Она отпихнула тарелку, достала из кармана пачку сигарет, Но, помедлив, отшвырнула и ее.

— Я снова травлюсь этой гадостью, с тех пор как получила твое письмо.

— Ты не хотела нас видеть.

— У меня не было сил вынести это. Я любила Дона и добилась того, чего хотела: мы наконец были вместе, пусть даже мне пришлось бросить мужа и двоих детей. Несколько месяцев тоска сжигала меня. Чуть ли не каждый день я рвалась вернуться, но сделать это — значит навсегда распрощаться со своей душой. Больше всего мне хотелось бы жить с Доном и с вами. Но, наверное, я все же любила Алана — не как мужа, а как отца или как друга, — и поэтому не стала отнимать у него еще и детей. Да и какое я имела право? В конце концов я решила никогда, никогда больше не встречаться с вами, мальчики. Может быть, я думала этим наказать сама себя, не знаю. Лишь теперь я поняла, как я ошиблась.

Несколько часов спустя, в поезде, слова матери все еще продолжали кружиться у меня в голове, словно мышата в автомобилях, мчащиеся по лабиринту темных туннелей, выныривая на свет и снова ныряя в темноту, кружа и кружа без остановки. Элен, уютно устроившись у меня на плече, кажется, заснула. Я был рад, что она спит. Что можно просто ехать и не разговаривать ни о чем.

ИЮНЬ

В день первого выпускного экзамена по английскому с утра было дико холодно. Все в один голос твердили, что в июне начнется жара, что это уже традиция — жара всегда стоит до конца экзаменов. Мне говорили, что я наверняка схвачу сенную лихорадку, буду приходить на экзамены весь в соплях, со слезящимися глазами по полчаса разбирать вопросы в билетах, обливаться потом и ходить с обгоревшей шеей. Но этим летом все вышло совсем по-другому. Единственное, о чем я жалел в тот день, переминаясь с ноги на ногу в школьном холле, что не надел шерстяные походные носки. Я никак не мог сосредоточиться. Всю ночь я зубрил цитаты из «Гамлета» и из «Много шума». Вдобавок ко всему, сегодня же мне предстояло сдавать обществоведение, и голова буквально трескалась от разных терминов и теорий. Я надеялся, что мне достанется что-нибудь вроде тендерной политики или проблем образования, тогда можно не беспокоиться.

В глубине души меня жутко злило, что мы убиваем столько времени на эту ерунду. Не на учебу — на это лихорадочное повторение. Словно в вас насильно впихивают обед из семнадцати блюд. А потом вы отрыгиваете все это на экзаменаторов и бежите домой напихиваться новыми знаниями к следующему экзамену.

Наверное, они считают, что в скоростном повторении такой же кайф, как в гонках. Ты уходишь в учебники, и тебя в конце концов так забирает, что реальный мир исчезает и ты мчишься, балдея от открывающихся перед твоим внутренним взором горизонтов науки. Да и кому он вообще нужен, этот реальный мир? Может быть, существует лишь то, что ты думаешь или чувствуешь в данный миг — и больше ничего?

Пока я забивался Гамлетом, у меня в мозгу тоже что-то переклинило, и мне стало казаться, что я веду двойную жизнь, одну — в моей якобы «реальности», а другую — в мире Гамлета. То есть, если бы он сам вошел ко мне на кухню в своем камзоле и обтягивающих рейтузах, я бы воспринял это как нечто само собой разумеющееся. «Ну что, Гамлет, — сказал бы я, плеснув ему кофейку в кружку. — Давай уж начистоту. Что там у вас за дела с твоей мамашей?» А он бы, наверное, ответил мне что-нибудь вроде: «О друг мой Крис, о матерях мы говорим всегда с почтеньем, но в сердце нашем лишь любимые живут». Или что-нибудь в этом духе, разве что пятистопный ямб у него получился бы поскладнее… А потом с цветами в руках вошла бы Офелия, закапав весь пол своим белым, насквозь мокрым платьем, и привела бы с собою Элен.

Нет, это уже полный бред. Хватит идиотничать.

В конце концов я ведь собираюсь получить степень по английской литературе. Или не собираюсь? Может быть, мне нужна только Элен?

Незадолго до моего выхода из дома она позвонила и пожелала мне удачи. Судя по звуку проезжающих автомобилей, она вышла позвонить с улицы. Ее первый экзамен будет завтра. Музыка. Для нее это раз плюнуть. В принципе, для нее любой экзамен — раз плюнуть. Она самая умная и способная из всех, кого я знаю.

Я нормально себя чувствовал, пока не оказался в школьном холле, но там поддался всеобщей панике. Все дико нервничали, кто-то ронял ручки, кто-то линейки, кто-то шептал, что ни черта не готов. Холл гудел от напряжения, словно линия высоковольтной передачи. Том бродил от колонны к колонне, бормоча себе под нос цитаты, казалось, он пытается запомнить список продуктов, которые ему необходимо купить. Причем, как нарочно, все путал: «Стоп, из какой же это пьесы? Там ведь вроде бы еще зарезали какого-то старикана», или «Сцена с балконом — это, что ли, из „Гамлета“? «

— Хватит, тут и без тебя психуешь, — оборвал я его.