Социально-психологические условия

Действие объективных факторов, связанных, с социально-экономическими и демографическими характеристиками рассматриваемого периода, процессами в подсистеме культуры, выступают детерминантами социальных настроений населения. Социальное настроение, в свою очередь, также является фактором, имеющим большое значение для политической социализации в качестве одного из свойств среды. Возникает необходимость проанализировать этот фактор, чтобы выяснить его влияние на общество в переходный исторический период.

Решение поставленной задачи может быть получено посредством вторичного анализа данных, используемых в проекте ВЦИОМ «Индекс социальных настроений». Как было отмечено выше, этот показатель представляет собой среднеарифметическое значение индексов 9 вопросов мониторинга «Настроения, мнения и оценки населения», вычисленное по методике Ю. Левады.⁷ В отличие от проекта ВЦИОМ наш индекс рассчитан

156

за период 1994—2001 гг., по данным той же базы, опубликованной в Интернете,⁸ т. е. он достаточно хорошо совпадает с рассматриваемым периодом.

В этой связи нужно вернуться к методологическим замечаниям, высказанным в начале книги по поводу устойчивости массовых настроений как неких надындивидуальных величин, и обоснованности их анализа как отдельного фактора (см. 1.3). Устойчивость таких образований основана на стереотипах, выполняющих функцию минимизации воздействия деструктивной социальной среды на человека. В свою очередь, стабилизирующее воздействие этих стереотипов объяснимо матрицами культуры. При этом, как отмечает Левада, высокой степенью устойчивости обладают не только характеристики общественного мнения, непосредственно получаемые в опросах, но также и обобщенные индексы, т. е. показатели соотношения и тенденций изменения этих характеристик. При этом особый интерес приобретает сопоставление долгосрочных тенденций и специфически кризисных феноменов общественного мнения. Познавательная роль таких сравнений состоит в том, что «всякий разлом обнажает, выводит наружу — и тем самым делает более доступными для изучения — те механизмы поддержания и разрушения социальных взаимодействий и социокультурной идентичности, которые структурируют общественные процессы».⁹ Иными словами, обнаруживается политико-социализирующее воздействие фактора социального настроения. Воспользуемся этим познавательным свойством ИСН, результаты расчетов которого представлены в табл. 13 и на рис. 5.

На рис. 5 видно, что социальное настроение в целом в переходный период характеризуется отрицательным эмоциональным фоном: с начала периода и вплоть до января 2000 г. ИСН заметно ниже границы оптимистических и пессимистических настроений (100 пунктов). На этом фоне видны некоторые детали.

Так, в 1994—1995 гг. ИСН понижается, но уже в 1996 г. эта тенденция замедляется. Социальное настроение в том же году даже несколько улучшается, что, вероятно, связано с выборами президента. С 1997 г. до середины 1998 г. ИСН, хотя и остается отрицательным, но набирает более 80 пунктов. Его длительный «провал» ниже 70 пунктов наблюдается после августовского (1998 г.) финансового кризиса, закончившегося лишь с назначением В. Путина на пост премьер-министра с последующим избранием Президентом РФ.

Обращает на себя внимание и то, что рассматриваемый отрезок времени распадается на два: до 1998 г. и после него. На протяжении первого отрезка времени ИСН снижается даже в начале года, свидетельствуя тем самым о психологической усталости населения от кризиса, которую не может преодолеть даже так называемый «новогодний оптимизм» — позитивные ожидания, связанные с наступлением нового года. В этот период от нового года ждали скорее ухудшения жизни, чем ее улучшения.

Лишь с 1999 г. наблюдается перелом этой тенденции, а с 2000 г., т. е. уже за пределами рассматриваемого периода, значение ИСН становится выше переломных 100 пунктов. Это изменение, несомненно, связано не только с традиционным повышением ожиданий российского общества в связи с выборами и с началом года, но и с избранием нового молодого президента.

157

Таблица 13. Индекс социальных настроений в 1994—2001 гг. (в процентных пунктах)

Время измерения	Значение ИСН
апрель
май
июнь
июль
сентябрь
ноябрь
январь
март
май
июль
сентябрь
ноябрь
январь
март
май
июль
сентябрь
ноябрь
январь
март
май
июль
сентябрь
ноябрь
январь
март
май
июль
сентябрь
ноябрь
январь
март
май
июль
сентябрь
ноябрь
январь
март
май
июль
сентябрь
ноябрь
январь
октябрь
сентябрь
ноябрь

158

 

Рис. 5. Индекс социальных настроений в 1994—2001 гг. (в процентных пунктах).

159

Изменение ИСН подтверждает вывод, полученный ранее, о том, что наиболее тяжелыми стали 1992—1995 гг. и последующие вплоть до 1998 г. Более глубокая интерпретация социальных настроений в этот период возможна путем привлечения к рассмотрению важных событий исторического периода, которым, в особенности, относятся:

— распад СССР в 1991 г.;

— начало экономической реформы: шоковая терапия в 1992 г.;

— конфликт между президентом и Верховным Советом, выборы в 1-ю Государственную думу, утрата демократических иллюзий в 1993 г.;

— начало войны в Чечне (сильный негативный фактор) в 1994 г.;

— выборы во 2-ю Государственную думу в 1995 г.;

— перевыборы первого Президента России как дилемма продолжения реформ либо отказа от них в 1996 г.;

— начало расширения военного блока НАТО на Восток в 1997 г.;

— финансовый кризис в 1998 г.;

— выборы в 3-ю Государственную думу в 1999 г.;

— выборы второго Президента РФ в 2000 г.

Эти и другие исторические события интерпретируются ниже с учетом реакции общества на них, обнаруженной посредством изучения общественного мнения. В частности, для вторичного анализа их социализирующего влияния используется исследование М. К. Горшкова, выполненное на материалах социологического мониторинга РНИСиНП.

Российское общество вступило в рассматриваемый период после эйфории и завышенных ожиданий периода перестройки, которые многократно проанализированы в научной литературе и освещены в политической публицистике. Напомним содержание этих настроений еще раз, процитировав известного публициста времен перестройки А. Нуйкина, отождествившего эйфорию того периода с радостью шахтеров, которым спасли жизнь. Он писал: «Право слово, ощущение такое, словно сидели мы в шахте, за завалом, и вот к нам дыру пробурили, шланг просунули, кислород качают — дышим мы не надышимся. Праздник. Эйфория!..»¹⁰

Августовский (1991 г.) путч ГКЧП и последующие события привели в канун нового 1992 г., как отмечалось, к неожиданному концу СССР и началу экономической реформы с 1 января 1992 г., которая неприятно удивила общество жестокой «шоковой терапией» экономики, необходимость которой так и осталась непонятной большинству населения.

Правительство под руководством премьер-министра Е. Т. Гайдара ввело свободные цены на товары народного потребления, что вызвало галопирующую инфляцию, быстрое исчезновение дефицита товаров и появление нового одного-единственного дефицита — платежеспособного покупателя. Политика стремительного вхождения в рынок, создавшая большую нагрузку на население, привела к ситуации, в которой реальность выглядела карикатурой на широко разрекламированные планы легкого и быстрого перехода к рынку, например, на программу «500 дней».

Спустя 5 лет члены правительства Гайдара, вынужденного вскоре уйти в отставку, размышляя о своей деятельности, подтвердили невнимание и равнодушие к социальной нагрузке либерального реформирования экономики и выразили запоздалое сожаление в этой связи.¹¹

160

Первый год постсоветской России оказался для большинства населения началом борьбы за выживание. Общественное настроение 1992 г. определяется радикализмом рыночной реформы и падением уровня жизни населения, повлекшим за собой появление двух больших социальных категорий — выигравших и проигравших от реформ.

Следующий 1993 г. характеризуется дальнейшим ухудшением дел в экономике и политике, в частности, обострением противоречий между президентской властью и Верховным Советом РФ, выразившимся в сентябрьско-октябрьском конфликте между ними с использованием войск в Москве для его разрешения. Это позволило М. К. Горшкову сделать вывод о том, что «возникла глубокая пропасть между народом и избранным им президентом».¹² Возникшее политическое отчуждение растет вплоть до избрания второго президента Российской Федерации в 2000 г.

1994 г. подтвердил экзистенциональную значимость проблемы адаптации человека к новой экономической и политической реальности и поставил ее в практическую плоскость для каждого. На фоне осознания продолжительности кризисного периода в стране возникла тенденция изоляции от участия в политической жизни, пессимистический уход в сугубо житейские проблемы. Пессимизма добавил финансовый кризис в один из дней осени 1994 г., вошедший в историю под названием «черного вторника». Произошло новое обесценивание рубля, выросла инфляция, снизилась деловая активность в экономике.

В целом политически спокойный 1994 г. омрачился началом войны в Чечне — сильным дестабилизирующим фактором, действующим на протяжении всего рассматриваемого периода и вносящим существенный вклад в снижение ИСН.

Итак, в 1993—1994 гг. произошла, с одной стороны, утрата доверия к власти как реакция на последствия шоковой экономической реформы. С другой стороны, как считает Горшков, складывается новое, прагматичное отношение к политике, к выборам как к инструменту решения политических и социальных проблем.

Начало 1995 г. сопровождается негативным эмоциональным фоном, заметным по величине ИСН, выражающим отчуждение от власти широких слоев населения. К примечательным явлениям года относится рост интереса к политике, протестных настроений, формирующихся на основе чувств, новых для большинства бывших советских людей: стыда за состояние страны, ощущения несправедливости всего происходящего вокруг, собственного бессилия, в том числе беззащитности перед разгулом преступности. Как считает Горшков, страх перед беспределом преступности и другими проявлениями кризиса, глубокое недоверие к власти, вызванное ее неспособностью к управлению кризисом, повлекли за собой «крайне обостренное психоэмоциональное состояние населения».

Именно на этом фоне у многих возникла потребность в твердой руке, способной навести порядок в стране, — политический идеал, далее сопутствующий настроениям переходного периода. Так, по данным ВЦИОМ, первые признаки распространения данного политического ожидания отмечаются с весны 1992 г.¹³ С 1993 г. оно становится заметным содержанием политических настроений. Возникает противоречивое сочетание тяги к твердой руке с поддержкой основ демократии (больше никто не желает «выборов без выбора» по-советски). Однако критическое отношение к официальному

161

экономическому курсу все-таки не трансформировалось в поддержку авторитарного внутриполитического курса большинством населения.

Таким образом, массовое политическое сознание к исходу 1995 г. характеризуется противоречивостью и фрагментарностью, не говоря уже об идейно-политической пестроте, обозначившейся на выборах в Государственную думу 1996 г. Обозначились демократическая и авторитарная установки.

Очередной 1996 г. стал годом интенсивной политической социализации для всех слоев населения в связи с выборами президента. В этот период, наполненный активными усилиями власти по мобилизации населения на участие в выборах, хотя летом и наблюдается некоторый рост ИСН, к ноябрю показатель снижается, так как ни одной серьезной общественной проблемы решить не удалось. Негативный эмоциональный фон продолжает свое воздействие на общество.

В 1997 г. началось расширение блока НАТО на Восток, что не воспринято российской общественностью как проблема и не отвлекло обывателя от переживания тягот повседневной жизни в эпоху перемен. Однако усилилась дифференциация социальных настроений по поколениям. Носителями оптимистических ожиданий все больше оказываются молодые, а пессимистические сосредоточиваются в старших когортах. Иными словами, в 1996—1997 гг. закрепляются различия в эмоциональном состоянии поколений, что означает стабилизацию дифференцированного социализационного воздействия периода на разные поколения, т. е. возникают новые эффекты поколений (когорт) в зависимости от их социального положения в кризисном обществе.

Можно отметить, что к концу года у людей возникли новые социальные качества. Как считает Горшков, одна часть общества приучилась в любой, даже самой сложной ситуации, рассчитывать только на себя, а другая — скорее плыть по течению в надежде, что куда-нибудь да вынесет. Оценить соотношение этих частей довольно сложно. Многочисленные попытки сделать это, предпринятые в социологической периодике, оставляют впечатление, что соотношение адаптированных и неадаптированных среди представителей активного трудового возраста составляет в конце рассматриваемого периода примерно 40:40% при 20% тех, о ком затруднительно высказать в этой связи определенное суждение. С тех пор в социальных настроениях в полной мере стала заметна ностальгия по советским временам периода Л. И. Брежнева.

Деноминация рубля с 1 января 1998 г. на полгода создала символ некоторой стабилизации в форме отказа от астрономических цен и зарплат, раздутых инфляцией. Возникло некоторое привыкание к жизни в кризисном обществе, что проявилось в стабильности ИСН в течение первой половины года. Общественность привыкла даже к непредсказуемому политическому поведению президента, часто менявшего премьер-министров.

Перелом в психоэмоциональном состоянии общества последовал после августовского финансового кризиса, выразившегося в резком падении курса рубля по отношению к доллару. От него так или иначе пострадало около 90% населения. Как отмечает Горшков, три четверти россиян стали жить с постоянным ощущением тревоги, озлобленности и апатии, а свыше половины населения оценили ситуацию в стране как «катастрофическую». Это подтверждается снижением ИСН во втором полугодии.

1999 г. принес дальнейшие испытания кризисом, в результате которых усилился массовый страх. По данным РНИСиНП, в то время его ощущают около 90% населения. Дело не в том, что каждый человек к чему-то стремится и чего-нибудь боится — это принималось во внимание социальными науками еще со времен Гоббса, — а в том, что страхи человека приобрели вполне конкретный общественно-политический характер,

162

отражающий жизнь в эпоху перемен. Люди опасаются прежде всего за будущее своих детей (52%); боятся остаться без средств к существованию (48%); страшатся заболеть и остаться без медицинской помощи (37%); потерять работу (32%); стать жертвой преступности (30%). Их страхи отражают утрату тех социальных благ, которые во времена Л. И. Брежнева обеспечивали человеку почти полную уверенность в завтрашнем дне.

Назначение премьер-министром В. В. Путина, выходца из спецслужб, вселило определенные надежды на упорядочение жизни и впервые повлекло за собой превышение значение ИСН 100 пунктов. Его избрание соответствовало усиливающимся авторитарным настроениям в обществе (за «сильную руку» в то время выступало около 80% населения). На этой тенденции роста ИСН мы прервем рассуждения, так как дальнейшие изменения фактора выходят за пределы рассматриваемого периода.

Выполненный анализ существенно дополняет мозаику действия объективных факторов за счет объяснительных возможностей ИСН. Отметим их еще раз, сославшись на заключение специалиста: «... исследовательская ценность ИСН, по-видимому, состоит в том, что индекс измеряет самостоятельное влияние показателей общественных настроений на различные стороны жизни страны, т. е. подтверждает существование объекта под названием “общественные настроения” как самостоятельного фактора формирования политических, экономических, культурных и тому подобных реалий развития страны».¹⁴ Это позволяет объяснить, например, такие явления, как недоверие к политической власти и ее институтам вместе с высоким рейтингом Президента и силовых структур начиная с 2000 г., что уже означает появление некоторых результатов политической социализации в переходный период.

Чтобы убедиться в этом, рассмотрим показатели доверия политическим институтам, усредненные по выборке, вычисленные как отношение положительных ответов к отрицательным на основе данных мониторинга ВЦИОМ, ранжированных по убыванию, приводимые здесь по материалам статьи Б. Дубина.¹⁵

В табл. 14 содержатся индексы оценок населением основных институтов власти, являющихся важными агентами и институтами массовой политической социализации.

Таблица 14. Динамика доверия к социально-политическим институтам общества с 1989 по 2000 гг. (отношение доли доверяющих респондентов к доле недоверяющих)

Институты	Годы
СМИ	5,0	1,1	0,8	1,3	1,2	1,2	1,3	1,1	1,1
Армия	5,0	2,7	3,4	1,1	0,5	1,4	1,4	1,9	4,8
Церковь	4,6	4,2	2,7	5,9	1,6	3,4	2,6	2,7	3,2
ФСБ – КГБ	3,6	1,1	1,2	0,6	0,3	0,5	0,7	0,8	1,3
Правительство	2,8	0,3	0,5	0,1	0,2	0,2	0,1	0,4	1,1
Парламент	1,6	–	0,2	0,1	0,2	0,1	0,2	0,1	0,7
Милиция, суд, прокуратура	1,2	0,7	0,4	0,2	0,2	0,2	0,3	0,3	0,4

163

На рис. 6 видна динамика (в основном низкого) доверия к органам власти (а также к церкви и к СМИ), объяснимая сочетанием воздействия объективных факторов периода и господствующего пессимистического социального настроения.

 

Рис. 6. Динамика доверия к политическим институтам власти, СМИ и церкви с 1989 по 2000 г. (отношение доли доверяющих респондентов к доле недоверяющих)

Таким образом, рассматриваемый период удается представить как некоторую пространственную временную целостность, подверженную действию различных факторов, представляющих собой сложную среду политической социализации, описанную выше как негативную целостность по многим параметрам.

Выводы, которые следует отсюда, таковы:

Во-первых, период 1992—2000 гг. представляет собой не только своеобразное сочетание факторов и условий политической социализации в основном негативного характера, но и источник формирования новых поколений, ядра которых складываются в результате интенсивной социализации в таких условиях. Эффекты когорт возникают как итог дифференцированного реального воздействия исторического периода на разные возрастные группы.

Во-вторых, дифференцированное воздействие исторического периода проявляется прежде всего в отношении молодежи, перед которой открыты как новые возможности успешного жизненного пути, так и его тупики. Старшие поколения в переходный период поставлены перед вызовом общей и политической ресоциализации, что порождает политическую дезориентацию и ностальгию по спокойным временам.

В-третьих, анализ факторов исторического периода, событий, которые его наполняют, подтверждает стихийность процессов политической социализации, проявляющуюся в отсутствии целей, консолидирующих общество, в размытости, мозаичности ее ценностной, содержательной стороны.

Роль новых правовых норм

Новая общественная реальность приобретает принудительную силу повседневности в иных социальных нормах, особенно тех, которые закреплены в праве. Они представляют собой не только важную составляющую ранее не существовавшего комплекса условий социализации, но и фиксируют направляющие усилия со стороны правящей

164

элиты по закреплению социальных перемен. Ниже анализируются некоторые правовые документы, содержащие новые нормы экономической и политической жизни, делаются выводы об их социализирующей роли. Изменения в сфере культуры рассматриваются посредством анализа реформы образования как центрального института воспроизводства культуры индустриального общества и социализации человека.

К важнейшим политическим и правовым документам переходного периода относится Конституция Российской Федерации 1993 г. и Гражданский кодекс РФ. Они фиксируют основные принципы нынешнего общественного устройства и правового положения гражданина.

Система норм экономического поведения в рассматриваемый период приобретает противоречивый характер: с одной стороны, созданы нормативные основы рыночной экономики,¹⁶ а с другой — Трудовой кодекс, соответствующий рыночным отношениям, принятый лишь в 2003 г. На протяжении всего рассматриваемого периода действовал советский Кодекс законов о труде, закрепляющий довольно сильное правовое положение работника, но в то же время постепенно утрачивающий свое действие в результате широкого распространения работ по договору подряда. Трудовые отношения приобретали гибкость, характерную для капитализма.

Новое политическое устройство закреплено в Конституции, в Гражданском кодексе и в ряде законов о политике, выборах и СМИ, обеспечивающих нынешнюю институциональную структуру политической подсистемы и внедрение в политический процесс принципа плюрализма и конкуренции. Законодательство о политике демонстрировало черты переходного периода. Поощряя конкуренцию в политике, оно фактически принижало роль политических партий все эти годы, вплоть до принятия закона «О политических партиях» в 2001 г., тем, что давало право многим незначительным по влиянию общественным объединениям и движениям принимать участие в выборах. Однако движения, будучи менее институционализированными и организованными субъектами политики, нежели партии, оказались неспособными аккумулировать интересы определенных социальных групп. Поэтому в политической жизни всего периода господствует «первичный хаос» партий, движений и избирательных объединений. Лишь за пределами рассматриваемого отрезка времени в соответствии с Законом о партиях они мало-помалу концентрируют у себя классические функции представительства различных политических интересов.

Политические партии в дальнейшем, благодаря действию правовых норм законодательства о партиях и о выборах, станут влиятельными агентами политической социализации граждан, а исследования партийно-политических ориентаций выдвинутся на передний план. Они обретут структуру, типичную для таких исследований. Однако в рассматриваемый период этого еще не наблюдается.

Коснемся изменений в одной из подсистем культуры на примере образования. Отметим прежде всего ее деидеологизацию и деполитизацию, разнообразие форм и содержания, открытость системы влиянию современных тенденций в науке и образовании. Она сильно отличается от советской. Помимо разнообразия исчезло доминирование предметов естественнонаучного цикла. В школе и в вузе больше нет показной стопроцентной успеваемости. Исчезла униформа, обязательная для школьников.

В системе образования к концу советской эпохи сложилась кризисная ситуация. На школьное и профессионально-техническое образование была возложена идеологическая

165

функция, однако официальная идеологема об особой роли материального производства, ориентировавшая на профессиональную подготовку по рабочим специальностям, уже давно не соответствовала реальным запросам молодежи.¹⁷

В системе высшего образования, престиж которого долгое время оставался высоким, в результате недофинансирования старела материальная база и библиотечный фонд. Выпускники вузов первые три года могли рассчитывать лишь на низкую зарплату. Престиж высшего образования стал падать. По данным ВЦИОМ, в 1989 г. в приоритетах населения образование заняло 11-е место, пропустив вперед обеспечение здоровья, жилье, полноценное питание, безопасность.¹⁸

В подготовке специалистов возникли диспропорции, например, перепроизводство инженеров.¹⁹ Территориальное распределение вузов оставалось имперским. В 1991 г. в Москве и Ленинграде было сосредоточено 23% всех (государственных) вузов и более 25% контингента студентов. Здесь работало почти 28% профессорско-преподавательского состава, в том числе около 32% "остепененных". На 12 городов приходилось 46% всех российских вузов.

В годы перестройки система образования подверглась справедливой критике за бюрократизм, сверхцентрализацию, процентоманию, низкий профессиональный уровень учителей, управленцев и многое другое. Ее реформирование на первом (подготовительном) этапе (1987—1989) свелось в основном к выработке принципов реформирования, которые были сформулированы Съездом работников народного образования: демократизация образования, предполагающая децентрализацию управления, муниципализацию образования, придание самостоятельности образовательным учреждениям, законодательное закрепление прав педагогов на творчество, учащихся на выбор школы; регионализация образования, которая, по мнению идеологов реформ, должна была наделить каждый субъект Федерации правом реализовывать свою собственную образовательную программу; многоукладностъ и вариативность образования, рассчитанная на развитие многообразия целей и задач образования, педагогических технологий, форм собственности; гуманизация образования, призванная переориентировать образовательные учреждения, каждого педагога на реализацию лишь тех задач, которые не противоречат общечеловеческим ценностям; гуманитаризация образования, т. е. отказ от технократических, сциентистских традиций; развивающий характер образования, предполагающий замену информационно-объяснительного подхода активными методами обучения; непрерывность образования при четком определении задач каждой из его ступеней.²⁰

В ходе второго этапа реформы данной сферы (1990—1992 гг.) предпринята попытка уйти от административно-командного способа управления системой образования; деунифицировать ее; начать реализацию реформаторских программ. В 1992 г. был принят «Закон об образовании», закрепивший плюрализм и конкуренцию в области этой деятельности. Система быстро освоила эти принципы, так что основной проблемой реформирования образования в 1992—2000 гг. в дальнейшем стало его финансирование, эффективное использование бюджетных и привлечение внебюджетных средств.

С началом рыночных реформ в 1992 г. в образовании и науке произошло абсолютное

166

и относительное понижение заработной платы, что повлекло за собой снижение престижа и отток кадров из этой отрасли. Во время первоначального накопления капитала у молодежи возникла иллюзия, что источником успеха является энергичность и деловая хватка, а не образование. Последнее, за исключением такого, которое открывает дорогу к нескольким профессиям (банковский служащий, экономист, юрист) — обесценилось, а время, затраченное на него, считалось потерянным.

Однако уже в 1994—95 гг. резкое уменьшение наборов в вузы и техникумы сменилось противоположной тенденцией. Приток абитуриентов в вузы в 1994—1995 гг. увеличился. О повышении престижа высшего образования говорит тот факт, что стремление его получить встречается в 1998 г. у «детей» в 2 раза чаще, чем его наличие у родителей.²¹ В выпускных классах средней школы ориентация на высшее образование характерна для 80—90% учащихся. Исследования показывают, что на протяжении первой половины 1990-х гг. повышалась не только готовность молодых людей поступать в вузы, но и учиться серьезно, активно накапливая «человеческий капитал». Таким образом, к середине 1990-х гг. молодежь постепенно признала значимость образования для дальнейшей жизни. Оно стало находить спрос на рынке труда. (Например, коммерческие структуры, заработок в которых, как правило, существенно выше, чем в государственном секторе, предпочитают брать даже на технические должности людей с высшим образованием.)

Выросло число школ с углубленным изучением отдельных предметов, в том числе иностранных языков, школа стала обеспечивать компьютерную грамотность и более качественное общее образование.

В учреждениях начального и среднего профессионального образования возник конкурс на специальности, которые обеспечивают, как представляется родителям и ученикам, гарантированный заработок (автомеханик, профессии, связанные с современными коммуникациями, сферой услуг).

Можно констатировать, что к концу 1990-х гг. значимость образования в массовом сознании значительно возросла. В структуре мотивации к сбережениям накопления с целью «дать детям хорошее образование» занимает первое место. Если в советский период престижность высшего образования носила относительно абстрактный характер, то к концу 1990-х гг. сформировалось представление о том, что выбор конкретной специальности или профессии определяет социальное положение в будущем.

Государство перешло к управлению качеством образования посредством образовательных стандартов, которые в прежней системе в явном виде отсутствовали, но страна училась по единым программам. Учебные планы и учебная литература печатались в Москве и рассылались по школам, училищам, техникумам, вузам, обеспечивая тем самым достаточно жесткий всеобщий образовательный стандарт.

Сеть высших учебных заведений в России в переходный период расширялась и разнообразилась. Если в 1991 г. было 519 вузов, то к 1997 г. их стало 880. Именно на эти годы пришлось становление негосударственного сектора высшего образования и лавинообразный рост числа негосударственных вузов, количество которых всего за несколько лет (1993—1997 гг.) достигло 302. В результате удельный вес государственного сектора сократился до двух третей. Появление сети негосударственных вузов стало ответом в отношении меняющегося спроса населения на такую структуру подготовки специалистов, которую крупные государственные вузы не могли обеспечивать в силу недостаточной гибкости и динамичности.

167

В секторе высшего образования, как видно по данным, приведенным в табл. 12, наблюдается существенный рост числа студентов. Произошла модернизация набора специальностей, расширился спектр услуг: второе высшее образование, переподготовка и т. п. В то же время прием в вузы осуществляется не на основе анализа долговременных тенденций на рынке труда, а как ответ на его краткосрочные сигналы: коэффициент корреляции между динамикой набора и трудоустройства выпускников за последние три года, рассчитанный по 32 специальностям, составляет –0,51, т. е. вполне значимую отрицательную величину. Это говорит о подготовке специалистов по мало востребованным профессиям и нехватке пользующихся спросом на рынке труда.²²

Во всяком случае вклад российской системы образования в процессы, происходящие в конце XX — начале XXI в., несмотря на внутренние проблемы, носит явно позитивный характер. Современная российская система образования гораздо ближе к потребностям общества, чем советская. Она предоставляет возможности обучения гораздо большему количеству молодежи, чем прежде. Проблемы, с которыми она сталкивается, во многом сводятся к сложностям финансирования.

Аналогичная картина наблюдается и в странах СНГ.²³ По показателю численности студентов вузов в расчете на 10 тысяч населения многие государства Содружества не уступают развитым странам. В этом проявляется общий эффект исторического периода, позитивно сказывающийся на новых поколениях молодежи.

Новым шагом в реформировании отечественного образования стало участие страны в европейской реформе образования в рамках так называемого Болонского процесса, к которому Россия присоединилась в 2003 г. Дальнейшее реформирование системы высшего образования будет направлено на формирование англосаксонской модели трехступенчатого высшего образования: бакалавр — магистр — доктор наук.²⁴

Вместе с тем данные преобразования ставят российскую студенческую молодежь в противоречивое положение с точки зрения их политико-социализирующего содержания. Достаточно отметить, что Болонский процесс возлагает на европейские вузы задачи усиления позиций Европы в мировой экономике; укрепления экономической и социальной сплоченности; повышения престижа Европы в мире, а также формирование общеевропейской идентичности, в том числе и мироощущения «Гражданина Европы» как новой политической ценности. Для студента из России, как страны-участницы процесса, отсюда возникают некоторые дополнительные трудности в формировании своей политической идентичности.

Общие принципы рассматриваемых изменений обеспечивают конституирование новой экономической и политической реальности, в которой господствует многообразие форм экономического и политического поведения, принцип конкуренции, достижительности, установки на успех.

Реформа системы образования улучшает условия общей социализации молодежи, вносит в комплекс негативных факторов периода позитивную составляющую, обеспечивая возможность получения образования значительно большему количеству представителей молодежных возрастных когорт. Кроме того, система образования на массовом уровне обеспечивает возможность социализации как индивидуализации. Это обстоятельство усиливает отличия новых поколений от всех предшествующих.

168

Более детальный анализ влияния новых норм экономического и политического поведения сделать затруднительно в силу незавершенности смены нормативной системы общества. По некоторым оценкам обществу в устойчивом состоянии требуется для нормального функционирования около двух тысяч законов, а за рассматриваемый период принято лишь около 600. Это означает, что переходный период продлится еще долго.

169