Сырный» полиелей или блажен или не блажен муж

 

Моя девятая регентская служба заставила меня ещё с одной стороны ощутить сложность регентского дела. Господь словно службу за службой показывал мне всё то, с чем приходиться сталкиваться регенту. В какой-то момент меня настигло состояние не владения ситуацией, и ко мне заглянула мысль – гостья из прошлого и настойчиво нашёптывала забытое мною «ты не тем занимаешься, брось всё это, ты не сможешь».

И лишь стоящий где-то рядом Ангел (знаю, он там точно был) говорил: «молись, продолжай, доверься Богу».

В отличие от моей первой полиелейной службы, которую я проводила внезапно, о службе на первое и второе обретение главы Иоанна Предтечи, которая так же была полиелейной, мне было известно заранее, и я имела возможность к ней подготовиться. Особенность и трудность службы состояла в том, что она выпала на сырную седмицу, а это означало некоторые изменения в последовании стандартной полиелейной службы. Основное внимание было сосредоточено на том, что на утрене добавилась постная Триодь с её трипеснцами и 2-й песней канона (которой обычно не бывает). Видно, это так затмило разум, что на последование вечерни как-то мы даже на занятии по Уставу, где мне помогали подготовить службу, не обратили особого внимания. Был сделан акцент на том, что поются «Блажен муж», «Сподоби Господи» и всё остальное, что обычно читается на вседневной вечерни.

Я была поражена и удивлена, что мне досталась такая служба – самому пророку и крестителю Иоанну Предтече. Вспомнилось, что ровно год назад этот день выпал на период Великого поста, и мы ездили в Троице-Сергиеву Лавру, где я первый раз сподобилась причаститься на Литургии Преждеосвященных Даров. И вот теперь я буду проводить такую службу! Невероятно! Я волновалась более, чем обычно.

Я пришла в храм раньше всех и начала подготавливать все необходимые книги и ноты. Увидела отца А. и поняла, что служить будет он. Батюшка спросил у меня, кто проводит службу и удостоверился, знаю ли я про особенности. Я ответила утвердительно в полной уверенности, что я всё подготовила, как нужно.

Постепенно собирались певчие. Пришла хорошо знакомая мне Н. и новый для меня бас. Того, который мило канонаршил на последней службе, и к которому я уже успела привыкнуть, к моему сожалению не было. Ведь незнакомый певчий для неопытного регента – это тоже небольшой стресс. Пела также сама преподаватель Н.С., ещё один бас и были слушающие ученики с певческого отделения.

На службу я выбрала новое для себя в плане показа песнопение «Свете тихий» Троице-Сергиевой Лавры и удостоверилась о возможности пения стихиры пророку на подобен «Радуйся Живоносный Кресте». Все кивнули, я на всякий случай напела мелодию. В этот раз я основательно подготовила показ Киевского «Хвалите имя Господне», которое в прошлый раз пришлось показывать спонтанно. Теперь была продумана каждая доля и мелодический показ, в том числе однонотное соло баса.

Началась служба. Великая ектения. «Новый» бас буквально оглушает меня своим громким пением. Но петь тише я его не прошу. Позже он уже и сам догадался. На аналое лежит последование с текстом «Блажен муж», даю тон на «Аминь» в миноре, и начинаем петь псалом. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Аллилуиа, ал-ли-лу-и-и-я.. ал-ли-лу...» – остановились мы как замедленная пластинка. Из алтаря буквально выскочил алтарник и прекратил наше пение. Я ничего не понимаю. Суета, недовольные лица, споры, слышу слова «читают кафизмы», вопросительные взгляды в мою сторону... Я стою в ступоре, не понимая в чём дело. Читают кафизмы. До меня почему-то словно из какого-то тумана доносятся слова, что «Блажен муж» не нужно было петь, что и стало причиной остановки нашего пения.

– Разве вы на Уставе на разобрали службу? – спрашивает Н.С. меня.

– Разобрали, и помню, что была речь о том, что «Блажен муж» поётся.

Мой взгляд падает на открытые богослужебные указания, и я вижу, что в них не написано «Блажен муж», как обычно бывает, если псалом следует петь. Указана лишь рядовая кафизма. «Где же был мой разум и мои глаза, когда готовила службу? – думаю я и повторяю вслух». Деликатная Н.С. берёт вину на себя, что она как преподаватель должна была удостовериться. Ведь её смутило, что на аналое лежало открытое последование Всенощного бдения, а не вседневной вечерни.

Но я считаю, что моя невнимательность подвела меня. Надо было самой ещё раз перечитать указания, в конце концов открыть даже Типикон, если надо. Между делом обсуждается, что алтарники могли бы так резко не встревать, а дать допеть, потом бы читали кафизму, ничего бы не случилось.

Я продолжаю находиться в каком-то ступоре, мозг словно отключился. В этот момент и посетила меня гостья со своим «брось службу, не проводи, передай преподавателю, дальше ты не справишься». И я чуть этого не сделала. Я не могла собраться морально, не понимала, что происходит, что дальше делать, как бесчувственное неразумное существо пребывала я какое-то время. Н.С. что-то там говорит, я понимаю, что читается всё, что собирались петь, ведь вседневная вечерня. Тут становится ясно, почему опускается сугубая ектения перед «Сподоби Господи». Её на вседневной просто нет! А мы на Уставе задавались этим вопросом, и никто не увидел, что в указаниях написано «вседневная».

Я всё ещё как в тумане. Тон на первый запев перед следующей кафизмой задает преподаватель. «Так. Надо брать себя в руки. Что там дальше? «Господи воззвах». Подобен? Ой, может не петь. Нет, будем, раз решили. Идём по плану. Надо перешагнуть через этот «ляп» – крутится в моей голове».

Малая ектения. «Господи воззвах». Поём как-то напряженно. Певчим явно передается моё состояние, и они такие же сконфуженные, звук словно натянутый. Собраться у меня плохо получается, делаю всё как-то на автомате. Тон на подобен задаю неверно, Н.С. помогает. В подобен вступаем вяло, как та самая пластинка, которую теперь медленно запустили. «Свете тихий» спели нормально, но тоже напряженно. Дальше вечерня продолжается своим чередом.

Шестопсалмие. Кафизмы. Приближаемся к полиелею. Тон задать почему-то не смогла, заклинило на мажор. «Хвалите имя Господня» пели хорошо, темп я задала медленный. Разум продолжал пребывать в частичной заторможенности. Смотрю на клириков и полагаю, что на каждение они только собираются идти, поэтому наоборот замедляю темп. Но на предпоследнем стихе понимаю, что мы поём его заключительным. Значит, они уже вернулись с каждения, когда успели? Величание. В этот раз все три раза попросили спеть нас, но тоже не дают допеть третий раз, поскольку клирики уже собрались в центре. Дальше со всем справляюсь. Прокимен. Евангелие. На помазание идут все кроме меня, я не успеваю, готовлюсь к канону. Певчие и те еле успели вернуться к 1-му ирмосу. Канон. Меня ожидает пять напевов ирмологических гласов! Трудно было не запутаться в книгах, тонах и последовательности: Октоих, Триодь, Триодь, Октоих, Минея, Триодь… Но здесь справляюсь почти хорошо.

Одна из катавасий была «Отверзу уста моя» 4-го гласа. На вопрос, на какой напев поём, я так и ответила: «на «Отверзу»», но вижу вопросы в глазах. Я напеваю. Лишь после службы мне стало ясно, что меня, наверное, не поняли, потому что напев называется «киевский». С «Честнейшей» я решила не мудрить, спели обиходную. Чтец читает хвалитные псалмы. Открыты нужные книги со стихирами. Что-то он зачитался. Смотрим в последование, не поймём, где он читает. Одно ясно, что уже далеко за стихами на хвалитные стихиры. Не дали нам их спеть. Быстро меняю книги, ведь приближается стиховня с другими стихирами. Делаем хитрый ход: раз хвалитные нам спеть не дали, на «Слава» и «Ныне» решаем петь пропущенные из Минеи. Эта промашка алтарников-чтецов с хвалитными стихирами стала поводом сообщить им, что на «Блажен муж» повели они себя некорректно, ведь сами допустили ошибки, а мы не выбежали к ним и не сказали, а что вы тут читаете, в то время, когда мы петь должны.

Служба закончилась. Я пребывала в состоянии трудно описываемом, словно несколько часов кирпичи грузила. Певчие тоже какие-то напряженные. Замучила я сопрано Н. высоким тоном, наверное. Нам было трудно с ней в этом плане. Она даёт тон очень низко, когда регентует, с учётом того, что она вообще не сопрано, а альт, а я не люблю так низко. Жаль ни разу не прибегла я в этот раз к помощи камертона. Дала бы фа-мажор и никаких проблем. Но в этот раз я не в состоянии была об этом думать. Внутри ощущалось очень сильное напряжение, словно меня зарядили током и надо это все выплеснуть, а я не знала как. Я недовольна собой. Но слава Богу за всё – заставляю себя думать так.

Это был хороший опыт. Такие «конфликты» алтарников и клироса случаются. Надо учиться их переживать.

Певчие ушли, остались только Н.С. и пришедшая преподаватель по дирижированию, которая хвалила мои ручки, ведь наблюдала службу примерно с канона. И тут я позволила себе выпустить всё то накопившееся напряжение, и стало легче. Мои первые регентские слезы.

 

 

Великопостная служба

 

На третьей седмице Великого поста, в день памяти преподобного Алексия, человека Божиего, открылся второй десяток моих регентских служб. Я стала первой, кто осмелился попробовать провести великопостную службу, состоящую из великого повечерия и утрени с библейскими песнями, которые обычно вызывают ужас у певчих и регентов (потому что поются раз в год, а память слабенькая у нас, вот и выходит каждый год всё как с чистого листа). На самом деле, если разобраться, не так всё сложно, вот только уже в процессе службы мозг почему-то начинает тормозить, не смотря на наличие перед тобой заранее приготовленной шпаргалки. Смотрю на неё и понимаю, что «смотрю в книгу, вижу …».

В первый вторник после «каникул» на первой седмице по причине чтения Великого покаянного канона, нас на клиросе собралось на удивление много, так что в партии первого и второго голосов было по два, три человека.

– Кто проводит сегодня службу? – как обычно спросила Н.С.

– Вы, – дружно ответили мы преподавателю, с некоторым ужасом просматривая и изучая последование великого повечерия, которое в приходских храмах служится исключительно в Великий пост и поэтому является предметом мало изученным либо просто забытым. Я вообще была на такой службе впервые, понять бы ещё из чего она состоит. Поэтому даже вечно смелая я не решилась на проведение службы. Утреню (если не петь библейских песен) я бы осилила, наверное, ведь такой опыт у меня уже был на сырной седмице, но великое повечерие вызывало у меня некоторые вопросы. Преподаватель понимала наше замешательство и со своей стороны тоже не стала никого ставить на роль регента и показала нам в этот день мастер-класс.

В следующий вторник службу проводила я. Пели мы всего лишь втроём. Служил (ах, я уже не удивляюсь) снова отец А. Так вышло, что чаще всего мои службы попадали на дни его служения. Наверное, так случается для смирения, поскольку я предпочитаю небыстрый темп, и мне было бы удобнее проводить с другим священником. Но приходится подстраиваться под темп батюшки. Из-за этого, правда, я всегда очень суетлива на службах с ним, поскольку зная, что он любит быстрый темп, спешу с задаванием тона и «гоню» стихиры.

На одном из последних занятий был немного рассмотрен вопрос родственных тональностей. По этой причине я решила, что пора бы уже и на таких службах взять в руки камертон и вести всю службу по нему, составила дома тональный план в процессе подготовки к службе. Видимо, залез в мою душу червяк по имени «я уже могу» или допустила некий помысел, что могу сама теперь справиться с помощью камертона, что скрывать, были тщеславные мыслишки. Господь смирил меня. Начав великое повечерие, как планировала, в фа-мажоре, перейдя затем в параллельный ре-минор (захотелось мне спеть «Пресвятая Богородица Владычице, моли о нас грешных» и прочие прошения именно в минорном варианте, потому что он более умилительный на мой взгляд), допускались с моей стороны ошибки в задавании тона, что даже один раз я сама запела первым голосом, вместо второго. Когда стало ясно, что священник под камертоновую тональность подстраиваться не будет, я поняла, что эта штука в данном случае мне и певчим только мешает. К концу повечерия я решила оставить его лежать спокойно на аналое и руководствоваться, как обычно, тоном священника и внутренними ощущениями. Господь ведь дал человеку дар гармонии, и Он помогает эту гармонию ощутить и дать нужный тон. Резюмируя: я понадеялась на себя и на инструмент, а не на Бога, вот мне Господь и показал, какая я самостоятельная.

Служба давалась не легко. Великий пост, одним словом. Продолжался период моего свободного плавания, казалось, что Господь оставил. Но умом я понимала, что это не так. Мне виделось, что всё совсем плохо, я бы поставила себе двойку за службу. Но преподаватель снова была другого мнения.

Это был период, когда надо было выстоять и не бросить дело, проверка на вшивость, если хотите. Господи, помоги!

 

 

10. Печальная правда жизни… на клиросе

 

Возвращаясь к вопросу «белых и пушистых», нет не зверушек… регентов. Точнее, стиля поведения регента с певчими. Где же грани этой белой пушистости, и когда можно показать зубки?

Мне думается, мы живем во время особого властвования над нами греха человекоугодия. Но как же сложно бывает определить грань между проявлением любви и человекоугодием. На клиросе тоже. Там может даже и вдвойне сложно, ведь мы имеем дело непосредственно с богослужением, мы в нём участвуем напрямую, через нас (клирос) передаются богодухновенные слова, мы являемся тем рычагом, от которого зависит общий молитвенный настрой в храме.

Отчего же столько в нас несерьёзности во время богослужения? Неужели не понимаем, что ответ за это держать будем перед Господом? Господь установил так, чтобы в богослужении было «живое» пение, то есть только с участием человеческих голосов, без музыкальных инструментов, потому что лишь человек обладает душой, он одушевленный объект в отличие от любого музыкального инструмента. Но человек начинает себя вести на клиросе так будто он какой-то инструмент – по кнопке, нажимаемой регентом, «пора петь» он поёт. Пение закончилось – он больше не в службе, он живёт в своём мире, часто ограниченном его мобильным телефоном, планшетом и т.п. Либо это мирок насущных проблем и обсуждений, кто во что был одет, какая у той новая красивая кофточка, платочек, кто куда пошёл и иные житейские вопросы. Регент включает свою кнопку «пора петь», певчий снова издаёт звуки и так далее. Получается, что певчий, по крайней мере, в рамках богослужения перестаёт быть одушевлённым, потому что душа его где угодно, но не с Богом. Чем он в такой ситуации лучше того же органа, который используют в католической церкви?

Нет, выводом, конечно, не должно стать использование органа в православной церкви. Вывод следует такой, что певчие, придя на службу, должны быть душой и сердцем в службе. Иначе ну зачем тогда пришли? Зачем Богу такая мёртвая жертва?

Самая трудная доля при таком положении на клиросе достаётся регенту, и в этот раз совсем не музыкальная, (ну если, конечно, он сам не является любителем поболтать или зависнуть в социальной сети). Как ему поступать, чтобы и служба пелась подобающим образом, и чтобы певчих не обидеть случайно резким замечанием? Я видела на примере опытных регентов, что они дают свободу действия на клиросе (в определенных пределах само собой), не делая замечаний, при условии, если это не вредит пению. Такое можно наблюдать в правохорных составах, где профессионализм певчих позволяет им в любой момент моментально включиться в пение. Ну что поделаешь, если они сами люди нецерковные, не насильно же их заставлять молиться. Но даже там случаются ошибки в пении по причине невнимательности, отвлечённости.

Делать резкие замечания – это всё же не выход. Но регент может своим собственным примером показать, как себя следует вести на службе. Перед службой можно уделить немного времени, чтобы спокойно объяснить певчим суть предстоящей службы или напомнить, в каком важном действе они сейчас будут участвовать, можно рассказать про святого, которому служба, или про празднуемое событие, разобрать тексты стихир. Чтобы люди понимали, что они не просто передатчики звуков, они в первую очередь передают слово и не просто слово, а Божие Слово. Как-то нужно сделать так, чтобы их сердца тоже загорелись, ну если не молитвой Богу, то хотя бы просто благоговейным вниманием.

Нелегко и священникам. Не нужно думать, что болтая в своём клиросном уголочке, никто ничего не слышит? Слышит, и в первую очередь слышит священник, и это ему очень мешает. Если он ничего не говорит, то это по его смирению и терпению. Но на лице его отражается грусть и тяжесть от пустословия и празднословия на клиросе. Да, разве в нас самих не появляется пустота при болтливо прошедшей службе? И представить только, эта пустота через нас передаётся молящимся. Не страшно? Дух Святой отходит от таких нерадивых певчих, хоть они самые сложные и музыкально насыщенные произведения споют на службе, не это ценно пред Господом. У людей и Бога разные критерии оценки. «Даждь Ми, сыне, твое сердце» (Прит. 23, 26) – вот что нужно Богу.

Привить певчим любовь к службе или хотя бы просто благоговение является первоочередной задачей регента и весьма непростой. И без помощи Божией не решить эту задачу. Вдвойне трудна она для начинающих или регентов, пришедших в новый коллектив. Конечно, сразу наводить порядки и показывать, какой регент умный и молитвенный, не стоит. Этим будет вызвана лишь обратная реакция. Но как-то с Божией помощью нужно выкручиваться. Главное – не оставаться равнодушным и пытаться исправить, не впадая при этом в осуждение. Тогда найдем оправдание в глазах Бога, когда предстанем перед Ним на Страшном суде.

 

 

Таинственная литургия

 

Именно так мне хочется назвать Литургию Преждеосвященных Даров. Подумать только, всё время после совершения воскресной литургии, на которой приготовляются Христовы Тайны для литургии на среду и пятницу, они находятся в храме. Христос непосредственно находится всё это время в храме! Ясно, что Он всегда невидимо с нами предстоит, но здесь ощущается более тонко, каким-то ещё неизъяснимым образом Его особое присутствие. Здесь есть некая особая тайна. Душа это чувствует, человеческий ум объяснить не в силах. Отчего же так трепещет эта душа, когда поешь «Ныне Силы Небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь Славы, се жертва тайная совершена дориносится. Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа», отчего охватывает неизъяснимое чувство?! Потому что, как и поётся, входит Царь Славы, входит живой Христос. Ведь на литургии Иоанна Златоуста или Василия Великого во время пения Херувимской песни выносятся ещё не освященные Дары (в Чаше находятся пока хлеб и вино), а на этой литургии, составленной святителем Григорием Двоесловом, они уже освящены (в Чаше Тело и Кровь Христовы). Именно поэтому литургия не включает в себя Евхаристический канон.

И отчего же я недостойная, которая лишь только в начале Великого поста первый раз в жизни пела на литургии Преждеосвященных Даров, сподобилась уже к концу поста проводить такую литургию (и присутствовала на ней третий раз в своей жизни)? Смотрю на это как на великую милость Божию.

Осознавая своё недостоинство, я поначалу не хотела проводить эту службу, думала, что лучше на следующий год. Но кто знает, что будет с нами на следующей год, и поступила по принципу «дают – бери». Ведь такая особая литургия будет совершаться теперь только в следующий Великий пост.

Удивительная закономерность, но преподаватель Н.С. снова заболела перед днём проведения службы, как и в прошлый раз, когда я первый раз регентовала литургию. Но планы не были сорваны, и она попросила опытного регента поддержать меня в случае чего.

Я человек, скромный и немного стеснительный по натуре, и мне это немного мешает в регентском деле. Оказываясь с незнакомым мне человеком, я начинаю как-то смущаться. Так же произошло в начале службы, когда к третьему часу подошла незнакомая мне опытная регент, с которой мы должны были вместе петь. От этого я вела себя неуверенно, дала слишком низкий и корявый тон на 6-й глас, и мы вяло «вползли» в тропарь 3-го часа. «Ира, соберись, – говорила я себе и молилась». Ещё больше вывела меня из равновесия «новость», что на часах будет читаться Евангелие. Я просто была к этому не готова и не знала постовые опевы Евангелия. Я даже хотела отдать эту часть провести поющей со мной девушке, но подумала, что это просто смешно будет, ведь нет там ничего сложного, просто надо собраться и наложить знакомый текст на знакомую же постовую мелодию. Слава Богу, на часе шестом мы зазвучали едино.

Где-то на часе девятом подошёл уже знакомый мне очень талантливый певчий К., который должен был сольно спеть великий прокимен. Спел он его шикарно, к тому же это была сочиненная им самим мелодия, которую он дописывал прямо на службе.

Служба прошла очень быстро, словно на одном дыхании, и так всё было тихо и таинственно. Я вообще очень люблю петь в малом составе, наверное, потому, что в таком случае больше сосредоточенности, благоговейности, меньше лишних разговоров.

Благодарю Господа! Благодарю настоятеля храма за возможность нам, ученикам, практиковаться на таких службах! Благодарю наших преподавателей!

 

 

12. Веселыми ногами… и руками, и голосами

 

Христос воскресе!

 

Закончился Великий пост. Настало светлое время пасхальной радости, радости о Воскресшем Христе! Закончились великопостные службы, и богослужение снова возвращается в свой привычный порядок. Вот только «переключиться» на обычные службы оказалось не так просто, словно заново начинаешь всё изучать, вспоминать.

Удивительный период пасхального попразднства! Радость и лёгкость проявляет себя во всём. Действительно ощущаешь бо̀льшую близость Господа, словно Он ходит тут сейчас с нами по земле, как когда-то с апостолами, до самого Его Вознесения и являет Себя то тут, то там. Проводя службы в пасхальный период, я особо явно это ощущала. Всё шло настолько легко, как никогда раньше, службы протекали просто на одной волне, и мне совсем не приходилось сильно напрягаться, легко задавался тон, легко все показывалось, даже то, что я никогда не показывала прежде (к примеру, ирмосы Пасхального канона и Антипасхи). Откуда-то у меня было удивительное спокойствие и уверенность, словно я уже сто лет как регентую. Чудеса!

Первую службу, которую мне довелось провести после Светлой седмицы, я бы назвала тихой радостью. Мы пели в небольшом составе (три человека), но при этом ощущение радости и праздника не покидало всю службу, а уж когда запели канон Антипасхи на пасхальный напев, оно увеличилось вдвойне! Так же праздник отлично подчеркнули стихиры Триоди на подобен «Доме Евфрафов»: про апостола Фому, который не поверил сначала словам других апостолов, что Христос воскрес, но имел возможность лично и достаточно дерзновенно убедиться в этом. «О чудесе новаго! О преславнаго образа! Како трава не опалися, рука апостолова огнем Божества?». Это событие воспевается всю вторую неделю после Пасхи. Его рука коснулась ран Христа, а моя рука «коснулась» пасхального канона.

Какая-то меня посетила необычайная смелость! В другой раз я бы засомневалась и не стала бы петь, к примеру, на подобен, зная, что одна из певчих не уверена в своих способностях. А тут я вдруг решила и подбодрить её, напомнила напев. И всё получалось!

В другой день прихожу в храм. До начала службы чуть более пяти минут, по плану полиелейная служба, регентую не я. Иду в сторону клироса и встречаю на себе взгляд отца А., который начинает тут же посвящать меня (видимо за неимением иных лиц) во все те изменения и сокращения, которые он как священник имеет право внести в службу. Выслушиваю, пытаюсь всё удержать в памяти, чтобы передать затем преподавателю или тому, кто будет проводить службу.

Девятого часа не будет. Чтец уже читает начало великой вечерни. На клиросе никого нет. В спешке начинаю готовить все необходимые книги, смотреть богослужебные указания. Ну что ж, начну одна, если что, не в первый раз. Приходит один из басов. В уме соображаю, что мы с ним вдвоем сможем сообразить, если к началу возгласа так никто больше и не появится. Священник уже стоит на солее в «боевой» позиции. И вот слышу поспешный стук каблучков. Н.С. торопится на клирос, за ней другая певчая и профессиональный бас из праздничного хора. Я интересуюсь, кто сегодня у руля. Н.С. предлагает мне. Пытаюсь отбрыкаться тем, что не готовилась (и в этот раз вообще никак, даже не смотрела стихиры). Но что-то внутри меня подсказывает – «дерзай». Решили, что я начну, а там посмотрим.

Такого опыта у меня ещё не было – одновременно с проведением ектении смотреть в указания – а что там у нас на «Господи воззвах» и быстро складывать в голове тетрис из гласов и тональный план. «Блажен муж», «Свете тихий» пришлось петь самые простые, поскольку ничего иного так вот спонтанно и без подготовки не сообразишь. Отец А. служит быстро. Вечерня пролетает мгновенно. Утреню хочу отдать преподавателю, но выходит, что и утреню провожу тоже я.

Служба вся прошла в темпе пасхального канона, а у меня был очень полезный опыт проведения спонтанно, без малейшей подготовки. Ведь в регентской жизни такое часто бывает.