Лидия Федоровна смотрит на него, улыбается.

Мам!

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Кушай, кушай. Просто люблю смотреть, как ты ешь. Знаешь же.

СЕРГЕЙ. Ну, хватит, мам.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ты в детстве знаешь, как долго ел?

СЕРГЕЙ. Знаю. Рассказывала уже.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Сидишь, толчёнку по тарелке кругом размазываешь и, как грузовик, гудишь.

СЕРГЕЙ. Мам.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ешь, не отвлекайся… Я тебе так же говорила, а ты себе бр-р-р-вж-ж-ж-би-би-и-ип! Тебя ж с трактором крестили. Принесли мы тебя в церковь, а ты трактор в ручках держал. Мы его забирать, а ты орёшь. Батюшка и сказал тогда, чтобы мы тебе трактор вернули. Так с трактором и окрестили.

СЕРГЕЙ. Помню я этот трактор. Он у меня лет до семи был. Отец только и успевал, что чинить его. Я этот трактор потом разлюбил, а отец его все чинит и чинит, чинит и чинит.

Загудела печная труба, ветер застучал ставнями.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ты хоть бы звук включил. Жутко в тишине сидеть…

СЕРГЕЙ. Мам, а почему ты после отца ни с кем не сошлась?.. Извини.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Я отца твоего больше всего на свете любила. Больше трактора… (Улыбается.) Он когда в больнице лежал, ты у бабушки жил, помнишь, верно… Врачи говорили, что ему ещё максимум месяц, а он ещё полгода прожил… полгода. Как мне эти полгода дались. Серёженька, я тогда хотела за ним уйти. Ты остановил. Сыночек мой…

СЕРГЕЙ. Мам, не нужно.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Он для меня всем был… Врач там, щупленький такой, в очёчках, всё ходил, меня успокаивал. А чего успокаивать? Как успокоиться можно было? До сих пор не успокоилась. Любовь только одна человеку даётся. На всю жизнь. Только одна. Так и бабка моя говорила, и мать моя. Я свою любовь уж отжила. До дна выпила, а потом выплакала. Ты только у меня остался. Так что если любишь её, так иди к ней. Одна любовь только, запомни.

Сергей обнимает её.

(Вытирает слёзы.) Ладно, сынок, ни мне тебя учить. Сам уже вырос. Сам всё решишь…

СЕРГЕЙ. Вкусные оладки… спасибо… Спокойной ночи, мама.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Спокойной.

 

Чубасов.

Разбивается о кафельный пол бутылка.

Веселый женский, а потом и мужской смех.

 

МАШКА. Я же говорила, не допрёшь!

ЧУБАСОВ. Это на счастье.

МАШКА. Это тебе на здоровье – меньше выпьешь.

ЧУБАСОВ. Так я сейчас ещё одну возьму.

МАШКА. Ты-то возьмёшь, я не сомневаюсь.

ЧУБАСОВ. Машуня, какие могут быть сомнения у такого кавалера!

МАШКА. Трико бы зашил, кавалер.

Входит Иван.

ЧУБАСОВ. О, Иван Иванов утром ходит без штанов!

ИВАН. Здоров, Славка. Ох, мать-перемать, девица-красавица, ты куда столько?

ЧУБАСОВ. Так футбол сегодня, вот решил пивка попить. Надо же местному магазину месячную выручку делать.

МАШКА. Мне от ящика пива ни тепло, ни жарко.

ИВАН. Машка, ни тепло, ни холодно.

МАШКА. Да какая разница.

ИВАН. А ты чего не заходишь? Приехал-то когда?

ЧУБАСОВ. Да пару дней…

МАШКА. Пару дней приехал, а четвёртый пивом затаривается.

ЧУБАСОВ. Так я от пива и дням счёт потерял.

ИВАН. Это ты можешь. Телик привез?

ЧУБАСОВ. Вот такой! Огроменный, еле допёр.

ИВАН. Так я к тебе сегодня на футбол зайду.

ЧУБАСОВ. Так можно прямо сейчас начать.

МАШКА. О!

ЧУБАСОВ. Не «о!», а «правильно»!

ИВАН. Не, я лучше вечерком зайду. Маш, дай мне две.

МАШКА. Как всегда?

ИВАН. Я же и говорю, две.

ЧУБАСОВ. Ты чего это на супертонкие перешел?

ИВАН. Да так… Пошли покурим.

МАШКА. Чубас, смотри донеси только, чтоб второй раз не бегать.

ЧУБАСОВ. Не ссы Маруся, я сам боюся!

Иван и Чубасов выходят из магазина.

Чубасов ставит пакеты на крыльцо, Иван распечатывает пачку сигарет.

ЧУБАСОВ. На моих, два бакса пачка. С вишней.

ИВАН. С вишней я у деда Матея покурю.

ЧУБАСОВ. Ну, тогда кури свои бабские.

ИВАН. Не прячь. Дай, попробую… Это Настя всё, говорит чтоб курить бросал, экономия мол… и эти вот чтоб курил, так по две пачки в день смолю… экономия, мать её.

ЧУБАСОВ. От женщин всё горе на земле.

Смеются.

ИВАН. Слушай, ты в Речном не останавливался?

ЧУБАСОВ. Как всегда, у брата на три дня.

ИВАН. Кольку видел?

ЧУБАСОВ. Нет, а что он, в Речном?

ИВАН. Люська говорит, баба у него там.

ЧУБАСОВ. Гм…

ИВАН. Я вот тоже думаю: кто на него позарится.

ЧУБАСОВ. Мы с Серёгой в среду встретились, так я ему сказал, что Колька в Москву не приезжал. Да только я внимания не обратил, кто ж знает, что тут могло случиться. Не приехал, так не приехал.

ИВАН. Да уехал он в Москву. Все так думали.

ЧУБАСОВ. Если б он в Речном был, так мне бы брат сказал, он-то его знает. Да и какая баба у него может быть? В Речном все бабы за шестьдесят остались. Сам проверял.

Смеются.

ИВАН. Ты там, в столице, ещё никого?

ЧУБАСОВ. Только проституток... Но. Исключительно из стран ближнего зарубежья.

ИВАН. Гуманитарная помощь.

ЧУБАСОВ. Типа того.

ИВАН. Брешешь? Неужели нет там ни одной бабы, чтобы на тебя не того, а?

ЧУБАСОВ. Другие там бабы.

ИВАН. Ну, какие другие?

ЧУБАСОВ (открывает две бутылки пива). На вот.