Разнообразие традиционных обществ и эволюционная парадигма

Рассмотренные процессы изменений имели место во всех архаических и исторических обществах. При всем том общества демонстрировали большую вариативность социальной, политической и культурной организации. И, как мы уже отмечали, от самых истоков цивилизации ни одна социальная, политическая, экономическая или религиозная структура не формировалась изолированно. Различные политические системы — города-государства, племенные объединения, патримониальные вождества (chiefdoms) и королевства (а на поздних стадиях феодальные и имперские системы) — не только сосуществовали, но и воздействовали друг на друга. Зачастую они сливались, и изменения в этих системах часто выливались в системную трансформацию.

В этих обществах сформировалось, кроме того, множество экономических систем: охотничье-собирательские общества, оседлые земледельческие общества, основанные на простой или усовершенствованной агрикультуре и агротехнике, и морские общества. Соответственно, значительно варьировались образцы социальной стратификации. Наконец, там возникали многочисленные культурные модели космического и социального порядков, а также культурно-институциональных систем, и эти модели часто кристаллизовались либо в центральной (“большой”), либо в периферийной (“малой”) традиции.

Социологическая теория всегда стремилась найти объяснение как большой вариативности социальных систем, так и их сходства. Предлагаемые объяснения, разумеется, были очень тесно связаны с анализом процессов изменений. Фактически при объяснении социальных изменений в классической и современной социологической теории большей частью пытаются разрешить две проблемы: 1) причины изменений и 2) возможные направления изменений в существующих обществах.

Большинство классических социологических теорий (отражающих эволюционную парадигму К. Маркса и, в меньшей степени, Э. Дюркгейма и М. Вебера) пытаются совместить эти два направления анализа. Причины социальных изменений в каждом отдельно взятом обществе (дифференциация, рационализация или усилия преодолеть отчуждение на путях войны классов) часто рассматривались как тесно связанные, если не тождественные, с общим направлением развития человеческих обществ. Этому подходу следовали классические эволюционисты, включая К. Маркса и марксистов, и в равной степени неоэволюционисты; и те, и другие

[105]

стремились выявить в развитии человеческих обществ и происходящих в них процессах изменений стадиальную последовательность.

Во многих попытках стадиальной классификации обществ развитие техники и структурная дифференциация или сходные явления рассматривались в качестве фундаментальной проблемы сравнительного анализа. Для недавних исследований в рамках эволюционного подхода характерно определение исторической эволюции на основании технического прогресса и его последствий, предложенное Г. и Дж. Ленски⁸. Они классифицировали общества в соответствии с основным способом существования, каждая стадия характеризовалась ключевым изменением в развитии техники:

1. Копье, лук и стрелы.

2. Выращивание растений.

3. Выплавка металла.

4. Плуг.

5. Железные орудия и оружие.

6. Новые источники энергии.

Эти нововведения приводят к образованию или способствуют образованию семи основных типов общества.

1
Простые охотничье-собирательские общества

2
Развитые охотничье-собирательские общества

3
Простые огороднические общества⁹ Простые общества рыболовов Простые общества скотоводов

4
Развитые огороднические общества

5
Морские общества¹⁰ Простые аграрные общества Развитые общества скотоводов

6
Развитые аграрные общества

7
Индустриальные общества

В качестве главных зависимых переменных в этой типологии обществ Г. и Дж. Ленски указали: численность населения, выраженную в единицах плотности (более крупные сообщества), и об-

[106]

щие размеры общества, постоянность поселения, разделение труда, религиозные верования (структура основных верований), социальное неравенство изменения в характере стратификации.

Т. Парсонс и Р. Белла рассматривали дифференцированность общества в качестве важнейшего критерия его эволюции. По мнению Р. Беллы,

“Эволюцию следует определить как процесс возрастания дифференциации и усложнения организации, который обеспечивает организму, социальной системе или любому иному рассматриваемому образованию большую способность приспособления к среде, что в известном смысле делает их более автономными по отношению к своему окружению, чем были их менее сложные предки... Это не означает, что эволюция носит неизбежный характер или что более простые формы неизбежно должны исчезнуть” ¹¹.

Обычно такая дифференциация трактуется в более широких эволюционных категориях как поступательное развитие, начиная с идеального типа первобытного общества или орды, в которых роли распределены на аскриптивной основе и разделение труда базируется прежде всего на семейных и родственных ячейках. Развитие общества проходит через различные стадии специализации и дифференциации.

В соответствии с этой точкой зрения специализация проявляется, во-первых, в той степени, в какой социальная и культурная деятельность центров, а также основные ресурсы (рабочая сила, экономические ресурсы, приверженность к политическому и культурному порядку) отрываются либо освобождаются от родственных, территориальных или иных аскриптивных ячеек.

Во-вторых, о проявлении структурной дифференциации можно говорить, когда все главные институциональные сферы формируют (благодаря деятельности людей, занимающих ключевые позиции в каждой из этих сфер) свои собственные организационные ячейки и комплексы с присущими им особыми критериями деятельности. Так, возникают возможности для реализации разнообразных потенций: технические нововведения, культурное и религиозное творчество или расширение политической власти и участия.

Т. Парсонс и Р. Белла выделяют следующие основные стадии дифференциации: первобытные общества, архаические общества, исторические промежуточные империи, материнские (seedbed) общества (Израиль и Греция), ранние и поздние современные общества. Вопрос об этих стадиях наиболее полно разработан Р. Беллой по отношению к религиозной сфере. Он предложил в виде схемы стадиального развития ряд из пяти идеальных типов, которые могут рассматриваться как относительно стабильная кристал-

[107]

лизация примерно одного и того же уровня сложности по совокупности различных характеристик. Такими характеристиками являются: системы религиозной символики, религиозная деятельность, религиозные институты и социальные функции.

Первобытная религия. Радикальным сдвигом является введение символической медиативной системы, которая предполагает определенную дифференциацию между человеком и природой. Символизация имеет важное значение, поскольку посредством ее человек в состоянии выйти за пределы простого пассивного приспосабливания к среде, может обрести благодаря своим знаниям возможность контроля над средой и се осмысления. Тем самым он обретает свободу и подлинно человеческие свойства. Между мифическим и реальным миром существует чрезвычайно детализованная соотнесенность.

Архаическая религия. Ее характерная черта — “возникновение настоящего культа, включающего совокупность божеств, священников, богослужение, жертвоприношения, а в некоторых случаях — теократию или государство священников”. В ней расширяется понимание индивидом своей роли и возрастает проявление индивидуальной воли.

Историческая религия. Религии этого типа являются в определенном смысле трансцендентными; они устанавливают религиозную сферу отдельно от мирской области и над ней.

Раннесовременная религия. Отличительная черта — “разрушение иерархического устроения посюстороннего и потустороннего миров”. В известном смысле дуализм перемещается на индивидуальный уровень и, таким образом, религиозная деятельность "отождествляется со всей жизнью".

Современная религия. "Характеризуется углубленным анализом самой природы символизации как таковой". Дуалистический мир замещается бесконечным множеством миров, центром которых становится отдельный индивид¹².

В марксистских и неомарксистских школах для объяснения социальной трансформации и установления стадий человеческой эволюции так или иначе выделяется значение технологических факторов, с одной стороны, и структурной сложности или дифференциации общества — с другой.

Особый интерес представляет недавняя попытка Ю. Хабермаса присоединить к чисто структурным или чисто технологическим критериям стадий социальной эволюции эволюцию познавательных способностей¹¹. Следуя за работами Ж. Пиаже и Кольберга, Ю. Хабермас предлагает аргументацию в терминах стадиальности когнитивного и нравственного развития.

Общими для большинства эволюционистских подходов являются несколько основных положений относительно динамики изменений. Они все предполагают, что решающим аспектом социальных изменений оказывается освобождение деятельности и ресурсов от прежних институциональных ограничений, создание новых (потенциально свободно перемещающихся) производительных ресурсов или сил. Чем более дифференцированными и специализированными становятся институциональные сферы, тем боль-

[108]

ше их взаимозависимость и потенциальная взаимодополнительность при функционировании в данной институциональной системе. Вместе с тем сама взаимодополнительность порождает сложные проблемы интегрирования. Растущая автономность каждой сферы социальной деятельности, соответствующее возрастание взаимозависимости и взаимопроникновения между ними затрудняют поддержание каждой сферой своей целостности и регуляцию своих нормативных и организационных отношений с другими сферами. И на каждом более высоком уровне или стадии дифференциации возрастающая автономность сфер социальной деятельности создает проблемы интегрирования специализированной деятельности в общих институциональных рамках.

Возрастающая автономность институциональных сфер и расширение масштаба их организации не только увеличивают количество и глубину социальных и гуманитарных проблем, но и открывают новые возможности для развития и творчества: для технических нововведений, для расширения политической власти или политических прав, для культурного, религиозного, философского творчества и личного самосовершенствования. Растущая дифференциация повышает также восприимчивость системы к природному и техногенному окружению.

Таким образом, эти свободно перемещающиеся ресурсы ставят заново проблемы интеграции общества, и они могут стать базисом для более дифференцированного социального порядка, который будет лучше приспособлен к контакту с более обширным окружением.

Эволюционистские подходы опираются еще на несколько основных теоретических положений. Среди них наиболее важным является положение, согласно которому общество лучше всего трактовать как систему, занятую решением своих внутренних и внешних проблем. Эти проблемы обычно соотносятся с четырьмя фазами, или потребностями, выделенными Т. Парсонсом в его анализе социальной деятельности, или, несколько конкретней — с важнейшими кризисами, которые испытывают современные политические системы". Такой подход был предложен Г. Алмондом, Л. Паем и др.

Второе положение заключается в том, что вместе с внутренними и внешними проблемами развиваются институциональные способности их разрешения. Наиболее важными в этом отношении являются характерные для каждой стадии специализированные институциональные и организационные механизмы, чье развитие обеспечивает адекватное разрешение этих проблем. (Часто также предполагается, что существует лишь один надлежащий институциональный способ решения.)

[109]

В нашем анализе теорий революций мы встречали положение, тесно связанное с предыдущим, а именно — процессы эволюции в экономической, политической, институциональной и культурной сферах имеют тенденцию на каждой стадии сливаться в относительно сходных моделях, и скачок от одной стадии к другой во всех институциональных сферах осуществляется в одном направлении. Эта согласованность часто объясняется в понятиях потребностей системы и/или как предпосылка (предпосылки) для функционирования экономической, политической, культурной систем. С такой точки зрения содержание деятельности каждой системы воспринимается как необходимое условие для возникновения и функционирования любой другой системы.

Переход от одной стадии к другой, как предполагается, включает в себя нововведения и нарушение преемственности. Поскольку механизмы перехода анализируются в обобщенном виде (например, в теориях модернизации и конвергенции индустриальных обществ), они определяются как кристаллизация нового институционального ядра. или ядер. Эти последние, в конечном счете, имеют сходные структурные и организационные формы, которые непременным образом проявляются во всех главных институциональных сферах и сторонах макросоциального порядка. Считается, что подобные институциональные ядра обеспечивают сдвиг от одной стадии к другой. При этом явственно либо имплицитно предполагается, что переход от одной стадии к другой так или иначе связан с воздействием многообразных видов социальной деятельности, движений, восстаний и политической борьбы вокруг центра, — иначе говоря, тех элементов, которые, как мы видели в главе 1, составляют образ подлинной революции.

Рассмотренные нами подходы не предполагают, что каждое общество с неизбежностью проходит через все стадий развития. Они допускают, что многие общества пребывают на известной стадии в состоянии застоя. Но если общество выходит из этого состояния, если формируются новые институциональные ядра, способствующие прорыву к следующей стадии, то потенции к преобразованию будут проявляться в возникновении новой социальной системы, а значит — во всеобъемлющих системных изменениях.

Итак, в рассмотренных подходах признается тесная, почти инвариантная связь между развитием в различных институциональных сферах, а также подчеркивается сходство стадий развития в различных обществах. Различия между обществами объясняются, исходя из универсальной схемы развития, принадлежностью к его различным стадиям. Кроме того, в этих подходах подчеркивается,

[110]

что эволюционные тенденции к появлению новых социальных и культурных форм, которые окажутся более адаптивными в плане отношений между этими обществами и их средой, приведут в конце концов к большему контролю над средой. При этом само развитие способности к адаптации объясняется сочетанием технических нововведений и структурной дифференциации.

Предварительный критический анализ эволюционной парадигмы

Здесь не место для обстоятельного и критического анализирования всех положений эволюционной парадигмы. Позднее, рассмотрев образцы изменений в избранных исторических обществах, мы вернемся к этому вопросу. Но даже поверхностный взгляд на историю человеческих обществ в трактовке эволюционистов показывает, что их подход является упрощенным и что глубокие изменения, происходившие в исторических и даже первобытных обществах, не могут быть объяснены на основании эволюционистских положений.

Необходимо учитывать тот важнейший факт, что на кажущихся сходными уровнях технического развития или структурной дифференциации мы находим среди первобытных, архаических и исторических обществ очень различные по форме социальные структуры; и сами характеристики структурной дифференциации выражены в этих обществах не одинаковым образом. Характерный случай мы уже отмечали на примере первобытных сегментарных обществ. Их социальная структура может быть основана как на простых родственных ячейках, так и на более сложных объединениях, а оба эти типа общества могут отличаться от более централизованных государств. Рассматривая архаические цивилизации древности и оспаривая ранние эволюционистские подходы, Э. Сервис в своей книге показал, что Китаю, Центральной Америке, Индии и Ближнему Востоку было присуще большое разнообразие в сочетании таких элементов эволюции, как развитие городов, гидротехническое строительство, политическая и религиозная централизация. В своих обобщающих выводах он констатировал, что возникшие на заре цивилизации общества значительно различаются по перечисленным выше признакам углубляющей дифференцированности — отличие центра от периферии, структурная дифференциация, границы между компонентами макросоциального порядка, а также разработанность символики.

Особый интерес с точки зрения нашего анализа представляет тот факт, что подобные различия обнаруживаются не только в

[111]

организационных и пространственных аспектах первобытных обществ и ранних цивилизаций, но и в их символических формах, прежде всего в расположении культурных ориентации и кодов, которые относятся к различным уровням структурной дифференциации.

Одним из таких обществ, в котором, как мы подробно проследим дальше, различные характеристики дифференциации выразились в различных сферах по-разному, была Япония. Структурная дифференциация там возрастала, а в то же самое время дифференцированность между центром и периферией оставалась относительно постоянной. Еще важней было то, что структурная дифференциация не сопровождалась разработкой символической сферы. В Японии не было резкого разделения трансцендентного и мирского, или, если следовать классификации по западному шаблону, не было дифференциации между религией, философией и магией. Тем не менее там существовала сильная привязанность к культурным и социальным порядкам, характерная для высоких цивилизаций, в которых это разделение создавало напряженность. Таким образом, японский пример иллюстрирует важнейшее положение, тесно связанное с предыдущим: различные культурные коды и ориентации в обществах могут сочетаться со сходными уровнями дифференциации, и, обратно, одни и те же коды могут сочетаться с очень различными уровнями социальной дифференциации.

Если исходить из того, что на сущностные аспекты институционального устройства общества воздействует расположение культурных кодов, то следует признать, что общества со сходным уровнем структурной дифференциации могут генерировать различные основополагающие нормы социального взаимодействия и их институциональные механизмы. Основополагающие нормы и их институциональные механизмы, в свою очередь, воздействуют, с одной стороны, на развитие движений протеста (восстаний и инакомыслия, например) в обществе или его частях и на степень взаимосвязи этих движений или же их.связи с политической борьбой, которая происходит вокруг центра, а с другой — на процессы формирования институтов в экономической и культурной областях.

Аналогичным образом движения протеста влияют на соединение, темпы и направление изменений в различных частях макросоциального порядка; на степень, в какой силы изменений удерживаются в рамках существующего порядка; на степень и направления, в которых реализуются способности общества к преобразованиям, — иначе говоря, на степень, в какой процессы изменений приводят к появлению культурных моделей и соци-

[112]

альных форм, выходящих за рамки первоначальных институциональных предпосылок общества, а также на степень, в какой системы движутся в направлении роста структурной и/или символической дифференциации.

С предыдущим положением тесно связан подтверждаемый историческими свидетельствами факт, что в каждом данном обществе силы изменений воздействуют не в одинаковой степени на различные основополагающие нормы взаимодействия (признаки коллективной принадлежности, определение социальных целей, правила справедливого распределения, нормы естественной справедливости или принципы распределения власти). Скорее, можно говорить об отсутствии единообразия с изменениями, которым подвергаются в ходе перемен многочисленные характеристики социальной жизни: специфические черты институционального устройства общества в немалой степени обусловливают этот недостаток единообразия. Например, критерии принадлежности к коллективам и их рамки могут изменяться, тогда как правила распределения власти или доступа к власти заодно с правилами справедливого распределения остаются неизменными. Иначе говоря, происходящие изменения могут в крайнем случае ограничиться лишь одним из компонентов социальной регуляции (скажем, политическим режимом).

Вариативность форм изменений зависит также от степени открытости социальных и культурных моделей. Вследствие этой открытости различные компоненты социальной системы могут в сходных, казалось, бы, ситуациях соединяться различным образом. Могут, например, возникать различные типы коалиций, и победа той или иной из них приводит, как показал в своих работах М. Вебер, к утверждению того или иного сочетания важнейших компонентов макросоциологического порядка. Короче говоря, основные черты институционального устройства общества могут сильно варьировать от общества к обществу или между группами обществ (например, структура центров, отношения между центром и периферией, образцы формирования социальных слоев и способы производства).

В 60-х гг. в социологической и антропологической литературе начали оспариваться эволюционистские положения по указанным выше направлениям. Эти дисциплины должны были искать объяснение тому, что различные общества демонстрируют разную предрасположенность к изменениям и различное соотношение изменений в отдельных сферах. Предложенные в конце 50-х гг. (и рассмотренные выше) схемы классификации первобытных обществ, введя соотношение между структурной вариативностью и куль-

[113]

турными ориентациями, имплицитно признали существование этой проблемы. Как совсем недавно подчеркнул Р. Гендерсон, для того чтобы объяснить существование в этих обществах потенциала эволюции и происходившие в них изменения, необходимо признать, что первобытным обществам было присуще многообразие культурных моделей или ориентации¹⁵.

Плодотворные попытки подвести итоги исследования этих проблем были предприняты в конце 60-х гг. на специальной конференции, посвященной данному вопросу. Выдвинутые тогда идеи оказались очень важными и для анализа первобытных обществ, и для решения более общих задач¹⁶.

Было высказано предположение, что преобразование обществ требует наличия трех компонентов: а) элитные группы, способствующие созданию или утверждению новых образцов отношений, б) ресурсы и в) образцы социальных отношений или институты, которые стимулируют преобразования. При этом было установлено, что условия, определяющие возникновение элитных групп, степень мобилизации ими ресурсов и уровень, эффективности их роли в институционализации, подразделяются соответственно двум макротипам общества: плюралистический, или освобожденный (disembedded), и монистический, или совмещающийся (coalescent). Монистические общества представляют социальные системы, в которых границы различных секторов (экономического, религиозного, политического и т.д.) совпадают или же один сектор господствует над всеми остальными.

Были сформулированы и обсуждены несколько гипотез:

1. Внутреннее развитие в монистических обществах менее вероятно, чем в плюралистических. Монистические общества могут, однако, выдвигать новые элиты в условиях сдвига, особенно когда он инициирован внешним завоеванием.

2. Монистические общества склонны направлять гораздо большую часть наличных ресурсов на поддержание существующей системы, ограничивая, таким образом, часть, обращаемую на развитие.

3. Монистические общества испытывают больше трудностей, чем плюралистические, в отношениях с новыми разновидностями групп, например с торговцами. Наиболее; вероятно, что в монистических обществах такие группы будут подвергаться дискриминации или оказываться в изоляции, а это ограничивает их возможность мобилизовывать ресурсы.

4. Монистические общества больше расположены к укреплению и закрытию своих границ, ограничивая, таким образом, поток нововведений извне.

[114]

5. Монистические общества чаще демонстрируют циклическое перемещение неспециализированных группировок, чем возникновение новых специализированных элит.

В плюралистических обществах вероятность возникновения подобных элит усиливалась при условии, если: 1) существует соперничество между правящими группами и отчуждение между правителями и управляемыми; 2) новые элиты выступают за автономию секторов при сохранении одновременно отношений симбиоза между ними; 3) существует множественность культурных моделей; 4) новые элиты формируют идеологию, которая сама по себе является плюралистической и открытой, предлагающей возможность выбора; такая идеология скорее всего будет содержать концепцию необратимого времени, а не циклического.