Зимненко, Б. Л. Международное право и правовая система рф. – М. : рап, статут, 2006. – 454 С.

Зимненко, Б.Л. Международное право и правовая система РФ. – М.: РАП, Статут, 2006. – 454 с.

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Интернационализация в современном мире экономических, социальных, культурных, политических, иных связей с необходимостью влечет возрастание роли международного права в международной системе. Причем одна из особенностей современных норм международного права заключается в том, что их эффективность зависит не только от реализации в сфере международных отношений, но и от применения указанных норм в сфере отношений с участием субъектов национального права. Часть 4 статьи 15 Конституции РФ 1993 года явилась необходимым правовым условием для обеспечения эффективности норм современного международного права.

В этой связи в практике судов общей юрисдикции начали возникать вопросы, связанные с реализацией данного положения. На некоторые из этих вопросов были даны ответы, в частности, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года № 10 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия», а также в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 года № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Однако по мере дальнейшей реализации ч. 4 ст. 15 Конституции РФ будут продолжать возникать все новые и новые вопросы. Причем данная тенденция носит объективный характер. Нельзя не отметить, что существование этой тенденции обуславливается, в том числе, усложнением структуры системы международных отношений и, как следствие, развитием системы современного международного права. В связи с этим, появление настоящей монографии Б. Л. Зимненко является важным вкладом в процесс дальнейшей судебной имплементации норм международного права.

Представляются достаточно интересными теоретические аспекты данной работы, связанные с формулированием автором теории комплексной нормы и комплексного источника. Практически автор попытался сблизить монистическую и дуалистическую теории по вопросу соотношения международного и внутригосударственного права. Можно предположить, что соответствующие теоретические выводы будут иметь и практическое значение для судебного применения международно-правовых положений.

В настоящее время в мире существует более 5 000 международных межправительственных организаций, решения которых при соблюдении определенных условий являются источниками международного права. Поэтому акцентирование автором внимания на роли решений международных межправительственных организаций для правовой системы России имеет не только теоретическое, но и практическое значение.

Нельзя не отметить достаточно детальный анализ места решений Европейского Суда по правам человека в правовой системе России, а также юридической природы правовых позиций, формулируемых Судом в ходе применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Заслуживают внимания рассуждения автора, касающиеся иерархии источников международного права.

Особенность данной монографии заключается и в том, что автор пытается найти разумный баланс интересов между национальным и международным правопорядками в ходе реализации международно-правовых положений в сфере внутригосударственных отношений. Автор отходит от категорического приоритета норм международного и/или национального права друг перед другом.

Хотелось бы пожелать автору продолжить исследование теоретических и практических проблем международного права с целью эффективной защиты прав и законных интересов граждан.

В. М. Лебедев,
Председатель Верховного Суда РФ,
заслуженный юрист РФ,
доктор юридических наук,
профессор

 

ВВЕДЕНИЕ

Вопрос взаимодействия международного и внутригосударственного права является одной из актуальных проблем не только международно-правовой, но и национально-правовой системы. Данному вопросу было посвящено достаточное количество научных работ как в отечественной, так и зарубежной доктрине международного права[*]. Американский юрист Дж. Джексон пишет, что вопрос о месте и значении норм международного права в сфере внутригосударственных отношений широко обсуждается уже на протяжении более чем ста лет[*]. Особое теоретическое и практическое значение данной проблемы в России возникло вследствие включения в ее правовую систему общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации (п. 4 ст. 15 Конституции РФ).

Взаимодействие международного и внутригосударственного права носит объективный характер. Можно с уверенностью утверждать, что современное международное право не может существовать без поддержки национального, как и последнее будет испытывать значительные трудности в реализации без помощи международного. В. С. Верещетин и Р. А. Мюллерсон утверждают, что «определенный резерв повышения эффективности международного права заложен в его более глубоком проникновении во внутригосударственные процессы. Внутренние правоприменительные (правоохранительные) органы могут играть важную роль в обеспечении функционирования не только национального, но и международного права, что соответствовало бы объективной тенденции интенсификации взаимодействия международных и внутригосударственных процессов и приблизило бы международное право к конечному субъекту любого социального действия — человеку»[*]. И. И. Лукашук обращает внимание, что «в наше время в условиях углубляющейся интернационализации общества, включая правовую систему, особо важно обеспечить оптимальное взаимодействие правовой системы страны с международным правом и правовыми системами других государств. Формируется единое правовое пространство в глобальном масштабе»[*].

Будучи по своему характеру объективным процессом, взаимодействие международного и внутригосударственного права находит закрепление не только в нормах международного, но и национального права. Если речь идет о вышеупомянутом взаимодействии в рамках системы отношений, возникающих между субъектами международного права, то, соответственно, основы такого взаимодействия закрепляются в международно-правовых нормах. В свою очередь, если речь идет о рассматриваемом взаимодействии в сфере внутригосударственных отношений, то, естественно, основы данного взаимодействия фиксируются в источниках национального права.

Одной из целей настоящего исследования является выяснение правовых основ взаимодействия международного и внутригосударственного права в сфере отношений с участием субъектов национального права.

Взаимодействие международного и внутригосударственного права не является самоцелью. Данное взаимодействие осуществляется для удовлетворения социальных интересов как в сфере межгосударственных, так и внутригосударственных отношений. Причем осуществление взаимодействия вышеупомянутых нормативных систем в сфере внутригосударственных отношений должно преследовать те цели и задачи, ради которых и возникает данный вид социальных отношений. Взаимодействие международного и национального права не должно приводить к ситуации, которая бы подрывала основы как международной, так внутригосударственной правовых систем. В связи с этим целью настоящего исследования является установление и обнаружение объективных критериев, позволяющих эффективно обеспечивать реализацию в сфере внутригосударственных отношений правил, содержащихся в нормах международного права.

В отечественной и зарубежной доктрине международного права признается возможность реализации, включая применение, норм международного права в сфере национально-правовых отношений. Причем данная позиция носит принципиальный характер. Поэтому в рамках исследования необходимо определить, в каких объективных правовых формах возможна реализация норм международного права в сфере внутригосударственных отношений, какова правовая сущность национально-правовых норм, включающих определенные положения международно-правовых норм в правовую систему государства, и, как следствие, разрешение вопроса, возможно ли непосредственное применение норм международного права в сфере внутригосударственных отношений.

Процесс взаимодействия международного и внутригосударственного права в сфере отношений с участием субъектов национального права охватывает множество вопросов, на которые невозможно ответить в рамках одного научного труда. Поэтому автор настоящего исследования поставил перед собой задачу: определение основных условий, которые бы позволили государству, не нарушая положений норм международного права, обеспечить их эффективную реализацию в сфере национально-правовых отношений и, одновременно, достигнуть тех социальных целей, ради которых и существует конкретная система внутригосударственных общественных отношений.

Автором настоящего исследования в 2003 году было выпущено учебное пособие «Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации»[*]. Данное пособие основывалось на судебной практике, связанной с реализаций положений, содержащихся в источниках международного права, которая сложилась к 2002 году.

В 2003 году Пленумом Верховного Суда РФ за № 10 от 5 октября было принято Постановление «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». В данном Постановлении были отражены основные вопросы, касающиеся реализации судами общей юрисдикции положений международно-правовых норм.

В 2005 году автором настоящего исследования было издано справочное пособие «О применении норм международного права судами общей юрисдикции»[*]. В этом пособии автором был дан комментарий положений, содержащихся в вышеупомянутом Постановлении Пленума. Но, по объективным условиям, данное Постановление не могло охватить актуальные вопросы и проблемы, возникающие в рамках правовой системы России вследствие реализации судами международно-правовых положений.

Известные теории соотношения международного и национального права (монизм и дуализм) не раскрывают всех аспектов процесса взаимодействия международного и национального права, происходящего в настоящее время, охватывающих, в частности, не только иерархическую силу норм международного права по отношению к нормам национального, но и вопросы правотворчества, толкования, реализации положений, содержащихся как в источниках международного, так и национального права, и т. д.

Поэтому, принимая во внимание это обстоятельство, появившуюся новую судебную практику в исследуемой сфере, а также новые постановления Европейского Суда по правам человека против Российской Федерации, автором было принято решение осуществить еще одно исследование, в рамках которого можно было бы попытаться ответить на вопросы, связанные с реализацией положений норм международного права в сфере внутригосударственных отношений и продолжающиеся активно дискутироваться в рамках как отечественной, так и зарубежной доктрины.

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

 

Вопрос о соотношении юридической силы источников международного и внутригосударственного права, является одним из основных аспектов процесса взаимодействия международного и национального права. Положения норм международного права, ставшие частью правовой системы государства, входят в систему правовых регуляторов поведения субъектов внутригосударственного права. Естественно, в ходе реализации вышеуказанных положений не исключается возможность возникновения коллизий с нормами национального права. Более того, как будет отмечено ниже, не исключается также возможность возникновения коллизий между отдельными положениями норм международного права, сформировавшими правовую систему государства. Поэтому вопрос о юридической силе положений, содержащихся в международно-правовых нормах, носит не столько теоретический, сколько практический характер.

В первую очередь, следует подчеркнуть, что объективно невозможно появление коллизии между нормой международного права и нормой, содержащейся в источниках национального права государства.[*] Международно-правовая норма и норма внутригосударственного права являются нормами различных правовых систем, которые могут взаимодействовать, как было отмечено выше, но не коллидировать друг с другом. С. В. Черниченко пишет, что «когда говорят о приоритете международно-правовых норм, договорных или договорных и обычных, в случае их расхождения с нормами внутригосударственного права, то под этим следует понимать, если придерживаться дуалистической концепции, приоритет «переадресованных», трансформированных, ставших внутригосударственными норм, то есть приоритет одних норм внутригосударственного права перед другими в случае возникновения коллизий между ними». [*]Н.В. Миронов, рассматривая реализацию принципа иерархичности норм международного права применительно к ст. 103 Устава ООН, отмечает, что «утверждение иерархического приоритета норм Устава ООН перед всеми другими договорными обязательствами отнюдь не означает установления иерархичного первенства норм Устава ООН над конституциями и национальным законодательством государств по той причине, что речь идет о двух различных, не обусловливающих и тем более не подчиненных друг другу системах права — международного, с одной стороны, и внутригосударственного — с другой».[*] Автор подчеркивает, что «будучи самостоятельными и независимыми правовыми категориями, национальное и международное право и их нормы не могут находиться в иерархической зависимости друг от друга».[*] Е. Т. Усенко подчеркивает, что «международное право не может «ломать» национальное право, ибо оно суть межгосударственное право».[*] Л. П. Ануфриева также отмечает, что «следует каждый раз определять, о коллизиях между какими правовыми нормами может правомерно идти речь в подобных случаях. Если быть последовательным и точным в понятиях, то следует исключить «коллизионность» между нормами международного договора или обычая и национально-правовыми нормами, но вести речь о расхождениях (коллизиях) между положениями введенных во внутригосударственную сферу международно-правовых актов и предписаниями национального права».[*]

Нельзя согласиться с авторами, которые, не принимая во внимание вышеупомянутую оговорку, рассматривают возможность появления коллизий между нормами международного и внутригосударственного права. Причем речь, естественно, в данном случае идет об авторах, которые придерживаются позиции непосредственного действия норм международного права в сфере внутригосударственных отношений. И. П. Блищенко, не соглашаясь с Е. А. Коровиным в отношении того, что международное и внутригосударственное право не должны «иметь превосходства одного над другим», отмечает, что «как показывает анализ практики, превосходство есть; задача заключается в том, чтобы показать характер превосходства».[*] С. Ю. Марочкин, анализируя принципы соотношения международного договора РФ и источников внутригосударственного права, отмечает, что «из того, что нормы МП в процессе их действия в правовой системе РФ не становятся нормами внутреннего права, а источник МП — источниками права России, очевидно, вытекает, что они не выстраиваются и в один иерархический ряд соподчинения внутригосударственных нормативных актов, что вопрос соотношения их юридической силы регулируется прежде всего не правилами коллизий для норм и актов одного уровня и одной правовой системы, а принципом соотношения международного и российского права», «межгосударственные, межправительственные и межведомственные ратифицированные и опубликованные договоры имеют приоритет [как в отношении законов так] и в отношении иных видов [внутригосударственных] нормативных актов».[*] Коллектив авторов учебника «Международное право» под ред. Г. В. Игнатенко и О. И. Тиунова, выступая за непосредственное действие норм международного права в сфере отношений, регулируемых национальным правом, также рассматривает возможность существования коллизий между нормами международного и внутригосударственного права.[*]

Дж. Карье, фактически выступающий за непосредственное действие норм обычного и договорного международного права, подчеркивает возможность коллизий между нормами международного и внутригосударственного права. Одновременно автор исходит из позиции, что иерархический приоритет норм международного права над противоречащими им национально-правовыми нормами в сфере межгосударственных отношений (ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года) не предрешает с необходимостью аналогичный иерархический приоритет в сфере внутригосударственных отношений.[*]

Коллизии между правовыми нормами могут возникнуть только в том случае, если эти нормы регулируют одну и ту же категорию социальных отношений: либо отношения между субъектами международного права, либо отношения, складывающиеся между субъектами внутригосударственного права. Если исходить из предпосылки, что нормы, являющиеся элементами различных правовых систем, имеют возможность коллидировать, то подразумевается, что коллизии возникают как на структурном уровне норм, так и между различными типами (категориями) «идеальных» социальных отношений, регулируемых такими нормами, а этого по объективным причинам быть не может. В связи с этим в рассматриваемом нами случае в сфере внутригосударственных отношений коллизии объективно могут иметь место только между комплексными нормами, образующимися в правовой системе России вследствие действия отсылки к международному праву, и нормами внутригосударственного права данного государства либо непосредственно между комплексными нормами, возникшими в вышеупомянутом порядке.

Правовая суть коллизии, как правило, заключается в наличии противоречий между нормами, формирующими правовую систему государства. Противоречия должны носить такой характер, который с неизбежностью обусловливает возникновение ситуации, когда применение одной нормы влечет за собой автоматическое нарушение другой нормы. Причем нормы внутригосударственного права и положения норм международного права, ставшие частью правовой системы государства, невозможно истолковать с целью «правового совмещения (примирения). Так, согласно ст. 5 Европейской конвенции о защите прав и свобод человека лицо, обвиняемое в совершении уголовного правонарушения, может быть заключено под стражу исключительно с санкции суда. Иными словами, данное конвенционное положение, став частью правовой системы России, наделяет лицо при возникновении определенных жизненных обстоятельств субъективным правом требовать, чтобы его арест был санкционирован судом; в свою очередь, государство в лице соответствующих органов обязано реализовать данное право. Однако в ранее действовавшем уголовно-процессуальном законодательстве России предусматривалось санкционирование заключения под стражу лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, органами прокуратуры, которые, как известно, не являются судом по смыслу Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Глава 6 УПК РСФСР).[*] Иными словами, существовало объективное противоречие, которое не могло быть разрешено даже посредством толкования. Конвенция о защите прав и свобод человека вступила в силу для Российской Федерации 5 мая 1998 года, а новый Уголовно-процессуальный кодекс РФ, предусматривающий судебное санкционирование заключения под стражу лица, обвиняемого в совершении преступления, был введен в действие с 1 июля 2002 года. Поэтому санкционирование со стороны органов прокуратуры ареста лица, обвиняемого в совершении преступления, на протяжении с 5 мая 1998 года по 1 июля 2002 года являлось бы явным, объективным нарушением ст. 5 Конвенции. Невозможно истолковать ст. 5 Конвенции и соответствующие положения уголовно-процессуального законодательства, чтобы избежать появления правовой коллизии. В связи с этим при ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод Российская Федерация сделала оговорку, согласно которой «Российская Федерация заявляет, что положения пунктов 3 и 4 статьи 5 не препятствуют применению нижеследующих положений законодательства Российской Федерации: санкционированного абзацем вторым пункта 6 раздела второго Конституции Российской Федерации 1993 года временного применения установленного частью 1 статьи 11, частью 1 статьи 89, статьями 90, 92, 96, 96.1, 96.2, 97, 101 и 122 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР от 27 октября 1960 года, с последующими изменениями и дополнениями порядка ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления».[*]

Следует также обратить внимание на то, что возникновение коллизии объективно возможно, когда регулирующее воздействие положений норм международного права осуществляется и на внутригосударственные отношения с участием иностранного элемента.[*] Так, например, двусторонние соглашения об избежании двойного налогообложения, объектом регулирования которых являются налоги, уплачиваемые лицами, находящимися на территории договаривающихся государств, в том числе постоянно проживающими на этой территории, могут предусматривать иные правила, чем содержащиеся в налоговом законодательстве государства. Естественно, в этом случае возникает коллизия, которая должна быть разрешена правоприменительным органом.

В Арбитражный суд Приморского края обратилось предприятие с иском к Государственной налоговой инспекции по г. Находка о признании частично недействительным ее решения.

При вынесении решения налоговая инспекция, в частности, руководствовалась Инструкцией Госналогслужбы России от 16 июня 1995 года № 34 «О налогообложении прибыли и доходов иностранных юридических лиц». Согласно данной Инструкции удержание суммы налогов с доходов иностранных юридических лиц от источников в Российской Федерации производится по всем видам доходов во всех случаях выплаты таких доходов, а в случае наличия международного договора, в котором установлены пониженные ставки налогов или полное освобождение от налогообложения в Российской Федерации, возврат излишне удержанного производится в соответствии с п. 6.2 Инструкции. Таким, образом, Инструкция устанавливала обязанность платить налоги во всех случаях.

Однако, в силу п. 1 ст. 11 Конвенции между Правительством Российской Федерации и Правительством Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии от 15 февраля 1994 года «Об избежании двойного налогообложения и предотвращении уклонения от налогообложения в отношении налогов на доходы и прирост стоимости имущества», вступившей в силу 18 апреля 1997 года, «проценты, возникающие в одном Договаривающемся Государстве и выплачиваемые лицу с постоянным местопребыванием в другом Договаривающемся Государстве, могут облагаться налогами только в этом другом государстве, если такое лицо имеет право на проценты». Таким образом, в отличие от вышеупомянутой Инструкции, положения международного договора предусматривали право частного лица не платить определенные налоги на доходы в Российской Федерации и, как следствие, последняя (Российская Федерация) не имела права взыскивать такие налоги с частного лица.

Принимая во внимание, что судом первой инстанции не были учтены, в частности, положения данного международного договора, Высшим Арбитражным Судом РФ постановлением от 25 апреля 2000 года по делу № 5029/99 судебные акты нижестоящих инстанций были отменены и дело направлено на рассмотрение в суд первой инстанции.[*]

Как видно, положения международного договора РФ предусматривали иные положения применительно к порядку налогообложения иностранных юридических лиц, нежели внутригосударственный нормативно-правовой акт. Возникшая коллизия справедливо была разрешена в пользу международного договора РФ, обладающего более высокой иерархической силой в рамках правовой системы России.

Когда речь идет о возможном возникновении коллизии, то подразумеваются случаи, когда правовые нормы, ставшие частью правовой системы государства, предусматривают один и тот же объект социальных отношений. Поэтому если объект регулируемых отношений различен, то, соответственно, объективно невозможно возникновение коллизии.[*]

Так, в решении от 6 марта 2001 года Верховный Суд РФ указал, что доводы заявителя о противоречии Конвенции о дорожном движении и Приложения № 12 к «Инструкции об организации в органах внутренних дел производства по делам об административных нарушениях правил дорожного движения и иных норм, действующих в сфере обеспечения безопасности дорожного движения», являются необоснованными, так как ст. 41 вышеупомянутой Конвенции регулирует статус водительского удостоверения, а заявитель, в свою очередь, обжалует незаконность выдачи «временного разрешения на право управления транспортными средствами». То есть правовой статус временного разрешения не тождественен правовому статусу водительского удостоверения, установленному в ст. 41 Конвенции о дородном движении, и, таким образом, условия действительности водительского удостоверения не применимы к временному разрешению на право управления транспортным средством.[*]

Объект сравниваемых правовых норм различен: в одном случае объект связан с водительским удостоверением, а в другом — с временным разрешением на право управления транспортным средством, и поэтому объективно невозможно говорить здесь о наличии коллизий.

В определении от 28 февраля 2002 года Верховный Суд РФ отказал в удовлетворении кассационной жалобы заявителей на решение Верховного Суда РФ от 26 декабря 2001 года по делу о признании недействительным Постановления Правительства Российской Федерации «Об утверждении Правил предоставления налоговых льгот организациям и индивидуальным предпринимателям, зарегистрированным на территории г. Байконура» как противоречащего Соглашению между Российской Федерацией и Республикой Казахстан о статусе г. Байконур. В указанном кассационном определении было отмечено отсутствие каких-либо противоречий между обжалуемым внутригосударственным нормативно-правовых актом и международным договором. Так, в частности, Суд указал, что «отвергая как необоснованный довод заявителей о несоответствии этого Постановления Соглашению (международному договору РФ), Верховный Суд РФ [по первой инстанции] правильно сослался на то, что согласно п. 1 ст. 7 Соглашения глава городской (г. Байконура) администрации предоставляет в соответствии с законодательством Российской Федерации налоговые и иные льготы предприятиям с учетом значения их деятельности для населения города в пределах сумм налогов и иных платежей, зачисляемых в доход городского бюджета». Приведенная норма международного договора РФ в отличие от действующего налогового законодательства предоставляла главе городской администрации право применения налоговых льгот предприятиям, то есть ввела новый субъект, компетентный принимать решение о предоставлении таких льгот. Остальные же условия предоставления налоговых льгот Соглашение (как это следует из п. 1 ст. 7) связало с необходимостью соответствия их законодательству».[*]

Следовательно, Соглашение в рассматриваемой части не предусматривало иного, чем национальное законодательство России, порядка и условий предоставления льгот. Речь шла исключительно о наделении органа муниципальной власти возможностью предоставлять льготы согласно законодательству РФ. В свою очередь, обжалуемое Постановление Правительство РФ, принятое в соответствии с законами РФ, регулировало именно порядок предоставления налоговых и иных льгот. Таким образом, объект сравниваемых правовых норм различен и, в силу этого, здесь также невозможно говорить о наличии каких-либо противоречий.

По одному из дел, рассмотренных Верховным Судом России, заявители просили признать недействующим Постановление Правительства Российской Федерации от 29 апреля 2002 года № 285 «О внесении изменений в Постановление Правительства Российской Федерации от 23 марта 2001 года № 229», поскольку оно противоречит Конституции РФ, Федеральному закону «Об инвестировании средств для финансирования накопительной части трудовой пенсии в Российской Федерации», иным законам Российской Федерации, а также Соглашению между Правительством Союза Советских Социалистических Республик и Объединенным Пенсионным фондом персонала Организации Объединенных Наций от 10 октября 1980 года «О передаче пенсионных прав в целях обеспечения их преемственности».

Согласно этому Соглашению, участники Пенсионного фонда ООН получили право на выбор пенсионного обеспечения: в соответствии с положениями Пенсионного фонда ООН или в соответствии с советским законодательством. В последнем случае средства, положенные участнику, переводились в Фонд социального страхования СССР. Согласно ст. IV Соглашения, стаж работы в ООН засчитывался в стаж, дающий право на пенсию по законодательству СССР, а сумма, переведенная Пенсионным фондом ООН, должна была учитываться при определении вида и размера пенсии по законодательству СССР. При этом решение вопроса о том, в каком объеме данная сумма должна приниматься при назначении советской пенсии, Соглашением было оставлено на усмотрение Правительства СССР.

Являясь правопреемником СССР[*] по указанным правоотношениям, Российская Федерация в лице Правительства РФ в пределах предоставленных ему полномочий для реализации права бывших сотрудников международных организаций системы ООН, предусмотренного упомянутым международным соглашением, 23 марта 2001 года издало Постановление № 229, которое впоследствии было приведено в соответствие с Федеральным законом «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», оспариваемым Постановлением.

В решении особо было подчеркнуто, что оспариваемое заявителями Постановление Правительства РФ не противоречит вышеуказанному международному договору, так как последний не устанавливает размер доплаты к пенсии, подлежащей выплате гражданам из числа бывших сотрудников международных организаций системы ООН.[*]

Таким образом, объект правоотношений, регулируемых оспариваемым Постановлением Правительства РФ от 29 апреля 2002 года № 285 «О внесении изменений в Постановление Правительства Российской Федерации от 23 марта 2001 года № 229», не совпадает с объектом правоотношений, регулируемых комплексной нормой, включающей положения, содержащиеся в Соглашении между Правительством Союза Советских Социалистических Республик и Объединенным Пенсионным фондом персонала Организации Объединенных Наций от 10 октября 1980 года «О передаче пенсионных прав в целях обеспечения их преемственности», ставшим частью правовой системы Российской Федерации, и, как следствие, отсутствуют какие-либо основания для возникновения правовой коллизии.

В определении от 9 марта 2005 года по делу № 19-Г05-1 Верховный Суд РФ, рассматривая дело в кассационном порядке, подчеркнул, что «суд правильно пришел к выводу, что не может быть основанием для признания недействующим оспариваемого Закона [Закон Ставропольского края «О некоторых вопросах организации местного самоуправления на территориях районов Ставропольского края] ссылка в заявлениях на нормы статьи 3 Протокола № 1 от 20.03.1952 к Конвенции Совета Европы «О защите прав человека и основных свобод», т. к. речь в ней идет о праве на свободные выборы народом органов законодательной власти, а представительные органы местного самоуправления органами законодательной власти не являются, а Конвенция о стандартах демократических выборов, избирательных прав и свобод в государствах — участниках Содружества Независимых Государств от 7 октября 2002 года, ратифицированная Федеральным законом от 2 июля 2003 года, также не касается вопросов, реализованных в оспариваемом краевом Законе».[*]

Следовательно, объект отношения, регулируемого оспариваемым Законом, не соответствует объекту отношения, регулируемого положениями, содержащимися в вышеприведенных источниках международного права, ставших частью правовой системы России.

Отсутствие какой-либо коллизии между нормой внутригосударственного права и положением, содержащимся в нормах международного права, было констатировано при рассмотрении Верховным Судом РФ вопроса о признании недействительными (незаконными) п/п «и» п. 7 «Правил исчисления непрерывного трудового стажа рабочих и служащих при назначении пособий по государственному социальному страхованию».

Ц. обратился в Верховный Суд Российской Федерации с жалобой о признании недействительными (незаконными) п/п «и» п. 7 «Правил исчисления непрерывного трудового стажа рабочих и служащих при назначении пособий по государственному социальному страхованию», утвержденных Постановлением Совета Министров СССР от 13 апреля 1973 г. № 252 и ч. 2 пункта 16 Постановления ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС от 13 декабря 1979 г. № 1117 «О дальнейшем укреплении трудовой дисциплины и сокращении текучести кадров в народном хозяйстве», ссылаясь на то, что положения оспариваемых нормативных правовых актов не соответствуют действующему законодательству и нарушают права заявителя на свободное распоряжение своими способностями к труду.

Верховный Суд РФ, отказывая заявителю в удовлетворении его жалобы, в решении от 20 августа 2002 года по делу № ГКПИ2002-771 отметил, что «Трудовой кодекс Российской Федерации не регулирует отношения об обязательном социальном страховании, поэтому доводы заявителя о несоответствии положений оспариваемых нормативных актов ст. 6 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах ст. ст. 2, 4, 21, 80 Трудового кодекса Российской Федерации и нарушении прав заявителя на свободное распоряжение своими способностями к труду не основаны на законе. Связь отношений по обеспечению прав на обязательное социальное страхование работников с трудовыми отношениями отнюдь не предполагает их правовое регулирование непосредственно и в зависимости от норм трудового права».[*]

Важно подчеркнуть, что коллизия может возникнуть между нормой внутригосударственного права и комплексной нормой, содержащей договорные положения международного права, только в том случае, когда соответствующие договорные положения были официально опубликованы. В противном случае, как неоднократно указывалось выше, правоприменитель не должен принимать участие в реализации таких комплексных норм и, как следствие, не должен разрешать коллизии, возникшие между нормой национального права и комплексной нормой, предусматривающей официально неопубликованные положения международного договора.

Как подчеркивалось выше, образуемая в правовой системе комплексная правовая норма, обладая своей структурой — гипотеза, диспозиция, санкция, — предусматривает модель «идеального» отношения, которая, в свою очередь, включает: а) субъектов, б) субъективные права и обязанности, которыми наделяются соответствующие субъекты, в) объект, то есть то, по поводу чего возникают отношения и г) юридические факты, то есть те жизненные обстоятельства, с которыми связано возникновение, изменение или прекращение соответствующих отношений. Когда в реальности возникает общественное отношение (между конкретными лицами, с конкретными жизненными обстоятельствами, конкретным объектом), которое содержит в себе все элементы «идеального» отношения, то можно говорить о возникновении правоотношений.[*]