Исповедание - символ этногенеза

 

Но вот кончился инкубационный период. В 155 г. христиане заявили о себе на диспуте. Юстин Философ отверг веру в языческих богов, осудил жертвоприношения животных и сформулировал доктрину христианства, отличающуюся и от иудаизма, и от философских систем Эллады. Христианские консорции слились в субэтнос, а с этим явлением имперским властям пришлось считаться. С конца II до начала IV в. от христиан требовали знака политической лояльности — признания императора богом и принесения жертвы на его алтарь. Христиане гарантировали политическую благонадежность, но категорически отвергали благонадежность идейную. Признать богом центуриона или сенатора, интригана, развратника, убийцу, они отказывались, хотя служить ему как человеку‑правителю были готовы. Власти были недовольны такой полупокорностью и шли навстречу желаниям масс, городской черни, требовавшей истребления христиан. Но беда в том, что христиане были наиболее верными, честными и храбрыми легионерами, а язычники — самыми лживыми, своевольными и нестойкими в бою солдатами, часто предававшими своих вождей. И происходило это от естественного разделения: в христианские общины шли люди нового психологического настроя, а в язычестве оставались те, кто по сути дела потерял старую веру и не приобрел новой, усвоив вместо религии принцип максимального подхалимства.

В 313 г. Константин, победивший с помощью христиан своего противника Максенция, дал в Милане эдикт, ставивший христианство в преимущественное положение. И тогда городская чернь объявила себя христианской и начала с такой же яростью истреблять языческих философов. Так продолжалось весь IV век.

Христианство и язычество боролись между собой весьма странным образом. Ни философы‑неоплатоники — Ямвлих, Либаний, Ипатия, Гемерий, Фемистий, ни стоики, ни император‑митраист Юлиан Отступник, ни «отцы церкви» — Василий Великий и Григорий Богослов; ни ученые‑христиане — Ориген, Маркион, ни гностики — Василид и Валентин — не запятнали себя гнусными преступлениями против мыслящих иначе. Зато римская, антиохийская и александрийская чернь, солдатские императоры, демагоги, безграмотные монахи и продажные чиновники участвовали в убийствах сначала христиан, а потом языческих философов.

Нетрудно заметить, что как низы горожан, так и вожди наемных солдат меньше всего интересовались вопросами духовной жизни. Эти деморализованные потомки даже не древних римлян и эллинов, а гибридизированного населения торгово‑ремесленных эллинистических центров равно старательно истребляли ростки новой духовной жизни и следы древней культуры. Наследники Константина, весьма нетвердо сидевшие на престоле, считали за благо идти навстречу желаниям масс и их лидеров. Сын Константина Констанций приказал лишать язычников имущества и казнить смертью за совершение жертвоприношений. Впрочем, за отказ от учения Ария он отправлял христиан в тяжелые ссылки. Зато после 381 г. в такие же ссылки Феодосии стал посылать ариан. Грациан в 382 г. велел вынести из сенатской курии алтарь победы — символ римского могущества. Последняя попытка спасти язычество в 392‑394 гг. была подавлена Феодосием, казнившим вождей восстания Евгения и Арбогаста.

Западная церковь получила от раннего периода очень тяжелое наследство.

Сельское население Италии, Испании и Галлии, не затронутое пассионарным толчком, относилось к проповеди любой веры с потрясающим равнодушием. И так же вяло оно отстаивало старую религию, вследствие чего языческие культы в Западной Европе дожили до VII в. Зато в городах, где население было приезжим с Востока, страсти кипели и христианство принимало крайние формы.

Генетический дрейф пассионарности породил популяцию мучеников и фанатиков, которая обеспечила престол Константину, сумевшему использовать эту страшную силу.

В пламени акматической фазы пассионарности сгорел весь шлак, унаследованный Византией от античности. Вымерла субпассионарная чернь городов. Языческие окраины были захвачены германцами (на западе), славянами (на Балканском полуострове) и мусульманами — новым этносом, возникшим в Аравии вследствие очередного пассионарного толчка и с потрясающей быстротой прошедшим всю фазу подъема, вплоть до образования суперэтноса.

Но в IV в. христианство как идеология перешагнуло границы этноса.

Христианами стали готы, бургунды, свевы, вандалы в Европе, армяне и грузины в Азии, абиссинцы в Африке. Эти этносы никогда не знали римской власти, римской культуры, римской дисциплины. Поэтому они не составили единого с римлянами этноса, а остались сами собой. И тут сыграло решающую роль дробление христианского этноса на два течения: никейское и арианское.

Германцы приняли христианство с учением Ария, а в империи победило учение Афанасия, т.е. никейское. Восторжествовав на Константинопольском соборе 381 г., оно объединило своих сторонников в этническую целостность, которую мы и называем византийской. С этой даты византийский этнос вступил в свою акматическую фазу. В IV‑VI вв. он расширился, захватив Закавказье и Ирландию, погубил остатки античной культуры, раздробился на ряд субэтносов, каждый из коих выдвигал собственное исповедание, часто без достаточных догматических оснований. В VII в. он потерял половину своей территории из‑за внутренних распрей и наконец в IX в. перешел в инерционную фазу этногенеза.

 

ВЕРНЕМСЯ В ИУДЕЮ

 

Отрыв от родины не проходит бесследно. Евреи, вернувшиеся в Палестину из Вавилона, не нашли взаимопонимания ни с местным населением иудейского культа — самаритянами, ни с потомками древних хананеян (финикийцев), населявшими Галилею, область у Тивериадского (Генисаретского) озера ««См.:Страбон. География в 17 книгах.Л.,1964.С.704»», ни с пришлыми из Напаты арабами — идумеями, поселившимися в бывшей земле филистимлян, в окрестностях Газы ««См. там же. С. 703»». Однако галилеяне и идумеи оказались увлеченными порывом восстания Маккавеев в 166 г. до н.э. и вместе с ними боролись против македонян. Иудеи, ощущая острую необходимость в пополнении армии, обратили оба народа в иудаизм, мотивируя это тем, что они якобы в древности были евреями, но в отличие от самаритян утратили веру во время господства Селевкидов ««Toynbee A. Hellenism. Oxford. 1959. P. 191»». Поэтому во время династии Хасмонеев (152‑37 до н.э.) представители инкорпорированных этносов считались иудеями, но как бы второго сорта ««См.: Моммзен Т. История Рима. Т.V. М.,1949. С.452»». Те отвечали им неприязнью, переходившей в кровопролитие.

Ирод I Великий (37‑4 до н.э.), несмотря на все заслуги перед страной и народом, «любовь и преданность нашел только в Самарии и Идумее, но не у израильского народа», так как был чужеземцем. И сам он говорил, что «чувствует влечение к грекам в той же степени, в какой питает отвращение к иудеям». Он даже своих детей от еврейки боялся, как иудеев. Так продолжалось до того времени, пока пассионарный взрыв не дал обитателям Палестины энергию, необходимую для самоутверждения. Тогда идумеи захватили власть в Палестине, изгнав последних Хасмонеев, а Галилея стала местом рождения Воплощенного Слова и новой религии, не только чуждой, но и противоположной той форме иудаизма, которая оформилась при контакте с эллинами и заискивании у римлян, той, что Т.Моммзен назвал неоиудаизмом" ««См. там же. С.441‑442»».

В Галилее все было иначе. Там ненавидели все эллинское и римское. Оттуда вышли первые сикарии (кинжальщики) — террористы, убивавшие и чужеземцев и вероотступников. И галилеянин Иисус Христос говорил иудеям: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, гробы скрытые» (Лука II, 37) и «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Иоанн 8, 44). Столь категоричные характеристики указывают на несовместимость христианского и еврейского поведенческих стереотипов ««Вражду иудеев к «галилеянам», т.е. к христианам, использовал друг иудеев Юлиан Отступник»», ибо в 1 в. до н.э. евреи больше служили мамоне (богатству), нежели Иерусалимскому храму.

Добыть деньги было несложно, но для этого было необходимо включиться в общий рынок эллинистического мира и принять участие в его интригах и склоках. Люди для торговых операций имелись, но им пришлось изучить греческий язык, воспринять эллинскую образованность, перенять манеры, переменить имена… короче говоря, сменить стереотип поведения. Эти эллинизированные евреи назывались саддукеи и не только держали в своих руках экономику и высшие административные должности в царстве Хасмонеев, но и представительствовали за его границами. В Александрии, где греки составляли 50% населения, евреев было 40%, а все остальные, в том числе египтяне) — 10%. То же самое было на Кипре и в городах Малой Азии. Иными словами, евреи‑саддукеи вошли в эллинистическую цивилизацию и постепенно растворились в ней.

Это оторвало их от хранителей традиций — фарисеев (пуруш — чистый) и от народных масс. Последним было особенно противно, что их правители уподобились их злейшим врагам — эллинам. Поэтому раскол этнического поля расширялся и дошел до того, что власть Ирода держалась на поддержке наемных воинов, а народные пророки проклинали его, — ситуация, характерная для фазы обскурации. И в 1 в. н.э. этнос распался и погиб.

Палестинские евреи, сохранившие изрядную долю неукротимости и нетерпимости своих предков, поссорились и с римлянами, но те дважды расправились с евреями ‑в 70 и 132 гг., да так, что Палестина обезлюдела, и ее заселили арабы ««См.: Моммзен Т. Указ.соч. T.V. С.487»». Те евреи, которые успели убежать от ужасов войны на западную окраину империи, нашли там покой и безопасность. Более того, иудаизм стал распространяться в самом Риме — через женщин, утративших в эпоху империи традиционную нравственность. Это вызвало отрицательное отношение римлян к евреям, по аналогии перенесенное на христиан.

Когда память о пролитой крови померкла, оказалось, что в крупных городах Римской империи, в греческих колониях — Пантикапее, Горгиппии и Танаисе, в Армении ««См.: Берлин И. Исторические судьбы еврейского народа на территории Русского государства. Пг., 1919. С. 10»» и в оазисах Аравии еврейское население сохранилось. Однако это были уже новые евреи, затронутые пассионарным толчком 1 в. и, следовательно, ровесники византийцев и славян. Они поддерживали активные связи со своими иранскими единоверцами, пользовавшимися покровительством врагов Рима — парфянских царей. Вследствие этого обе общины до конца V в. непрестанно обменивались идеями и людьми ««На этом фоне было создано обновленное иудейское вероучение. В 1 в. были составлены два варианта Талмуда, иерусалимский и вавилонский, а во II— III вв. возникла Каббала, т.е. «полученное по преданию учение». Согласно Каббале, Бог, «наскучив одиночеством», решил создать себе равных. Мир и люди — его эманация; назначение их — совершенствование до уровня Божества, причем идет перевоплощение душ. Бог им не помогает, ибо «помощь — это позорный хлеб» — подачка. Они сами должны достичь совершенства (см.: Льоренте X.А. Критическая история испанской инквизиции. Т. 11.М..1936. Примеч. З. С.535— 536).

А как это было им нужно! Персия была страна бедная, но благоволившая к евреям; Восточная Римская империя была богата, но греки успешно конкурировали с евреями. В те века центр тяжести межэтнических конфликтов был перенесен в область идеологии. Библия была уже переведена на греческий язык и перестала быть тайной. Ее читали усердно, но реакция читателей была различной. Одни вступались за змея, побудившего Еву заполучить познание добра и зла, а того бога, который хотел оставить людей в невежестве, именовали злым демоном (офиты). Другие объявили материю, а следовательно, весь видимый мир несуществующими, т.е. просто помехами на пути к совершенствованию души, реальность коей утверждалась (гностики). Третьи отрицали преемственность Нового и Ветхого заветов, считая древнюю еврейскую религию поклонением Сатане (Маркион и его школа). Четвертые — манихеи — рассматривали мир как область борьбы света и тьмы, но если христиане признавали мир и жизнь творением Божьим, то манихеи держались обратной точки зрения: мир — это тьма, пленившая частицы света (души).

На Западе дуализм не удержался. Язычник Плотин и христианин Ориген создали стройные, монистические концепции, овладевшие умами мыслящих людей III в., а последователи гностиков замкнулись в своем пренебрежении к черни, и их идеи перестали влиять на широкие слои римского общества и этносов, его составлявших. В Иране гностическое манихейство натолкнулось на стройную систему зороастризма, где жизнь благословлялась и утверждалась как творение Ормузда, а смерть и уничтожение (аннигиляция материи) считались делом Аримана. Мани заплатил жизнью за последовательность своего учения. Казалось бы, для жизнеотрицающих гностических систем нет места в мире, но оно нашлось.

На рубежах великих суперэтносов: эллинизма и Ирана, Ирана и Турана, Турана и Индии, где ютились небольшие, хотя и самостоятельные княжества арабов, кавказцев, эфталитов, последователи гностических идей находили приют и безопасность. И евреи, променявшие Палестину на Месопотамию, были в их числе. Стесненные жесткими установлениями официальной религии, они чутко реагировали на развитие мировой творческой мысли и выдавали свои соображения за древние предания — Каббалу, тем самым давая им место рядом с жесткой системой Талмуда. В Каббале были и монистические системы, близкие к неоплатонизму, и дуалистические, унаследованные от ессеев, и тяга к новым идеям, то и дело возникавшим в Иране и Византии. А так как пассионарных людей в вавилонской общине было много, то с III по VI в. оная бурлила идеями и принимала активное участие в событиях, имевших значение для нашей темы.

 

 

НЕСОВМЕСТИМОСТЬ

 

Творческий взрыв и последовавшее за ним развитие еврейской философской мысли привели к созданию Каббалы, в которой стала явной тенденция к философско‑ритуальному воспроизведению домоисеевых оргиастических культов.

Но с христианскими гностиками у неоиудаизма не было и тени согласия. То ли тут вопияла кровь первых христианских мучеников, например архидиакона Стефана, побитого камнями в 35 г., и жертв фанатиков Бар‑Кохбы, то ли евреев отталкивала эллинская смелость мысли, выражавшаяся в строгой последовательности, когда любой логически безупречный вывод считался достоверным, подобно непосредственно наблюдаемому факту. Эпизоды из Ветхого завета отпугивали христианских неофитов от традиционного иудаизма, а уж о контакте христианства с талмудизмом и речи быть не могло. Поэтому во II в. среди христиан наблюдается стремление разграничить учение Ветхого и Нового заветов и обосновать это теологически. При этом логически следовало, что Яхве, бог Моисея, отнюдь не тот Элои, к которому воззвал распятый Христос; следовательно, сходство древнего еврейского однобожия, по существу почитания племенного бога евреев, и христианского единобожия — мнимо.

Различие между богом Ветхого завета и евангельским Богом формулировалось христианскими гностиками так: «Первый запрещает людям вкушать от древа жизни, а второй обещает дать побеждающему вкусить „сокровенную манну“ (Апокалипсис 2, 17). Первый увещевает к смешению полов и к размножению до пределов ойкумены, а второй запрещает даже одно греховное взирание на женщину. Первый обещает в награду землю, второй — небо. Первый предписывает обрезание и убийство побежденных, а второй запрещает то и другое. Первый проклинает землю, а второй ее благословляет. Первый раскаивается в том, что создал человека, а второй не меняет симпатий. Первый предписывает месть, второй — прощение кающегося. Первый требует жертв животных, второй от них отвращается. Первый обещает иудеям господство над миром, а второй запрещает господство над другими. Первый позволяет евреям ростовщичество, а второй запрещает присваивать незаработанные деньги (военная добыча в то время рассматривалась как оплата доблести и риска). В Ветхом завете — облако темное и огненный смерч, в Новом — неприступный свет; Ветхий завет запрещает касаться ковчега завета и даже приближаться к нему, т.е. принципы религии — тайна для массы верующих, в Новом завете — призыв к себе всех. В Ветхом завете — проклятие висящему на дереве, т.е. казнимому, в Новом — крестная смерть Христа и воскресение. В Ветхом завете — невыносимое иго закона, а в Новом — благое и легкое бремя Христово» ««Dollinger. Geschichle der gnostischen‑manichaischen Lecten im fruher Mittelalter.Leipzig,1980.C.I.S.146‑l47; цит. по.: Арсеньеву И. Указ.соч. С. 87»». Этот трактат приписан Маркиону — христианскому гностику середины II в.

Взгляд Маркиона на Космос разъяснил его ученик Апеллес (умер ок. 180 г.).

Единое начало — нерожденный бог — сотворило двух главных ангелов. Один, «знаменитый и славный», сотворил мир; другой, «огненный», враждебен богу и миру. Следовательно, мир, как творение доброго ангела, благостен, но подвержен ударам злого, «огненного», отождествленного с Яхве Ветхого завета ««См. там же. С. 117»».

Это учение, утверждающее наличие метафизического Зла, угрожающего культуре и природе (биосфере), отсутствует в Ветхом завете. Там грехом считается нарушение «закона», т.е. предписания, как акция непослушания. Сатана упомянут только в Книге Иова, но и здесь он не соперник и не враг бога, а его сотрудник. Бог и Сатана вместе осуществляют жестокий эксперимент над беззащитным и невинным Иовом, а потом угрозами зажимают ему рот. Зато в Евангелии Христос отказывается от общения с дьяволом, говоря: «Отыди от меня, Сатана!» Таким образом, оказывается, что смысл Ветхого и смысл Нового заветов противоположны.

Но если так, то почему христианская церковь ввела Ветхий завет в состав священных книг? Для решения этого вопроса необходимо обозреть расстановку сил в конце II в. и в III‑IV вв.

Главным врагом юного христианского этноса был неоиудаизм Талмуда и Каббалы, но полемика христиан с иудеями велась на фактическом материале Библии. Обе стороны доказывали, что их учение ближе к древнему, а следовательно, и правильнее (о чем писал Юстин Философ в «Разговоре с Трифоном Иудеем»). По сути дела обе стороны были не правы, ибо и христианство и талмудизм были явлениями новыми, связанными с начальными фазами своих этногенезов. Однако аберрация близости заставляла и их обращаться к Писанию как к непререкаемому аргументу. А коль скоро так, то это Писание надлежало изучать.

В III в. в игру вступил новый партнер — манихейство. Манихейская концепция по сути атеистична, т.е. на место личного бога и дьявола она ставит стихии «света» и «мрака», в результате борьбы которых возник и существует материальный мир. Но отношение к миру у манихеев и христиан было противоположным. Манихеи считали материальный мир (биосферу) злом, а его создателя — злым демоном. В противоположность христианству «творящий свет» (Божественную энергию) они считали мраком, а «мрак» (бездну или вакуум) — светом. Для борьбы с культурой и с самой биосферой ««См.: Гумилев Л.H. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989»» этого было вполне достаточно.

Тогда в 180‑190 гг. христианская мысль для оказания сопротивления атеистическим антисистемам гностицизма приняла на вооружение Ветхий завет в варианте «семидесяти толковников», сделанный еще во II в. до н.э. Этот «завет» был во II в. н.э. «ветхим» не только для христиан, но и для самих иудеев, подавляющее большинство которых приняло Талмуд, практически вытеснивший религиозные представления древности.

А в конце III в. жестокие гонения Диоклетиана и, с другой стороны, пропаганда манихейства поставили перед церковью сложные задачи, более актуальные, чем борьба с древним иудейством. Более того, в иудейском предании хотели видеть союзника против общего врага, а в однобожии (генотеизме) — зачаток единобожия, как бы предчувствие христианства. Эта тенденция странным образом уживалась с развитием учения о Троице и Логосе, которое по своим философским истокам восходило к неоплатонизму, столь же враждебному гностицизму, как и церковное христианство.

Для своего времени такая позиция была целесообразна. Поэтому не надо осуждать апологетов III в. и «отцов церкви» IV в. за благосклонное отношение к историческим пассажам и поэтическим шедеврам греческого перевода Библии. Эти блестящие филологи и философы не могли даже вообразить, что через тысячу лет наступит время, когда найдутся люди, желающие воскресить побивание камнями пророков, принесение в жертву вместо себя невинных животных, убийство или «отстрел» иноплеменников и учение о предопределении, снимающее с человека моральную ответственность за любые преступления. Все перечисленное, бытующее в цивилизованном мире, связывается с ветхозаветным мировоззрением, но в V‑VIII в. такого безобразия ни один ученый муж не признавал.

Безобразия принимали другой облик. Это и станет предметом нашего внимания.

 

22. ЕЩЕ ОДНА "СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА"

 

Столетней называют войну Франции с Англией (1339‑1449), но столь же долгой и еще более ожесточенной была серия восстаний в Аравии и Сирии при высокой степени пассионарности византийского этноса и окончательном исчезновении эллинизма. Эти эксцессы были продолжением друг друга и тянулись 110 лет — с 517 по 627 г.

«Два меча нельзя вложить в одни ножны», — гласит старинная персидская пословица. Евреи и христиане были равно пассионарны. Описанная выше несовместимость проявлялась не только в философии, но и в настроениях народных масс. Еврейское население Южной Палестины было уничтожено при подавлении восстания Бар‑Кохбы, но в Самарии оно уцелело, так как самаритяне не принимали участия в еврейском движении. Евреи тогда не считали самаритян за «своих».

Однако по отношению к греческому населению Сирии и Палестины евреи и самаритяне были единодушны. Они не хотели, чтобы греки жили в Палестине и чтобы константинопольское правительство собирало налоги, а легионеры пасли на священной земле нечистых животных — свиней.

Поскольку Зинон был крайне непопулярным императором, а положение империи — весьма сложным, самаритяне поднялись в 484 г. на гору Гаризим, создали там укрепленный лагерь и сделали его центром движения против Византии.

Повстанцы взяли Неаполь (сирийский) и Кесарию, причем христиан не щадили, что заставило последних вступать в организуемые правительством отряды добровольцев, которые и разгромили самаритян в 486 г.

Репрессии после подавления восстания были умеренными. У богатых самаритян было конфисковано имущество, а на горе Гаризим сооружена христианская церковь. Но на этом война не кончилась, только театр ее был перенесен на юг, на Аравийский полуостров, куда не простиралась рука византийского базилевса.

В V‑VI вв. единого арабского этноса не было. Северные кочевники назывались «измаилиты», как потомки сына Авраама — Измаила, выгнанного отцом в пустыню по требованию Сары, родившей на старости лет Исаака — легендарного предка евреев. Южные оседлые племена Йемена и Хадрамаута назывались иоктанитами или «людьми Саба» ««См.: Мюллер А. История ислама. Т.1. С.24‑28»», а жители южного побережья с 1 в. н.э. — «химьяр» «„См. Там же. С. 28“».

Йемен по праву назывался «Счастливой Аравией», ибо эта богатая растительностью страна контролировала пролив Баб‑эль‑Мандеб, по которому шла морская торговля Византии с Индией. Поэтому сюда устремлялись иудеи из Палестины и Сирии в IV‑VI вв. И здесь они достигли власти в 517 г., когда царем Химьяра стал Зу‑Нувас.

Юсуф Зу‑Нувас был сыном знатного химьярита из рода Йазан и рабыни‑еврейки.

Последнее обеспечило ему возможность стать членом иудейской общины, а первое — право на престол. И он захватил власть в начале 517 г., убив законного царя Химьяра Маадикариба, христианина, по‑видимому, монофизитского исповедания «„См.: Кобыщанов Ю. М. Северо‑Восточная Африка в раннесредневековом мире. М., 1980. С. 15‑17“». Первым делом Зу‑Нувас ограбил христианских купцов: византийских, северо‑аравийских и аксумских (эфиопских), находившихся в его владении, и начал преследования христиан, которых в Аравии VI в. было много.

По просьбе аравийских христиан царь Аксума послал войско, которое принудило Зу‑Нуваса бежать. После победы большая часть аксумитов отбыла на родину, а для наблюдения остался малочисленный отряд — 500‑600 всадников, в городе Зафарс, столице Химьяра. Зу‑Нувас собрал своих сторонников, окружил Зафар и предложил эфиопам покинуть город, обещав им свободный пропуск на родину.

Простодушные эфиопы поверили Зу‑Нувасу, вышли из крепости… и были убиты.

Одни зарезаны, другие заперты в церкви и сожжены вместе с нею. Сгоревшая церковь была перестроена в синагогу. Ожесточение росло не по дням, а по часам.

На следующий — 518 — год Зу‑Нувас взял город Награн и произвел массовые казни христиан. И по всей стране шло сожжение церквей и истребление христиан. До тех пор в Аравии религиозных гонений не бывало ««См. там же. С. 25»».

Христианские епископы, как монофизиты, так и православные, развернули широкую агитацию против Зу‑Нуваса. По казненным повсюду служили панихиды.

Даже персы решительно осудили Зу‑Нуваса, и только несторианский епископ Ирана — Сила — «желал угодить язычникам и иудеям», но, возможно, это поздняя клевета ««См. там же. С. 27»». Христиане в языческой Аравии не противопоставляли себя друг другу. Это был единый суперэтнос. И все они страдали от Зу‑Нуваса.

Зу‑Нувас восстановил против себя даже Иран, ибо персы издавна вели выгодную торговлю с Аксумом, а теперь она прекратилась. Но тем не менее активных военных действий не предпринимал никто. Иран находился во власти маздакитов, Византия была далеко, а аксумский царь воевал в Африке с окрестными племенами. Лишь в 524 г. эфиопские войска были подготовлены к десантной операции — походу в Аравию для спасения аравитян.

Это был по сути дела крестовый поход. Выступление эфиопского войска было приурочено к празднику Троицы (18 мая 525 г.) и сопровождалось молебном в кафедральном соборе столицы Аксума ««См. там же. С. 45»». Южноаравийские эмигранты были отправлены отдельно. В их задачу входило пробраться в тыл противника и поднять население против тирана. Это им удалось. Зу‑Нувас с теми силами, которые остались ему верны, попытался сбросить десант в море, но потерпел поражение. Войско иудео‑химьяритов разбежалось, Зу‑Нувас был убит.

Оказалось, что это конец. Эфиопы ходили по стране, убивали иудеев и разрушали синагоги, не встречая сопротивления ««См. там же. С. 48»».

Впрочем, жестокости были обычным бесчинством воинов, разошедшихся по стране, и их аравийских союзников. Иудеи в Йемене уцелели до нашего времени, а частично были переселены в Эфиопию, и, возможно, фалаша — их потомки «„См. там же. С. 49‑50“». Эфиопы проявили такую терпимость, тени которой не было у противников, потерявших Южную Аравию, но попытавшихся получить реванш в Палестине.

Едва достигла пределов Византийской империи весть о гибели иудео‑химьярского царства, в Скифополе самаритяне напали на христиан и спалили часть города. Юстиниан обвинил в попустительстве архонта и казнил почему‑то его, а не мятежников. Однако это не предотвратило восстания. Весной 529 г. иудеи, язычники и манихеи начали жечь церкви, поместья и убивали священников и «знать» ««См.: История Византии. Т. 1. М., 1967. С. 276‑277»».

Однако не только богатым христианам было плохо. Вождь восстания Юлиан, которого объявили «царем», не только разрушил все христианские храмы в захваченных городах, не только убил епископа Саммона и велел резать на куски священников, чтобы сжечь их вместе с мощами, хранившимися в церквах, но и, устроив по случаю победы конские ристалища, вместо награды победителю приказал отсечь ему голову так как узнал, что тот — христианин.

Только помощь арабских шейхов позволила византийцам подавить восстание, в ходе которого погибли 20 тыс. повстанцев. Столько же пленных женщин и детей было уведено арабами. А сколько погибло христиан — неизвестно!

Репрессии надо считать еще мягкими, ибо в 555 г. восстание повторилось, но на этот раз было подавлено без посторонней помощи. «И был страх великий во всех восточных провинциях» ««Там же. С. 278»».

Упомянутые восстания и перевороты следует расценить как большую войну, которую, будь она в XX в., назвали бы национально‑освободительной. В ней поражают стихийность вспышек и ожесточение, напоминающее альбигойские войны и восстание камизаров в Провансе. И ведь нельзя считать эти восстания бесперспективными. Вожди иудеев надеялись на помощь Ирана, находившегося в состоянии войны с Византией и пытавшегося вернуть Сирию и Палестину, дабы восстановить царство Кира Великого. Но почему‑то персы не поддержали ни Зу‑Нуваса, ни самаритянских вождей, хотя впоследствии они выгнали аксумитов из Аравии и на время овладели Сирией и даже Египтом. Но и там и тут они пользовались пассивной поддержкой иудеев, а не активной. Не странно ли это?

Очевидно, следует обратить взор на Персию V‑VII вв., иначе сложность ситуации останется нераскрытой. А без разбора этих сложностей останется неясной та трагедия, которая произошла на Волге в Х в. Так направим караван нашего внимания из Сирии и Аравии в Вавилонию и Иран.

 

У ПЕРСОВ V-VII вв.

 

Римляне, даже в период наибольшей военной мощи, не могли захватить Двуречье. Местное население активно помогало парфянам, а потом персам. За проявленную лояльность шахи Ирана благоволили к евреям, позволив им создать колонии в Ктезифоне и Испагани (Исфаган). Аналогичными льготами пользовались несториане Месопотамии и монофизиты Армении за то, что они были противниками православного византийского царя. Зороастризм, подобно иудаизму, — генотеистическая религия, т.е. все персы должны были следовать учению магов и поклоняться огню, но ни один иноземец к культу не должен быть допущен. Переход персов в христианство карался смертью, что иногда вызывало осложнения, коих не возникало с евреями, которые, так же как и персы, не допускали в свою среду инородцев. Поскольку при таком последовательном подходе ассимиляция исключалась, то в Западном Иране и Месопотамии возникла иудсо‑сиро‑армяно‑персидская химера с добавкой из парфянской знати и арабов Бахрейна, почитавших звездных богов и служивших за деньги иранскому шаху. Внутри этой причудливой мозаики мира не было.

Вельможи и маги старались ограничить власть шаха, не покушаясь на престол, ибо центральная власть была нужна для защиты от внешних врагов. Шах норовил пресекать самовольство знати, но без кровопролития, так как знать составляла конное войско. Евреи были на стороне короны и, со свойственной этому этносу горячностью, превысили меру усердия, что им на пользу не пошло.

В 491 г. Иран постигла засуха, связанный с нею недород и налет саранчи. Шах Кавад открыл государственные амбары с зерном, но это не предотвратило народных волнений. И тогда один из вельмож, Маздак, предложил шаху свою концепцию спасения государства. Она была дуалистична, но в ней, в отличие от манихейства, «царство света» наделялось качествами воли и разума, а «царство тьмы» — качеством неразумной стихии. Отсюда вытекало, что существующая в мире несправедливость — следствие неразумности и исправить ее можно средствами разума: введением равенства, уравнением благ (т.е. конфискацией имущества богатых и разделом его между маздакитами) и… казнями «сторонников зла», т.е. тех, кто был с Маздаком не согласен.

Система подкупала безукоризненной логикой, и шах поддержал Маздака. Но как было отличить сторонников света от защитников мрака? Только по их личному заявлению! И тут пошла в ход ложь «««Их внутреннее — да проклянет их Господь! — противоположно внешнему, слова противоположны делам» (Низам аль‑Мульк.Сиасет‑намэ.С.188. Примеч. 339)»». Маздакиты, взяв власть в свои руки, развернули массовый террор, а шах стал в их руках марионеткой. В 496 г. Кавад бежал от своих министров к эфталитам, вернулся с войском и занял престол, но маздакиты продолжали занимать должности вокруг престола и расправляться с неугодными людьми, как с чужими, так и друг с другом.

Только в 529 г. царевич Хосрой собрал войско из людей, обиженных маздакитами, привлек на свою сторону саков и повесил Маздака, а его сторонников закапывал в землю живыми. Ожесточение партий было так велико, что уцелевшим маздакитам пришлось бежать на Кавказ, ибо ни эфталиты на востоке, ни византийцы на западе их не принимали.

Могли ли многочисленные евреи Двуречья и Исфагана остаться равнодушными к событиям, происходившим вокруг них? Конечно, они приняли в них живое участие, но, как всегда, разделились. Ортодоксам‑талмудистам маздакиты были омерзительны, вольнодумцам‑каббалистам — любезны. Внутри еврейской общины Ирана шла борьба столь же напряженная и даже кровавая, как и в самой великой державе ««См.: Солодухо Ю.А. Движение Маздака и восстание еврейского населения Ирана в первой половине VI в. н.э. //Вестник древней истории. 1940. № 3‑4 С. 131‑145»». Торжество маздакитов грозило евреям‑ортодоксам гибелью, и они эмигрировали в Византию. Там их приняли кисло, но это было лучше, чем смерть.

Когда же в 529 г. в Иране пошла расправа с маздакитами, то и примкнувшим к ним евреям пришлось плохо. Экзарх еврейской общины Ирана Map Зутра, сотрудничавший с маздакитами, был повешен, так же как и все те, кто попал в руки Хосроя Нуширвана, принявшего власть еще при жизни своего отца, Кавада.

Уцелевшие маздакиты бежали на Кавказ, чтобы затеряться среди христианского населения Мидии‑Атропатены (совр. Азербайджан). Это им удалось, так как христиане относились к огнепоклонникам‑персам крайне отрицательно и укрыли беглецов из Ирана.

Связанные с маздакитским движением евреи тоже удрали на Кавказ, но подальше от разъяренных персов. И очутились они на широкой равнине между Тереком и Сулаком, стали пасти там скот, избегая конфликтов с соседями и не слишком строго соблюдая традиционные обряды. Однако они свято праздновали субботу и совершали обряд обрезания ««Описание быта этой ветви евреев см.:Гаркави А.Я.Сказания еврейских писателей о хазарах и хазарском царстве. СПб., 1874. С. 17; Кембриджский аноним считает их евреями колена Симонова, позабывшими веру предков; см.: Коковцов П.К. Еврейско‑хазарская переписка в Х в. Л., 1932. С.25»».

Вернемся к судьбе евреев‑ортодоксов, так как в последующей эпохе главную роль будут играть именно они. Православная церковь Византии в эпоху Великих соборов (V в.) относилась к иудаизму благожелательно. Когда же эмиграция евреев из Ирана усилилась и активизировала византийскую еврейскую общину, то начался период не то чтобы гонений, а государственных ограничений свободы еврейского культа. Эдиктом 546 г. Юстиниан запретил евреям праздновать Пасху и есть в эти дни мацу, если еврейская Пасха приходилась на Страстную неделю. В 553 г. евреям было запрещено «употреблять… устную традицию» ««Берлин И. Указ. соч. С. 76»». Короче, евреев стремились превратить в граждан второго порядка (uiferiores, quasi, infames, turpes) ««См. там же. С. 76»», что повело к возрождению иранофильских настроений в еврействе Византии. Случай для отплаты за унижение представился им в начале VII в.

В 602 г. солдаты убили императора Маврикия и возвели на престол свирепого тирана Фоку. Шаханшах Хосрой Парвиз начал войну под предлогом мести за погибшего, который был его приемным отцом, фактически же эта война ставила целью изгнание греков из Азии и Египта, т.е. восстановление Ахеменидской империи. Евреи стали на сторону персов. Они вызывали беспорядки в тылу у греков, причем успевали заручиться покровительством греческого начальства и обратить его гнев против восточных христиан — монофизитов и несториан ««См.: Пигулевская Н.В. Византия и Иран на рубеже VI и VII веков. М.; Л., 1946.С.183— 185; Кулаковский Ю. К критике известий Феофана о последнем годе правления Фоки //Византийский временник. Т. 21 (1‑2). СПб., 1914. С. 1‑14»», что было на руку перс