Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Глава 29. Стратегическое партнерство с США

Поиск

 

Когда Джимми Картер (Jimmy Carter) сменил на посту президента Джеральда Форда (Gerald Ford), это привело к резким изменениям в акцентах внешней и оборонной политики США. Картер был больше заинтересован в развитии отношений со странами Африки, чем со странами Азии. Друзья и союзники Америки в Азии были встревожены, когда он объявил о сокращении численности американских войск, размещенных в Корее. Картер считал, что американцы устали от войны во Вьетнаме и хотели забыть об Азии. Он сосредоточил свои усилия на примирении белых и черных американцев, а также хотел способствовать преодолению глубокой пропасти, разделявшей белых и черных в Южной Африке. Упор в его политике делался на соблюдение прав человека, а не на укрепление обороны и безопасности. Лидеры стран АСЕАН приготовились пережить четыре трудных года, ожидая, что же Картер предпримет на деле.

Во время нашей встречи в октябре 1977 года он детально планировал свое время. Пять минут было отведено на фотографирование, затем, – 10‑минутная встреча один на один, за которой последовала 45‑минутная дискуссия между двумя делегациями. Он придерживался этого плана с точностью до секунды. Меня изумило, что во время нашей 10‑минутной встречи один на один он поднял вопрос о приобретении Сингапуром высокотехнологичных вооружений, – ракет типа «земля‑воздух» «Ай хоук» (I‑Hawk). Я не готовился к этому вопросу, ни один президент до него никогда не интересовался нашими скромными закупками вооружений, тем более вооружений оборонительного характера. Картера очень волновали вопросы ограничения распространения вооружений, особенно высокотехнологичного оружия, а ракеты «Ай Хоук» рассматривались им как высокотехнологичные для Юго‑Восточной Азии. Я сказал, что Сингапур представлял собой очень компактную городскую цель, которая должна была быть плотно защищена. Имевшиеся у нас ракеты «Бладхаунд» (Bloodhound) устарели, но в случае, если бы Америка испытывала сложности с продажей ракет нам ракет «Ай Хоук», мы приобрели бы британские ракеты «Рапир» (Rapier), – это было не так уж важно. Чтобы не входить в дискуссию по этому вопросу, я сказал, что мы не станем обращаться с просьбой о приобретении ракет. Два года спустя американцы продали нам ракеты «Ай Хоук», после того как посол США в Сингапуре, бывший губернатор штата Северная Дакота (North Dakota) от демократической партии и сторонник Картера, поднял этот вопрос в Белом Доме.

Встреча официальных делегаций длилась 45 минут, ни секундой дольше. У Картера был список вопросов для обсуждения, который он вытянул из кармана рубашки примерно за 15 минут до конца встречи, чтобы убедиться, что удалось обсудить все вопросы. Все эти вопросы были несущественными, – не перечитав стенограмму встречи, я бы не смог сейчас вспомнить, что же мы тогда обсуждали. Его предшественники: Джонсон, Никсон и Форд, – всегда обсуждали глобальные вопросы. Их интересовала ситуация в Азии в целом, – ситуация в Японии, Южной Корее, на Тайване, в коммунистическом Китае и Вьетнаме, а также положение американских союзников: Таиланда и Филиппин.

Картер не обсуждал эти вопросы. Несмотря на это, я решил дать ему общее представление о важности той роли, которую играла Америка в обеспечении стабильности и условий для экономического роста в регионе, и попытаться убедить его не отходить от прежней политики США, ибо это могло подорвать доверие некоммунистических стран, являвшихся друзьями Америки. Я не уверен, что произвел на него какое‑либо впечатление. Если бы перед тем, в мае, я не встретился в Сингапуре с помощником Госсекретаря США по странам Азиатско‑Тихоокеанского региона Ричардом Холбруком (Richard Holbrooke), я сомневаюсь, что мне вообще удалось бы встретиться с Картером. Холбрук хотел, чтобы кто‑либо из лидеров стран региона убедил Картера сконцентрировать внимание на Азии, и полагал, что это мог бы сделать я.

Когда я уезжал, он подарил мне книгу в зеленом кожаном переплете, – свою автобиографию, – использовавшуюся во время предвыборной кампании, которая называлась «Почему – не самый лучший?» (Why‑not the Best?) В книге уже имелась дарственная надпись: «Моему доброму другу Ли Куан Ю. Джимми Картер». Я был польщен, но несколько удивлен тем, что я был записан в «добрые друзья» еще до встречи с ним. Наверное, это было обычной практикой во время его избирательной кампании. Я просмотрел эту книгу, надеясь найти в ней какое‑либо объяснение происходящему. Мне это удалось. Картер был родом из так называемого «библейского пояса» Америки, представителем возрождавшегося христианства. Две истории из этой книги остались в моей памяти. Однажды, когда он шел в воскресную школу, его отец дал ему монетку. Вернувшись, он положил на стол две монетки. Когда его отец обнаружил это, он отхлестал его. С тех пор он никогда не воровал! Для меня было загадкой, каким образом эта история могла помочь Картеру победить на выборах. Другая история была о том, как адмирал Риковер (Admiral Rickover) отбирал его для службы на атомной подводной лодке и спросил, какое место Картер занял среди студентов своего выпуска Военно‑морской академии в Аннаполисе (Annapolis Naval Academy). Тот с гордостью ответил, что 59‑ое. Тогда Риковер спросил: «Это было наилучшим результатом, на какой вы были способны?» Картер ответил: «Да, сэр», – а потом поправился: «Нет, сэр, я не всегда показывал самые лучшие результаты, на которые был способен». Тогда Риковер сказал: «А почему бы и нет?» Картер сказал, что он был потрясен этими словами, они и дали название его книге: «Почему – не самый лучший?» И Картер сделал их лозунгом своей жизни. Однажды я видел его по телевизору, шатавшимся по окончании марафонского забега, бывшего на грани истощения, готового упасть. Им двигало это самое желание показать самый лучший результат, на какой он только был способен, невзирая на свое физическое состояние в этот момент.

В октябре 1978 года у нас состоялась еще одна короткая встреча. Меня принимал вице‑президент Уолтер Мондейл (Walter Mondale), и Картер появился, только чтобы сфотографироваться для прессы. Мы обменялись немногими словами, – он по‑прежнему не интересовался Азией. К счастью, советники убедили его не выводить американские войска из Кореи.

Огромным достижением Картера было то, что ему удалось убедить египетского президента Анвара Садата (Anwar Sadat) и израильского премьер‑министра Менахема Бегина (Menachem Begin) заключить мир. Я был поражен тем, что Картер запомнил каждый спорный колодец, изгородь и участок границы между двумя странами. Я подумал тогда о системе оценки способностей служащих, применявшейся нефтяной компанией «Шелл» (Shell). Они оценивали «вертолетное видение» (helicopter quality) сотрудников, то есть их способность видеть общую картину и выделять из нее важные детали. Картер концентрировался на каждой детали.

В 1979 году, в конце пребывания Картера на посту президента, его внимание к Азии привлекли три главных события. Во‑первых, в конце января его посетил Дэн Сяопин. Он установил дипломатические отношения между КНР и США и предупредил о намерении Китая наказать Вьетнам за оккупацию Камбоджи. Во‑вторых, Картер посоветовал шаху Ирана покинуть страну в условиях надвигавшегося народного восстания. В‑третьих, 24 декабря 1979 года Советский Союз вторгся в Афганистан, чтобы поддержать коммунистический режим, неспособный удержаться у власти своими силами. Картера это настолько шокировало, что он сказал: «С глаз упала завеса». До этого он не видел, что представлял собой советский режим. В 1979 году, после подписания договора об ОСВ (SALT) в Вене, он обнимался с Брежневым (Brezhnev) и верил, что советские лидеры были разумными людьми, которые ответят на искренние миролюбивые жесты взаимностью.

Присутствие в американской администрации советника Картера по национальной безопасности Збигнева Бжезинского (Zbigniew Brzezinski) весьма обнадеживало. Он обладал широким стратегическим взглядом на вещи и понимал важную роль Китая как в обеспечении общего баланса сил с Советским Союзом, так и в предотвращении того, чтобы Вьетнам окончательно стал орудием советской политики. Он мог весьма убедительно изложить свои взгляды на любом международном форуме, но был достаточно мудрым, чтобы проводить внешнюю политику своего президента, а не свою собственную. Соединенные Штаты и многие мусульманские государства щедро снабжали оружием, деньгами и наемниками силы сопротивления в Афганистане, которые, в конечном итоге, подрывали силы могущественного Советского Союза.

Холбруку удалось сделать первоначальные планы Картера по сокращению американского военного присутствия в Азии более умеренными, особенно это касалось желания Картера вывести 40,000 американских военнослужащих из Кореи после поражения, которое США потерпели во Вьетнаме. В декабре 1980 года, перед тем как Холбрук покинул свой пост, я написал ему: «В тот период времени, когда многие в администрации, в Конгрессе и в средствах массовой информации хотели забыть о Юго‑Восточной Азии, Вы непрерывно работали над тем, чтобы восстановить уверенность в могуществе США и целях американской политики. Будущее теперь выглядит не таким угрожающим, как в 1977 году, когда мы впервые встретились».

Картер был хорошим, богобоязненным человеком, наверное, слишком хорошим, чтобы быть президентом. Американцы проголосовали за него, устав от «уотергейтского скандала». Тем не менее, после четырех лет набожных размышлений об американских недугах они с готовностью проголосовали за Рональда Рейгана (Ronald Reagan), который оптимистично смотрел на Америку и ее будущее и воодушевлял американцев на протяжении двух сроков пребывания на посту президента. Рейган был человеком простых, прямолинейных взглядов, сильным и преуспевающим лидером. Он оказался удачной находкой для Америки и для всего мира. Хорошо, что в ноябре 1980 года американцы проголосовали за голливудского актера, а не за фермера, выращивавшего арахис.[26]

Я впервые встретился с Рейганом в октябре 1971 года, когда он посетил Сингапур в качестве губернатора Калифорнии. У него было с собой рекомендательное письмо от президента Никсона. Калифорния была родным штатом Никсона, и Рейган, очевидно, играл ключевую роль в избрании Никсона. В течение 30‑минутной дискуссии перед обедом я понял, что он – человек сильных убеждений, решительный антикоммунист. Он говорил о войне во Вьетнаме и тех проблемах во всем мире, причиной которых был Советский Союз. Во время обеда, на котором присутствовали его жена, сын, а также помощник Майк Дивер (Mike Deaver), он продолжил разговор о советской угрозе. Он был настолько заинтересован в этой теме, что захотел продолжить дискуссию и после обеда. Его жена и сын оставили нас, и мы продолжили разговор в моем кабинете. Мы провели еще час, обсуждая стратегические проблемы, связанные с Советским Союзом и Китаем. Некоторые его взгляды шокировали. Он сказал, что во время блокады Западного Берлина американцам следовало не доставлять в город припасы по воздуху, а противопоставить русским танкам свои и потребовать, чтобы дорога на Берлин была открыта, в соответствии с требованиями Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину (Four‑Power Agreement). Если бы русские не открыли дорогу, тогда следовало воевать. Я был ошеломлен таким черно‑белым подходом.

10 лет спустя, в марте 1981 года, бывший президент Джеральд Форд посетил Сингапур, чтобы сообщить мне, что президент Рейган, инаугурация которого состоялась в январе того года, хотел встретиться со мной, и поскорее. Я получил еще одно послание, в котором меня спрашивали, не мог ли я приехать в июне, и я поехал. Когда я прибыл в Белый Дом около полудня 19 июня, Рейган тепло встретил меня на крыльце своей резиденции. У нас состоялась встреча один на один в течение 20 минут, перед обедом. Он хотел поговорить со мной о Тайване и Китае.

Я сказал Рейгану, что в интересах Америки было существование преуспевающего Тайваня, что позволило бы создавать постоянный контраст между условиями жизни на острове и на материке. Это имело бы далеко идущие последствия, и, через средства массовой информации и официальных лиц, посещавших обе страны, оказывало бы влияние в международном масштабе. Рейган спросил меня, действительно ли президент Цзян Цзинго нуждался в приобретении истребителей нового поколения. Цзян оказывал на него давление, добиваясь их приобретения, в деликатный для Рейгана момент. Рейган был критично настроен по отношению к Китайской Народной Республике во время избирательной компании, и был известен как верный сторонник Тайваня. Я знал, что для него было бы сложно внести неожиданные изменения в свою политику. Тем не менее, разрешение на продажу Тайваню самолетов нового поколения привело бы к ухудшению отношений с КНР. Я высказал свое мнение: поскольку КНР не предоставляла угрозы Тайваню в настоящий момент, то имевшихся тогда у Тайваня самолетов «Ф‑5» было достаточно. Китай не занимался наращиванием своих вооружений, Дэн Сяопин хотел улучшить снабжение китайцев потребительскими товарами, потому что люди были деморализованы и лишены предметов первой необходимости после десятилетия «культурной революции». Тайваню следовало модернизировать свои самолеты не сейчас, а позднее.

За обедом к нам присоединились ключевые советники Рейгана: глава аппарата администрации Джим Бэйкер (Jim Baker), шеф ЦРУ Билл Кейси (Bill Casey), Майк Дивер, советник по национальной безопасности Ричард Аллен (Richard Allen) и Каспар Уайнбергер (Caspar Weinberger), отвечавший за вопросы обороны. Основным предметом их интереса был Китай: отношения Китая с Тайванем и отношения Китая с Советским Союзом.

Он поинтересовался моим мнением об обращении КНР к Советскому Союзу по поводу пограничных проблем между двумя странами, последовавшим немедленно после визита Госсекретаря США Александра Хейга (Alexander Haig) в Пекин. С моей точки зрения, это было шагом, который должен был продемонстрировать США, что им не следовало воспринимать хорошие отношения с Китаем как нечто само собой разумеющееся. Тем не менее, я не верил, что КНР и Советский Союз могут далеко продвинуться в улучшении отношений, учитывая глубокие и серьезные различия в интересах двух стран. Обе страны являлись коммунистическими «евангелистами», боровшимися друг против друга за поддержку стран «третьего мира». Кроме того, Дэн Сяопину приходилось приспосабливаться к тем людям из своего окружения, которые не хотели слишком близких отношений с Америкой. Я полагал, что Дэн Сяопин был достаточно твердо настроен проводить политику, придававшую основной приоритет снабжению населения потребительскими товарами, а не увеличению военных расходов.

Коснувшись волнений в Польше, Рейган сказал, что русских должно было беспокоить перенапряжение ресурсов страны. Я сказал, что Советы были готовы пожертвовать экономикой, чтобы спасти свою «империю, раскинувшуюся на просторах Евразии». Слух Рейгана резануло слово «империя». Он сказал Ричарду Аллену использовать это слово более часто, описывая советскую сферу влияния. В своей следующей речи Рейган упомянул о Советах как об «империи зла».

В ходе последних 10 минут встречи, оставшись один на один, Рейган попросил меня передать президенту Цзяну, чтобы тот не оказывал на него давление по вопросу продажи высокотехнологичных вооружений в этот трудный для Рейгана период времени. Он попросил меня заверить президента Цзяна Цзинго, что он его не подведет. Рейган знал, что у меня с Цзяном были близкие отношения, и это помогло бы смягчить то разочарование, которое было бы вызвано его отказом. Я встретил Цзяна Цзинго через несколько дней и передал ему слова Рейгана о том, что это был неподходящий момент для продажи Тайваню таких высокотехнологичных вооружений как самолеты. Цзян спросил меня, почему его хороший друг Рейган не мог ему помочь. Я рискнул предположить, что Америка нуждалась в КНР для поддержания глобального баланса сил с Советским Союзом. Страны Западной Европы и Япония не желали тратить средства на вооружения в тех объемах, как того требовали США. Поэтому Рейгана интересовало, нельзя ли было путем передачи незначительных объемов военной технологии Китаю так модернизировать его военных потенциал, чтобы вкупе с огромными людскими ресурсами Китая это позволило увеличить давление на Советский Союз. Цзян согласился с этим. Он принял к сведению, что у Рейгана существовала серьезная причина для отказа, и просил меня передать ему, что он его понимает. Цзян был удовлетворен, он доверял Рейгану.

Как и Цзян, Рейган полагался на интуицию: он либо верил человеку, либо нет. Он также был глубоко и сильно преданным человеком, как по отношению к своим друзьям, так и по отношению к своему делу. Его советники, включая первого Госсекретаря США Александра Хейга, говорили ему о важности использования коммунистического Китая в глобальной стратегии борьбы с Советским Союзом. Он принял их анализ к сведению, но испытывал дискомфорт по отношению к китайским коммунистам. Он унаследовал отношения с Китаем и знал, что должен был их поддерживать.

Я уезжал их Вашингтона, чувствуя себя более уверено, чем во времена президента Картера. Рейган заражал людей вокруг себя своим природным оптимизмом и уверенностью в достижимости поставленных целей. Он с оптимизмом смотрел на любую проблему и был готов защищать свои убеждения. Что было еще более важным, он был способен вести за собой американский народ, зачастую вопреки мнению средств массовой информации. Когда я написал ему письмо, чтобы поблагодарить за обед, я получил от него содержательный ответ, в котором, в частности, говорилось следующее: «Я хочу улучшить отношения США с Китаем, и буду настойчиво работать, чтобы добиться этого, но не за счет наших старых друзей на Тайване. Я также не хочу, чтобы вы, наши партнеры в Юго‑Восточной Азии, рассматривали наши отношения с Пекином как более важные для США, чем отношения с вами». Когда его администрация обнародовала решение США о продаже оружия Тайваню, то список вооружений не включал современных истребителей на том основании, что у Тайваня «не было военной необходимости в приобретении таких самолетов».

10 месяцев спустя, в апреле 1982 года, вице‑президент Джордж Буш (George Bush) встретился со мной в Сингапуре перед посещением Китая. Он хотел узнать мое мнение относительно того, как подойти к проблеме отношений между КНР и Тайванем. Я сказал, что эта проблема была исключительно сложной. По моему мнению, китайские лидеры не верили, что этот визит мог ее разрешить, но они придавали большое значение соблюдению формы. КНР подвергли бы взгляды и характер Рейгана тщательному изучению. Они знали о его многочисленных визитах на Тайвань и дружбе с президентом Цзян Цзинго. Из‑за этого для китайцев форма была так же важна, как и содержание. Они знали, что им не удастся вернуть Тайвань на протяжении долгого времени. Несмотря на это, чтобы избежать неприятностей, не следовало оспаривать тот принцип, что Тайвань является частью Китая. Я был уверен в том, что Дэн Сяопин нуждался в Америке. Он посетил Америку в 1979 году, чтобы нормализовать отношения, потому что он нуждался в том, чтобы Америка была на стороне Китая, или, по крайней мере, соблюдала нейтралитет в случае любого конфликта с Советским Союзом. Дэн также знал, что он имел дело с таким твердым лидером как Рейган.

Буш спросил меня о том, существовала ли в Китае внутренняя оппозиция развитию отношений с Соединенными Штатами. Я считал, что развитие отношений между Китаем и Америкой получило одобрение самого Мао, так что возражать против этого стали бы немногие. Дэн не только нормализовал отношения, но и пошел дальше, открыв страну для иностранцев. Это должно было иметь важные долгосрочные последствия. Сыновья китайских лидеров, как и многие другие китайцы, учились в Соединенных Штатах. Вероятно, 20 % выпускников или более остались бы в США, но остальные вернулись бы в Китай со свежими идеями. Китайцы знали, что они рискуют, открывая страну, поэтому это решение было очень важным, – они были готовы принять студентов, возвращавшихся домой с радикальными идеями, зараженных микробами перемен в обществе.

Трудной проблемой являлось то, что, в качестве кандидата в президенты, Рейган делал громкие заявления в поддержку Тайваня. Он повторил эти заявления даже после того, как Джордж Буш посетил Пекин в августе 1980 года, чтобы объяснить китайцам, что им следовало понимать и уважать позицию США по отношению к Тайваню. В будущем эта позиция должна была измениться, но не сразу. Тем не менее, я верил, что китайцы придавали большое значение преданности, они знали, что люди, которые предали своих друзей, предадут и их. Они были бы удивлены, если бы в результате оказываемого ими давления Соединенные Штаты пошли бы на уступки в отношении Тайваня. Они добивались от Соединенных Штатов подтверждения принципа «единого Китая». Буш заверил меня, что Рейган не собирался поворачивать ход истории вспять, признав два отдельных государства и направив в них два посольства.

Я предложил, чтобы Соединенные Штаты пригласили премьер‑министра Чжао Цзыяна посетить Вашингтон, после чего Рейгану следовало посетить Пекин и изложить там свою позицию, как это сделал Буш. Американцам следовало убедить Пекин, что они проводили политику «единого Китая». Чтобы сделать это, Рейган должен был встретиться с Дэн Сяопином и убедить его, что это являлось основой американской позиции. Буш согласился, ибо Рейган умел убедительно выражать свои мысли. Буш добавил, что между Китаем и Соединенными Штатами было много общего. Рейган был «встревожен и являлся параноиком по отношению к Советскому Союзу», а события в Польше и Афганистане только способствовали этому. Рейган не любил коммунизм, но он видел стратегическую выгоду в развитии отношений с Китаем.

Ко времени моего следующего визита в Вашингтон в июле 1982 года Джордж Шульц (George Shultz) сменил Александра Хейга на посту Госсекретаря США. Я познакомился с Шульцем, когда он был секретарем Казначейства США при президенте Никсоне в начале 70‑ых годов, и мы подружились. Хейг полностью выложился, чтобы создать «стратегический консенсус» против Советского Союза и согласился постепенно уменьшить объемы продажи вооружений Тайваню. Шульцу следовало найти правильные слова, чтобы высказать это обещание. Он задал мне несколько вопросов. Я сказал, что было мало смысла в том, чтобы оставить Тайвань беззащитным в военном отношении на милость Китая для того, чтобы использовать китайскую мощь против Советского Союза. Китайцы были бы настроены против Советов в любом случае. Шульц более трезво оценивал ценность Китая в общем балансе сил, направленных против Советского Союза. Он проводил намного более выверенную и взвешенную политику, которая не требовала от США отказа от обязательств по отношению к своему старому союзнику.

На этот раз Рейган снова отвел меня в сторону перед обедом для дискуссии один на один. Он обсуждал со мной отношения с Китаем и Тайванем, а также с Китаем и Советским Союзом. Я сказал, что ему не следовало предавать Тайвань, даже если он нуждался в поддержке Китая в противостоянии с Советским Союзом. Эти две задачи не противоречили друг другу, их можно было решать одновременно.

Он знал, что я уже встречался до того с высшими китайскими лидерами, как в КНР, так и на Тайване. Рейган также знал, что я был не только антикоммунистом, но и реалистом, поэтому он проверял на мне свои идеи. Я сказал ему, что тайванский вопрос следовало отложить в сторону, ибо он не мог быть решен в настоящее время, его следовало оставить для решения следующим поколением политиков. Подобное предположение было высказано Дэн Сяопином японцам в отношении территориального спора об островах Сенкаку (Senkaku). Я предложил Рейгану объяснить Пекину, что он был очень старым другом Тайваня и не мог просто списать его со счетов. Он спросил меня, следовало ли ему посетить Китай. Лично он не хотел ехать в Пекин и чувствовал, что в случае, если он все‑таки поедет туда, он будет вынужден в ходе той же поездки посетить и Тайвань. Мне было странно это слышать. Я посоветовал ему не ездить на Тайвань, особенно в ходе поездки в Китай. Как я уже до того советовал Бушу, Рейгану следовало пригласить либо премьер‑министра Чжао Цзыяна, либо Генерального секретаря КПК Ху Яобана (Hu Yaobang) в Вашингтон, перед тем как посетить Китай самому. После того как один из них или оба посетили бы Соединенные Штаты, ответный визит в Китай был бы вполне уместен.

Позднее Рейган писал мне: «Наша частная беседа перед обедом 21 июля была для меня очень полезной. Я привык получать от Вас мудрые советы, и этот раз не был исключением. Ваша искренность и откровенность подтверждают силу нашей дружбы, которую я так высоко ценю».

В начале 1984 года премьер‑министр Чжао Цзыян посетил Вашингтон и подчеркнул, что Китай был заинтересован в развитии более тесных экономических отношений с США. В мае Рейган посетил Китай. Вскоре после этого помощник Шульца Пол Волфовиц (Paul Wolfowitz) прибыл в Сингапур, чтобы проинформировать меня о визите Рейгана в Китай и обсудить некоторые аспекты визита, которые американцам было сложно понять. Это был удачный визит, во время которого удалось добиться реального прогресса в экономической сфере. Рейган не пошел на уступки по глобальным вопросам, по которым китайцы с ним не соглашались. Дэн подчеркнул, что Тайвань являлся узлом в отношениях между США и КНР, который было необходимо развязать. Я сказал, что было хорошо, что у Дэн Сяопина была возможность самому оценить Рейгана. Китайцы поняли, что им придется работать с Рейганом на протяжении не одного, а двух президентских сроков. И действительно, Рейган был переизбран на второй срок.

После переизбрания Рейгана Шульц предложил, чтобы я нанес официальный визит в Вашингтон в начале октября 1985 года. Рейган был в хорошей форме. Он выглядел моложаво, а волосы на голове и его сильный голос стали ничуть не хуже после четырех лет пребывания у власти и покушения, во время которого пуля, пробившая его грудь, едва не задела сердце. Рейгана не интересовали детали. Он дал ясно понять, что не желал возиться с деталями, которые могли затруднить понимание проблем в целом. Его сила заключалась в постоянстве и упорстве в достижении цели. Он знал, чего хотел и был намерен добиваться своей цели, окружая себя способными людьми, разделявшими его образ мысли и доказавшими способность добиваться успеха в избранной ими сфере. Он источал оптимизм и уверенность в себе. Те восемь лет, которые Рейган находился у власти, были хорошим периодом для Америки и всего мира. Его программа «звездных войн» (Star Wars) явилась таким вызовом президенту Горбачеву и Советскому Союзу, с которым они уже не надеялись справиться, – это способствовало развалу Советского Союза.

Как и прежде, во время встречи один на один, он поинтересовался моими взглядами относительно Китая и Тайваня. Рейган сказал, что он балансировал между КНР и Тайванем. Он дал ясно понять КНР, что США не бросят Тайвань: «США были и будут оставаться другом обеих стран». После этого он попросил меня убедить президента Цзяна Цзинго, чтобы Тайвань оставался членом «Азиатского банка развития» («АБР» – Asian Development Bank) после того как, вслед за вступлением КНР в «АБР», название «Тайбэй, Тайвань» было изменено на «Тайбэй, Китай». Цзян хотел выйти из «АБР», и Конгресс США угрожал прекратить оказание банку американской помощи, в случае, если Тайвань будет «исключен». Позднее, в Тайбэе, мне с трудом пришлось объяснять позицию Рейгана президенту Цзяну, но, в конце концов, здравый смысл восторжествовал. В январе 1986 года КНР стала членом «АБР», а название Тайваня было изменено на «Тайбэй, Китай».

Во время своего визита в Китай в предыдущем году Рейган заметил, что китайские руководители начали осознавать, что им следовало предоставить своим людям возможность самим улучшить свою жизнь. Я сказал, что это было данью тому, чего США удалось добиться на Тайване в результате свободного движения капитала, технологии, товаров и услуг. Я был убежден, что Дэн Сяопина информировали об огромных экономических успехах Тайваня, и он должен был задаться вопросом, каким образом люди, которых он рассматривал как банду «слабых, коррумпированных и никчемных бандитов» оказались на это способны. Видимо, Дэн полагал, что Соединенные Штаты помогли этим «бандитам» капиталом, технологией и знаниями и дорого дал бы за то, чтобы та же формула была применена и к Китаю. Дэн знал, что Америка могла бы сыграть неоценимую роль в модернизации Китая.

Во время моего официального визита мне была предоставлена честь выступить на совместном заседании палат Конгресса США. Законодатели самой мощной державы мира уделили свое время лидеру крошечного острова. Наш посол в США Томми K° сообщил мне, что Рейган и Шульц способствовали тому, что спикер Конгресса Тип О'Нил (Tip O'Neill) пригласил меня. Мое выступление было посвящено проблеме, которая тогда являлась главной политической проблемой в США. Речь шла об использовании протекционистских мер для сохранения рабочих мест и контроля над растущим дефицитом США в торговле с бурно развивавшимися в экономическом отношении странами Восточной Азии. В течение 20 минут я говорил о том, что проблема свободы торговли, по существу, являлась вопросом войны и мира на планете.

Я доказывал, что государства возвышаются и приходят в упадок, и если государству, находящемуся на подъеме, обладающему избытком энергии, не позволяют экспортировать товары и услуги, то для такого государства единственной альтернативой становится территориальная экспансия и захват территорий, населения и их интеграция в состав более крупной экономической системы. Именно поэтому государства создавали империи, которые они контролировали в качестве единых торговых блоков, – это был путь роста и развития, проверенный временем. После окончания Второй мировой войны мир, в этом отношении, изменился. ГАТТ, МВФ, Мировой банк установили новые правила игры в мире и позволили Германии динамично развиваться и достичь процветания, несмотря на то, что значительному числу немцев пришлось вернуться из Восточной Европы и разместиться на уменьшившейся территории Германии. Это же случилось и с японцами, которым пришлось покинуть Корею, Китай, Тайвань, страны Юго‑Восточной Азии и разместиться на небольших Японских островах. Японцы и немцы оказались способны оставаться в пределах своих границ и добиться экономического роста, используя торговлю и инвестиции. Они сотрудничали и конкурировали с другими государствами и оказались способны добиться процветания без войны. Тем не менее, если блокировать торговлю товарами и услугами, то Китаю придется вернуться к использованию своего исторического опыта завоевания и поглощения друг другом небольших воюющих княжеств. Эти государства пытались установить контроль над все более и более обширной территорией и все более многочисленным населением до тех пор, пока не превращались в единую, громадную континентальную империю. Это строгое, логичное доказательство, возможно, убедило законодателей с интеллектуальной точки зрения, но многим из них было трудно согласиться с этим в эмоциональном плане.

Другой проблемой, которую Рейган поднял во время нашей дискуссии, было положение на Филиппинах. С тех пор как находившийся в изгнании лидер оппозиции Бениньо Акино был убит в аэропорту Манилы по возвращению из США в августе 1983 года, президент Маркос испытывал трудности. Маркос был хорошим другом и политическим сторонником Рейгана. Когда ранее Шульц обсуждал этот вопрос со мной, я сказал, что Маркос уже превратился в проблему, а не в ее решение. Он попросил меня откровенно поговорить с Рейганом, которому очень не нравилась перспектива отказаться от старого друга. Поэтому, в предельно мягкой форме, я описал Рейгану, как изменился Маркос с тех пор, как в 60‑ых годах он был молодым активным борцом с коммунизмом. Он превратился в стареющего, снисходительного к себе правителя, позволявшего своей жене и друзьям грабить страну путем создания искусственных монополий и увеличения государственного долга. Кредитный рейтинг Филиппин и правительства Маркоса резко упал. Рейган был очень расстроен, выслушав мою оценку ситуации. Я высказал предположение, что главной проблемой являлось то, каким образом позволить Маркосу достойно уйти и передать власть новому правительству, которое навело бы порядок. Рейган решил послать к Маркосу эмиссара, который выразил бы беспокойство США по поводу ухудшавшейся ситуации.

Кризис на Филиппинах разразился 15 февраля 1986 года, после того как Маркос был обвинен в том, что добился своего переизбрания на пост президента мошенническим путем. Послу США на Филиппинах Стэплтону Рою (Stapleton Roy) были даны инструкции разузнать о моем видении ситуации. Я сказал, что Соединенным Штатам следовал иметь дело с Маркосом, независимо от того, был ли он избран конституционным путем или нет. При этом американцам не стоило отталкивать основную массу людей на Филиппинах, многие из которых проголосовали за Корасон Акино. Я сказал, что Америка не должна признавать результаты мошеннических выборов. США было необходимо оказать давление на Маркоса, чтобы заставить его провести новые выборы, а не обострять конфликт. По моему мнению, Акино нельзя было доводить до отчаяния, ибо она представляла собой «силы добра», и потому ее следовало поддерживать в «мобилизованном и динамичном состоянии».

На следующий день, 16 февраля, Корасон Акино объявила о своей победе на выборах и начале общенациональной программы гражданского неповиновения с целью свержения режима Маркоса. Действуя согласованно, пять государств АСЕАН выступили с похожими заявлениями, выразив свое беспокойство по поводу кризиса на Филиппинах, который мог привести к кровопролитию и гражданской войне, и призвали к мирному урегулированию ситуации.

Я сказал послу Рою, что Маркос должен был знать, что у него есть возможность уйти. Если бы он знал, что ему некуда деваться, он мог бы решиться идти до конца. 25 февраля Рой сообщил мне, что его правительство согласилось с моими взглядами, и спросил, не соглашусь ли я координировать позицию стран АСЕАН по вопросу о предоставлении убежища Маркосу. Министр иностранных дел Сингапура Раджа сказал, что достичь консенсуса между всеми пятью странами АСЕАН было бы трудно. Через нашего посла в Маниле я немедленно послал Маркосу приглашение приехать в Сингапур. Это было предложение, которое, если бы он его принял, помогло бы разрядить сложившуюся тогда угрожающую ситуацию. В то же время, Рейган послал ему частное послание, в котором просил Маркоса не применять силу, а также обещал предоставить Маркосу, его родственникам и сподвижникам убежище на Гавайях. Маркос предпочел убежище на Гавайях убежищу в Сингапуре. В тот же самый день, 25 февраля, Акино была приведена к присяге в качестве нового президента Филиппин.

Спустя несколько дней после прибытия в Гонолулу (Honolulu) американская таможня проверила багаж Маркоса, в котором были чемоданы с новенькими филиппинскими песо. Почуяв неладное, Маркос прислал мне сообщение, в котором попросил о приезде в Сингапур. Акино, которая в это время уже была президентом, высказалась против этого, и Маркос остался на Гавайях, где ему пришлось выступать в роли ответчика на многочисленных судебных процессах.

Одним из разногласий, существовавших между США и президентом Акино, был вопрос о продлении срока аренды американских военных баз на Филиппинах. Акино решительно выступала против продления сроков аренды, надеясь, что США пойдут на большие уступки. Впоследствии это ударило по ней самой: когда она, наконец, заключила соглашение с США, Сенат Филиппин отверг его. Сенаторы заявили, что присутствие американских военных баз подрывало государственный суверенитет Филиппин.

Влиятельный лидер республиканцев сенатор Ричард Лугар (Richard Lugar), заседавший в комитете Сената США по международным отношениям, проявлявший особый интерес к вопросам обороны, посетил меня в Сингапуре в январе 1989 года после переговоров с президентом Акино в Маниле. Он спросил, не мог ли Сингапур помочь Соединенным Штатам в том случае, если бы им пришлось оставить базу в Субик‑бэе (Subic Bay) на Филиппинах. Я сказал, что мы могли бы предложить США базы в Сингапуре, но заметил, что вся территория Сингапура <



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-07; просмотров: 270; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.144.224.116 (0.013 с.)