входящему в личную сферу собеседника

 

Лексику данной группы оба ведущих используют в своей речи более интенсивно, что, бесспорно, является демонстрацией реализации авторского намерения на лексическом уровне: вторжение в личную сферу собеседника, так или иначе, влечет за собой определенного рода изменения интенционального состояния адресата, которые, в свою очередь, позволяют составить языковой портрет говорящей личности. Это и является задачей ведущих исследуемых программ.

Довольно частотным для инициирующих реплик К.Прошутинской является глагол ощущать, который, не имея пометы в словарной статье, тем не менее придает контексту высказывания оттенок книжности. Тем самым К.Прошутинская как бы подчеркивает значимость для нее смой внутренних переживаний и ощущений героя программы. Вот несколько примеров:

 

К.Прошутинская: Вы знаете я впервые услышала о вас когда вам пришлось / застрелить льва / Кинга когда он / бросился / на человека // Человека вы спасли / а вот героем не стали / но наверное не совсем потому что общественное мнение разделилось // Многие как-то забыли человека / жалели льва // Как вы тогда себя ощущали?

 

В.Артемов: Если около вашего окна останавливается автомобиль / и оттуда несется / совершенно невозможное / то вы умираете / ваши уши страдают / ваши / все / внутренности / я понимаю / что мало людей есть / которые понимают это / но увы //

К.Прошутинская: А что Вы ощущаете в этот момент?

 

К.Прошутинская: Вот такая психологическая картина // Вы стоите спиной / к тиграм / они сидят сзади // Что вы ощущаете в этот момент? Вы чувствуете что / кто-то из них вдруг заволновался вдруг кто-то готовится к прыжку?

 

К.Прошутинская: А на сколько вы себя ощущаете? Когда вы начали ощущать свой возраст?

 

Оттенок высокопарности приобретают в речи К.Прошутинской не только отдельные лексические единицы, но и целые выражения. Тем самым ведущая, с одной стороны, как бы желает подчеркнуть важность персоналии, приглашенной в студию, а с другой - пытается установить эмоциональный контакт с собеседником, создать комфортные условия (ср. «поглаживание» [Берн, 1992]) для того, чтобы собеседник «раскрылся» наиболее полно. Вот несколько примеров:

 

- Это никоим образом плохо о вас не говорит / это говорит о том / что ничто человеческое вам не чуждо // А вообще / что человеческое Вам не чуждо?

 

- Мы хотим понять / какие Вы / «властители наших дум»?

 

- Представления о добре / зле / справедливости / в вашем сознании / не претерпело никаких изменений?

 

- Скажите а вот / случайность которую Вы когда-то назвали ошибкой своей / и которая чуть не стоила Вам жизни / тогда когда Вам было 23 года и Вы были тогда / еще / гимназистом // Что произошло тогда?

 

Что касается разговорной лексики и фразеологии, то в речи К.Прошу-тинской встретилась только одна единица указанной лексики, которая в контексте высказывания выступает в качестве оценочной характеристики качеств собеседника, по общему смыслу оцениваемых как положительные. Однако какой именно эмоционально-экспрессивный оттенок она (единица) приобретает в ситуации общения квалифицировать довольно сложно.

 

- Вы человек надежный / стопроцентный!

 

Таким образом, К.Прошутинская, реализуя свое намерение, если и вторгается в личную сферу собеседника, то делает это очень осторожно, создавая максимально комфортные условия для собеседника, чтобы последний как личность раскрылся наиболее полно. На лексическом уровне это прежде всего выражается в использовании единиц, приобретающих в контексте высказывания оттенок книжности (высокопарности по преимуществу).

Иную модель речевого поведения выбирает для реализации своей интенции А.Караулов. Его речь изобилует разговорными лексическими единицами, приобретающими в контексте высказывания различные коннотации: от иронических, как например:

 

- Вы учитесь в юридическом институте заочно / учитесь плохо / хвосты у вас сплошные //

 

- Но вот действительно / Ваши друзья говорят что все равно Спиваков / всякий раз выходя на сцену / Большого зала консерватории в Москве / трясется как / лист осиновый / как это может быть?

 

- Ну к вам в [НРБЧ] приезжает / на фестиваль Менухин / Вы дрожите / встречая его в аэропорту?

 

- Вы говорите о Мансерат Кабалье / что это поющий шкаф / обижается на Вас Европа?

 

Но чаще разговорная лексика и фразеология в контексте реплик ведущего приобретает грубые и отчасти вульгарные эмоционально-экспрессивные оттенки, что, с одной стороны, служит созданию нарочито грубой манеры ведения диалога, а с другой - бесспорно, является средством провокационной тактики ведущего на языковом уровне. Следует отметить, что чаще подобные провокационные выпады достигают своей цели: собеседник, отчасти не готовый к такой тактике, а отчасти задетый подобной грубостью, начинает нервничать, распаляться, забывая и о своем имидже, и о той системе координат, в которой он существует в данный момент, отстаивая свои приоритеты, говорит жарко, убедительно, с предельной искренностью. Именно на это и делает установку А.Караулов: показать истинное лицо своего собеседника. Вот несколько примеров:

 

- А Вам не противно / вот вам и Яковлеву / от того что вы такие честные?

 

(Речь идет о взятках.)

- А предлагают так вот / внаглую / то есть по телефону который там явно кем-то может прослушиваться да / или так приходят с кейсом / кейс забывают?

 

- А вы уже научились орать?

 

(Речь одет о современном искусстве.)

А.Караулов: А вот на этой картине почему люди голые? Вот он с пипкой стоит. Это вот что? Это так надо?

А.Морозов: У художницы есть идея вот такой вот обнаженности и неприкрытости наших судеб / наших коллизий / она имеет право...

А.Караулов: Значит что / эта пипка плохо нарисована в этой так сказать судьбе? Как-то вот не выписана / я не прав?

А.Морозов: Не понимаю / если б это был анатомический атлас или же порнографическое / изображение / тогда требование было бы уместно

 

Интересен тот факт, что иногда для того, чтобы "уколоть" собеседника [Берн, 1997; Добрович, 1998], выбить его из состояния эмоционально-психологического комфорта, А.Караулов использует лексику, имеющую в контексте высказывания налет торжественности и отчасти патетики. В качестве примеров приведем фрагменты диалогов.

 

В.Спиваков:... искусство / мне кажется построено на символах...

А.Караулов: Я понимаю / но нам не дано предугадать / как наше слово отзовется / как известно / а?

В.Спиваков: Нет нам дано предугадать!

 

А.Караулов: Борис Александрович / ну / а если вы не нужны / простите Большому театру / которому отдана ваша жизнь / то / значит / Вы страшное слово скажу / не нужны России становитесь?

Б.Покровский: Да / дело в том / что ведь такие мысли приходят в голову / я думаю / нашему поколению часто // Потому что / я / например / в большой обиде / это / Вы знаете / я вам говорю такие вещи / которые может быть / не надо говорить / но поскольку ваша передача называется "Момент истины" / я раскрываюсь //

 

Таким образом, проведенный анализ показал, что в целом эмоционально-экспрессивную лексику, выражающую субъективное отношение говорящего к предмету речи, входящему в личную сферу собеседника, ведущие используют интенсивнее, чем лексику, не входящую в личную сферу собеседника.

Что касается использования стилистически маркированной лексики, то К.Прошутинская в основном использует лексические единицы, не обладающие стилистическим впечатлением, но приобретающие в контексте высказывания оттенок книжности (высокопарности по преимуществу). А.Караулов же, напротив, в основном использует разговорную лексику и фразеологию, приобретающую в ситуации общения иронические, грубые и отчасти вульгарные коннотации.

Процентное соотношение интенсивности использования в речи обоих ведущих стилистически маркированной лексики выглядит следующим образом.

Таблица 8

Стилистически маркированная лексика	Караулов	Прошутинская
Книжная	10 (0,2%)	20 (0,4%)
Разговорная	26 (0,52%)	1 (0,02%)

Указана частота использования исследуемой лексики (в абсолютных цифрах и в % отношении к 5000 словоупотреблений).

 

Общие результаты по использованию обоими ведущими стилистически маркированных лексических единиц представлены в таблице 9.

Таблица 9

Стилистически маркированная лексика	Караулов	Прошутинская
Книжная	10 (0,2%)	32 (0,64%)
Разговорная	43 (0,86%)	10 (0,2%)

Указана частота использования исследуемой лексики (в абсолютных цифрах и в % отношении к 5000 словоупотреблений).

 

Результаты таблицы показывают, что К.Прошутинская использует в своей речи книжную (или стилистически нейтральную, но приобретающую оттенок книжности - высокопарности по преимуществу) лексику в 3 раза больше, чем А.Караулов. Единицы же разговорной лексики и фразеологии ведущая использует крайне редко - почти в 4 раза меньше употребления той же лексики А.Карауловым, причем в контексте высказывания указанные лексические единицы в основном приобретают иронически-шутливые оттенки.

А.Караулов же, судя по результатам таблицы, в основном использует разговорную лексику и фразеологию, приобретающую в ситуации общения грубые и отчасти вульгарные коннотации. Что касается книжной лексики, то, несмотря на те эмоционально-экспрессивные оттенки, которые она приобретает в контексте реплики ведущего, используется она в основном в качестве средства иллокутивного вынуждения, задача которого - эпатировать собеседника, вынудить заговорить его "своим" языком.

Таким образом, проведенный анализ употребления в речи ведущих эмоционально-экспрессивной лексики показал, что в основном стилистически маркированную лексику использует в своей речи А.Караулов, причем это разговорная лексика и фразеология, приобретающая в ситуации общения грубые и вульгарные коннотации. Показательным является и то, что, в основном это лексика, выражающая субъективное отношение говорящего к предмету речи, входящему в личную сферу собеседника. Тактика "уколов" и языковых провокаций эксплицирует (и довольно убедительно) основную задачу ведущего - эпатировать собеседника, создать условия неопределенности, в которых собеседник, не видя традиционных способов реагирования, вынужден, как бы защищаясь и отстаивая свои приоритеты, говорить с предельной искренностью, чего и ждет от него ведущий.

К.Прошутинская же в принципе использует стилистически маркированную лексику гораздо реже А.Караулова. Если же и использует, то тоже в отношении предмета речи, входящего в личную сферу собеседника. Однако это книжная или стилистически нейтральная, приобретающая оттенок книжности, лексика, имеющая в контексте высказывания оттенки высокопарности и отчасти патетики. Иными словами, ведущая, если и вторгается в личную сферу собеседника, то делает это очень осторожно, стремясь не разрушить эмоционально-психологическую атмосферу диалога, чтобы собеседник чувствовал себя комфортно и свободно и уверенно вел свою диалоговую партию, что и является задачей ведущей.

 

Эспрессивная лексика

Экспрессия, по определению О.С.Ахмановой, - это "выразительно-изобразительные качества речи, отличающие ее от обычной (или стилистически нейтральной) и придающие ей образность и эмоциональную окрашенность" [Ахманова, 1966, с. 524].

Экспрессивную функцию в речи К.Прошутинской выполняет в основном книжная лексика или нейтральная, приобретающая в контексте высказывания оттенки торжественности и высокопарности. Вот несколько примеров:

 

- Вот до определенной поры все-таки / все время Вы жили на сопротивлении и людям / и обстоятельствам / от которых зависела ваша судьба // как Вы считаете / это вообще-то во благо Артемову / композитору?

 

- Ну / все-таки / что есть наш человек? Почему столько страданий? Почему не выпало это на долю / каких-то европейских стран / Америки / которая живет замечательно?

 

- У меня такое ощущение / что Валерия Алексеевна и властвует Вами / и подчиняется Вам?

 

- А как Вы считаете / чем можно поступиться во имя любви?

 

- Чувство благодарности или чувство вины / что больше превалирует?

 

Встретилась в речи К.Прошутинской указанная выше лексика, приобретающая в своем денотативном значении оттенок легкой иронии. Ср.:

 

- Игорь Юрьевич / вот вы / всегда отвечаете на вопросы абсолютно искренне выгодно вам или нет / или все-таки вам приходится как-то себя редактировать корректировать / и / и цензурировать?

 

- Государство и вовсе ликвидировало вашу должность / неужели никогда у вас не было искуса / поправить свое материальное положение другим способом?

 

Кроме того, довольно часто К.Прошутинская прибегает в своей речи к профессиональной лексике. Вот несколько примеров:

 

- Вообще / композиторская деятельность / она ведь очень зависима?

 

- Скажите / а вдруг вопреки Вашему желанию / я совершенно / конечно / не разбираюсь в психологии и психофизике творчества музыканта / вдруг Вам в голову придет какая-то шлягерная мелодия / может такое произойти?

 

- Некоторые наши друзья даже самые лучшие / есть комплекс вины / но остаются где-то там //

 

- Я сейчас задам вам вопросы / мы называем их перекрестные вопросы / и мы сравним насколько хорошо вы знаете друг друга //

 

- Это в какой-то степени подарок ей / и компенсация...

 

- Вы действительно совершили в нейрофизиологии открытие / и очень рано //

 

- Что для вас важнее / стабильная семья / или нестабильная работа криминалиста?

 

Что касается разговорной лексики и фразеологии, то в речи К.Прошутинской она используется крайне редко и служит в основном для создания эмоциональной выразительности высказывания. Ср.:

 

- Ну вы же их спаиваете Мстислав Михайлович!

 

- Между прочим / мне рассказывали / это я Вас ловлю на слове / что на репетиции Вы могли прикрикнуть на Ростроповича?

 

- Но я еще одну каверзу подготовила...

 

- Мы взяли интервью у Елены Николаевны / но она тоже не раскололась //

 

Что касается А.Караулова, то экспрессивная лексика в его речи представлена небольшим числом книжных лексических единиц (специальных по преимуществу). Ср.:

 

- А почему банки / которые действительно собирают частные / корпоративные коллекции / покупают сегодняшнюю живопись / даже великую сегодняшнюю живопись неохотно?

 

- Личный менталитет Лужкова или Ресина сказывается на облике города?

 

- Больное искусство Вам интересно? Вот больное / параноидальное?

 

- Я знаю что у вас был момент / когда / страх перед выходом на сцену был столь велик / что вам пришлось обратиться к психиатру //

 

В основном же экспрессивность речи А.Караулова создается за счет употребления разговорной и жаргонно-просторечной лексики и фразеолгии либо без дополнительных эмоциональных наслоений, либо приобретающих в контексте реплик ведущего разнообразные коннотации: от иронических до грубых и вульгарных. Вот несколько примеров:

 

- Действительно Давыдова была женой Сталина или все это досужие разговоры?

 

- Вы на эти развалы ходите?

 

- Действительно Москва / заставляет платить вас этот налог?

 

- И не были бы Вы тогда невыездным четыре с половиной года //

 

А что ж вы / руки-то не жалеете? В драку все время норовите влезть?

 

- А Вы уже поняли / что там где Вы / там крутятся огромные деньги?

 

- То есть Вас уже выгнали / а бабок еще нет?

 

- Вы видите какую-то яму какой-нибудь идиот вырыл // ее Вы / хватаетесь за мобильник и устраиваете разнос?

 

- Встречали ли Вы молодых людей / которым грубо говоря / светил пост первого вице-премьера / а они отказались?

 

- На сцене это только талант / интуиция и мозги тут ни при чем?

 

- Но здесь Вы понимаете что уже ничего не можете сделать? Все / поезд ушел //

 

- Говорят у вас на факультете есть такая комнатка специальная / чтоб можно было взять потрахаться зайти //

 

- У вас нет ощущения что мы почти все сегодня только тем и занимаемся / что в дырочку подглядываем за жизнью?

 

Отдельно следует сказать о наречии нынче, которое является довольно частотным в речи А.Караулова. Похоже он в принципе не склонен употреблять нейтральное сегодня. Разговорное же нынче придает контексту высказывания экспрессивный оттенок и служит для создания эмоциональной выразительности высказывания. Ср.:

 

- Нынче жизнь такая / что и без "Санты-Барбары" нельзя //

 

- А вот почему нынче молодежь такая?

 

- То есть были бы живы великие искусствоведы прошлых лет нынче / печататься бы не могли?

 

Процентное соотношение интенсивности использования в речи обоих ведущих исследуемой лексики выглядит следующим образом.

Таблица 10

Ведущие	Книжная	Разговорная
К.Прошутинская	55 (1,1%)	13 (0,26%)
А.Караулов	9 (0,18%)	59 (1,18%)

Указана частота употребления исследуемой лексики (в абсолютных цифрах и в % соотношении к 5000 словоупотреблений).

Данные таблицы показывают, что экспрессивную функцию в речи К.Прошутинской выполняет в основном книжная лексика или нейтральная, приобретающая в контексте реплик ведущей оттенок книжности, показатели которой в 6 раз превышают показатели той же лексики в речи А.Караулова и больше чем в 4 раза - показатели употребления ею же разговорной лексики и фразеологии.

А.Караулов же, напротив, придает экспрессивность высказыванию за счет употребления разговорной лексики и фразеологии, показатели которой больше чем в 4 раза превышают те же показатели в речи К.Прошутинской и в 6 раз - показатели употребления им же книжной лексики.

Однако в данном случае интересны не только количественные показатели, но и качественные характеристики исследуемого пласта лексики.

Известно, что в разговорной лексике находит отражение ряд специфических признаков: речевая небрежность, опрощенность, широкая вариативность, проявление языковой экономии (различные семантические стяжения, усечения и т.п.), наличие субъективной оценки, эмоциональных наслоений, повышение экспрессивности и т.п. при этом массив разговорной лексики неоднороден по своему составу и содержит широкий диапазон экспрессивных и оценочных характеристик, в том числе сниженных и резких. Для демонстрации «степени разговорности» в словарях применяется набор соответствующих помет: «Разг.» (разговорное), «Разг. фам.» (разговорное фамильярное) и «Разг. сниж.» (разговорное сниженное).

Помета «Разг.» ставится при словах, принятых в неофициальной обстановке в сфере непринужденного общения, как бытового (температурить, черносливина, винцо, запашок, подзаработать и т.п.), так и за пределами бытовой тематики (киношник, нелегалы, неликвиды и т.п.); она характеризуется опрощением, элементами языковой экономии, некоторой языковой небрежности, однако при этом, как правило, свободна от эмоциональных наслоений.

Помета «Разг. фам.» ставится при словах, которые, кроме элемента речевой небрежности и опрпощенности, содержат также элементы субъективной оценки и выраженной эмоциональной окраски: вбухать, запороть, осточертеть, отстреляться, показуха, потрясающий, раздолбать, смотаться и т.д.

Помета «Разг. сниж.» ставится при словах «низкой» семантики, содержащих элементы грубости, резкости оценки: бардак, втихаря, вякать, жлоб, зачуханный, ишачить, мандраж, ханыга, на халяву, чокнутый и т.д.

Генетически фамильярная лексика восходит к разным источникам: к жаргонным (выпендриваться, чокнутый), к диалектам (втемяшить, халява, ханыга), к профессиональной речи (раздрай, пришпандорить), а также блатному языку (заначка, придурок, стукач). Однако, как отмечает Г.Н.Скляревская, генетическая разнородность не влияет на функции сниженной лексики в пределах литературного языка, где она используется с определенным стилистическим заданием: главным образом для резко отрицательной характеристики того или иного предмета, человека или явления (бардак в учреждении, втихаря заключим договор), а также для демонстрации манеры нарочито грубой речи [Скляревская, 1995, с. 96-97].

Динамика развития разговорной речи, а также неизбежный субъективизм в восприятии разными людьми «степени экспрессии» отдельных ее элементов, обусловливают в целом нежесткий, подвижный характер границ между разрядами разговорной лексики, а также выход типичной разговорной лексики в нейтральный пласт по мере ее освоения литературным языком. Ср. нейтрализовавшиеся разговорные образования пилотка, футболка, заочник, надомник и т.д.

Что касается жаргона («Жарг.»), то под ним понимается речь социально обособленной группы людей. Функционально активным и социально значимым в современном русском языке является жаргон молодежи: им пользуются многочисленные социальные группы (студенты, рабочие, военные и т.д.), отдельные элементы достаточно широко представлены в художественной литературе и используются в речи интеллигенции в качестве экспрессивных языковых средств. Лексический слой жаргонизмов достаточно узок как тематически, так и по функциональному назначению (выполняет экспрессивную функцию).

Проведенный анализ инициирующих реплик показал, что Прошутинская, если и использует указанную лексику, то в основном разговорную или разговорно-фамильярную, которая служит для создания эмоциональной выразительности высказывания.

Что касается Караулова, то он использует довольно широкий диапазон экспрессивных и оценочных характеристик, в том числе сниженных и резких, реализуя при этом все возможные цели: и формирование «речевой маски», и повышение экспрессивности высказывания, и мотивирование на речевом уровне провокационной тактики.

Что касается книжной лексики, то в речи К.Прошутинской она выполняет основную экспрессивную функцию, приобретая в контексте реплик ведущих оттенки торжественности и высокопарности. А.Караулов же не склонен в принципе употреблять указанную лексику, а если и делает это, то в основном использует специальную лексику.

Таким образом, в ходе нашего исследования мы пришли к следующим выводам.

▪ Поскольку в современной науке существует много точек зрения относительно эмоционально-экспрессивной лексики в силу того, что лингвисты по-разному определяют ее состав и способы ее выражения в языке, мы в ходе анализа языковых особенностей речевого поведения телеведущих исследуемых нами программ ориентировались на определения эмоциональности и экспрессии, данные О.С.Ахмановой в «Словаре лингвистических терминов» [Ахманова, 1966]. По ее мнению, экспрессия – это «выразительно-изобразительное качество речи, отличающее ее от обычной (или стилистически нейтральной)», а эмоциональность – это «выражение чувств, настроений, субъективного отношения». Кроме того, учитывая интересы нашего исследования и исходя из базовых определений эмоциональности и экспрессии, данных О.С.Ахмановой, мы ввели понятие эмоционально-экспрессивной лексики, определив ее как «стилистически маркированные лексические единицы, служащие для выражения чувства, настроения, субъективного отношения». Таким образом, эмоционально-оценочную лексику мы рассматривали в рамках нейтральной лексики, а экспрессивную и эмоционально-экспрессивную – в рамках стилистически маркированной.

▪ Анализ языковых особенностей реализации намерений ведущих исследуемых программ показал, что Прошутинская в основном использует нейтральную лексику, а Караулов, напротив, - стилистически маркированную.

▪ Общий эмоциональный фон программы «Мужчина и женщина» положительный за счет использования ведущей оценочных слов с положительной характеристикой, а также лексики, имеющей эмоциональные оттенки восхищения, сочувствия, одобрения, то есть в целом выражающие положительное отношений ведущей к предмету речи, причем положительно К.Прошутинской оцениваются как личность самого собеседника, так и его поступки, взгляды, жизненные ориентиры (что напрямую связано с задачей ведущей – создать эмоционально-психологический портрет собеседника). Небольшой процент встретившейся в речи ведущей лексики отрицательной оценки относится к явлениям действительности, принципиально не связанным ни с личностью собеседника, ни с его деятельностью.

Общий эмоциональный фон программы «Момент истины» отрицательный. А.Караулов, реализуя свою интенцию – эпатировать собеседника, вынудить заговорить его «своим языком», использует в основном эмоционально-оценочную лексику отрицательной характеристики как средство достижения своей цели. Положительно же оцениваются, напротив, явления действительности, напрямую не связанные с личностью собеседника.

▪ Экспрессивность речи К.Прошутинской создается в основном за счет использования книжной лексики или нейтральной, приобретающей в контексте высказывания оттенки торжественности и высокопарности. Что касается разговорной лексики, то ее ведущая программы «Мужчина и женщина» использует довольно редко, в основном с целью создания эмоциональной выразительности высказывания.

Караулов же в принципе не склонен употреблять книжную лексику, а если и делает это, то в основном использует специальную. Что касается разговорной и жаргонно-просторечной лексики, то ведущий программы «Момент истины» использует довольно широкий диапазон экспрессивных и оценочных характеристик, в том числе сниженных и резких, реализуя при этом все возможные цели: и формирование «речевой маски», и повышение экспрессивности высказывания, и мотивирование на речевом уровне провокационной тактики.

▪ Наиболее показательна для характеристики авторских интенций говорящего эмоционально-экспрессивная лексика. Анализ инициирующих реплик А.Караулова показал, что в основном ведущий использует в своей речи разговорную лексику и фразеологию, приобретающую в ситуации общения грубые и вульгарные коннотации. Показательным является и то, что в основном это лексика, выражающая субъективное отношение говорящего к предмету речи, входящему в личную сферу собеседника. Тактика «уколов» и языковых провокаций эксплицирует (и довольно убедительно) основную задачу ведущего – эпатировать собеседника, создать условия неопределенности, в которых собеседник, не видя традиционных способов реагирования, вынужден, как бы защищаясь и отстаивая свои приоритеты, говорить с предельной искренностью, чего и ждет его ведущий.

К.Прошутинская в принципе использует стилистически маркированную лексику гораздо реже А.Караулова. Если же и использует, то тоже в отношении предмета речи, входящего в личную сферу собеседника. Однако это книжная или стилистически нейтральная, приобретающая оттенок книжности лексика, имеющая в контексте высказывания оттенки высокопарности и отчасти патетики. Иными словами, ведущая если и вторгается в личную сферу собеседника, то делает это очень осторожно, стремясь не разрушить эмоционально-психологическую атмосферу диалога, чтобы собеседник чувствовал себя комфортно и свободно и уверенно вел свою диалоговую партию. Именно это и является задачей ведущей.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование различных аспектов диалогической речи имеет в отечественном языкознании достаточно давнюю традицию. Основы теории диалога, заложенные в трудах ученых 20-30-х годов, находят органичное продолжение и развитие в 40-70-е годы. Лингвистами анализируются условия порождения и протекания диалога, его структура, создаются как классификации, так и типологии отдельных реплик и целостных диалогов (В.В.Виноградов, Л.В.Щерба, Л.П.Якубинский, Н.Ю.Шведова, Н.Д.Арутюнова, Е.М.Галкина-Федорук); анализируются функциональные и коммуникативные характеристики диалога, а также его модальные значения (Н.Д.Арутюнова, В.Г.Гак, А.Р.Балаян); изучается специфика диалога в его связи с такими явлениями, как степень подготовленности говорящего к речи (Л.П.Якубинский, Е.Д.Поливанов), а также действие всех внеречевых факторов (мимики, жестов, интонации), существенно влияющих на стуктуру дискурса и прежде всего на его грамматические особенности, что, в свою очередь, ведет к постановке вопроса об отношении диалога к понятию сложного синтаксического целого (Н.Ю.Шведова, Г.А.Золотова).

Теория диалога оказывается связанной с широким кругом лингвистических проблем, и вклад исследователей в изучение диалогической речи огромен. Однако исследования осуществлялись в основном на материале текстов художественных произведений. Изучение же речевого поведения в реальной языковой среде все еще остается насущной задачей лингвистики.

В последние десятилетия в связи с новым импульском, который получило развитие риторики в мировой науке, сменой политических приоритетов в российском обществе и, как следствие, процессом смены языковых / речевых «вкусов» в поле зрения исследователей попадает публичная речь. Появившееся на сегодняшний день большое количество работ, анализирующих структуру публичного диалога, соотношение формы и содержания в нем, язык и стиль устного выступления, не исчерпывают, однако, всех тех важнейших вопросов, которые все еще остаются без ответа. Прежде всего речь идет о том, что рассматриваемый в предшествующих работах лингвистов 60-70-х годов подход к изчению публичной речи вне структуры той деятельности, в которой он возник, представляется на сегодняшний день неправомерным.

Развиваемый в рамках теории речевых актов подход к использованию языковых средств в соответствии с определенной интенцией адресанта может способствовать изучению механизма употребления языка для достижения многообразных целей, возникающих в ходе социального взаимодействия; описанию всех его звеньев, однозначно выполняющих свои функции в процессе речевого общения.

Теория речевых актов дала новый толчок исследованиям в области речевого взаимодействия и, в частности, нашла продолжение в методике интент-анализа (Т.Н.Ушакова, Н.Д.Павлова и др.), одной из основополагающих сторон которой является интенциональная направленность субъекта, активность его сознания. Этот метод, позволяющий реконструировать интенции говорящего по его речи и лег в основу настоящего исследования.

Немаловажным тектообразующим фактором диалогической речи является и личность самого говорящего, его принадлежность к определенным типам речевой культуры и языковой личности (О.Б.Сиротинина, К.Ф.Седов). Речевой портрет языковой личности телеведущего во многом обусловливает и создание языкового облика программы в целом, который отличается, кроме того, степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определенной целевой направленностью. Если ведущая программы «Мужчина и женщина» К.Прошутинская – элитарная языковая личность, ищущая компромисс, способная посмотреть на ситуацию глазами собеседника и сопереживать его проблемы, то и ее программа имеет четкую структуру, систему заранее продуманных вопросов, призванных реализовать основную интенцию ведущей – создание эмоционально-психологического портрета собеседника, где в первую очередь важно уметь наладить контакт с интервьюируемым.

Ведущий же программы «Момент истины» А.Караулов, являясь личностью среднелитературной, близкой к элитарной, напротив, легко идет на конфликт, провоцируя собеседника к столкновению (на языковом уровне это прежде всего выражается в неоправданном и не всегда уместном использовании разговорной и жаргонно-просторечной лексики). Для Караулова собеседник – противник в игре, правила которой чаще всего не знает ни один из участников диалога. Несомненно одно: для Караулова важны вопросы, «вскрывающие ситуацию», помогающие «разоблачению» собеседника, заостряющие внимание на противоречиях, которые он скорее всего продумывает заранее. В остальном же программа сторится по законам устной спонтанной речи, когда нет ни четкой структуры, ни перспективы развития замысла ведущего, ни стратегии будущего диалога. Речевое поведение собеседников Караулова зависит от их умения выстраивать общение в ситуации неопределенности, когда его участникам неизвестны стереотипные способы реагирования на ситуацию и когда, впрочем, они максимально проявляют свои скрытые черты (Э.Берн, В.Добрович).

Телеинтервью, являясь комплексным диалогическим жанром (М.Ю.Федосюк), кроме того, принадлежит к одной из самых распространенных разновидностей устного публичного диалога, который в настоящее время довольно подробно исследован с точки зрения его структурно-композиционных параметров, наиболее частотных типов и разновидностей этого жанра устной публичной речи (Голанова Е.И.). Что же касается лингвостилистических особенностей текста современного публичного диалога, то они до сих пор изучались лишь в нормативном аспекте (О.А.Лаптева). Настоящее исследование представляет собой попытку анализа языковых особенностей телеинтервью в прагматическом аспекте.

Наш подход к исследованию интенциональной направленности речи по его общему смыслу мы оцениваем как психосемантический, поскольку считаем, что подход лингвистического характера, который опирался бы на формальные лингвистические показатели, оказывается недостаточным. Важная сторона метода нашего исследования опиралась на уже отмеченную выше особенность интенций: их выражение в языке организовано таким образом, чтобы они были понятными слушающим. Таким образом, критерий субъективной понятности интенций является основным в их выражении. Поэтому и метод выявления интенций говорящего, на наш взгляд, должен строиться на субъективном оценивании, которое адекватно самому изучаемому объекту.

Проведенный анализ структуры и комуникативных типов телеинтервью показал, что обе исследуемые программы относятся к группе интервью-«знакомств», то есть сверхзадача обоих ведущих – создать портрет личности, героя передачи. Однако коммуникативно-речевая стратегия интервьюеров различна.

Ведущая программы «Мужчина и женщина», К.Прошутинская, пытается создать для собеседников наиболее комфортные условия для общения, подчеркивая значимость сиюминутного контакта как для нее самой, так и для присутствующих в студии и у телеэкрана зрителей. При этом она демонстрирует неподдельный интерес и уважение к личности, сидящей напротив, вынуждая там самым собеседника быть максимально откровенным.

На структурно-композиционном уровне диалоги-интервью К.Прошу-тинской имеют стабильные черты: зачин – основная часть – концовка. Тради-ционным остается и вопросно-ответное ДЕ, хотя для диалогов этой программы характерны практически все распространенные в этом жанре ДЕ (вопрос-ответ, вопрос-рассказ, рассказ – эмоциональная реакция, вопрос-побужде-ние). Инициатор беседы подчеркнуто вежлива, корректна, в беседе стремится не отступать от норм и правил публичной речи, выдерживает коммуникативно-этикетную дистанцию, поэтому и форма речевого поведения партнера в данном случае адекватна нормам и правилам публичного диалога.

Ведущий программы «Момент истины»