? Или вы, американцы, думаете, в своем стремлении свести библейские истины до рационализма, что этот запрет работал на увеличение рождаемости или чего-то подобного? Нет, дело совсем в другом: Господь создал мужчину и женщину разными, и вас, вашу неповторимую личность, Он сделал мужчиной: не противьтесь же Его замыслу! Так и России надлежит идти своим путем, и мы не хотим ни заимствовать чужих путей, ни навязывать другим свои. Мы другие, и мы намерены оставаться другими. Поэтому и после Двенадцатидневной войны, и войн экспансии, в двадцатом году, мы остановились, а ведь могли бы подчинить весь мир – ну кто бы мог нам тогда этого не позволить, уж не ваша ли Бразилия? Мы и упорядоченный мир задумали – это ведь именно мы его создали! – для того, чтобы страны были настолько большими, самодостаточными и отличающимися между собой, чтобы не особо нуждаться друг в друге, и могли заниматься своими делами без оглядки на других». – «Но ведь Европу вы все-таки присоединили», – возражал я. «Мы вышли на наши естественные рубежи, которые судил нам Бог, – между трех океанов, – был мне ответ. – Там мы поставили себе пределы и больше никогда ни на что не претендовали – мы даже от своей части при разделе Антарктиды отказались, потому что это не наше». – «А как же «всечеловечность» России, о которой писали многие русские философы? – спрашивал я. – Разве не говорили даже и отцы вашей Церкви, что суждено вам объять, пусть не силой, а любовью, все народы и что оттого путь ваш всемирен?» – «Все народы того времени – это европейцы и турки, других тогда просто не знали, а они все ныне и впрямь, слава Богу, наши россияне, и православные из русских по-братски любят их, – услышал я в ответ. – А всемирность судьбы России не в том, чтобы слиться со всеми, а чтобы свидетельствовать перед Богом и остальными народами о возможности построения на Земле правильной жизни».

Но есть и еще один аспект. Центральная идея Третьей Империи, сама суть ее существования состоит в том, что она есть и должна быть Царством Правды. Но Царство Правды может существовать лишь в ситуации оппозиции по отношению к своей противоположности, следовательно, должно быть и царство неправды, натиск которого сдерживает Империя: именно так русские себя и ощущают. Если же весь мир станет одним государством, то неправда окажется внутри него – в этом и есть смысл пророчества Апокалипсиса. Это может случиться не только тогда, когда тебя завоюют, но равно и тогда, когда ты сам завоюешь весь мир – поэтому Гавриил Великий и не дал свершиться этому в 2019 году. Однако весь мир становится одним и при условии глобализации, без всяких завоеваний – с тем же результатом. Стало быть, чтобы неправда не оказалась в твоих пределах, надо быть закрытым. Это еще одна глубинная основа русского принципа автономности.

Таким образом, в мировосприятии русских активное взаимодействие с внешним миром, особенно при условии взаимопроникновения, есть зло или уж во всяком случае предвестие зла, независимо от того, хорошим или плохим является этот мир – достаточно того, что он другой. Вообще следует заметить, что наш сегодняшний мир середины XXI века русские считают царством Антихриста – не в такой степени, как в начале века, когда, по их мнению, вплотную приблизился конец света, который им удалось отодвинуть, изменив мир, но все равно – тьма лишь на время отступила. Это относится ко всем странам, за исключением их постоянного военного противника Халифата (который они, впрочем, тоже считают орудием дьявола, хотя и не его царством). Здесь нет ничего удивительного – Халифат является пусть и враждебным им, но таким же, по сути, идеократическим религиозным государством, как Российская Империя. Русские ненавидят – или, скорее, презирают – и наши католицизм с протестантизмом, и индийский политеизм, и атеизм Поднебесной; и нашу либеральную демократию, и индийскую кастовую систему (хотя и не прописанную в законах), и поднебесную бюрократическую олигархию. Всех нас, кроме исламистов, они считают торгашами (в их устах это ругательство) и индивидуалистами, живущими по принципу «человек человеку волк». Они полагают, что, как бы богато, свободно и безопасно мы ни жили, в нашей жизни нет главного – смысла и достоинства.

В Империи считается, что разделение на западную и восточную цивилизации берет начало еще в противостоянии древней Эллады и древнего Израиля, противостоянии Иафета и Сима, и первым их столкновением были Маккавейские войны. Впоследствии же преемником Иафета стала западная цивилизация, сначала Европа, а следом за ней наш Новый Свет, а преемником Сима, новым Израилем, стала Россия. Гуманистическая культура эллинов, создавшая шедевры искусства, науки и политической мысли, но ценой безбожия и, как следствие, полной потери моральных ориентиров, мыслится русскими как средоточие зла и неправды, «дьявольской прелести» – в противоположность суровой культуре Ветхого Завета, не создавшей ничего подобного, но верой познав<