Не гоже чужую жизнь проживать

Рейтинг: / 0

 

Начало формы

ПлохоОтлично

Конец формы

Мария Евграфовна была женщиной порядочной да хозяйственной. Сама дом да семью содержала. Мужа своего худым словом никогда не поминала и дочерям бы своим не позволила. Покойный супруг все годы совместной жизни кутил и в карты играл, оттого немалое наследство жены и промотал. Оставил он Марию Евграфовну и двух своих дочерей при всем том, что промотать не успел: немного денег да домок на самой окраине города уездного.

А хулить своего покойного мужа Мария Евграфовна не могла по двум причинам. Во-первых, вышла замуж она сама по большой к нему любви да симпатии. Пошла за бравым усатым офицером, можно сказать, поперек воли родителей. Хорошо еще, родители единственную свою дочь приданым не обделили. А вторая причина - две дочери красавицы, Катерина да Августа. Народились они в один год, в один счастливый для матери денек, 7 декабря. И были, как есть, на одно лицо, словно горошинки. Мать сама их с детства различать затруднялась. Отец же, совсем запутавшись в одинаковых девчонках, присоветовал как-то жене, хоть чем их отличать. Мария Евграфовна женщина экономная, решила по мелочам-то не тратиться, а купила девчонкам своим сережечки золотенькие с камушками. Катюшке - с розовыми, а другой, Авочке -с голубенькими. Теперь легче стало девчонок родными-то именами кликать да не путать: камушки-то издалека видать было.

Катюшка без Авочки ни минутки порознь жить не могла, везде рядышком. И Авочка без Катюшки, словно без второй половинки, маялась. Ну, их и не разлучали. Пока денежки в семье были, учителей в дом приглашали. А они даже болеть в детстве ухитрялись вместе. А как выросли - обе красавицами стали. Мать-то на них нарадоваться не могла. А как сама мужа потеряла и вовсе в дочках души не чаяла. Пока в достатке жили, мать детей и учила, и со вкусом одевала. А на второй год после смерти супруга узнала Мария Евграфовна неприятную для семьи вещь. От такого известия не всякая женщина-мать может в жизни устоять да не отчаяться. Оказывается, одолжил ее покойный супруг у одного ростовщика большущие деньги, а отдать не успел. Вот теперь и подошел срок эти самые деньги возвращать. Долг был огромный. А из всего добра оставался у вдовы с дочерьми только один домок... Ну, куда Мария Евграфовна с деньгами своими пойдет, ежели дом в счет долгов продавать решится? Вот мать с дочерьми и давай советоваться. Помощи им ниоткуда ждать не приходилось. Вот и рассудила мать, что выход у них - один-единственный: выдать дочерей замуж, а матери самой и поселиться у одной из них. С Августой все ясно было: ее уж давно в жены себе приглядел купец Алексей Данилыч, старинный друг семьи. Почитай, раз в неделю он их навещал, подарки скромные дарил, а с матерью не раз говорил о скорой свадьбе. Они с Авочкой уже с осени помолвлены были, женихом да невестой считались. А вот с Катериной не все ладно получалось.

Полюбила Катерина всей душой своего прежнего учителя, человека умного и порядочного, но шибко бедного. Уж который год тот учитель деньги копил, чтобы молодую жену к себе в дом привести. А вот дома-то, как раз, и не было. Катерина ведь на отцовский дом для жительства надеялась.

В тот вечер мать с дочерьми решили, что со свадьбами более тянуть нельзя: мало того, что сами девушки - бесприданницы, еще и дом с торгов пойдет, позору не оберешься. Венчание на один день назначить решили, чтобы одну свадьбу сыграть, на обе - не тратиться. Поскольку назавтра был воскресный день, собиралась мать обоих женихов записочками к себе в дом приглашать да о свадьбах все и порешить. Уж спать разошлись, а сестры допоздна все о свадьбах своих толковали, наряды будущие разбирали. Заснули уж заполночь.

Где-то под утро проснулась Катерина оттого, что в комнате было что-то не так... Сразу ей трудно было понять, что ее так разволновало-то? Прислушалась Катерина, и показалось ей, что дышит сестра как-то с перебоями, шибко тяжко. А как свет зажгла да Авочку разглядела, сразу за матерью кинулась... В ту ночь Авочка тихо-тихо померла... То ли болезнь в ней какая до времени дремала, то ли от волнений да забот она увяла - кто знает? За врачом уж соседку посылали, только доктор ничем сестре помочь не сумел. Утром уж Авочку в платье обрядили, на постель уложили, свечи зажгли. Мать возле сидела, слез не было, чтобы выплакаться-то да малость успокоиться. А Катерина, как в тяжком сне пребывала. По дому ходила, что-то делала, то одну, то другую вещь в руки брала, вокруг себя пустыми глазами глядела. И даже материны слова до нее не сразу дошли:

- Господи! Как же мы теперь с тобою? Ведь Авочка своей свадьбой нас спасти могла... На твоего-то женишка рассчитывать не приходится... Ну, хоть самой мне следом за Авочкой на тот свет отправляться?! На что нам теперь жить-то?

А ведь и верно: кто свадьбу-то играть собирался? Кто и деньги на все давал? Алексей Данилыч! И тут Катерина нечаянно на себя в зеркало глянула. Мать не сразу хватилась, что Катерина давно молчит да как вкопанная возле зеркала стоит. А как к дочери-то подошла - ахнула! На Катерине-то лица не было глядела она на самое себя в зеркало, словно там кого страшного увидала. Мать только теперь и догадалась, что ее так напугало. Видать, в темноте да суете Катерина не свое платье ночью натянула. Вот и глядела она испуганными глазами на Авочкино платье на своих собственных плечах... Мать начала ее успокаивать, уговаривать: ну, ведь не нарочно! Случайно Катя чужое-то платье надела, не виновата она... А Катерина вдруг взяла да из ушей своих сережки и вынула. С розовыми-то камушками. Мать и не сразу поняла. А как догадалась - так и заплакала...

Осторожно, чтобы не побеспокоить покойную, вынули у нее из ушей сережечки с голубенькими камушками и заменили на Катюшкины. Так и схоронили Августу под чужим именем, а Катюшка через полгода за Алексея Данилыча вышла. Видать, шибко невеста о сестре-то убивалась, все никак в себя придти не могла. Да и мать, хоть дочку и уговаривала, сама нет-нет да и заплачет. Катюшкин жених, учитель-то, тоже шибко тосковал, часто мать с дочкой навещал. Только чужая невеста уж больно к нему строга стала. Ну, он ходить к ним и перестал.

Алексей Данилыч как свадьбу с невестой своей отпраздновал, жену да тещу к себе в дом перевез. И с кредиторами полюбовно все решил. Одно купца тревожило: уж больно его Авочка печальной была. Хотя оно и понятно: с сестрой своей она ни на час не расставалась. Понять чужую тоску он мог. Постепенно жизнь в купеческом доме в свою колею вошла. И Августа, его молодая жена, от боли-печали очнулась. Только иной раз Мария Евграфовна жену его Катенькой называла. Тогда Авочка словно опять замыкалась. Ну, и тещу купец понять мог: как-никак дочку потеряла. Могла малость и не в себе пребывать, живую дочку покойницей называть.

Детишек Господь Алексею Данилычу не послал, но с женой он в мире да согласии жизнь прожил. А настала пора, и тещу в дальний да безвозвратный путь проводил. Только и сам Алексей Данилыч тогда уж старым был. И пришел день, когда осталась Августа на свете одна... Как она все годы жила - никому поведать не могла: как во сне, что ли, чужом. Каждую ночь снился ей родной дом, матушка да сестрица покойная. От своей одинокой жизни она уж ничего хорошего не ожидала.

И тут произошла одна памятная для нее встреча. Часто и раньше возле храма она видала старенькую Пашутку. Кто сердцем почерствее, называли ее дурочкой. От народа она кормилась, его подаяниями. Своего дома не имела. А уж откуда пришла или тут родилась - и вовсе никто не знал. Но многие к ее разговорам прислушивались. Иной раз так мудрено старуха говорила, будто ей больше, чем другим, в жизни ведомо было. Были и те, кто ее болтовне не внимал, но, правду сказать, и не обижали. Что-то в ней было такое, отчего самый что ни на есть умный да находчивый смущался.

Вот однажды Августа по дороге на базар и повстречала эту самую Пашутку. И вдруг за спиной своей услыхала: «Матушка, дай копеечку...»

Августа сразу в сумку свою сунулась и подает Пашутке пятачок. А та пятачка в руку не берет, а глядит на женщину и помалкивает. Августа попыталась ей пятак в ладонь вложить, а та руку свою отвела и снова говорит:

- Нет, матушка! Ты мне копеечку дай, а пятачок деткам своим оставь!

- Да нет у меня деток-то... Грустно улыбнулась Августа.

- Да кому ж такое ведомо? - спрашивает ее Пашутка совсем чудное. - Ты, матушка, и сама не знаешь, кем бы ты стала, ежели бы чужое платье не надевала...

Вздрогнула Августа, словно откровения услыхала, а потом и давай Пашутку к себе в дом звать: мол, чайком напою, крендельком угощу... И Пашутка пошла. Такого Августа и не ожидала. Ведь редко к кому Пашутка соглашалась в дом-то войти. А тут согласилась. За столом тихо сидела, чаек горяченький пила, бараночку скушала. А потом чашечку свою кверху донышком поверх блюдца поставила, а сверху кусочек сахару непочатый и положила.

- Что ж ты, Пашутка, сахарок-то не съела? - спросила ее хозяйка.

- Да я уж большая, а сахарок ты, матушка, дитенку своему дашь... - Получила Августа чудной ответ от старушки юродивой.

- Отчего ты меня матушкой-то зовешь? Ты ведь годами, считай, вдвое старше меня будешь? - поинтересовалась Августа. А Пашутка тут ей и улыбнулась:

-Я тебя первая так назвала, а скоро все тебя так называть станут. Ты в среду-то рано спать не ложись! Как стемнеет на улице, в коляску садись да поезжай на улицу Заливную. Знаешь такую? Ну, вот, на улицу Заливную, в дом купца Лупилова. Только к самому купцу не суйся. А вот в заднюю-то дверь загляни... Там тебя подарочек ждет...

Как не спрашивала потом Августа, так Пашутка больше ей ничего не сказала. Только уж когда хозяйка ее до ворот провожала, повернулась Пашутка к ней и заплакала... Августа напугалась, что обидела гостью чем, а та слезы ладонью утерла и шепчет негромко: «Ты сережечки-то верни! Не тоже чужую жизнь проживать да в чужих сережечках хаживать... Новая жизнь у тебя начинается...» - и ушла.

Первым делом Августа стала среды поджидать, только на ночь глядя в путь ехать не решалась. Пока не стемнело. А потом быстро собралась, дворника за пролеткой послала, да и поехала в другой конец города. А как сама в заднюю-то дверь названного дома вошла, так и подивилась. Оказывается, с час назад в этом самом доме баба померла, безродная. А ребеночек новорожденный остался. Старуха, с какой баба та жила, покойницу ругает, а что с младенцем делать не знает.

У Августы сердце сжалось: неужто права Пашутка оказалась? Неужто ее дитя тут народилось да матери родной лишилось? А старуха все ругается, кричит: то ли никак не поймет, что уж баба далеко, то ли от старости все в голове смешалось? Пришлось Августе уж все повыспросить-разузнать. А как все поняла, сразу старухе денег дала, чтобы было на что покойницу схоронить. А дитя попросила старуху ей отдать. Старуха как деньги увидала не то что дитя, себя бы с потрохами отдала. Только ее самое никто не брал. А дитенка чего жалеть? Он ведь никто ей совсем. Да и выживет ли он без мамки-то?

Так и увезла Августа ребеночка в свой дом. Правда, пришлось завернуть его потеплей, а то пеленки-то совсем худыми были. А ведь дитеночек-то мальчонкой оказался. Так вот Августе сын и достался. Она потом его воспитывала да учила. Но это все потом было. А в тот день Августа с себя сережки сестрины сняла. А как уж хозяйке вернуть - решила сама. На могилку сестры сережечки в чистой тряпице принесла да в землицу и закопала.

Так потом вдвоем с сыночком и проживала. Послушным да ласковым сыночек рос. Не доставлял матери ни печали, ни слез. Знал ведь ее секрет Господь: из-за матушки да бедности согласилась она на подлог. А может быть, жизнь-то своя у нее счастливее была бы? Ежели бы она тогда сережки не обменяла...

Нравственный урок.

Нужда свой закон пишет.

Нужда обеты преступает.

Женился на скорую руку да на долгую муку.

Воспитание добрых чувств.

Почему Катюшка вышла замуж за другого человека?

Что дало ей силы не роптать, а материнскую волю исполнить?

Как наградила ее судьба в конце жизни и почему Катерина приняла это как судьбы подарок?

Речевая зарядка.

Как можно объяснить название сказки «Не тоже чужую жизнь проживать»?

Объясните, что значит «Нужда свой закон пишет»?

Как понять поговорку «И в мое оконце засветит солнце»? Можно ли так сказать о Катюшкиной судьбе? Почему?