Интерпретация окружающего мира как ценности его сторон

Согласно нашим представлениям в основе интерпретаций окружающего мира лежат обобщенные мотивационно-ценностные ориентации индивида, составляющие неотъемлемую часть его личностного интерпретационного комплекса,

Теоретическая трудность в обосновании данного тезиса связана прежде всего с неопределенностью самих понятий "окружающий мир" и "мотивационно-ценностные ориентации", которые в отношении к жизнедеятельности могут трактоваться как угодно широко. Поэтому применительно к опыту необходимо попытаться выделить ту их часть, которая в соответствии с природой индивидуального опыта может быть структурирована и измерена.

Понятие "окружающий мир" в широком смысле вбирает в себя все мыслимые материальные и идеальные объекты и события человеческого бытия, и в таком "неэкономном" виде не может быть представлено в индивидуальном опыте. Функция опыта заключается в систематизации, классификации, интеграции и структурировании окружающего мира. Полученная таким образом таксономия внешнего мира также весьма сложна и многообразна, но уже является конечной величиной. Фактически речь идет о многоуровневой структуре, каждый элемент которой, однако, уже поддается интерпретации со стороны субъекта опыта. Переходы вверх по уровням интеграции представлений об окружающем мире происходят не, как часто принято думать, в направлении от материального к идеальному, не от бытийного к моральному, не от эмпирического к теоретическому и т.д., но по направлению к жизнедеятельности, се обобщенным характеристикам. Для индивида такой обобщенной реальностью, поддающейся интерпретации, являются так называемые сферы жизнедеятельности: межличностная, производственная, материальная и т.п. Такое нестрогое перечисление приведено здесь лишь для того, чтобы подчеркнуть наличие тех аспектов опыта, которые способны поддерживать функцию стабилизации жизнедеятельности.

Возникающие в ходе освоения окружающего мира идеализации и универсальные смыслы (жизни, любви, морали и др.), в тех случаях, когда они принимаются субъектом, являются атрибутами жизнедеятельности как творчества и им еще предстоит стать некоторыми структурными частями опыта, которые такие универсалии первоначально призваны разрушать (реконструировать).

С момента выделения себя из окружающего мира перед человеком возникает задача отбора и накопления в опыте того, что может стать полезным для его будущего. Отсюда следует, что ценностные ориентации не только обладают статусом всеобщности и неспецифичности по отношению к объектам жизнедеятельности, но и являются универсальным инструментом для оценки и интерпретации того, что накоплено в опыте человека об окружающем его мире.

Широкая трактовка понятия "ценностные ориентации" (ЦО) обозначена в его определении: "способ дифференциации объектов индивидом по их значимости" 1.231]. Как вполне справедливо отмечает И.Д.Бех (1996): "Нынешняя познавательная ситуация в сфере исследований проблем личности характеризуется тем, что общепринятого определения ценностей нет" [42].

Попытки упорядочения "всех известных ценностей" приводят к представлению, как пишет С.Ф.Анисимов, об "иерархии ценностей, подчиненной принципу субординации, где каждая ценность по отношению к вышестоящей ценности играет роль средства, или условия, или вытекающего из него следствия" [11, с.22]. В таком исходном представлении о наличии высших и низших ценностей пока нет ничего, что могло бы затруднить решение данной проблемы. Решающий аргумент находится в иной плоскости: к чему устремлены "вверх" ценности.

В рамках деятельностной парадигмы понятие ценностей занимает значительное место наряду с понятиями личностного смысла, мотива, потребностей. Наиболее устойчивым является представление об идеальных, не зависимых от чего-либо значимых явлениях (ценностях) в сравнении с ситуативными, что, однако, как отмечает В.К.Вилюнас, трудно разделить в практических случаях: "феноменологические данные, отчетливо демонстрирующие, например, заинтересованность и активность человека в некоторой области, часто не раскрывают того, является ли эта заинтересованность инструментально-деловой, основанной на расчете, или истинной, связанной с абсолютными ценностями" [68,с.30].

Иллюстрации такого рода затруднений с "зашифрованностью" или с переворачиванием ценностей можно легко продолжить; проблема, как нам видится, заложена в самой исходной методологической посылке. По своему гносеологическому статусу ценности, как и их субъектно-интенциональный коррелят, не вмещаются в категориальное пространство деятельности; адекватной для них является категория жизнедеятельности. Тем более, что по времени своей эволюции и инволюции ценности существуют в масштабе жизненного пути. Абсолютные ценности, не найдя бытийного наполнения в рамках деятельности, в конце концов рискуют превратиться в эпифеномен. Ценностные ориентации, понятые в отношении к жизнедеятельности, теряют признаки иерархии (ценности ценностей), как априорно заданного качества. Становится ненужным вопрос о том, что ценнее (благородней, человечней): увлечение творчеством или получение долгожданной квартиры, служение народу или уход за больными родителями.

 

Изложенные здесь замечания имеют важное значение для понимания природы личностного опыта как накопленной в ходе жизнедеятельности способности интерпретировать окружающий мир. Субъекту не НУЖНО иметь оценки, мнения и суждения о всех объектах и событиях жизни. Ограничения возникают с двух сторон: в опыте накапливается и интегрируется то, что ценно ему самому и, одновременно, представляет ценность для окружающих. Человек не будет заниматься резонерством (чистый феномен не в счет), демонстрируя способности к интерпретации тем, кому это не нужно, и того, что никого не интересует.

Таким образом, макроструктурной составляющей личностного опыта в отношении к окружающему миру является ценностный интерпретационный комплекс (ЦИК). Его основным и ближайшим источником являются основные сферы собственной жизнедеятельности индивида, задающие координаты ЦИК.

Практическим психологам хорошо известны трудности, возникающие при необходимости количественной оценки и диагностики мотивов, ценностей испытуемого.

В психодиагностике обычно измеряется какой-либо из трех уровней мотивационно-ценностных ориентаций в виде фиксированной вербальной продукции:

1)мировоззренческий - когда во главу угла личностью ставится вопрос о предназначении человека, смысле жизни, оцениваются жизненные позиции ранга общечеловеческих ценностей; 2)самоанализа - предполагающий различные формы оценки своих качеств личностью. Именно для этого уровня психологи более всего разрабатывают различного рода опросники, анкеты и т.п.; 3) жизнеописания - когда индивид выражает свое отношение к самым различным объектам жизнедеятельности в форме непосредственных описаний.

В плане изучения личностного опыта наиболее привлекательным для нас оказывается уровень жизнеописания. Как раз на этом уровне семантики и обобщения наиболее непосредственно проявляются интерпретации индивида в повседневности. Другое дело, что задача исследователя в данном случае несколько усложняется: создавая испытуемому возможность интерпретации на более понятном ему, чем самооценка, уровне жизнеописания, одновременно необходимо задаться способом измерения, позволяющем выявить ЦИК.

Исходя из этого нами была поставлена задача разработать методическую процедуру, которая дает возможность практическому психологу или педагогу выявить характер распределения ценностных интерпретаций индивида по сферам жизнедеятельности, а также определить динамику трансформации этих ценностей в широком временном диапазоне,

Разработанный нами психографический подход исходит из необходимости исключить прямое самооценивание личностных качеств, предлагаемых в типичных опросниках, в связи с часто обнаруживаемой неразвитой саморефлексией индивидов, а также эффектами фасада. Подход основан на процедуре интерпретации испытуемым ценности для него того или иного объекта жизнедеятельности. По своей форме психографическое описание ("жизнеописание") дает психологу информацию, выраженную на языке "житейских проблем".

Другим принципиальным условием выявления ЦИК является измерение динамики их измерения в координатах прошлого, настоящего и будущего. Наличие или отсутствие преемственности ценностных ориентации на больших временных периодах формирования личности часто является ключом к разгадке причин деформации личностного опыта, помогает выработать конкретную тактику формирования ЦИК педагогам, педагогическим психологам, психотерапевтам. Диагностический потенциал временной развертки определен тем, что, устанавливая связь с прошлым и будущим, субъект на самом деле не дает нам истинную ("историческую") картину прошлого и будущего, так как он проецирует при этом в прошлое и будущее свою актуальную систему ценностей. Все это делает психологический анализ достаточно сложным, предостерегая, правда, от механического манипулирования при сравнивании данных по прошлому-настоящему-будущему.

Измерение ЦИК как меры субъективного пространства ценностей осуществлялось на основе оценки испытуемым силы связи с объектами таких сфер жизнедеятельности, как отношение к родственникам, другим людям, профессиональной и непрофессиональной деятельности, вещам. Результаты предварительных исследований показали необходимую (0,65 - 0,75) ретестовую надежность методики. Была выявлена конструктная валидность данной методики с тестами, измеряющими ценности личности (Рокич, Мюррей).

Тестовый материал представляет собой три круга такого диаметра, чтобы при разбиении круга на 60 секторов, в каждом из них могло быть размещено слово-объект из списка слов, соответствующих сферам жизнедеятельности:

1)"свои люди" - например: сын, мать, бабушка, жена и т.д.;

2)"другие люди" - например: друг, соседи, компания и т.д.;

3)"производственная" - например: учеба, профессия, экзамен, зарплата и т.д.;

4)"внепроизводственная" - например: туризм, книги, огород и т.д.;

5)"материальная" - машина, еда, одежда, мебель у т.д.

Слова-объекты из разных сфер расположены по окружности в случайном порядке. Три круга, обозначающие прошлое, настоящее и будущее, во всем остальном идентичны. Графическое заполнение кругов проходит во временной последовательности: настоящее - прошлое - будущее. Время заполнения каждого круга фиксируется.

Количественный подсчет производится по двум основным показателям: массиву и интенсивности. Под массивом связей понимается общее количество баллов по связям всех сфер жизнедеятельности (суммарный балл и балл отдельно по сферам). Под интенсивностью связей понимается отношение суммарного значения силы связей (общего и по каждой сфере) к количеству заполненных (реально возможных в данный период жизни).

Анализ по сферам позволяет выявить приоритетность ценности той или иной сферы в личностном опыте индивида. Ценностные интерпретационные комплексы в зависимости от ценности различных сфер жизнедеятельности для индивида распределились по группам следующим образом (по мере убывания ценности) (см. табл. 6-3).

 

Соотношение (баланс) массива и интенсивности по временным характеристикам; прошлое - настоящее - будущее оказалось примерно равным по показателям "прошлого" и "настоящего", с некоторым превышением по "будущему" (для групп взрослых до 40 лет и студентов 1-го курса). Измерения, проведенные в школе-интернате с учениками 8-х классов, показали значимое снижение нормативных показателей по "прошлому" и значимое превышение нормативных показателей по "будущему". Такова система интерпретаций ценностей у старших подростков, не имеющих с ранних лет родительской опеки, выражающаяся в негативном отношении к своему прошлому, от которого они активно отказываются, и, наоборот, завышено положительном к своему будущему, которое они активно моделируют по типу компенсации недостающего. Значимое снижение ценности "будущего" наблюдается у лиц старшего возраста, а также в случаях заболеваний гипертонией, в связи с известной спецификой психологического сопровождения цереброваскулярной недостаточности [302].

Из табл. 6-З видно, что для всех экспериментальных групп наиболее ценной в масштабе окружающего мира является межличностная сфера, в личностном опыте она занимает наибольшее место. Можно заключить, что ЦИК индивида более всего представлен в сфере взаимоотношений с другими, ею питается и под ее воздействием формируется. Влияние других сфер жизнедеятельности на личностный опыт зависит от специфики социального, возрастного статуса трупп, состояния здоровья и т.д.

Мы предположили, что некоторые из представленных в таблице результатов могут измениться, если учесть дату проведения экспериментов - 1989 год. Особенно неправдоподобно в наши дни выглядит малая ценность сферы "материальное обеспечение".

С целью уточнения полученных результатов был проведен повторный эксперимент в 1995 году, результаты которого представлены в табл. 6-4.

Полученные результаты свидетельствуют о том, что межличностная сфера вновь оказалась приоритетной в формировании МЦО, она выявилась наиболее ценностно нагруженной.

Как и ожидалось, сфера "материального обеспечения" значительно повысила свой ранг прежде всего в группах "старшего возраста" и "взрослых" и осталась такой же значимой для подростков интерната.

Незначительное перемещение данного показателя в группе "студентов" связано, по-видимому, с тем, что, как раньше, так и сейчас "материальное обеспечение" как ценность располагается на периферии реальных возможностей молодых людей. Они правы, если выше оценивают доступное для них средство достижения в будущем материального благополучия - "профессиональную деятельность".

 

Опыт девиантного поведения

Оценка себя и других в процессе жизнедеятельности формируется у индивида в значительной степени в зависимости от того, какую форму поведения индивид выбирает в качестве приоритетной. С этой точки зрения девиантная форма поведения становится весьма интересной для исследования.

Можно предположить, что отклонение поведения индивида от принятых в обществе норм сопровождается также деформациями его ценностных ориентации. Тем не менее, такое или любое другое поведение продолжает оставаться основным источником возникновения собственных интерпретационных комплексов индивида.

Одной из главных социальных причин роста девиантности является наблюдающийся в настоящее время регресс позитивных социальных связей между людьми, снижение взаимозаинтересованности внутри социальных слоев и групп. Отсутствие интереса к субъекту непосредственно переживается им как отсутствие отклика, обратной связи во всех значимых сферах его жизни - профессиональной, межличностной, семейной. В результате у него возникает специфическое состояние деиндивидуации, социального вакуума, невозможности осознать свою социальную ценность. Такое состояние, как правило, сопровождается иллюзорным приписыванием другим своих ценностей, отсутствием чувства вины, ослаблением связей с прошлым, размыванием перспектив и может быть определено как протодевиантное.

Существует довольно обширная литература по проблеме девиантности и число исследований продолжает расти параллельно с увеличением ее социальной остроты в ситуации переходного периода[21, 49, 123, 135, 144,233,246 и др.].

Объектом нашего исследования были лица подросткового и юношеского возраста с такими видами девиантности как наркомания, алкоголизм, уход из дома, бродяжничество, проституция, псевдосуицид. Именно в этом возрастном периоде (12-17 лет) психологические особенности таких категорий испытуемых проявляются наиболее открыто. Девиантный опыт лишь только формируется, к тому же, в условиях драматических социально-психологических изменений переходного периода.

Анализируя последнее обстоятельство, Г.К.Середа пишет: "Кризисные явления в обществе проявляются в поведении детей раньше, чем они осознаются взрослыми. Как объяснить этот парадокс? Ведь социальное наследование может осуществляться только через опыт. Как же можно обогатиться этим опытом "едва из колыбели" да ещё и демонстрировать его взрослым раньше, чем они сами его осознали?

Можно думать, что сверхвысокая сензитивность "неопытной" части общества обусловливается как раз отсутствием опыта, неадаптированной способностью вбирать в себя в чистом виде (через эмоциональные каналы] малейшие изменения в общественных настроениях и отвечать на них непосредственно, минуя "рефлексивные" инстанции сознания" [249].

Девиантность как понятие может быть определена лишь по отношению к норме. Формирование индивидуального опыта подростка, в отличие от взрослого, характеризуется тем, что в процессе освоения социальных норм поведения сами эти нормы представляются подростку как заданные обществом, устойчивые для общества. К тому же, отдельные девиантные поступки не вызывают активного осуждения со стороны обычных подростков и даже способствуют повышению социального статуса девианта в нормативной среде сверстников. Исключение составляет лишь семейная среда. Тем самым изменения общественных ценностей и их результаты, видимые взрослому, подросток оценивает как естественный ход событий, отсюда то, что взрослые квалифицируют как девиантное поведение, может сильно расходиться с самовосприятием молодых людей.

В случае неудачи подростка в отстаивании своей индивидуальностти в группе становится возможным критический шаг, когда субъективно девальвированные нормативные ценности становятся сравнимыми с уровнем привлекательности девиантного социума (общение, кодекс, статус), в результате чего отклоняющееся от нормативного поведение становится субъективно оправданным.

Дрейф ценностных ориентации, аномия, о которой говорил ещё Э.Дюркгейм, стимулируют у исследователей поиск новых моделей генезиса и структуры девиантного поведения. Естественную нормативность поведенческих актов подчеркивал французский психолог Мейерсон. Нормативы устанавливаются в соответствии с усвоенными ранее индивидом правилами, алгоритмами, стереотипами. Нормативным является и такое поведение, которое в другой системе оценок является девиантным. Отсюда возникает проблема психологической и лингвистической двойственности феномена девиации.

Распространенным является мнение о том, что девиантное поведение представляет собой некоторое промежуточное неустойчивое состояние личности, для которой имеется три исхода: 1 - возврат к социально одобряемым нормам и тогда девиант становится объектом воспитательных воздействий; 2 - переход в стадию делинквентности, когда он становится объектом криминальной психологии; 3 - развитие патологических процессов, когда он становится объектом психопатологии. Но у проблемы существует и собственный предмет исследования.

С точки зрения генезиса и динамики развития, девиантное поведение действительно носит неустойчивый временный характер. Вместе с тем, девиантность представляет собой такое системное психическое образование, которое характеризуется самодостаточностью, внутренней логикой, субъективным принятием норм поведения девиантной среды.

Индивидуальный опыт девиантной личности представляет собой замкнутую структуру со слабо выраженной рефлексией на тот мир, в котором другие живут в согласии с общепринятыми нормами. Более того, в сознание такой личности встроены механизмы, обосновывающие субъективную приемлемость выбранных ею способов жизнедеятельности.

Специфика системы ценностей девианта состоит в факте реального сосуществования ценностей социально одобряемых и социально неодобряемых обществом, что в основном и определяет внутреннюю драматургию жизнедеятельности подростка. Разумеется, не исчезают никуда конфликты и напряжения, соответствующие данному возрасту вообще.

Обосновывая правомерность рассмотрения девиантности с точки зрения самого субъекта девиантного поведения, мы вновь обращаемся к фундаментальному для психологии принципу двойствености человеческого сознания. Такой подход доказал свою продуктивность в области психиатрии, психологии пограничных состояний, психотерапии, психологии личности (Р.Бернс, А.Е.Личко, РАэнг, К.Эриксон) [39, 175, 176, 186, З06 и др.]. Польский исследователь Я.Рейковски, исходя из положения о двух базисных типах отношений и реакций на общественное благо, где один основан на приоритете группы (коллективизм), другой - индивида (индивидуализм), считает, что подобные ориентации присутствуют на личностном уровне и влияют на формирование нормативных оценок, убеждений индивида [234].

Двойственность человека, как утверждает представитель гуманистической психологии Р.Мэй, возникает из его способности к симультанному переживанию себя как субъекта и объекта. Изучающие природу человека, подчеркивает Р.Мэй, с самого начала должны усвоить, что люди центрированы на самих себе и нуждаются в поддержании этой центрации посредством самоутверждения, каким бы деформированным и противоречивым ни был их "внутренний центр" [330].

При таком понимании структуры сознания специалистам, имеющим дело с девиантными личностями, удается избежать упрощений двоякого рода.

 

Личностный опыт. Во-первых, воспитатели корректируют понятное желание с помощью внешних воспитательных и иных воздействий "вернуть" подростка в нормативную с точки зрения социума сферу поведения, так как выясняется, что для самого подростка нормативным является поведение девиантное.

Во-вторых, понимая и принимая его ценностные ориентации, сотрудничая с подростком "на его территории", взрослый педагог-психотерапевт исходит из того, что нормативное поведение вполне осознается подростком и тем самым также является частью его сознания и поведения (о знании девиантами нормы, в частности, свидетельствуют известные трудности в психодиагностике девиантных личностей, которые умело дискредитируют ход исследования, демонстрируя "лояльность" к нормативному поведению). Центрация подростка на девиантном поведении при одновременном осознании социальных норм говорит о том, что ценнностные ориентации подростка являются неустойчивыми, подвижными и могут быть изменены самим субъектом при умелом воздействии взрослого.

Исходным для нас было представление о том, что девиантный опыт есть сложное структурно-динамическое образование, включающее социальный, психологический и психосоматический источники девиантности. Он представляет собой специфический комплекс субъективных ценностей и интерпретаций, деформированных по отношению к общественным нормам поведения.

Задачей нашего исследования явилось выявление структурных характеристик девиантного опыта подростков и юношей.

Экспериментальную группу составили девушки-подростки, поступившие на обследование в клиническую психиатрическую больницу. Эксперименты были выполнены под нашим научным руководством Т.П.Мозговой.

Представление о системности девиантного поведения привело нас к необходимости введения специального понятия "совокупной девиантности". Всякий раз можно было видеть, что в реальной жизни девиация поведения редко выглядит в качестве единичного факта, наоборот, после первой "девиантной попытки" имеют место последующие, которые не просто добавляются в виде некоторой цепочки, а разрастаются и множатся способом своеобразного "дерева девиаций", отдельные ветви которого коррелируют между собой, создавая устойчивый, автономный и, что важно подчеркнуть, субъективно оправданный комплекс девиантных событий [158]. В таком случае совокупная девиантность становится основой личностного опыта подростка, выступая в качестве субъективной нормы его самосознания и поведения.

На первоначальном этапе исследования, целью которого было выявление специфики ценностных ориентации, испытуемому предлагалось ответить на вопросы специально разработанного опросника, в котором оценивалось его отношение к различным сферам жизнедеятельности (семья, школа, взрослые, сверстники, интересы, увлечения, планы, достижения и т.п.). Кроме того, измерялась самооценка испытуемых по методу Дембо-Рубинштейн. Для измерения "совокупной девиантности" методом экспертной оценки была разработана специальная шкала, дающая возможность количественной оценки данного параметра: (табл б-5). В экспертную группу помимо психологов вошли медики, педагоги, социологи, работники детской комнаты милиции, работники детских пенитенциарных учреждений из тех, кто непосредственно сталкивался с проблемой детской девиантности.

Отличие от контрольной группы выявилось по двум сферам представлений о нормативном поведении. В сфере "Взрослые" отмечается деформация в отношениях со взрослыми, в том числе и с родителями. Негативизм, недоверие к взрослому разнообразно обосновывается. Нетрудно предположить, что такой серьезный разрыв необходимых подросткам социальных связей является одним из источников девиантной личности.

 

 

Деформация ценностных ориентации обнаруживается также в сфере "достижения". Представление о настоящих и будущих достижениях характеризуется нереалистичностью, склонностью к фантазированию, отсутствием представлений о средствах достижения жизненных целей. Отсюда уровень самоуважения девиантного подростка является неустойчивым, варьируется в широком диапазоне. Можно предположить, что данное обстоятельство является источником невротизации девиантной личности.

Стандартная процедура самооценки по методу Дембо-Рубинштейн не выявила значимых различий между основной и контрольной группами, вызвав определенную долю сомнений в валидности данного проективного метода для индивидов и групп с отклоняющимся от социальных норм поведением. Поэтому испытуемым предлагалось дополнительно обосновать оценки себя по шкалам "ум", "характер", "счастье". Проведенный контент-анализ интерпретаций подростками собственных личностных качеств позволил выявить субъективные способы обоснования и защиты девиантного поведения, которое для подростков выступало как нормативное в соответствии с их собственными представлениями о поведенческих нормах.

С целью выявления связи между показателями, вошедшими в матрицу факторизации, был проведен корреляционный анализ. На его основе появляется возможность прояснить связанность параметра "совокупная девиантность" с другими показателями, вошедшими в программу измерения факторов девиантности.

Полученные данные показывают, что древовидное возрастание совокупной девиантности зависит от наличия или отсутствия некоторых акцентуаций личности, от существующего семейного окружения, субъективной оценки собственного раннего детства в личностной и межличностной сферах. Можно сделать вывод, что девиантный опыт подростка, отраженный в показателе совокупной девиантности, складывается из трех источников; прошлый (негативный) опыт раннего детства; опыт взаимоотношений в семье; специфическая совокупность акцентуаций девианта.

У обобщенного дерева совокупной девиантности можно было проследить наличие своеобразных ветвей-приоритетов. Приедем примеры характерных цепочек девиантного поведения:

а) подростки-девочки имеют трения с родителями, убегают из дома с последующей алкоголизацией и/или беспорядочными половыми связями. Для такой группы людей характерны тенденции в направлении психопатизации личности;

б) трудности в отношениях со сверстниками, нарушения в школе, наркотики, псевдосуицид. Группа девочек, демонстрирующих псевдосуицид, как правило, отличается психастеничностью.

Обнаружилось, что общим для многих девиантных подростков является недостаток эмотивности, особенно, подчеркнем, в той части данного типа акцентуации, который характеризуется отсутствием сопереживания или сочувствия к кому-либо из ближайшего окружения. Межперсональное пространство таких девиантов сужено и формируется под влиянием установки на лидерство, властвование либо уход от общения со сверстниками и взрослыми.

Достаточно неожиданным, с точки зрения привычных психопедагогических представлений, оказался тот факт, что девиантность чаще встречается и оказывается более выраженной в полных, чем в неполных семьях или даже когда родители отсутствуют.

Объяснение этому феномену находится, если еще раз учесть факт слабой эмотивности девиантных подростков. По-видимому, в полных семьях с большим количеством "воспитателей" и переизбытком воспитательных воздействий для подростка возникает больше стимулов для возникновения межличностных и внутриличностных проблем. Если "эмотивный" ребенок способен стать на семейно-коллективную точку зрения и, в конечном итоге, адаптироваться к требованиям родителей и ближайшего окружения, то давление на "неэмотивного" ребенка часто приводит к противоположному эффекту.

Подростки с повышенным показателем совокупной девиантности более негативно оценивают свое прошлое (раннее детство). Подчеркнем, что действительная ситуация в раннем детстве не обязательно является негативной. Однако проекция в детство каждый раз оживляет и закрепляет в опыте индивида те интегрированные аспекты собственных воспоминаний, которые должны подтвердить "трудное настоящее".

Девиантное поведение как система поступков, противоречащих нормам общественной жизни, с необходимостью становится частью жизнедеятельности подростка и постепенно кристаллизуется в виде специфического девиантного опыта. Наличие девиантного опыта позволяет подростку адаптироваться к правилам и нормам поведения в девиантной среде, У девианта формируется особая система оценок и интерпретаций себя, других и окружающего мира, деформированная в сторону нереальности, инфантильности, фантастичности суждений. Искаженной является интерпретация подростком своего будущего и раннего детства.

Отличие девиантного опыта от уже рассмотренных нами иных его видов состоит в его "девиантности" по отношению к собственному продуценту - жизнедеятельности. Выполняя свою основную функцию обеспечения стабильных условий жизнедеятельности, девиантный опыт постоянно вступает в противоречие с нормативными требованиями жизни, еще более закрепляется, становясь источником новых конфликтов; в результате все более разрастается дерево девиантности. В этом смысле девиантный опыт оказывается неконструктивным для индивида, становится источником деформации личности девианта.

Ситуация усугубляется еще и тем, что для самого субъекта девиантности процесс формирования девиантного опыта остается скрытым, тем более, когда речь идет о его социальных, психологических и психосоматических источниках. Такой опыт, по нашему предположению, существует в форме различных латентных структур, слабо осознаваемых либо не осознаваемых самим девиантом. Такие латентные структуры вбирают в себя различные внешние и внутренние источники девиантности, которые, в отличие от внешних проявлений девиантности, характеризуются большей устойчивостью и интеграцией.

Такими источниками могут являться социальные факторы как нормальной (семья), так и девиантной среды, личностные образования типа акцентуаций характера, самооценок, соматические патологии. Проблема состоит в том, что взятые по отдельности перечисленные характеристики, обнаруживая лишь некоторые взаимные корреляции, не отражают специфики девиантного поведения в целом. Поэтому для их выявления и измерения адекватным является применение факторного анализа. В данном случае факторизация способна отразить качественно новую связь между источниками девиантного поведения, т.е. не что иное, как его латентные структуры. По своему содержанию такие латентные структуры представляют собой неосознаваемые модели поведения и отношения к окружающей действительности девиантных подростков.

Для выявления латентных структур девиантного поведения была использована экспериментальная программа, включающая 24 показателя, в том числе акцентуации характера, а также дополнительные характеристики, описывающие социогенез подростка (характер воспитания, взаимоотношения в семье, дошкольное детство, социальные ориентации подростка).

Матрица факторизации представлена в табл. 6-6:

 

 

 

В результате факторного анализа было выделено по 4 ортогональных фактора соответственно для основной (девиантной) и контрольной (нормативной) групп. Выделенные факторы характеризуют латентные структуры поведения девиантных и нормативных подростков.

Факторы девиантной группы.

Фактор I - "Установка на девиацию", факторный вес 26,7.

1. Общее число акцентуаций 0,88

2. Экзальтированность 0,77

3. Педантичность 0,64

4. Циклотимичность 0,63

5. Активность 0,60

6. Тревожность 0,46

7. Возбудимость 0,46

8. Застревание 0,44

Данный фактор является самым нагруженным. Обращает на себя внимание наличие пучка взаимосвязанных акцентуаций, обычно редко пересекающихся в одной структуре личности. При этом в данный фактор не вошли какие-либо социальные, социально-психологические, самооценочные параметры. Напрашивается вывод, что совокупность акцентуаций имеет самостоятельное значение для формирования девиантного опыта. Можно предположить, что латентная структура опыта, составленная из акцентуаций, без социальных привнесений, является некоторой первичной латентной структурой, обусловливающей девиантность как внутреннюю исходную ориентацию акцентуированного подростка. Акцентуация как пограничное с нормой личностное качество индивида в определенном значении сходится с девиацией как отклонением от социальной нормы. В этом смысле акцентуант потенциально "открыт" к девиации, а девиант проявляет себя как акцентуированная личность.

Соединение в единый комплекс разнонаправленных по своим проявлениям акцентуаций свидетельствует о том, что данная латентная структура является аморфной, недифференцированной, пока еще не сориентированной на какие-либо конкретные проявления асоциальности.

Такое сочетание противоречивых акцентуаций не является гармоничным для подростка. Г.Айзенк, анализируя характерологические особенности психотипов, обращает внимание на факт драматического пересечения разных психологических радикалов в одном индивиде, когда одновременно проявляют себя незрелость, безответственность, общительность и замкнутость, лидерство и тревога, интерес к сексуальным контактам, сценам насилия, фильмам ужасов и т.д. [299].

 

Фактор II - "Противовес", факторный вес 14,2.

1. Эмотивность 0,71

2. Совокупная девиантность - 0,54

3. Личностный 0,49

4. Межличностный 0,46

5. Возбудимость - 0,37

6. Состав семьи - 0,36

7. Сила - 0,31

Данный фактор отражает такую латентную структуру опыта, в которой девиантность не только стимулируется, но и сдерживается. Такая структура уже не является однородной, в нее включены источники девиантности разных уровней. Девиантность провоцируется возбудимостью, осознанием подростком себя волевым человеком, потребностью в лидерстве и, наконец, количеством воспитателей, причем, как уже говорилось выше, оказалось, что, чем их больше, тем больше девиаций. Наоборот, тенденции к девиантности гасятся при наличии эмотивности, а также положительной психологической и социальной атмосферой в раннем детстве.