Пассажир, не дожидаясь пока водитель откроет ему дверь, вышел из машины и поморщился, почувствовав, как сильный ветер спутывает уложенные черные пряди его волос.

Возле опущенного трапа его ждал итальянец лет сорока, в безупречном черном костюме, с благородной сединой, серебристой паутиной накрывшей иссиня черные волосы.

- Синьор Каулитц, к вылету все готово.

- Хорошо, - брюнет кивнул, чуть улыбнувшись.

- Наш коридор откроется через пятнадцать минут, синьор Ривелли успеет к этому времени, или мне просить отложить вылет?

Молодой мужчина вздрогнул и опустил взгляд, хотя за темными стеклами его очков этого не было видно.

- Синьор Ривелли не полетит на Крит в этот раз, - его голос был вежливо холоден, но Лоренцо, который уже пять лет работал личным пилотом у молодой пары, слишком хорошо знал обоих, чтобы не заметить, как расстроен брюнет.

- Одну секунду, мне нужно связаться с ним, чтобы…

- С каких пор вам нужно разрешение обоих, чтобы совершить полет? – четко очерченная бровь взлетела вверх, показываясь над краем очков. – Я, как мне кажется, ясно выразился. Я лечу на Крит. Один.

- Тогда, добро пожаловать на борт, - пилот махнул рукой в сторону трапа.

Брюнет кивнул и направился к лестнице, а Лоренцо только покачал головой. Он не хотел копаться в личной жизни людей, на которых работал, но итальянская пресса, охочая до «жареных» новостей, обсуждала длительный роман молодых мужчин едва ли не больше, чем похождения премьер-министра. Всем было известно, что Билл Каулитц и Том Ривелли вот уже девять лет как вместе, и их творческий и любовный союз очень долго сравнивали с Дольче и Габана. Для такой аналогии были все причины – молодой немец Вильгельм Каулитц, приехавший учиться дизайну в Милан, и Томаззио Дженерозо Бальдассаре Ривелли, который ненавидел, когда его называли полным именем, наследник небольшого семейного бизнеса, за недолгий срок смогли создать модный дом, вставший наравне с такими признанными монстрами, как Армани и Прада. Казалось, что этим двоим удается все – и бизнес, процветающий и прибыльный, и отношения, ставшие еще одной почти что сказочной историей. Все восхищались необычной парой, а те только отшучивались и не скрывали того, как счастливы вместе.

Но в последнее время Лоренцо все реже видел молодых мужчин вместе, а ведь раньше они летали исключительно вдвоем, а уж свою виллу на Крите эти двое, кажется, считали чем-то вроде убежища, и пилот каждый раз был рад видеть счастливые предвкушающие улыбки на красивых лицах, когда влюбленные поднимались на борт его самолета. Но в этот раз Билл был один, и на его лице Лоренцо точно не видел ни одной положительной эмоции. Высокий брюнет был грустным, и вся его фигура выражала такое запредельное разочарование, что мужчина на секунду решил даже позвонить сеньору Ривелли, но тут же одернул себя, напоминая, что личные проблемы работодателей его не касаются.

Билл зашел в салон самолета и тут же снял длинный вязаный кардиган, бросая его на одно из кресел. Сев подальше от иллюминатора, молодой мужчина вытянул бесконечно длинные ноги вперед, давая им отдохнуть от каблуков.

- Синьор Каулитц? – миловидная девушка в сером деловом костюме подошла к его креслу и улыбнулась, - Желаете чего-нибудь прохладительного? На улице удивительно душно.

- Нет, Сперанцца, спасибо, - слабо улыбнулся брюнет, - Я думаю, что посплю эти два часа, пусть меня не беспокоят.

- Хорошо, - кивнула девушка, заправив за ушко, украшенное скромной серебряной серьгой, золотисто-песочную прядь волос, и Билл мимолетно подумал, что помощница должно быть родом из Флоренции.

Заработали двигатели, самолет тронулся с места, выезжая на взлетную полосу, а Билл только потянулся и закрыл иллюминатор, он ненавидел летать, особенно боясь момента взлета и посадки, и всегда старался отвлечься в этот момент. Обычно Том просто целовал его до того времени, пока самолет не набирал высоту, а Билл в этот момент просто физически ничего не мог чувствовать, кроме мягкости губ любимого.

Воспоминания отозвались горьким комком, застрявшим где-то в горле, и Билл сглотнул, пытаясь отогнать эмоции хотя бы до того момента, пока не останется наедине с собой в тишине виллы. Лежащая на соседнем кресле сумка мелко завибрировала, а потом раздалась знакомая мелодия, заставившая немца вздрогнуть. Протянув руку, он взял телефон и, несколько секунд посмотрев на фото молодого мужчины с волосами, заплетенными в экстравагантные косички, нажал на кнопку отключения. Экран телефона медленно погас.

«Все правильно, на взлете нельзя пользоваться связью», - подумал Билл и невесело усмехнулся. Откинув спинку кресла назад, он невидящим взглядом уставился в пространство, понимая, что его желанию хотя бы чуть-чуть поспать, сбыться не суждено.

Греция встретила его мягким, уже совсем даже не палящим сентябрьским солнцем. Выйдя на трап самолета, Билл запрокинул голову, глядя в бездонную синеву неба, и чуть улыбнулся. Здесь, на Крите прошли лучшие моменты его жизни, здесь он был беспредельно счастлив.

- Синьор Каулитц, машина уже ждет.

Вдохнув чуть соленый воздух, брюнет быстро спустился по ступенькам и практически сразу же нырнул в прохладный кондиционированный воздух салона машины. Водитель тут же тронулся с места, прекрасно зная, куда везти молодого человека, устало хлопающего длинными ресницами.

Дорога до виллы заняла чуть больше часа, и Билл успел заснуть в машине, но едва автомобиль стал притормаживать, аккуратно поднимаясь по серпантину, как карие глаза пассажира распахнулись. Завидев знакомые пейзажи побережья острова, Билл невольно улыбнулся, чувствуя, как пружина, скручивающая его внутренности в узел, чуть ослабла. Последние три дня обернулись для него настоящим кошмаром, казалось, что уже никогда ему не захочется улыбаться. Но солнце, отражающееся бликами на невероятно голубой воде, давало ощущение, что все еще может быть хорошо, и молодой парень позволил себе поверить в это обещание.

Оливковая роща, окружающая кованный забор вокруг дома, расступилась, открывая красивые, почти что воздушные ворота, за которыми виднелось небольшое двухэтажное здание виллы. Белый камень светился на солнце чуть голубоватым сиянием, а цветы, в изобилии усыпающие газон, играли всей палитрой пастельных красок, какую можно было себе представить. Билл вспомнил, что именно это место навеяло ему идею первой коллекции, которая открыла модному дому путь в мир высокой моды и признание не только в Европе, но и в Штатах.

- Остановите здесь, пожалуйста, - Билл окликнул шофера, и тот послушно затормозил у ворот, которые уже открывал пожилой мужчина в широкополой соломенной шляпе.

- Леонцио, - едва ворота открылись, Билл шагнул вперед и заключил старика в объятия, для чего пришлось изрядно наклониться.

- Виллермо, вот уже не ждал, что ты тут появишься, - старый итальянец потрепал молодого парня за щеку, будто тот был трехлетним карапузом.

- Решил отдохнуть.

- Что, этот негодник Томаззито, тебя доконал?