Макросоциологические парадигмы

Структурный функционализм — научный подход, основывающийся на рассмотрении общества как системы, т. е. внутренне дифференцированной и упорядоченной целостности, части которой — структурные

элементы, вносящие вклад в поддержание системы, в ее воспроизводство. В качестве социальных структур рассматриваются любые устойчивые образцы (или паттерны¹,) деятельности людей. Вклад каждой социальной структуры в воспроизводство социального порядка, т. е. их положительная роль в социальной системе — это функция данной структуры. Именно функциональность, полезность для социальной системы каких-либо действий обусловливает их закрепление в качестве элементов системы, т. е. превращение в паттерн-образец.

Логика исходной концепции определяет стратегию социологического исследования как структурно-функционатьного анализа. Социолог, наблюдая какое-либо социальное явление, стремится выявить его функции и тем самым дать функциональное объяснение факта его существования. Есть два пути структурно-функционального анализа. Первый: определить те условия, выполнение которых необходимо для существования социальной системы, и выявить в системе структурные элементы, способствующие выполнению данных условий, т. е., имея представление о функциях, выявлять соответствующие им структуры. Второй путь: описать те структуры, которые обнаруживаются в исследуемой системе, и выявить влияние этих структур на воспроизводство системы, т. е. имея представление о структурах, выявлять свойственные им функции.

Образцом первого типа стратегии структурно-функционального анализа служит теория социальных систем, разработанная классиком структурного функционализма в социологии, выдающимся американским исследователем Талкоттом Парсонсом (1902-1979) в таких работах, как «Структура социального действия» (1937) и «Социальная система» (1951). Согласно Парсонсу, любая социальная система стабильно существует, если в ней выполняются четыре условия. Во-первых, она должна быть адаптирована к окружающей среде, т. е. приспособлена к особенностям природы человека как биологического организма и личности, особенностям физико-органической среды обитания людей, чью жизнедеятельность данная система организует и упорядочивает, особенностям культуры как системы ценностей. Во-вторых, быть саморегулируемой, т. е. при изменении в окружающей среде в системе должны вырабатываться цели-направления изменений структуры и функционировать механизмы реализации этих целей. В-третьих, внутренне интегрированной, т. е. между ее элементами должны поддерживаться устойчивые связи, и функционирование

От англ. pattern — образец, шаблон элементов должно быть скоординированным. В-четвертых, система должна быть стабильной, т. е. в состоянии адаптированностп к окружающей среде сложившаяся структура системы должна воспроизводиться в качестве образца сколь угодно долгое время. Эти четыре условия обусловливают необходимость осуществления в любой социальной системе четырех функций, которые Парсонс назвал соответственно «адаптация», «целедостижение», «интеграция», «поддержание латентного образца». По первым буквам английских названий функций adaptation, goal attainment, integration, latent pattern maintenance концепцию Парсонса принято именовать схемой AGIL.

Схема AGIL может служить универсальным аналитическим инструментом. С ее помощью можно исследовать, например, общество как систему, в которой экономика выполняет функцию адаптации (Л), обеспечивая людей средствами к существованию; политика — функцию целедостижения (G), обеспечивая принятие решений и управление деятельностью людей; право и социальные общности — функцию интеграции (/), обеспечивая скоординнрованность и бесконфликтность действий людей; образование и семья — функцию поддержания образца (I), обеспечивая передачу от поколения к поколению принятых форм и способов деятельности (рис. 2.1).

 

 

А Организм — биологическая система	G Личность — система мышления
L Культура — система ценностей	/ Общество — социальная система Экономика (А)	Политика (G)
Семья, образование (L)	Право, общности (/)

Рис. 2.1. Структура системы действия и социальной системы

Схема AGIL может успешно применяться и в анализе других социальных систем. Например, с ее помощью можно выявить структурные элементы, необходимые для поддержания учебного заведения как социальной системы. Бухгалтерия и административно-хозяйственная часть выполняют функцию адаптации, обеспечивая сотрудников и учащихся средствами для их деятельности; кадровая служба, приемная и аттестационная комиссии — ту же функцию адаптации, но уже обеспечивая приспособленность системы к потребностям общества; ученый совет, ректорат, деканаты — функцию целедостижения, обеспечивая организацию учебного процесса; коллективы (кафедры, студенческие группы, профсоюзные организации) — функцию интеграции, обеспечивая четкое распределение прав и обязанностей, единство и упорядоченность действий преподавателей, учащихся и технического персонала. Функцию поддержания образца выполняют структуры, передающие традиции. Формально — кураторство и научное руководство, неформально — структуры, складывающиеся во взаимодействии между учащимися старших и младших курсов (ритуалы «посвящения», студенческие общины, «дедовщина» и т. п.).

Образцом второго типа стратегии структурно-функционального анализа служат работы еще одного классика структурного функционализма, американского социолога Роберта Мертона (1910-2003), в особенности его книга «Социальная теория и социальная структура» (1949). Мертон критиковал Парсонса за то, что с помощью унифицированной жесткой схемы AGIL все многообразие социальной реальности подгоняется под идеализированное теоретическое представление. Согласно Мертону, следует не постулировать функциональность всех социальных структур-паттернов, а выявлять значение каждой из них для людей, чья деятельность организуется и регулируется структурами, и тип влияния этих структур на систему.

Мертон разделил функции на явные и латентные. Явная функция — это распознанный и ожидаемый результат существования структурного элемента системы. Латентная функция — это нераспознанный и непредусмотренный результат существования структурного элемента. Например, явная, т. е. очевидная для преподавателей, студентов, членов их семей, администраторов учебных заведений и работодателей, функция высшего образования — обеспечение молодежи знаниями и навыками, необходимыми для профессиональной деятельности. Латентными же функциями можно считать нахождение молодыми людьми брачных партнеров, близких по социальному положению, и формирование особого стиля жизни — предпочтений в одежде, проведении досуга, манеры общаться и т. д.

Мертон также указал на то, что структурные элементы не всегда функциональны. Результатом существования структурного элемента может быть дисфункция — вредное воздействие на систему, нарушающее ее стабильность и нормальное воспроизводство. Люди часто расходятся во мнениях, когда речь идет о том, что полезно и что вредно. Например, то, что высшее образование дает возможность избежать призыва на военную службу, рассматривается как явный вред сотрудниками военкоматов, а студентами и их родителями — как явное благо. Однако в структурном функционализме дисфункцией называется вред не с точки зрения осуществления целей людей, а с точки зрения существования социальной системы. В этом смысле дисфункцией высшего образования следует считать нарушение интег-рированности системы, создание конфликта между ее структурными элементами — функционированием военного ведомства, нуждающегося в солдатах, и функционированием гражданских предприятий и организаций, нуждающихся в квалифицированных специалистах. Также дисфункцией можно считать создание многочисленной категории амбициозных и продуктивно мыслящих людей, часть которых в ситуации недостатка возможностей для успешной карьеры в рамках существующей системы находит новые, подрывающие систему способы достижения жизненных целей: участвует в организации «теневого» бизнеса или радикальных социальных движений.

Введенное Мертоном представление о латентных функциях и дисфункциях позволило анализировать конфликты и изменения в системе и тем самым несколько скорректировало парсонсовскую трактовку социальных систем как внутренне единых, устойчивых и упорядоченных образований. Однако в общем структурно-функциональная парадигма сосредоточена на рассмотрении устойчивых образцов деятельности и не вполне учитывает роль социальных конфликтов и изменений, порождаемых неравенством и отчуждением людей друг от друга и от социальных структур.

В этом отношении альтернативу структурному функционализму создает исторический материализм — подход, опирающийся на концепцию современного общества как системы отношений, основывающихся на неравном распределении экономически значимых ресурсов между людьми, чью жизнедеятельность данная система организует и упорядочивает. Все отношения в системе — экономические, правовые, политические, религиозные, семейные и пр. — рассматриваются как формы закрепления неравенства, господства привилегированных категорий людей и эксплуатации обездоленных и дискриминируемых.

Исследование причин неравенства и эксплуатации должно дать знание, которое можно использовать для организации коллективной борьбы за преобразование системы в справедливый и гуманный социальный порядок.

Образцом для исследователей, придерживающихся концепции исторического материализма, служат работы основоположника данного направления в социологии немецкого философа и экономиста Карла Маркса (1818-1883). В своих работах «Экономическо-фило- софские рукописи» (1844), «Тезисы о Фейербахе»[9](1845), «Немецкая идеология» (1846), «К критике политической экономии» (1859) и др. Маркс противопоставил материалистическое понимание истории, под которой подразумевается процесс развития общества, «идеалистическим» социально-философским концепциям, объяснявшим исторический процесс исходя из духовных факторов: эволюции идей, воли великих людей или народов, развития человеческого духа и т. д. Материалистический подход предполагает, что исходным моментом и движущей силой исторического процесса является производство материальных условий жизни людей. Чтобы иметь возможность творить историю, люди должны быть обеспечены хотя бы минимумом средств к существованию. Поэтому научный анализ устройства и развития общества должен начинаться с анализа практической деятельности, обеспечивающей людей пищей, одеждой, жильем.

Наряду с «идеализмом» Маркс критиковал «созерцательность» предшествующей философии. Социально активная позиция исторического материализма отчетливо выражена в «Тезисах о Фейербахе»: «Философы лишь различным образом объясняли мир, в то время как дело заключается в том, чтобы изменить его».

По мысли Маркса, исторический материализм должен дать то знание законов общественного устройства и развития, используя которое можно преобразовать современную общественную систему в гуманное и процветающее сообщество свободных людей.

Исходной категорией исторического материализма является понятие труда. Труд определяется Марксом как сущностная функция человека. Именно в процессе труда, т. е. целесообразной деятельности по преобразованию внешней материальной среды в средство для жизни, человек сохраняет и развивает свою сущность как разумного, деятельного и социального существа. Сущность человека, по Марксу,

есть не абстракт, принадлежащий отдельному индивиду, а вся совокупность исторически сложившихся общественных отношений. Таким образом, труд — это не просто работа, затрата усилий или способ добыть средства к существованию, труд — это еще и социальное отношение.

Совокупный труд людей — это общественное производство. Если в экономической науке данное понятие имеет лишь один смысл — производство силами, в масштабах всего общества, то в историческом материализме оно выступает и в экономическом, и в социологическом значении — как производство общества. Технико-экономический процесс создания материальных благ одновременно является процессом создания и поддержания системы социальных отношений. В процессе общественного производства своей жизни люди, знают они о том или нет, с необходимостью вступают в отношения, которые Маркс определил как производственные отношения. Речь у Маркса идет не о технико-организационных, а о социальных отношениях, которые возникают в процессе производства.

Ядро производственных отношений образуют отношения собственности. Собственность как экономический институт Маркса интересует лишь в той мере, в какой она является социальным отношением — основой классовой структуры общества.

Социальный класс — это категория статусов, т. е. устойчивых позиций, занимаемых людьми в системе отношений друг с другом, выделяемая на основе позиций, занимаемых ими в системе распределения функций и результатов материального производства.

Классовую структуру образуют два основных класса: класс собственников экономически значимых ресурсов — средств производства и класс лишенных такого рода собственности. Собственность на средства производства определяет позицию господства в экономических отношениях. Господствующий класс осуществляет организацию производства и контроль над распределением его результатов. Отсутствие собственности на средства производства определяет позицию зависимости. Зависимый класс эксплуатируется в качестве источника рабочей силы.

Экономическое господство класса собственников средств производства приводит к превращению всех форм социальных отношений в отношения неравенства, господства и эксплуатации. Это объясняется тем, что совокупность производственных отношений составляет базис всей системы социальных отношений, а политические, правовые,

семейные, религиозные и иные отношения образуют надстройку, структуры которой по-своему воспроизводят структуру производственных отношений (рис. 2.2).

Схема «базис—надстройка» может служить универсальным инструментом анализа социальных явлений.

Например, высшее образование придает различиям в классовой принадлежности форму различий в персональных качествах — в уровне знаний, таланта, профессиональной пригодности и т. п. Собственность на экономически значимые ресурсы (материальные активы предприятий, банковские счета, право на занятие высокооплачиваемой профессиональной деятельностью и т. п.) обусловливает высокий доход, часть которого можно использовать для покрытия необходимых расходов в тот период, когда человек только учится и не зарабатывает. В результате диплом о высшем образовании и право на более высокооплачиваемую работу выходцы из семей, принадлежащих к господствующему классу, получают в виде правила, а выходцы из семей, принадлежащих к эксплуатируемому классу, — в виде исключения. Конечно, в целом высшее образование стало в последние десятилетия более массовым. Если 50 лет назад высшее образование имел примерно каждый 30-й житель России старше 22 лет, то теперь — примерно каждый 5-й. Но при большей доступности высшего образования в целом в нем в последние 10-15 лет выделилась категория наиболее перспективных с точки зрения будущей карьеры и престижных вузов и факультетов — экономические, юридические, менеджмента, где процент учащихся — выходцев из семей с высоким уровнем доходов выше, чем на остальных факультетах. Таким образом, система высшего образования воспроизводит классовую структуру через поддержание соответствия между распределением собственности на экономически значимые ресурсы и распределением шансов получить профессио- нальные знания и сделать карьеру в определенных областях деятельности.

Вся совокупность общественных отношений, в которой структуры базиса и надстройки скреплены подобной цепью взаимных соответствии, называется у Маркса общественной формацией. История — это процесс развития и смены формаций. Маркс выделял четыре формации — «азиатскую», «античную», «феодальную», «буржуазную». Каждая формация представляет собой историческую ступень в развитии производственных отношений и сменяется другой формацией, только когда разовьются принципиально новые производительные силы, т. е. появятся новые технологии и новые ресурсы, использованию которых препятствуют существующие производственные отношения. В этот исторический момент начинается социальная революция — длительный (до двух-трех столетий) процесс вытеснения новыми производственными отношениями и новой классовой структурой старых отношений и структур. Социальная революция протекает как классовая борьба — конфликт сторонников старого образа жизни, олицетворяемого старым господствующим классом, и сторонниками нового образа жизни, представляющими новый класс собственников. Социальная революция завершается с созданием новой надстройки — новых систем государственной власти, законодательства, образования, соответствующих новому базису.

В форме классовой борьбы происходит и развитие социальных отношений внутри формации, т. е. отношений, в основе которых лежит единый базис. Это борьба внутри установившейся классовой структуры за изменения в условиях труда и перераспределение результатов производства. Такого рода классовую борьбу между буржуазией (предпринимателями-капиталистами) и пролетариатом (наемными работниками) в середине XIX века Маркс принял за начало новой социальной революции. Поэтому он в написанном совместно с Фридрихом Энгельсом «Манифесте коммунистической партии» (1848) провозгласил скорую гибель буржуазной, капиталистической формации и построение рабочим классом коммунистического общества, в котором не будет собственности, неравенства, эксплуатации и государственной власти. Эта ошибка в прогнозе[10] вызвана характерным для марксистской социологии преувеличением роли классового сознания и революционного потенциала эксплуатируемого класса, а также недооценкой общности ценностей, стереотипов мышления и поведения, интегрирующих современное общество.

Альтернативой классическому марксизму в этом отношении является неомарксистская критическая теория общества — подход, опирающийся на концепцию общества как системы тотального, всепроникающего контроля. В отличие от классического марксизма в неомарксизме контроль связывается не с прямым принуждением и эксплуатацией со стороны господствующего класса, а с незаметной для людей, происходящей исподволь трансформацией естественных для человека влечений в «ложные» потребности, удовлетворение которых ведет не к свободному развитию личности, а к укреплению сложившегося социального порядка. Все сферы жизнедеятельности, регулируемые системой, — экономика, политика, искусство, образование, религия, семья и пр. — рассматриваются как проявления господствующей рациональности — способа восприятия, осмысления и организации человеком окружающего мира и своей жизни. Исследование господствующего типа рациональности и альтернативных форм рациональности, проявляющихся в образе жизни аутсайдеров (от англ. outside — вне, за пределами), т. е. сообществ, не интегрированных в систему и потому свободных от нее, должно выявить перспективу эмансипации (от лат. emancipatio — освобождение), т. е. направление трансформации общества в более свободное и гуманное.

Образцом для исследователей, придерживающихся концепции критической теории, служат работы основателей данного направления в социологии германских ученых Макса Хоркхаймера (1895-1973), Герберта Маркузе (1898-1979), Теодора Адорно (1903-1969).

Хоркхаймер и Адорно в совместной работе «Диалектика просвещения» (1947) представили концепцию развития современной западной цивилизации в результате просвещения — процесса эмансипации мышления и поведения человека от власти мифологии. Но с отделением принципа разума от принципа веры происходит и замещение отношения к миру и жизни на основе поиска сущности, смысла вещей инструментальной рациональностью —отношением на основе определения полезности, утилитарной функции вещей. Рационализация жизнедеятельности людей привела к созданию производительной

экономической системы, эффективного государственного аппарата, общедоступной массовой культуры (включая образование), но одновременно к превращению людей из самостоятельных субъектов мышления и действия в объекты манипулирования. Инструментальная рациональность сводит человеческий разум к регистрации фактов, следованию правилам, подбору средств для достижения целей и подавляет воображение, интуицию, спонтанность мышления, эмоциональность. Поэтому чем более рационален человек, тем больше он подчинен предписанным стандартным и безличным образцам поведения. Рационализация подавляет внутреннюю — биологическую и психическую — природу человека, который является изначально существом спонтанным, склонным к игре и немедленному удовлетворению влечений. И чем рациональнее общество, тем сильнее и чаще проявляется «бунт природы» — массовое иррациональное поведение (ксенофобия, агрессия, фанатизм, поклонение вождям и т. п.). Тоталитарные режимы в XX веке и Вторая мировая война — это, согласно Хоркхаймеру и Адорно, логичный результат рационализации. В этом и заключается диалектика: просвещение превращается в собственную противоположность — современное варварство. В тотально рационализированном обществе сферами свободы и потенциалом общей эмансипации остаются лишь не подчиненные инструментальной рациональности искусство (творчество художественного авангарда), любовь и сексуальность (спонтанность чувств и естественные импульсы).

Маркузе в работе «Одномерный человек» (1964) определил современное общество как общество комфортабельной несвободы, в котором действуют новые формы контроля. Основная среди этих форм — потребление. Продукты, услуги, развлечения, удовлетворяя потребности, одновременно несут с собой предписываемые образцы поведения и мышления, которые привязывают потребителей к производителям и через последних — к обществу. Аппарат производства, торговли, рекламы предоставляет людям не просто товары, он «продает» им социальную систему в целом. Вовлечение в процесс потребления — более рациональный способ подчинения и нейтрализации революционного потенциала рабочего класса, чем политическая пропаганда или репрессии. Формами контроля становятся также массовая культура и сексуальность. Массовая культура не просвещает, не вскрывает сущности явлений, а информирует и развлекает, т. е. песет образы и идеи, не выходящие за пределы существующего порядка вещей. Массовая культура превращает в предмет коммерции и тем самым

интегрирует в существующую социальную систему любой художественный авангард. Сексуальность в массовой культуре (кино, телешоу, литературе, рекламе и даже специальных учебных курсах) и повседневном общении и взаимодействии людей культивируется как необходимый компонент личности, форма самовыражения и самоутверждения. Тем самым спонтанные чувства и естественные импульсы приобретают характер социально обусловленных образцов поведения и мышления, и удовлетворение влечений происходит в «социально конструктивных» формах.

Развитие новых форм контроля приводит к тому, что существующий социальный порядок становится единственным измерением, в котором развертывается бытие человека, чьи мышление и поведение определяются технологической рациональностью — отношением к миру и собственной жизни на основе принципов функциональности, эффективности, управляемости. Одномерности системы и людей, чью жизнь система организует и регулирует, Маркузе противопоставляет «негативную свободу» аутсайдеров — безработных, молодежи, женщин, общин хиппи[11], этнических и сексуальных меньшинств. Экономическая свобода означает свободу от экономики, т. е. уклонение от участия в конкурентной гонке, от работы на корпорации ради потребления их же продукции. Политическая свобода — это свобода от политики, неучастие в политическом торге по правилам буржуазной демократии или в социалистической имитации народовластия. Интеллектуальная свобода — свобода от принятого образа мыслей, уход из-под контроля так называемого общественного мнения и средств массовой информации. «Великий отказ» аутсайдеров от господствующего образа жизни Маркузе объясняет тем, что в их деятельности (или по меркам системы бездеятельности) проявляется посттехнологическая рациональность — альтернативное отношение к миру и своей жизни, основанное на принципах удовольствия, любви, терпимости. Маркузе полагал, что носители посттехнологической рациональности — эта та новая революционная сила, которая подрывает одномерное общество и способствует трансформации его в свободное и гуманное.

Критическая теория явно переоценивает революционный потенциал аутсайдеров. Их ценности и образ жизни со временем превращаются из протеста, вызова системе в ресурс ее развития, в структурные элементы общества. Так, в начале XX века было интегрировано в социальную систему рабочее движение, затем, в середине века, — искусство андеграунда[12] и сексуальная революция[13], а в конце века — этнические и сексуальные меньшинства, экологическое и феминистское движения. Но эта тенденция подтверждает правоту критической теории в другом аспекте.

Критическая теория хорошо описывает и объясняет целостность общества и его способность интегрировать в себя любую оппозицию, и поэтому схема «новые формы контроля — интеграция общества» может служит), цниверсалъным инструментом анализа социальных явлений. С данной точки зрения, например, образование — это также форма контроля. Помимо собственно учебной программы в процессе образования усваивается так называемая скрытая программа, т. е. происходит внедрение идей и поведенческих образцов, способствующих поддержанию существующего социального порядка. Современная система образования поощряет тех, кто успешно осваивает практически полезные факты и формулы, т. е. знания, обеспечивающие карьерный рост и жизненный успех. Тем самым образование культивирует инструментальную (технологическую) рациональность и одновременно с профессионализмом внедряет конформизм — установку на поведение, согласующееся с господствующими нормами, убежденность в разумности и безальтернативное™ существующего общества.

Несмотря на очевидные расхождения в трактовке социальных явлений и процессов, структурному функционализму, историческому материализму, критической теории общества присуща общая макро-социологическая ориентация, т. е. сфокусированность внимания исследователей на выявлении социальных структур, которые образуют общество как целое, как систему, предопределяющую в общем поступки и образ жизни людей. Альтернативу макросоциологическим парадигмам создают парадигмы, которым свойственна микросоциологическая ориентация — сфокусированность внимания исследователей на объяснении и понимании межиндивидуальных взаимодействий в конкретных ситуациях.