Сталинский режим — варварство?

 

Шахтман пишет о сталинском режиме:

«Сбывается жестокое предсказание, сделанное всеми великими теоретиками социализма, начиная от Маркса и Энгельса, что капитализм должен рухнуть в результате невозможности разрешения своих собственных противоречий, и что у человечества впереди выбор не столько между капитализмом и социализмом, сколько между социализмом и варварством. Сталинизм — это новое варварство» (8).

Если сталинский режим означает закат цивилизации, реакционное отрицание капитализма, то, вне всякого сомнения, он гораздо реакционнее последнего. Капитализм требует защиты от сталинского варварства.

Но Шахтман заблуждается.

Когда Маркс говорит об «общем разрушении противостоящих классов» — как в Риме после разложения рабовладельческого общества, он связывает это с общим закатом производительных сил. Сталинский режим, со своим динамичным развитием производительных сил, конечно, не соответствует такого рода утверждениям.

Варварство в марксовой концепции означало смерть зародыша будущего в утробе старого общества. Зародыш социализма в теле капитализма коренится в социальном коллективном, широкомасштабном производстве и в связанном с таким производством рабочим классом. Сталинский режим не только не ослабил эти элементы, но и дал им толчок.

Цель эксплуатации в обществе БК

 

Шахтман объясняет цель эксплуатации в обществе БК так: «В сталинском государстве производство ведется и расширяется в целях удовлетворения потребностей бюрократии, в целях увеличения ее состояний, привилегий, ее власти».
Итак, если эксплуатация в БК мотивируется просто-напросто нуждами управителей, так каким же образом это соотносится с общими историческими корнями эксплуатации в различных социальных системах?

Энгельс объясняет, почему в прошлом общество разделилось на эксплуатируемых и эксплуататоров:

«Разделение общества на классы — эксплуатирующий и эксплуатируемый, господствующий и угнетенный — было неизбежным следствием прежнего незначительного развития производства. Пока совокупный общественный труд дает продукцию, едва превышающую самые необходимые средства существования всех, пока, следовательно, труд отнимает все или почти все время огромного большинства членов общества, до тех пор это общество неизбежно делится на классы. Рядом с этим огромным большинством, исключительно занятым подневольным трудом, образуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий такими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие, науки и т. д.» (9).

В экономике, движущей силой производства которой является производство потребительной стоимости для управленцев, есть некоторые границы для распространения эксплуатации. К примеру, в феодальном обществе деревня или город в производстве товаров для потребления были подчинены нуждам лордов — феодалов, и пока продукция была производима крепостными для своих господ, она не поставлялась широко на рынок; «стены желудка феодала служили границей для эксплуатации крестьянина». (Маркс). Но это не объясняет существование эксплуатации в капиталистическом обществе. Стены капиталистического желудка вне всякого сомнения более широкие, чем у лорда-феодала средних веков, но в то же самое время производительная способность капитализма гораздо шире, чем у феодализма. Поэтому мы введем себя в заблуждение, если объясним рост эксплуатации рабочих масс результатом расширения буржуазного желудка.

Капиталистическую эксплуатацию обуславливает необходимость капиталистического накопления, продиктованная анархией конкуренции капиталов.

Следовательно, если экономику БК свести к «потребностям» бюрократии — и она не подчиняется капиталистическому накоплению, то нет причины, по которым уровень эксплуатации не может уменьшаться. Поскольку же производительные силы в современном мире динамичны, — это приведет, хотим мы того или нет, к устранению эксплуатации.

Принимая во внимание динамизм высокоразвитых производительных сил, экономика, базирующаяся на удовлетворении потребностей управителей, может быть необоснованно описана как ведущая к «светлому будущему» или «1984 г.». В такой системе возможны и мечты Бруно Р., и кошмары Дж. Оруэлла, а также все, что стоит между ними. Теория БК, следовательно, совершенно неопределенна и необоснованна с точки зрения определения границ и направления развития эксплуатации в условиях режима, который эта теория пытается описать.

Отношения классов при БК

 

Сущность позиции Шахтмана заключается в заявлении, что правителями России в эпоху Сталина не были ни рабочие, ни частные владельцы капитала. Что же является первичным, в соответствии с марксистской методологией, в определении классовой природы любого общества? Так как история любого классового общества является историей борьбы классов, представляется очевидным, что место любого режима в цепи исторического развития устанавливают те факторы, которые определяют в нем характер классовой борьбы. Кроме того, характер, методы и цели классовой борьбы угнетенного класса зависят от природы самого угнетенного класса, т. е. от положения его в процессе производства, отношений между участниками этого процесса, и отношения к владельцам средств производства. При этом характер классовой борьбы не определяется способом присвоения или способом формирования правящего класса. Вот несколько примеров, объясняющих это.

Нам известно, что в средние века лорд-феодал обладал правом завещать права феодала своим наследникам; с другой стороны, епископ не имел такого права, он не имел права даже создать семью. Лорд-феодал был сыном лорда-феодала, дворянином; епископы набирались из различных классов и слоев общества, часто из крестьянства. (Энгельс указывал на простонародное происхождение церковной иерархии — даже среди Пап — как на причину устойчивости Церкви в средние века). Этот способ формирования епископата отличался от наследного принципа феодальной верхушки. Что касается способа присвоения, разница также была значительной: лорд-феодал как владелец имел полное право на всю ренту, которую он мог собрать со своих крепостных, в то время как епископ был законом лишен возможности владения, и ему причиталась только «зарплата». Но приносит ли эта разница между способом присвоения и способом формирования феодальных и высших церковных слоев какое-либо различие в классовую борьбу крепостных на церковных землях или на полях лордов? Конечно, нет. Крестьянин со своими примитивными средствами производства, со своим индивидуальным способом производства имел такое же отношение к другим крестьянам и к средствам производства (в первую очередь, к земле) и такое же отношение к своему эксплуататору — верховному духовенству (или, как Каутский говорит в своей книге, высоко оцененной Энгельсом, «Папскому классу»).

Добавим, что в рабовладельческом обществе наряду с частной собственностью в отношении раба существовала и коллективная государственная собственность, как, например, в Спарте (10).

С точки зрения эксплуататоров, вопрос об их способе присвоения и способе формирования структуры их класса — является вопросом первостепенной важности. Об этом, в частности, Каутский, в книге «О Томасе Море и его Утопии» писал:

«Похоже на то, что Церковь стремилась стать единственным земельным собственником в христианском мире. Но самые могущественные должны быть обузданы. Дворянство всегда выступало с враждебных позиций по отношению к церкви; когда последняя приобрела слишком много земли, король обращался за помощью к дворянству, чтобы ограничить чрезмерные притязания церкви. Более того, Церковь была ослаблена вторжением языческих племен и магометанцев» (11).

Церковь приобрела не без борьбы (в которой одним из видов оружия было распространение индульгенций) около трети земель в Европе в целом, а в некоторых странах и большую часть земель (Венгрия, Богемия). Возможно, поэтому дворянство расценивало различие между ними и высшим духовенством по происхождению и способу присвоения — как очень важное.

Но с точки зрения классовой борьбы крепостных или зарождающейся буржуазии против феодализма, эти различия были второстепенными. Было бы неправильным сказать, что они не имели значения вообще, так как различия в составе правящего класса в некотором смысле обусловливали особенности борьбы крепостных или зарождающейся буржуазии. Так, в частности, концентрация средств производства в руках Церкви делала борьбу крепостных против церкви гораздо более трудной, чем против индивидуальных лэнд-лордов, ибо идеологическое оправдание феодального владения различалось по форме: одному сопутствовала голубая кровь и герб, а другому — религиозные фразы, цитируемые по латински. В то время, как церковная собственность официально называлась «наследство бедняков», (patrlmonium pauperum), частная феодальная собственность не прикрывалась подобным кричащим названием, что указывало на то, что юридические различия были важнее. Но с точки зрения исторического процесса в целом, т. е. с точки зрения классовой борьбы, все различия в способах присвоения и формирования различных групп носят лишь второстепенный характер.

Шахтман и Бруно Р. (так же как и «ортодоксальные» троцкисты) забывают утверждение Маркса, высказанное больше века назад, что форма собственности, рассматриваемая независимо от законов развития экономики и производственных отношений, является метафизической абстракцией.

Поэтому основное различие между способами присвоения и формирования российской бюрократии по сравнению с буржуазией, само по себе вовсе не доказывает, что Россия представляет собой некапиталистическое, новое классовое общество — БК. Чтобы доказать это, необходимо показать, что природа управляемого класса — его условия жизни и борьба — в России коренным образом отличаются от всего ныне существующего при капитализме. И именно это Бруно Р. и затем Шахтман пытаются сделать.