В поисках субъекта деятельности

Возможно, уже тогда, когда человек только еще начал осознавать себя, он стал задумываться над тем, что является движущей силой процессов, происходящих в обществе, кто в конечном счете ответствен за судьбу людей. В течение длительного времени эти вопросы были одной из главных тем социальной мысли. Значительно позднее социологическая наука определила данную тему как поиск пружин, лежащих в основе социальной динамики, управления и преобразования общества. На протяжении долгой эволюции человеческой мысли «агент» постепенно был секуляризован, гуманизирован и социализирован.

Первоначально он помещаются вне человеческого и социального мира, в область сверхъестественного. Под видом сил природы, персонифицированных духов, богов или метафизического провидения субъект всегда действовал извне, формируя и контролируя индивидуальную и коллективную жизнь, человеческие биографии и социальные истории.

На следующей стадии он был спущен на землю. Человеческое общество, его функционирование и изменение квалифицировались как прямой продукт, определяемый естественными силами - физическими, биологическими, климатическими, географическими и даже астрологическими. Субъект деятельности был секуляризован. Он еще находился вне общества и человечества, но уже придвинулся поближе.

Прошло время, и энергию субъекта действия начали приписывать человеческим существам, хотя и не всем. Речь шла исключительно о великих людях: пророках, героях, лидерах, изобретателях, гениях. Они считались двигателями общества, но их харизматические характеристики не связывались с ним, а полагались врожденными, генетически наследуемыми и индивидуально развиваемыми. Субъект стал более гуманизирован, но еще не социализирован. Интересный вариант этой темы можно найти в современном структурном функционализме, где ответственность за изменения общества (противопоставляемые изменениям в обще 242

стве) возлагается на девиантов - тех, кто подрывает установленный образ жизни. Но отклонение «происходит по неизвестным для социологов, а тем самым и для структуралистов, непознаваемым причинам. Это бацилла, которая атакует систему из темных глубин индивидуальной души или небесных сфер внешнего мира» (88; 116).

С появлением социологии произошел удивительный поворот: субъект деятельности социализировался, но вновь дегуманизировался. Он помещался строго в пределы общества, которое рассматривалось в организмических терминах как саморегулирующаяся и самотрансформирующаяся целостность. «Метафора организма», использовавшаяся для описания функционирования общества, и «метафора роста», применявшаяся к его развитию, имели то же приложение: субъект действия рассматривался как сила социального организма, его специфическая, принимаемая на веру elan vital, проявляющаяся в социальной жизни и в направленном, необратимом социальном изменении. Эта «социологическая несостоятельность» (312; 203), этот «первородный грех» преследовал социологию в течение долгого времени. Он лежал в основе всех вариантов эволюционизма и теории развития, с точки зрения которых история вершится где-то над человеческими головами; он стал одной из наиболее очевидных слабостей ортодоксального функционализма, представляющего нам странные модели общества без людей. Критики требуют: «Позвольте вернуть людей обратно и влить в них немного крови» (196; 113). Эти призывы были услышаны, и субъект деятельности занял, наконец, должное место. Он был гуманизирован и социализирован одновременно.

Великим Мужам (а позже и Великим Женщинам) была возвращена роль «агентов», но их исключительная власть рассматривалась как результат мистического истечения творческой энергии общества, а не как их врожденное качество. В них видели средоточие, воплощение структурных напряжений, социальных настроений, исторических традиций. Они были лидерами, но, как это ни парадоксально, лишь потому, что знали, как поддерживать тех, кого вели за собой. Их поведение принимало форму «репрезентативной активности, предпринимаемой в интересах людей с тем, чтобы раскрыть им их будущее» (90; 18), или, иначе говоря, оно было проявлением «мета-власти», которая формирует социальный контекст для других: «власти для структурирования социальных отношений, изменения «типа игры», в которую играют актеры, манипулирования ресурсами либо изменения способов их распределения, изменения условий взаимодействия или обмена» (37; 225).

Следующий шаг в социологическом мышлении по поводу «агента» привел к тому, что его из личного владения переместили в область социальных ролей, особенно тех, которые обладают неотъемлемой прерогативой осуществлять изменения и даже принуждать к ним. На передний план выдвинулась проблема легитимности служб и их привилегий.

Но, пожалуй, наиболее важное значение имело распространение идеи «агента» «вниз» - на всех людей, а не только на избранное меньшинство, на все роли, а не только на могущественные службы. Появилось осознание того, что, хотя каждому индивиду принадлежит лишь маленький голосок в общем хоре социальных изменений, последние являются совокупным результатом деятельности всех. На каждого распределена лишь небольшая, практически невидимая часть власти «агента», но вместе они всемогущи. «Метафора рынка», заимствованная из экономики, помогла понять, как из многочисленных и распыленных решений, принимаемых бесчисленными производителями и потребителями, покупателями и продавцами, возникает «невидимая рука», а метафора, заимствованная из лингвистики, помогла понять, что в повседневной практике люди создают, воссоздают и преобразуют свое собственное общество точно так же, как в повседневной речи они производят, воспроизводят и изменяют свой язык. Понятие непреднамеренных, скрытых последствий человеческих действий (291) становится решающим, поскольку социальные изменения видятся как совокупный, исторически аккумулированный результат того, что делают все члены общества по своим частным причинам и в эгоистических целях.

Однако не все социальные изменения можно отнести к непреднамеренным, не все люди действуют изолированно. Понятие преднамеренного, планируемого изменения и концепция коллективного, группового действия дополняют образ спонтанных изменений, производимых индивидами. Тем самым движущие силы находят свое окончательное воплощение в коллективных, или корпоративных, субъектах действия. Одни действуют «сверху», давая указания, - это правительства, законодательные и административные органы, корпорации и т.д. Другие действуют «снизу», постепенно производя изменения, - это ассоциации, группы давления, лобби, социальные движения. Их комплексное взаимодействие составляет политическую арену современных обществ, и преднамеренный результат их действий пересекается с распыленной повседневной активностью индивидуальных деятелей. Так индивиды и коллективы сообща формируют извилистый курс человеческой истории.

Мы проследили одиссею идеи, прошедшей через лабиринт социальной и социологической мысли. На входе она была полностью гуманизированной и социализированной в двух образах - индивидуальных и коллективных деятелей. Последние социологические теории концентрируют внимание на тех и других, пытаясь обнаружить секрет их действия и механизмы, с помощью которых они производят и воспроизводят социальную реальность.