Выстраивание аксиологических и эстетических иерархий

Об аксиологическом аспекте критической деятельности речь уже шла в первом разделе книги. Остаётся добавить, что такого рода иерархии выстраиваются всегда и везде. Критика, естественно, принимает в этом процессе самое активное участие, и у каждого критика, в принципе, создаётся своя собственная система эстетических ценностей. Другое дело, что не всеми и не всегда может быть принята установленная им шкала художественных достижений. Кроме того любой вариант литературной инвентаризации со временем ветшает, устаревает и требует обновления, пересмотра. Любой учебник по истории литературы есть вариант установления писательских калибров и масштабов: кому-то отводится целая глава, кому-то – параграф, кто-то довольствуется абзацем или упоминанием в перечислительном списке, ну а остальные остаются за гранью рассмотрения. Уже говорилось о попытке П.В. Палиевского графически представить литературные достижения русских классиков, но и тогда, и сегодня найдутся люди, несогласные с его субъективными оценками взлётов и падений того или иного таланта.

Помимо критики в этой работе участвуют и другие общественные структуры: политика, идеология, система образования, гражданское общество, СМИ, премиальные комитеты и жюри, так называемые элиты, рядовые читатели и пользователи компьютерных сетей. Разумеется, у каждой из этих интеллектуальных групп будут свои индивидуальные приоритеты и предпочтения, при этом расхождение в оценках может быть диаметрально противоположным. Например, высоколобая публика скептически относилась и относится к поэзии Эдуарда Асадова, Андрея Дементьева, Леонида Дербенёва, Николая Добронравова, Ильи Резника, Ларисы Рубальской, Льва Ошанина, Михаила Танича, Игоря Шаферана и других поэтов-песенников, но они широко известны в кругах менее взыскательной аудитории, востребованы и принимаются с совершенно искренним одобрением. И наоборот, либерально-демократическая читательская общественность поднимает на щит стихи и песни Юрия Визбора, Владимира Высоцкого, Александра Галича, Вероники Долиной, Александра Дольского, Олега Митяева, Булата Окуджавы, в то время как представители патриотической критики читают их сочинения легковесными и оторванными от корневых нужд народа.

Относиться к этому надо спокойно и с полным пониманием: здесь мы в очередной раз сталкиваемся с проблемой вкуса, идеологических установок, эстетических критериев и разброса мнений. Насущной задачей критики тут становится демонстрация читателям истинных литературных достоинств и художественных несовершенств, свойственных ремесленным поделкам. В отношении той же песенной поэзии следует внятно и вдумчиво показать высокий уровень текстов Михаила Исаковского, Новеллы Матвеевой, Михаила Матусовского, Роберта Рождественского, Игоря Талькова, Алексея Фатьянова, Геннадия Шпаликова и др., противопоставив их авторам текстов для шлягеров и песен-однодневок.

Иногда иерархию требуется установить и в пределах творчества одного писателя. Дело в том, что результаты литературного труда в разных сферах и в разные годы жизни могут быть неравнозначными. Так, в частности, рядом с глубокими и проникновенными стихами Андрея Вознесенского мы находим довольно поверхностные песенные опусы вроде «Миллиона алых роз», «Песни на бис», «Полюбите пианиста», «Танца на барабане» и проч. которые к изящной литературе имеют отдалённое отношение.

Ещё более положение критики усложняется, когда результаты национальной литературы требуется включить в мировую систему художественных ценностей, в общемировой рейтинг. Может показаться, что такого рода деятельность становится объективнее и осмысленнее, если она проводится по принципу коллегиальности: чем больше людей примут участие в формировании иерархии, тем она будет убедительнее. Однако чаще всего этого не происходит, что показывает организация всевозможных опросов населения. Составление списков «Ста лучших книг» или «Ста лучших писателей» обыкновенно грешит банальностью и стереотипностью отбора: рядовые респонденты тоже ведь не свободны от навязываемых им оценок и часто ориентируются на расхожие мнения.

В 1967–1977 годы советским издательством «Художественная литература» была предпринята беспрецедентная попытка составить общую картину мировой изящной словесности – была издана 200-томная «Библиотека всемирной литературы». Это был грандиозный издательский проект: на высоком полиграфическом уровне и хорошей бумаге тиражом 300–303 тысяч экземпляров были изданы произведения классиков зарубежной, русской и советской литературы. К составлению издательской программы были подключены десятки специалистов: академиков, профессоров, руководителей писательских союзов, писателей, переводчиков и, естественно, критиков: Ч. Айтматов, М.П. Алексеев, Д.Д. Благой, И.С. Брагинский, Б.И. Бурсов, Р. Гамзатов, Н.М. Любимов, Г.М. Марков, Э.Б. Межелайтис, М.В. Нечкина, А.К. Нурпеисов, Н.С. Тихонов, М. Турсун-заде, К.А. Федин, Н.Т. Федоренко, П.Н. Федосеев и многие другие.

Из необъятного материала требовалось выбрать и составить двести томов. Океан мировой литературы был разделён на три серии:

· Серия первая: «Литература Древнего Востока, Античного мира, Средних веков, Возрождения, XVII и XVIII веков».

· Серия вторая: «Литература XIX века».

· Серия третья: «Литература XX века».

Уже это деление проявило крайнюю субъективность в распределении

позиций: два последних века развития культуры поставлены в явно преимущественное положение по сравнению с предшествующими эпохами. В результате такой сегрегационной политики получился, скажем, такой ценностной дисбаланс, при котором вся античная литература уместилась на страницах пяти книг, а одному пролетарскому писателю М. Горькому (безусловно, крупному и достойному) было выделено три (!), то есть больше половины объёма предоставленного древнегреческим и латинским авторам.

Подобная несправедливость прослеживается внутри каждой из серий. Легко догадаться, что при обсуждениях и голосованиях редакционного совета чаще верх брали не писатели и критики, а идеологи и литературные функционеры. Это выразилось, к примеру, в том, что из иностранных авторов в большинстве случаев отбирались писатели коммунистической или демократической направленности, что выразилось в обязательном представительстве литераторов из социалистических стран Европы. Речь не о том, что такие писатели (Б. Брехт, Я. Гашек, Дж. Лондон, Лу Синь, Л. Фейхтвангер, К. Чапек и др.) не заслуживают внимания, но просто подобный подход создаёт явный перекос и оставляет за рамками серии многие громкие и достойные имена.

По-человечески понятно, что составители «БВЛ» постарались обеспечить присутствие в ней литератур всех союзных республик и братских стран, но всё-таки двухтомники М. Ауэзова, Я. Ивашкевича, однотомники А. Барбюса, И. Бехера, С. Льюиса, М.-А. Нексё, М. Пуймановой, Дж. Рида, А. Упита, ныне писателей полузабытых, выглядит как перебор. К сожалению, неангажированная критика не смогла вмешаться в этот процесс и навести в нём относительный порядок. Относительный, это сказано здесь не случайно, так как полной и строгой объективности в этом вопросе вряд ли когда-нибудь возможно достичь.