Глава I национальное право как средство обеспечения реализации международного права

§ 1. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО И ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВА

Как неоднократно подчеркивалось в литературе, международное и внутригосударственное право являются самостоятельными системами права[*]. Самостоятельность данных систем права определяется, в частности, субъектным составом, объектом правового регулирования, методом установления взаимных прав и обязанностей, элементами регулируемых отношений. Г. В. Игнатенко отмечает, что «[д]ействительно, внутригосударственное и международное право как самостоятельные правовые системы различаются прежде всего по характеру регулируемых отношений, по предмету регулирования. Действительно, международное право призвано регламентировать международные отношения, отношения между государствами, реализацию их взаимных прав и обязательств»[*].

Но вышеупомянутая самостоятельность не означает независимость, отсутствие какой-либо взаимообусловленности. Указанные системы права находятся в тесном взаимодействии.

Е. Т. Усенко обращает внимание, что «бурное развитие международного сотрудничества в самых различных сферах общественной жизни и некоторые другие факторы обусловливают необходимость все более широкого использования государствами международного права для согласования их действий не только в традиционных областях, но и в таких, которые ранее были предметом их автономного национально-правового регулирования. В силу этого специалисты в области внутреннего права все чаще сталкиваются с категориями международного права, а международники — с категориями национального права»[*]. Нельзя не обратить внимания, что данный вывод автора актуален и в наши дни.

И. И. Лукашук подчеркивает, что «развитие международного права, углубление его взаимодействия с национальным правом определяются интернационализацией общественной жизни. Взаимозависимость и единство мира требуют, чтобы национальные политико-правовые системы мира строились как части единой глобальной системы, чтобы они были способны взаимодействовать друг с другом и с системой международных отношений в целом. От взаимодействия с внешней средой в растущей мере зависит решение внутренних задач»[*]. Р. А. Мюллерсон пишет: «тот факт, что государство является элементом международной системы, свидетельствует о тесном взаимодействии между государствомѕ и другими элементами международной системы, в том числе между национальным и международным правом»[*]. С. Ю. Марочкин, рассматривая взаимосвязи национальных правовых системы и международной правовой системы, обращает внимание, что «высшим уровнем является взаимодействие национальных и международной правовых систем»[*].

Нельзя не отметить, что тесное взаимодействие международного и внутригосударственного права находит отражение как в нормах национального, так и международного права. Одним из классических примеров отражения вышеупомянутого взаимодействия в источниках международного права являются ст. 27 и 46 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года. Так, согласно ст. 27 Конвенции «участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора. Это правило действует без ущерба для статьи 46». В свою очередь, в силу п. 1 ст. 46 Конвенции «государство не вправе ссылаться на то обстоятельство, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушение того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, как на основание недействительности его согласия, если только данное нарушение не было явным и не касалось нормы его внутреннего права особо важного значения». Причем п. 2 ст. 46 Конвенции предусматривает, что «нарушение является явным, если оно будет объективно очевидным для любого государства, действующего в этом вопросе добросовестно с обычной практикой»[*]. А.Н.Талалаев подчеркивал, что «Венская конвенция исходит из признания самостоятельного существования и в то же время взаимодействия двух правопорядков — международного и внутригосударственного, которые не изолированы и неизбежно оказывают влияние друг на друга»[*].

В свою очередь, одним из примеров национально-правового закрепления вышеупомянутого взаимодействия применительно к правовой системе России является п. 4 ст. 15 Конституции РФ, предусматривающий, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы[*].

Следует обратить внимание, что в настоящее время в доктрине, касающейся связи международного и внутригосударственного права, отсутствует единодушие применительно к наименованию этой связи.

Так, в учебнике «Международное право» под ред. Л. Н. Шестакова, А.Н.Талалаева, Е.А.Шибаевой, М.А.Коробовой соответствующая глава именуется «Взаимодействие международного и внутригосударственного права»[*]. Коллектив авторов учебника «Международное право» под ред. Г. В. Игнатенко и О. И. Тиунова назвал главу, посвященную рассматриваемой нами сфере, «Международное право и внутригосударственное право», однако первый параграф получил следующее наименование: «Международное право и внутригосударственное право как взаимосогласованные и взаимодействующие правовые системы»[*]. В учебнике «Международного права» под ред. Е.Т. Усенко и Г. Г. Шинкарецкой соответствующая глава именуется «Взаимодействие международного и внутригосударственного (национального) права»[*]. Ю. А. Тихомиров также обращает внимание именно на взаимодействие национального и международного права[*].

Некоторые авторы определяют взаимосвязь, взаимообусловленность международного и национального права через категорию «соотношение». Сторонниками этого подхода являются, в частности, И.П.Блищенко[*], А.С.Гавердовский[*], С.В.Черниченко[*].

И.И. Лукашук ставит знак равенства между «взаимодействием» и «соотношением» международного и внутригосударственного права[*]. Р.А. Мюллерсон также ставит знак равенства между «взаимодействием» и «соотношением» норм международного и внутригосударственного права. Как отмечалось выше, монография автора именуется «Соотношение международного и национального права».

Представляется, что связь международного и внутригосударственного права целесообразно именовать именно взаимодействием данных систем права, а не их соотношением[*]. Можно предположить, что категория «соотношение» не отражает в полном объеме той объективной взаимообусловленности международного и национального права, существующей в системе современных международных и внутригосударственных отношений. В доктрине международного права категорию «соотношение» рассматривают, как правило, через монистическую и дуалистическую теории. Коллектив авторов учебника «Международное право» под ред. Г. В. Игнатенко и О. И. Тиунова подчеркивает, что «применительно к трактовке соотношения международного и внутригосударственного права в историческом плане принято выделять два основных направления: монистическое, отдающее предпочтение одной из двух правовых систем [международное и внутригосударственное], и дуалистическое, в рамках которого были сторонники как равной отдаленности правовых систем друг от друга, так и их взаимодействия при сохранении самостоятельности»[*].

В свою очередь, канадский юрист-международник Дж. Карье анализирует вышеупомянутые теории монизма и дуализма через категорию «взаимодействия», используя термин «interaction»[*], а не «correlation»[*].

Важно подчеркнуть, что взаимодействие заключает в себе динамические аспекты; в свою очередь, соотношение — в большей степени статические аспекты соответствующего явления. Связь международного и внутригосударственного права проявляется, в частности, на стадиях правотворчества и правоприменения, включая толкование[*], то есть стадиях, отличающихся в определенной степени динамизмом. И для надлежащего проявления взаимосвязей международного и внутригосударственного права в пределах вышеупомянутых стадий данные связи объективно возможно изучить исключительно в рамках категории «взаимодействия», а не «соотношения».

Взаимодействие, в частности, охватывает проблему согласования международного и внутригосударственного права, обеспечения реализации международным внутригосударственного права и, наоборот, вопросы иерархической силы положений, закрепленных в источниках международного права, ставших частью национально-правовой системы, по отношению к правилам, предусматриваемым в источниках национального права, и т. д. В. Г. Буткевич, анализируя вопросы согласования международного и внутригосударственного права, обращает внимание на то, что «согласование — часть проблемы соотношения международного и внутригосударственного права, не статическая, а динамическая, не «материальная», а процессуальная сторона соотношения двух правовых систем. Согласование — это не просто соотношение, а взаимодействие международного и внутригосударственного права, целенаправленно осуществляемое и управляемое субъектами права»[*].

Более того, соотноситься в правовом плане могут однопорядковые явления, институты, представляющие собой элементы единой социальной системы. В этой связи, если не следовать монистической теории, достаточно трудно говорить именно о соотношении международного и внутригосударственного права.
Нельзя не согласиться с Л. П. Ануфриевой, отмечающей, что «в отечественной юридической литературе анализ вопроса взаимоотношений между внутригосударственным и международным правом традиционно ставится в плоскость рассмотрения предмета через призму «соотношения». Однако на самом деле речь должна идти о взаимодействии явлений, свободном от подчинения их друг другу»[*].

Признавая факт взаимодействия международного и национального права, в доктрине международного права суть этого явления, как правило, рассматривается через призму влияния одной системы права на другую. Так, в вышеупомянутой монографии Р. А. Мюллерсона II и III главы обозначены соответственно как «влияние национального права на международное право» и «влияние международного права на национальное». Автор прямо подчеркивает, что «взаимодействие международного и национального права происходит в виде их взаимовлияния»[*]. Н.В.Миронов в монографии «Советское законодательство и международное право»[*] также рассматривает формы влияния советского законодательства на международное право, а также формы влияния международного права на советское законодательство. Л. П. Ануфриева анализирует в качестве одного из аспектов проблемы соотношения международного и внутригосударственного права «влияние внутригосударственного права отдельных государств на образование и развитие принципов и норм международного права, с одной стороны, и влияние международного права на внутреннее право отдельных государств — с другой стороны (иными словами, фактическое взаимодействие правовых систем)»[*].

С. В. Черниченко рассматривает явление взаимодействия международного и внутригосударственного права через согласование вышеупомянутых систем права. «Внутригосударственное право, — подчеркивает автор, — должно быть согласовано с международным таким образом, чтобы обеспечивать осуществление последнего».[*] В.В.Гаврилов также рассматривает взаимодействие международного и внутригосударственного права через согласование данных систем права. Автор, в частности, подробно изучил теории трансформации, инкорпорации, имплементации в качестве «теорий согласования международных и внутригосударственных правовых норм»[*].

Следует отметить, что международное и внутригосударственное право являются правовыми институтами, явлениями общественной жизни, поэтому рассматривать процесс взаимодействия данных систем права необходимо через правовые категории. В связи с этим правовой сутью взаимодействия международного и национального права должно являться не влияние одной нормативной системы на другую, что не отрицается автором настоящего исследования, а обеспечение реализации одной системы права с помощью другой. В. Г. Буткевич подчеркивает, что «эффективное упорядочивание обеих правовых систем своих отношений зависит и от взаимосогласованности их норм. Нет необходимости переводить (преобразовывать) нормы одной системы права в другую, нужно только то, чтобы они содействовали, а не противодействовали одна другой в функционировании»[*]. С. Ю. Марочкин пишет, что «задача [взаимодействия международного и внутригосударственного права] видится не столько в согласовании, либо приведении в соответствии норм МП [международного права] и внутреннего права, как она неоднократно обозначалась, сколько в обеспечении функционирования, действия норм МП [международного права] в правовой системе РФ»[*].

«Влияние», с нашей точки зрения, носит в некоторой степени политико-философский аспект. Любые явления, предметы, организмы так или иначе влияют друг на друга. Но если речь идет о правовой связи, правовых отношениях, отношениях, возникающих между национальным и международном правом, то здесь необходимо говорить об осуществлении «обеспечения», то есть изучать взаимодействие вышеупомянутых нормативных систем через институт «обеспечения», а не «влияния». Согласование можно рассматривать в качестве одной из целей реализации различных механизмов обеспечения взаимодействия международного и внутригосударственного права. Но, как будет ниже показано, процедуру взаимодействия международного и национального права нежелательно сводить лишь к вопросу согласования данных систем права.

Взаимодействие международного и внутригосударственного права носит взаимообусловенный характер, означающий, что в настоящее время реализация международного права не может быть надлежащим образом обеспечена без помощи внутригосударственного права, как и последнее будет испытывать значительные трудности в функционировании без содействия международного права. Американский юрист Дж. Джексон подчеркивает, что эффективность международного права в значительной степени зависит от того, как положения международного права реализуются в сфере отношений с участием субъектов национального права[*].

Рассматривая вопрос «содействия» международного права реализации национального права, нельзя не отметить, что международное право становиться юридическим условием реализации многих внутригосударственных правовых норм. Причем помощь международного права в реализации норм внутригосударственного права может носить как обязательный, так и условный характер. Соответственно, необходимо говорить об обязательной или условной помощи норм международного права реализации национально-правовых.

Сущность «обязательного содействия» заключается в том, что нормы внутригосударственного права объективно не могут быть реализованы без помощи норм международного права. Так, согласно п. 1 ст. 63 Конституции РФ «Российская Федерация предоставляет политическое убежище иностранным гражданам и лицам без гражданства в соответствии с общепризнанными нормами международного права». В силу ст. 79 Конституции РФ «Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами». В соответствии со ст. 355 УК РФ уголовно-наказуемым является «производство, приобретение или сбыт химического, биологического, а также другого вида оружия массового поражения, запрещенного международным договором Российской Федерации»[*]. Ст. 356 УК РФ предусматривает, что уголовно-наказуемо «жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением, депортация гражданского населения, разграбление национального имущества на оккупированной территории, применение в вооруженном конфликте средств и методов, запрещенных международным договором Российской Федерации»[*].

Особенность данного «содействия» выражается в том, что соответствующие источники международного права становятся обязательными юридическими фактами, являющимися основанием для возникновения внутригосударственных правоотношений, регулируемых или охраняемых, если речь идет об Уголовном кодексе РФ, соответствующей правовой нормой. При отсутствии данного юридического факта не возможно возникновение правоотношения и, как следствие, не возможна реализация внутригосударственной правовой нормы, регулирующей рассматриваемое социальное отношение.

«Условное» содействие (помощь) международного права внутригосударственному праву коррелирует с «обязательным», однако «условное» содействие осуществляется при наличии определенных условий. Эти условия могут быть связаны либо с отсутствием положений норм внутригосударственного права, регулирующих отношения, ставшие объектом «внимания» государства, либо с возникновением коллизии между положением нормы международного права, вошедшим в правовую систему государства, и положением, предусмотренным в национальном праве.

Так, п. 2 ст. 63 Конституции РФ предусматривает, что «выдача лиц, обвиняемых в совершении преступления, а также передача осужденных для отбывания наказания в других государствах осуществляются на основании федерального закона или международного договора Российской Федерации». Если в рассматриваемом случае отсутствует федеральный закон, который бы регулировал вопросы выдачи лиц, обвиняемых в совершении преступления, и/или передачи лиц для отбывания наказания, то государство в лице соответствующих органов обязано руководствоваться положениями международного договора РФ. Если отсутствует федеральный закон и международный договор РФ, то, следуя буквальному толкованию соответствующего конституционного положения, выдавать лиц, обвиняемых в совершении преступления, либо передавать лиц для отбытия наказания не допускается. В свою очередь, если имеется закон и договор, то их взаимодействие в рамках правовой системы России, в том числе разрешение возможных правовых коллизий, должно подчиняться принципам, которые рассматриваются нами ниже.

Согласно преамбуле Федерального закона «О континентальном шельфе Российской Федерации», «настоящий Федеральный закон определяет статус континентального шельфа Российской Федерации, суверенные права и юрисдикцию Российской Федерации на ее континентальном шельфе и их осуществление в соответствии с Конституцией Российской Федерацией, общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации»[*]. Аналогичное положение предусматривается в преамбуле Федерального закона «Об исключительной экономической зоне Российской Федерации»[*]. Согласно п. 2 ст. 2 Федерального закона «О драгоценных металлах и драгоценных камнях», «Российская Федерация обладает суверенными правами и осуществляет юрисдикцию на участках недр континентального шельфа Российской Федерации, содержащих драгоценные металлы и драгоценные камни, в соответствии с Конституцией Российской Федерацией, законодательством Российской Федерации о континентальном шельфе, законодательством Российской Федерации о недрах, настоящим Федеральным законом, международными договорами Российской Федерации и общепризнанными принципами и нормами международного права»[*]. Пункт 5 ст. 1 Федерального конституционного закона «О военном положении» предусматривает, что «вооруженные силы Российской Федерации, другие войска, воинские формирования и органы, выполняющие задачи в области обороны применяются для отражения или для предотвращения агрессии против Российской Федерации в соответствии с федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации, а также в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации в данной области»[*].

Во всех вышеприведенных случаях нормы и/или источники международного права являются «условными» юридическими фактами, то есть они способствуют возникновению определенных правовых отношений в случаях, когда отсутствует национальное законодательство либо возникает коллизия между внутригосударственным нормативным актом и источником международного права.

Наличие «условного» и/или «обязательного» содействия международного права национальному праву полностью зависит от воли законодателя. Если последний желает поставить реализацию нормы национального права в зависимость только от международного права, то, естественно, формулировка нормы будет содержать «обязательное» содействие. В случае, если законодатель не пожелает существование такой жестокой привязки национального и международного права, то, соответственно, при формулировании внутригосударственной правовой нормы будет избрано менее жесткое содержание, предусматривающее право лица, реализующего соответствующую национальной правовую норму, выбрать между источником национального права либо источником международного права, ставшим частью правовой системы государства. Причем важно подчеркнуть, что такой выбор не должен носить дискреционный, произвольный характер, то есть зависящий исключительно от волеизъявления лица либо органа государственной власти, участвующего в реализации правовых норм. Национальное законодательство, судебная практика должны четко определить условия, при каких необходимо руководствоваться национальным правом, а при каких — положениями норм международного права, ставшими частью правовой системы государства.[*]

Когда речь идет о нормах или источниках международного права, выполняющих функции юридического факта для возникновения, изменения или прекращения внутригосударственных правовых отношений, то следует иметь в виду, что юридический факт, в свою очередь, можно рассматривать в двух аспектах: конституирующем и регулятивном. Регулятивный аспект обусловливает в дальнейшем необходимость применения в сфере внутригосударственных отношений положений, закрепленных в источниках международного права, а конституирующий, соответственно, к таким последствиям не приводит.

Пункт 2 ст. 63 Конституции РФ, предусматривающий, что «выдача лиц, обвиняемых в совершении преступления, а также передача осужденных для отбывания наказания в других государствах осуществляются на основании федерального закона или международного договора Российской Федерации»[*], является примером регулятивного юридического факта. Процедура, порядок передачи лиц, обвиняемых в совершении преступления, а также осужденных для отбывания наказания в других государствах регулируется положениями международного договора РФ, подлежащими применению. В ст. 356 УК РФ, предусматривающей, что уголовно-наказуемо «жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением, депортация гражданского населения, разграбление национального имущества на оккупированной территории, применение в вооруженном конфликте средств и методов, запрещенных международным договором Российской Федерации»[*], международный договор РФ также является примером регулятивного аспекта юридического факта. При рассмотрении уголовного дела правоприменительный орган обязан будет оценить методы, которые были использованы лицом во время вооруженного конфликта, с точки зрения международных договоров, ставших частью правовой системы России.

В противоположность предыдущей статье УК РФ ст. 355 УК РФ, согласно которой уголовно-наказуемым является «производство, приобретение или сбыт химического, биологического, а также другого вида оружия массового поражения, запрещенного международным договором Российской Федерации»[*], ссылается на международный договор РФ, являющийся примером конституирующего аспекта. То есть, при рассмотрении уголовного дела по данной статье УК РФ задача правоохранительных органов будет заключаться, в том чтобы выяснить вопрос, осуществляло ли подозреваемое, обвиняемое лицо либо подсудимый производство, приобретение или сбыт оружия массового поражения, запрещенного международным договором Российской Федерации. Здесь на соответствие международному праву, в отличие от вышеупомянутой ситуации (ст. 356 УК РФ), должны выясняться не действия соответствующего лица, привлекаемого к уголовной ответственности, а предмет совершенного преступления[*].

Выделение вышеупомянутых аспектов функции источника международного права как юридического факта имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Если источник международного права выполняет регулятивную функцию в сфере внутригосударственных отношений, то в этом случае такой источник международного права должен соответствовать всем тем критериям, а также условиям действия, которые будут рассмотрены нами ниже. В свою очередь, если источник международного права выполняет функцию юридического факта, то здесь нет необходимости соблюдать все критерии и условия, характерные для источников, выполняющих регулятивные функции[*]. Применительно к вышерассмотренным ситуациям, нельзя не отметить, что, как правило, международные договоры, касающиеся запрета производства, приобретения, сбыта оружия массового поражения, для своей реализации в сфере внутригосударственных отношений требуют принятия дополнительных внутригосударственных нормативных актов. Но отсутствие таких актов в рассматриваемом нами случае не должно запрещать правоохранительным органам обращаться к содержанию соответствующего международного договора и определять, запрещаются ли данным источником международного права производство, приобретение или сбыт оружия массового поражения.

Рассматривая вопрос взаимодействия международного и внутригосударственного права, нельзя не отметить, что наличие внутригосударственных правовых норм достаточно часто является необходимым юридическим условием для реализации положений норм международного права как в межгосударственных, так и во внутригосударственных отношениях. Так, в силу ст. 8 Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Грузия о воздушном сообщении от 8 октября 1993 года «законы и правила одной Договаривающейся Стороны, регулирующие прилет и вылет с ее территории воздушных судов, совершающих международные полеты, или эксплуатацию или навигацию этих воздушных судов во время их пребывания в пределах ее территории, будут применяться к воздушным судам авиапредприятия, назначенного другой Договаривающейся Стороной»[*]. Поэтому отсутствие в договаривающемся государстве «законов и правил, регулирующих прилет и вылет с его территории воздушных судов, совершающих международные полеты, или эксплуатацию или навигацию этих воздушных судов во время их пребывания в пределах его территории», с необходимостью приведет к невозможности реализации вышеупомянутой международно-правовой нормы. В силу п. 1 ст. 8 Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Королевства Испания о международном автомобильном сообщении от 22 мая 2001 года «перевозки, предусмотренные настоящим Соглашением, могут выполняться только перевозчиками, которые согласно национальному законодательству своего государства допущены к осуществлению международных перевозке»[*]. Отсутствие соответствующего национального законодательства вызовет неисполнение не только вышеупомянутой международно-правовой нормы, но и всего международного договора.

Таким образом, с учетом вышесказанного, под «взаимодействием международного и национального права» понимается система обеспечительных мер, принимаемых в рамках международного права для реализации внутригосударственного и, наоборот, принимаемых в рамках национального права для эффективной реализации международного права.

В свою очередь, объектом настоящего исследования является система обеспечительных мер, предусматриваемых в источниках национального права, связанных с эффективной реализацией норм международного права.

Общие особенности обеспечения реализации положений норм международного права с помощью национального права в сфере внутригосударственных отношений

При рассмотрении общих особенностей обеспечения реализации положений норм международного права с помощью национального права в сфере внутригосударственных отношений необходимо, в первую очередь, подчеркнуть, что все авторы следуют позиции, согласно которой порядок реализации норм международного права в сфере внутригосударственных отношений является суверенным правом государства, никто не вправе определять извне, какие способы реализации международно-правовых норм должно избрать то или иное государство, включая механизмы помощи национального права международному, никто не вправе указывать, какие конкретные нормативно-правовые акты должно принять государство для целей надлежащей реализации норм международного права.

Н. В. Миронов подчеркивал, что «проблема приведения в действие норм международного права на территории государства решается каждой страной самостоятельно, так как формы и методы обеспечения выполнения принятых государством международных обязательств (норм) относятся к исключительному суверенному праву каждой страны»[*].

Важно отметить, что исключением из данного правила являются случаи, когда международный договор, иные источники международного права предусматривают конкретные способы осуществления государством своих международно-правовых обязательств. Как справедливо подчеркивает А. С. Гавердовский, «многие международные договоры прямо предусматривают обязанность государств принять в целях их имплементации конкретные меры правового характера, такие, скажем, как: издать закон для выполнения соответствующих договоров; внести изменения в законодательство; издать административные акты; принять все необходимые меры внутригосударственного порядка; обеспечить применение уголовного наказания и других санкций за нарушение договора и др.»[*]. Г. В. Игнатенко, цитируя Курс международного права, также обращает внимание, что «определение способов выполнения международных обязательств относится к проявлению государственного суверенитета и входит во внутреннюю компетенцию государства, если только государство не обязалось придерживаться каких-либо определенных способов исполнения данных международных норм, скажем, издать законы, предписывающих их исполнение»[*]. В.Г. Буткевич, рассматривающий вопрос согласования международного и внутригосударственного права как часть проблемы взаимодействия вышеупомянутых нормативных систем, отмечает, что «по степени обязательности согласование международного и внутригосударственного права можно подразделить на: 1) добровольное и 2) юридически обязательное. Последнее проявляется в форме исполнения соответствующих нормативных предписаний международно-правового или внутригосударственного правового характера. Добровольное согласование проводится по инициативе отдельных государств и всегда имеет одностороннюю направленность (согласовываются национально-правовые нормы этих государств с нормами международного права)»[*].

М. Эейкхерст обращал внимание, что от «государств международное право требует добросовестного исполнения своих обязательств, однако государства свободны в определении того, каким образом они будут добросовестно исполнять вышеупомянутые обязательства. Государства, — продолжает автор, — свободны в выборе средств, методов того, как лучше «международные обязательства перевести в сферу действия национального права». По этой причине достаточно сложно прийти к каким-либо универсальным средствам имплементации международно-правовых средств в сфере отношений с участием субъектов национального права»[*]. Канадский юрист Дж. Карье подчеркивает, что существует одна система международного права и более двухсот национально-правовых систем, и поэтому сущность взаимодействия международного и внутригосударственного права, как правило, раскрывается по-разному в каждой из этих национальных систем[*].

Европейский Суд по правам человека также следует правовой позиции, что конкретные способы, меры, методы, направленные на обеспечение прав и свобод, предусматриваемых в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и/или Протоколах к ней, остаются на усмотрение государства-участника этой Конвенции. Так, в постановлении от 29 января 2004 года по делу Кормачева против Российской Федерации Судом было обращено внимание на то, что «сами Договаривающиеся Стороны должны организовать свои правовые системы таким образом, чтобы их суды могли гарантировать каждому при определении его гражданских прав и обязанностей право на принятие окончательного решения в разумные сроки Как обеспечить реализацию соответствующего требования — или путем увеличения численности судей, или определением специальных установленных в законе сроков, или каким-либо иным образом, — решает сама Договаривающаяся Сторона. Если Договаривающаяся Сторона допускает, что продолжительность судебного разбирательства по делу превышает «разумные сроки», предусматриваемые ст. 6 Конвенции, и ничего не делает для того, чтобы ускорить процесс, она несет ответственность за допущенные задержки во времени»[*].

Бывший Председатель Европейского Суда по правам человека Р. Рисдаль, выступая на IV внеочередном Всероссийском съезде судей, подчеркивал, что Суд не вправе «пренебрегать учетом правовых и фактических условий, характеризующих жизнь общества в государстве, которому в качестве договаривающейся стороны предстоит отвечать за оспариваемые меры», и «принимать на себя роль компетентных национальных властей». Поступать так означало бы «упускать из виду субсидиарную природу созданного на основе Конвенции международного механизма коллективного обеспечения ее соблюдения. Национальные власти сохраняют свободу выбора мер, которые они находят подходящими применительно к решению регулируемых Конвенцией задач. Суд же призван рассматривать лишь соответствие этих мер требованиям Конвенции»[*].