Люська садится перед телевизором, включает его.

Телевизор шипит, по экрану бежит грязно-белая рябь.

СЕРГЕЙ. Выключи… я сказал - выключи.

Люська делает громче.

Я сказал - выключи!

Люська доводит громкость до максимума.

Из соседней комнаты выглядывает испуганная Ольга Борисовна.

Люська встаёт и уходит.

Ну, и иди. Иди… (Садится.)

СЕРГЕЙ. Плевать! Слышишь, плевать! (Обхватывает голову руками, затыкает уши, чтобы не слышать шипения телевизора, потом хватает пульт, но он не работает; вскакивает, выдергивает шнур из розетки; садится, часто дышит.)

 

Коля.

Тихо гудит телевизор.

Тихо шипит сковорода.

Тихо трещит радио.

 

ОЛЬГА БОРИСОВНА. В больницу её надо!

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Сергей не даёт.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Он сам больной, твой Сергей, вот и не даёт.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Олька, держи язык.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. А ты не пугай, мы пуганые. Тоже мне. Что мне твой Сергей? Молиться на него? Больно надо.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Разругались, вот и молчит. Ты не лезь. Сейчас полезем - ещё хуже сделаем.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Куда хуже?

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ольга, ну что ты заводишься?

ОЛЬГА БОРИСОВНА. А я не завожусь.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Вот и не заводись.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Я и не завожусь.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. И не заводись.

Т и ш и н а.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. В больницу надо!

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Не даст.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Больной потому что.

Т и ш и н а.

(Ходит по комнате, пытаясь найти себе какое-нибудь занятие.) В больницу б…

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Всё, не суетись…

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Вторая неделя уже… молчит как рыба об лЁд.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Не наше дело.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Да как же не наше! Как не наше? Что она, родной матери слово не может сказать?

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. А может, и мы в чём виноваты? Может им одним пожить надо, а то, что мы постоянно вокруг них? Вон по телевизору всё говорят: кризис среднего возраста. Им надо самим попробовать, чтоб никто не мешал, не советовал, не лез, чтоб никто.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Да какой средний возраст, я у себя и не помню такого, понапридумывают чертовни, народ только запугивают. (Пауза.) Я вот чего сказать хочу…

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ну?

ОЛЬГА БОРИСОВНА. И не знаю…

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ну, говори раз начала.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Коля приходил…

ЛИДИЯ ФЕДОРОВНА. И поэтому она и замолчала, думаешь?

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Да ты не поняла. Дух его.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Какой дух, господь с тобой, чего ты человека раньше времени хоронишь.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. А чего его хоронить, и так понятно, что мёртвый он. Живой был бы, так объявился б уже давно.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Баба-дура, Ольга, ты не хорони, не хорони. Пусть лучше живой, где-то по земле шатается, чем мёртвым сном лежит.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Ты меня дослушай.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Ну.

Т и ш и н а.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Захожу как-то в комнату, Валюнька, значит, на полу сидит и в угол смотрит, в тот, где стул стоит у окна. Я ему говорю: «Валюнечка, заинька, кого ты там увидел». А он смотрит на стул, прямо глаз не отрывая, и только «бу-бу, бу-бу», и улыбается. Я подумала, может быть за занавеской что, ну, кошка там, или… ой, иду к стулу-то, и… в общем, холодом меня обдало… и вот понимаешь, вроде иду, а будто на месте стою, и к стулу подойти не могу никак. Я испугалася, хочу назад идти, а не могу, поворачиваю, а двери нашей нет, всё обои, обои, обои, у меня аж ноги подкосились. Глаза закрыла, перекрестилась, открываю - на месте всё. Я Валюника под руки и бегом из дома. Выбежала, а куда дальше не знаю, сердце колотится, Валюнька реветь начал, а я в ступоре стою, двинуться не могу… Тут Люська в калитку входит и я понимаю, что ребёнка на холод раздетого вынесла. В общем, она его забрала и молча в дом. А я стою в халате, босиком… стою. (П а у з а.) Валюнька заболел, а я теперь себе места не нахожу…

 

Т и ш и н а.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Есть оно что-то такое… не вини себя… да и может, это не Коля вовсе.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Коля, Коля, я чувствую. У меня всегда с ним отношения не ладились.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. В церковь сходи. Свечку поставь… что уж теперь… оно помогает, всегда помогает.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Не хожу я туда.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Чего?

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Не знаю. Боюсь, что ли… Не знаю. Я, как на лица их взгляну, так не по себе становится. Смотрят на меня… чистые такие, а тут я пришла, баба старая… И ведь так и не думаешь про них вовсе, а как что случится, так «помоги», да «упаси».

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. А ты чаще «спасибо» говори. Чего только просишь, ты и отблагодари, язык не отсохнет.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Это ты верно всё, верно…

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. А ты не ряди, отблагодари, и всё. Хочешь завтра вместе на утреннюю сходим?

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Да куда я пойду.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. Со мной пойдёшь. Рядом постоишь. Больше ничего не надо, просто рядом постоишь, а там сама решишь. Какие мысли в голову придут, так ты их про себя и повторяй. Про Люсеньку, про Серёжу, про Валечку. Про Колю подумай. Лишним не будет. Там ничего лишнего нет.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Хорошо… сходим…

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. И хорошо…

 

Т и ш и н а.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. Лид, может по рюмочке? Магазинное, ещё не открывала даже.

ЛИДИЯ ФЁДОРОВНА. А ты попостись до завтра, попостись.

ОЛЬГА БОРИСОВНА. А, ну, это да… это верно…

 

Чубасов.