Кривота, Сухота и Ломота сестры

= Три сестры Кривота, Сухота и Ломота: Вятск. о., Иван., 40.

( 1 упоминание.

( Ср. имена персонифицированных лихорадок-трясавиц ®.

(Отнимают красоту у девушки.

ОСПА ИВАНОВНА

= ОспаИвановна: Олон. г., Черепан., 82. Ср. Воспинка Осиповна ®.

( 1 упоминание.

( Отчество Ивановна здесь является как бы "универсальным" женским отчеством (ср. Иванов Иван Иванович), как и в форме полуночница Анна Ивановна ®.

( В заговоре от оспы.

( См. Воспинка Осиповна ®.

( По белорусским данным, оспа представляется в виде злой, безобразной старухи "с блещущими очами и выступающим наружу одним крепким зубом", которая брызгает своей ядовитой слюной в намеченную жертву (Ляцкий 1892, 33-34).

ПРИТОШНИЦА, ТИХАНИЦА, СМИРНАНИЦА

= ПрЕтошная Притошница, тихая Тиханица, смирная Смирнаница: Новг. о., Черепан. 82.

( 1 упоминание.

( Первая олицетворяет притку, т. е. сглаз; вторая и третья, видимо, связаны с усмирением плачущего ребенка (см.: Демоны детской бессонницы ®).

ХОХОРЬ И ХОХОРИХА

= Хохорь да Хохориха: Арх. г., Черепан. 82.

( 1 упоминание.

( М. б., от корь; ср. также созвучные: хорхоры - ' нечистые отрепья, висящие на поношенном платье' - курск, ООВС, 250; хохряк - вятск. 'мерзлый скотский кал', пермск. 'неопрятный', новгор., симб., 'малорослый, слабый здоровьем', а также хворь и польск. choroba, chorze(, chory.

( В источнике не указано, какая болезнь имеется в виду.

ДЕМОНЫ ДЕТСКОЙ БЕССОННИЦЫ

АННА ИВАНОВНА ПОЛУНОЧНИЦА

= Полуночница АннаИвановна: Арх. г., Черепан., 82.

( 1 упоминание.

( В заговоре от бессонницы младенца.

( Полуночница (ночница, ночнуха, щекотуха и т. п.) - женское демоническое существо, щекочущее ребенку подошвы, отчего тот не спит и кричит.

КАТИЦА, ПОЛУНОЧНИЦА, БЕСПОКОЮЦА

= Катица, Полуночница, Беспокоюца: Арх. г., Черепан., 82; см. также Черепанова 1983а, 37, 43.

( 1 упоминание.

( В заговоре от бессонницы младенца.

( Тождественные полуночнице женские демонические существа, щекочущие ребенку подошвы, отчего тот не спит и кричит.

КРИКСА-ВАРАКСА

= Крикса - варакса: Олон. г., Черепан., 82.

( 1 упоминание.

( Ср. диал. криксы - 'плач младенца', крикса - 'рева, плакса', а также Плаксу и Криксу ® извезду Криксу (Звезды ®), защищающую от бессонницы младенца; также круг значений слова варакса - 'пачкун, халтурщик' (Фасмер, т. 1, 273); 'худой писец' - волог. - ООВС, 21; также варакоса - Олон. - 'пустомеля, врун, болтун' (там же; Куликовский 1898, 8).

( В заговоре от бессонницы младенца.

( Тождественное полуночнице женское демоническое существо, щекочущее ребенку подошвы, отчего тот не спит и кричит.

ПЛАКСА И КРИКСА

= Плакса и Крикса: Петербуржск. о., Черепан., 82.

( 1 упоминание.

( Ср. диал. криксы - 'плач младенца', крикса - 'рева, плакса', а также Криксу-Вараксу ® извезду Криксу (Звезды ®), защищающую от бессонницы младенца (интересно, что и звезда-защитница, и существо, от которого она защищает, могут носить одно имя, что, возможно, свидетельствует о древнем синкретизме, неразделении этих персонажей).

( В заговоре от бессонницы младенца.

( Тождественные полуночнице женские демонические существа, щекочущие ребенку подошвы, отчего тот не спит и кричит.

РЕВУН, ВОПУН, ЩЕКОТУН, ПОЛУНОЧНИК, ТИХОНЬКИЙ, КРИКЛИВЕЦ, ПЛАКСИВЕЦ

= Ревун, Вопун, Щекотун, Полуночник, Тихонький, Крикливец, Плаксивец: б. м., Черепан., 82.

( 1 упоминание.

( Имена воспроизводят основные функции демона - вызывать рев, крик, плач; способ действия - щекотка; время появления - полночь. Имя Тихонький может быть истолковано двояко - как обозначающее тихий приход демона и как способ магически нейтрализовать его действие, утишить младенца. Ср. номенклатурный перечень названий двенадцати родимцев (судя по контексту - все же прилагательных, хотя вполне способных при других условиях онимизироваться) из архангельского заговора (Бог., 76): "дв±нат'ц'ыть родимц'ев Помливый ревливый Опухливый, Дрисливый Зажымц'ивой денной ноц'ной, полуноц'ной утренней вецёрный полуденной, часовой временной".

( В заговоре от бессонницы младенца.

( Демоны детской бессонницы.

ЛИХОРАДКИ-ТРЯСАВИЦЫ

Лихорадки обычно именуются в заговорах диалектным словом трясавицы (трясовицы). Согласно народным воззрениям, их существует 12 (7, 9, 77 и т. д.). Это то ли различные "варианты" этого заболевания (различные номенклатурные типы болезни, выделявшиеся народом), то ли персонифицированные симптомы. Обобщенно их всех представляли как простоволосых безобразных дев-сестер, одетых в неподпоясанные лохмотья или нагих (на лубочных картинках разноцветных), чахлых, голодных, иногда слепых или безруких, появляющихся обычно из моря (озера). Одна из них (последняя по порядку) - старшая и повелевает другими. Для человека она смертельна. Местом постоянного обитания трясавиц считалось подземелье ада, откуда они изгоняются зимой, после чего ищут пристанища в человеческом жилье, нападая на людей (см: Афанасьев 1869, т. 3, 81). По данным источника XVIII в. (Чулков 1786, 230 ³⁷), крылаты, содержатся под землей на цепях, а будучи спущены, голодные бродят по земле, нападая на людей. Сводки сведений о них и заговорах от их воздействия см.: Демич 1894, 3-16; Зеленин 1991, 285; Попов 1903, 16-17; Осокин 1856, 3; Торэн 1935, 107-109; Юдин 1994в.

Для защиты от трясавиц и излечения лихорадки применялись бытовавшие в списках заговоры и апокрифические молитвы. В большинстве известных их восточнославянских текстов воспроизводятся вариации общего сюжета: в сакрализованном месте, обычно связанном с событиями Писания, часто на берегу водоема один или несколько святых (по преимуществу и в наиболее архаичных текстах - св. Сисиний) встречаются с трясавицами, спрашивают их об именах и цели пути, а затем самостоятельно или призывая на помощь небесные силы, заклинают и изгоняют дев, избивая их при этом железными прутьями или жезлами-палками.

Эти тексты в течение более чем тысячи лет были широко распространены во всем христианском мире. И западная, и восточная Церковь не разрешала их, но терпела (ср. относительно ситуации на Западе: Гуревич 1990, 300). Молитвы от лихорадки издавна входили в списки (индексы) т. н. отреченных книг. Так, в списке "О книгахъ истинныхъ и ложныхъ, и о суеверияхъ" сказано: "вопросы Iеремiа къ Богородици о недузh естественhмъ, и еже именуютъ трасавици, басни суть Iеремiа попа Болгарьскаго..." (Калайдович 1824, 210), или, как сказано в другом списке того же текста, "кануновъ много лживыхъ, и молитвы составлены лживые отъ трясавицы, Еремея попа болгарского басни" (Громыко 1975, 94). Оправдываясь против звучавших, видимо, в его адрес обвинений в авторстве апокрифических молитв от трясавиц с упоминанием св. Сисиния и сваливая все грехи на некоего попа Иеремию, "великiй же Сисениiй, Патриархъ Костянтина града, во своих ему словесhхъ, сице глаголаше: немните мя оного Сисенiа лживаго, егоже написа Iеремiа попъ неразумный на соблазн людемъ, и о нежитhхъ, сирhчь изъ пустыня исходятъ, и о древh крестнhмъ (здесь исключено несколько слов), то все попъ Iеремiа изглаголалъ" (Калайдович 1824, 210). Цареградский патриарх Сисиний жил между 969 и 999 гг. (см.: Соколов 1888, 113). Заметим, что многовековые обвинения в богомильском характере этих молитв едва ли верны (см.: Ляцкий 1893, 121-122). Цитированные же тексты можно воспринять как свидетельство широкого распространения интересующих нас молитв-заговоров в православных землях уже в X-XI веках, когда они, вероятно, и начали вместе с христианской книжностью проникать на Русь.

Генезис трясавичных молитв достаточно изучен еще в XIX в. И. Д. Мансветов (1881), А. Н. Веселовский (1883а, 40-53; 1883б, 87-90 и мн. др.), М. И. Соколов (1888 [тут же, с. 23, библиография прочих работ А. Н. Веселовского по данному вопросу], 1889, 1894; Ляцкий 1893; Миллер 1896) и др. обнаружили источники этого цикла: византийские легенды о Гилло ('488г, 'L8@Ш), похитительнице детей, побежденной братьями Сисинием и Сисинодором (обычно называются 12 с половиной имен Гилло), и известный апокриф "Завещание Соломона" ("Testamentum Salomonis"), содержащий заклинания многочисленных названных по именам астральных духов. Текст его, по В. Ф. Миллеру (1896), восходит к традиции магии и астрологии древнего Междуречья, сохраненной магами-"халдеями" античных времен. Из новых работ см.: Черепанова 1977, 1983а; Топоров 1993, 91-92.

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЛИХОРАДКАХ

Лихорадки в заговорах обычно наделены тайными именами, которые спрашивает у них святой, затем избивающий и изгоняющий демонов. Иногда эти имена достаточно темны и только позволяют предполагать свое греческое или иное (южнославянское, латинское) происхождение. Эти формы будут рассмотрены ниже. Но значительно чаще они вполне прозрачны, а семантика их апеллятивов может многое сказать о том, как видели персонифицированную лихорадку белорусские, русские и украинские крестьяне ³⁸. Своеобразные комментарии, которыми нередко сопровождаются имена лихорадок в заговорных текстах (" та утробу и жилы ручныя и ножныя у человека сводит и скорчит"; "не может человек согретися в печи, и тоже падаю, роняю, припадки разные навожу" и т. п.), в принципе только подтверждают картину, получаемую на основании анализа семантики апеллятивов. Попытаемся на основании этого анализа составить своего рода обобщенный портрет персонифицированной лихорадки, какой она предстает в восточнославянских заговорах. Для этого необходимо расположить имена по рубрикам, соответствующим различным аспектам понятия о лихорадке. К таковым мы относим: внешний вид (в частности, цвет), другие признаки, действия, приписываемые лихорадкам, их отношение к человеку и отношение человека к ним, происхождение (причина появления), время (сезон) их действия на человека, место пребывания в человеке.

1. Внешний вид

Лихорадки представляются в виде простоволосых дев разных цветов (что, кстати, отразилось в их лубочной иконографии - см., напр., картинку, приведенную в: ИРЛ, 40-41).

Черная (чорна): Иван., 739; Соколов 1894, 31; Тих. Лет. 4, 79-80.

Белая: Забыл., 355-360; белея: Череп., 49.

Бледная: Тих. Пам., 353; бледуха: Даль т. 2, 258.

Зеленая (зелена): Гром., 95; Забыл., 269; Корол., 278; Череп., 50-52.

Простовласна: Гром., 95.

Синяя (синя, синея, синая): Гром., 95; Даль т. 2, 258;Корол., 278; Селив., 89;Соколов 1894, 31; Череп., 50-52; Щуров, 167.

Темна: Черепан., 81.

2. Признаки

Лихорадки имеют вкус (горький, кислый), вес (легкий), определенные "нравственные" качества (жадность, похотливость), они "рыкают" (очевидно, "аки лев", ср. название лихорадки акилед), появляются тайно, одна из них старшинствует надо всеми остальными. Они ассоциируются с библейской Иродиадой, именуемой в апокрифе плясавицей.

Горькуша (гарькуша): Иван., 739; Тих. Лет. 4, 79-80.

Жадная: Богаев., 103.

Кисленя: Майл., 464-465; кисленея: Череп., 50-52.

Легкая (легка): Гром., 95; Даль т. 2, 258; Селив., 89; легчае: Еф., 11.

Надовсея: Череп., 49.

Плясея: Череп., 49.

Похотлюща: Новомб. 07, 223-224.

Рыкающая: Череп., 50-52.

Тайная: Забыл., 355-360.

3. Отношение человека

Человек к лихорадке относится откровенно плохо.

Дрянища: Даль т. 2, 258.

Поганка: Череп., 48-49.

4. Отношение к человеку

Лихорадка является врагом человека, не любит его, причиняет ему зло, стремится убить.

Ворогуша (врагуша, ворогуха), ворожея: Череп., 48-49.

Добруха ³⁹: Череп., 48-49.

Кума, кумоха (кумуха): Даль т. 2, 258; Череп., 48-49.

Лихачка, лиходейка: Майк., 467.

Матуха: Майк., 467.

Нелюбия: Гер., 175.

Тетка: Череп., 48-49.

Убийца (убиица, убеица): Ефим., 206; Новомб. 07, 223-224.

5. Действие на человека

Лихорадка: давит, гложет, гнетет, грызет, как зубами, жмет, изъедает, корчит, кусает, печет огнем, ломит, особенно кости, раздувает, расслабляет, томит, трясет, тянет, холодит, растлевает, от нее кричат, наступают безумие, бессонница, глупость, глухота, голод, дремота, дрожь, дряхлость, кашель, немота, озноб, опухоль, отек, пожелтение, припадок, скорбь, смерть, сонливость, сухота, хрипы, хромота.

Безумная (безумный): Забыл., 346, 355-360.

Гладея (голодея) (демон голода): Ефим., 206, 209; Савушк., 202; Череп., 50-52.

Глядея (гледея, глядъя) (демон бессонницы, от которого глядят по ночам): А. С., 117; Афан. т. 3, 85-88;Гром., 93; Майк., 461-464; Череп., 50-52; S., XXXVI.

Глупея: Черепан., 77.

Глухея (глухия, глухая, глушея): А. С., 117; Афан. т. 3, 85-88;Балов, 425; Богаев., 103; Вохин, 491; Гер., 164; Гром., 93; Ефим., 209; Майк., 461-464; Череп., 50-52; оглухища: Ефим., 206; глохня: S., XXXVI; глыхота: Еф., 11.

Гнетея: Афан. т. 3, 85-88;Балов, 425; Вохин, 491; Ефим., 209; Гер., 164; Гром., 93; Майк., 461-464; Соколов 1894, 33-34; Тих. Пам., 351-352; Череп., 50-52; гнетница: Афан. т. 3, 85-88;Тих. Лет. 4, 79-80; гнитыця: Иван., 739; гнетуха: Даль т. 2, 258; Забыл., 269; Чуб., 119; гнетиха: Щуров, 167; гнятеница: Забыл., 331, 332; гнетуница: Череп., 48; гнетучка: Афан. т. 3, 85-88;Тих. Пам., 353; гнетучый: Майк., 501-502.

Горячия: Попов, 238; горея: Черепан., 75.

Давлея: Остр., 138; давотной: Забыл., 346.

Дремлея: Иван., 739; Тих. Лет. 4, 79-80.

Дрожжалка; студеная скорбь: Череп., 48-49; дрожуха: Черепан., 77.

Дряхлея: Иван., 739.

Дутая (дутиха): Афан. т. 3, 85-88; Забыл., 269; Череп., 50-52.

Желтея ⁴⁰ (желтая, жовтая): А. С., 117; Афан. т. 3, 85-88; Балов, 425; Вохин, 491; Гер., 164, 174; Гром., 93; Еф., 11; Ефим., 206, 209; Забыл., 269; Иван., 739; Майк., 461-464; Остр., 138; Савушк., 202; Соколов 1894, 31, 33-34; Тих. Лет. 4, 79-80; Тих. Пам., 351-352; Череп., 50-52; S., XXXVI; желтуха: Даль т. 2, 258; Попов, 239; Череп., 50-52; желтучый: Майк., 501-502; желтыня: Череп., 50-52; желтица (жолотица): Ефим., 205; Черепан., 75; желтуница: Гром., 95; Селиван., 89; желтодия (желтудия): ИРЛ, 40-41; Вин., 6-8; Попов, 239; жола: Соколов 1894, 31; желея: Корол., 278; желтая болезнь, желтя/е/ница, желтянка, жолуница, желница, жолница: Даль т. 1, 531.

Жомучый: Майк., 501-502.

Знобея (знобая): Богаев., 103; Еф., 11; Иван., 739; Соколов 1894, 34; Тих. Лет. 4, 79-80; Тих. Пам., 351-352; Череп., 50-52; знобуха: Майк., 467; Попов, 239; знобиха: Забыл., 331, 332; Щуров, 167; знобица: Майк., 464-465; Череп., 50-52; озноба: Тих. Пам., 353; знобилка: Даль т. 2, 258; знобительная: Забыл., 269; зябуха: Иван., 739; Тих. Лет. 4, 79-80.

Зублея: Остр., 138.

Изгложущая: Новомб. 07, 223-224; изъедущая: Ефим., 206.

Кашлея: Ефим., 205; Остр., 138; кашлюнья: Гер., 161.

Корчея (скорчея): Ефим., 209; Савушк., 202; Тих. Пам., 351-352; Череп., 50-52; S., XXXVI.

Костоломка (костоломная): Афан. т. 3, 85-88; Забыл., 269; Тих. Пам., 353.

Крикуша: Тих. Лет. 4, 79-80.

Ледея: Афан. т. 3, 85-88; Балов, 425; Вохин, 491; Гер., 174; Гром., 93; Майк., 461-464; Соколов 1894, 34; Тих. Пам., 351-352; ледиха: Афан. т. 3, 85-88; S., XXXVI; леденая: Гер., 164; ледзянка: Карский, 76; акилед: Гром., 95; Селив., 89; ledawaja: Were(ko, 167; оледия (оледья): Ефим., 205; Черепан., 75.

Ломея (сломея, ломлея, ломеня): Афан. т. 3, 85-88; Балов, 425; Вохин, 491; Гер., 174; Ефим., 206, 209; Майк., 461-464; Соколов 1894, 33-34; Череп., 50-52; S., XXXVI; ломотная (ломотный): Еф., 11; Забыл., 346; Соколов 1894, 33-34; ломовая: Даль т. 2, 258; ломуха: Гер., 175; Попов, 239; ломония: Попов, 238; ломиха: Забыл., 331, 332.

Немея: А. С., 117.

Неядея: Ефим., 209.

Огнея (огния): А. С., 117; Афан. т. 3, 85-88; Балов, 425; Гер., 174; Ефим., 206; Майк., 461-464; Соколов 1894, 34; Тих. Пам., 351-352; Череп., 50-52; S., XXXVI; огненная (огненая): Афан. т. 3, 85-88; Еф., 11; Забыл., 269; Корол., 278; Селив., 89; Соколов 1894, 33-34; Череп., 50-52; огневица (огневиця): Забыл., 331, 332; Иван., 739; Савушк., 202; Тих. Лет. 4, 79-80; огнеястра: Афан. т. 3, 85-88; S., XXXVI; огненный: Забыл., 346; ahniewaja: Were(ko, 167.

Отекная: Афан. т. 3, 85-88; Тих. Пам., 353.

Печея: Черепан., 77, 81.

Припадочный: Череп., 49.

Пухлея: А. С., 117; Афан. т. 3, 85-88; Череп., 50-52; Балов, 425; Гер., 174; Попов, 239; Ефим., 205, 209; Cокол., 34; Тих. Пам., 351-352; пухнея: Афан. т. 3, 85-88; пухлия: Вин., 6-8; ИРЛ, 40-41; Череп., 50-52; пухея: Гром., 93; Ефим., 206; пухлая: Афан. т. 3, 85-88; Еф., 11; Забыл., 355-360; Черепан., 81; пухия: Вохин, 491; пухища: Савушк., 202; опухлая: Соколов 1894, 34; пухотной: Забыл., 346; пухота: Забыл., 331, 332.

Разслабея (разслабленный): Забыл., 346, 355-360.

Растл±я: Короленко, 278.

Рвота: Богаев., 103.

Скорбная: Забыл., 355-360.

Смертная (смертный): Забыл., 346, 355-360; (miarotnaja: Were(ko, 167; смертнозримая: Череп., 49.

Сонная: Тих. Пам., 353.

Студеная (студена): Забыл., 269; Череп., 50-52.

Сухота: Череп., 50-52; Соколов 1894, 34; Тих. Пам., 351-352; сухея (сухая): Гром., 93; сухой и потаенный, сухотной: Забыл., 346.

Трясея (тресея, трясье): А. С., 117; Афан. т. 3, 85-88; Балов, 425; Вохин, 491; Гер., 164; Гром., 93; Ефим., 206, 209; Майк., 461-464; Cокол., 34; Тих. Пам., 351-352; Череп., 50-52; трясовица (трясавица, тресовица, трасовица, трясавища, трясовиця, трясуница): Вин., 6-8; Гер., 164; Гром., 95; Забыл., 331, 332, 355-360; Иван., 739; ИРЛ, 40-41; Майк., 464-465; Попов, 238, 239; Селиван., 89; Тих. Лет. 4, 79-80; Череп., 50-52; Щуров, 167; трясун: Забыл., 346; трясуха: Гер., 175; Даль т. 2, 258; Попов, 238; Чуб., 119; трясье, трясунья, трясь, тресся, трясся: Даль т. 4, 439; трясучка (тресучка): Даль т. 2, 258; Тих. Пам., 353; потресуха, трясца: Афан. т. 3, 85-88.

Томея: Ефим., 206; томилия: Попов, 238; истома: Савушк, 202.

Тяглея, стяглея: Остр., 138; потягота (потегота): Богаев., 103; Соколов 1894, 34; Тих. Пам., 353.

Укуша: Остр., 138.

Хладея (холодия): Попов, 238; Череп., 49.

Хрипуша (хрыпуша): Майк., 461-464; Соколов 1894, 33-34; Череп., 50-52; хрипучая (хрипущея): Гер., 164; Ефим., 209; хрипея: Балов, 425; хрипуха: Соколов 1894, 34; хрипота: Забыл., 331, 332; хрипувита: Савушк., 202; храпуша: А. С., 117.

Хромуша: Черепан., 77.

6. Происхождение (причина)

Лихорадка может происходить от воды, гороха, осины, тына (плетня), из леса, тени, она летает и переносится ветром.

Ветрея: Черепан., 75.

Водяная (водяна, водянка): Забыл., 269; Череп., 50-52; Чуб., 119.

Лешавица: Череп., 48-49.

Летучка: Майк., 467.

Тенная: Тих. Лет. 4, 79-80.

Тынна: Иван., 739.

Asinawaja, harochawaja: Were(ko, 167.

7. Время действия

Лихорадки связаны с определенными временами года, преимущественно весной и осенью (о весенних и осенних лихорадках см.: [Ляцкий 1892, 30]), а также с дневным временем суток.

Веснянка (везняна): Карский, 76; Попов, 239; вешница: Гер., 161; listaadziewatnaja (т. е. 'господствующая весной, когда распускаются листья'): Were(ko, 167.

Дневная: Еф., 11; Забыл., 355-360.

Листопадная (listapadnaja): Даль т. 2, 258; Остр., 138; Селив., 89; Were(ko, 167; листопадница: Карский, 76.

Осеннуха: Гер., 161; осенняя (jesienna): Гром., 95; Остр., 138.

8. Место пребывания в человеке

Лихорадка обычно локализуется в каком-то внутреннем органе человека, преимущественно в груди, которую давит, костях, которые ломит.

Внутренняя: Забыл., 269; нутряная: Череп., 50-52; unutretnaja: Were(ko, 167.

Грудея: Афан. т. 3, 85-88; S., XXXVI; грудица:Афан. т. 3, 85-88; Вохин., 491; грудища: Вохин., 491; грудница: Гром., 93; грудиния: Попов, 238.

Костея: Савушк., 202; Череп., 49; костиния: Попов, 238; косцяница: Карский, 76; ka(ciawaja: Were(ko, 167.

Утробница: Гер., 164.

ПАРАДИГМЫ ИМЕН ЛИХОРАДОК

Рассмотрим теперь основные ряды (поля, парадигмы) близких имен лихорадок, являющие собой совокупности вариантов и форм, способных выступать в той или иной определенной позиции конкретной синтагмы-перечня, связанных отношениями сходства - фонетического облика, внутренней формы и/или происхождения - и чаще всего (но не обязательно) не сталкивающихся друг с другом в пределах одного списка-перечня (такое дополнительное распределение является одним из критериев, позволяющих установить генетическое родство даже весьма разошедшихся форм). Но сперва заметим, что вариативность имен лихорадок зависит не только и не столько от фонетических законов. Чрезвычайно велико влияние многовекового письменного бытования. Переписчики могли неверно расслышать имя при записи под диктовку, не разобрать чужого почерка, да и просто были они зачастую не очень грамотными людьми: нередко встречаются, как видно из текстов, описки и ошибки, особенно в словах незнакомых и непривычно звучащих ⁴¹. К тому же отношение к спискам заговоров, несмотря на их магическое значение, было, во всяком случае, в некоторых местных традициях, весьма вольным: имена менялись местами, переосмысливались и заново комментировались в связи с очередным перетолкованием.

Порядок рассмотрения парадигм (полей) сходных имен будет определяться "удельным весом" каждой парадигмы, проще говоря - числом ее элементов, обнаруженных нами в источниках (конечно, приблизительным, поскольку границы полей часто расплывчаты; точные цифры едва ли могут иметь значение еще и потому, что неизвестна и, очевидно, неустановима репрезентативность имеющейся в нашем распоряжении подборки текстов относительно всей народной традиции, степень отражения ею действительно имевшего место положения дел).

Чаще всего в рассмотренных нами перечнях встречаются имена из парадигмы, в которую входит и самое распространенное общее название лихорадки - трясо/авица. Вот эти имена ⁴²: трясея: Афан. т. 3, 85-88, № 1; Череп., 50-52, № 1; Влад. г., Череп., 50-52, № 1; Олон. г., Череп., 50-52, № 1; Балов, 425, № 1; А. С., 117, № 1; Арх. г., Ефим., 209, № 1; Сибирь, Гром., 93, № 1; Новг. г., Гер., 164, № 1; Соколов, 34, № 2; трясся: Майк., 461-464, № 1; тресея: Арх. г., Ефим., 206, № 1; Псков, Вохин, 491, № 1; Тих. Пам., 351-352, № 2 (8); трес±я: Арх. г., Ефим., 206, № 1; трясая сатана: Череп., 48-49; трясье: Даль 1989, т.2, 258; тресния: Черепан.,77; гресея (вероятно, следствие описки): Черепан.,77; трясовица: Орл. г., Попов, 238, № 1; ИРЛ, 40-41, № 1; Яросл. г., Майк., 464-465, № 12; Щуров, 167, № 11; Арх. г., Забыл., 331, № 11; Арх. г., Забыл., 332, № 12; Ворон. г., Селиванов, 89, № 8; Забыл., 355-360, № 1; Новг. г., Попов, 239, № 3; трясавица: Яросл. г., Череп., 50-52, № 12; тресовица: Новг. г., Гер., 164, № 12; трасовица: ркп. из Костромы, Вин. 2, 6-8, № 1; трясавища: Тих. Лет. 4, 79-80, № 1; ср. также трясовиця: укр., Иван., 739, № 1. Далее: трясаница: Череп., 48-49; трясуница: Сибирь, Гром., 95, № 8; Ворон. г., Селиванов, 89, № 4; трясун: Забыл., 346, № 1; трясуха: Даль т. 2, 258, № 3; Новг. г., Попов, 239, № 1; Новг. г., Гер., 175, № 2; также укр. Чуб., 119, без номера; трясучка: Даль т. 2, 258, № 3; тресучка: Тих. Пам., 353, № 7; потресуха, трясца: Афан. т. 3, 85-88, № 1. Обычные комментарии: "яко пещь распаляет дровами, тако я распаляю у человека все члены и кости" (ркп. из Костромы, Вин. 2, 6-8, № 1); "не может человек согретися в печи, и тоже падаю, роняю, припадки разные навожу" (Забыл., 346, № 1). "В старинных поучительных словах XV-XVI стол. упоминается про "немощнаго б±са, глаголемаго т р я с ц ю"" (Афанасьев 1869, т. 3, 86). Близкий круг названий у Даля: трясучая болесть, трясучка, трясавица, трясуха, трясца, трясеница, трясье, трясунья, трясь, тресся, трясся (Даль 1991, т. 4, 439). Ср. украинское проклятие "А щоб тебе трясця взяла!", а также в старославянском глаголическом списке XI в.: "трясущая ви±лицею в т±леси" и "трясущая вс±ми удами" (Череп., 50-52, № 3, 5). К этому же кругу следует причислить по общности внутренней формы однажды зафиксированное название дрожжалка: Череп, 48-49. В результате искажения возникло, видимо, и имя трепуха: Даль т. 2, 258, № 12; переосмысленное уже через трепать.

Обратившись ко второй по объему парадигме, мы вступим в более общий круг "цветовых" названий. По словам А.Ветухова, "дочери Ирода, трясавицы (12 лихорадок), в качестве темной силы вошли в русскую иконографию: в XVII в. были иконы - победа ангела-хранителя над 12 трясавицами по молитве св. Сисиния; это - 12 обнаженных разных цветов, сообразно народным представлениям, женщин" (Ветухов 1902, 82). Эта парадигма связана с желтым цветом: желтея: Афан. т. 3, 85-88, № 9; Череп., 50-52, № 9; Балов, 425, № 9; Майк., 461-464, № 9; А. С., 117, № 7; Псков, Вохин, 491, № 8; Арх. г., Ефим., 209, № 8; Сибирь, Гром., 93, № 9; Тих. Пам., 351-352, № 3; Савушк., 202, № 9; Новг. г., Гер., 174, № 8; Пермск. г., Остр., 138, № 10; желт±я: Балов, 425, № 9; Арх. г., Ефим., 206, № 9; Тих. Лет. 4, 79-80, № 9; укр., Иван., 739, № 9; желтая: Олон. г., Череп., 50-52, № 9; Новг. г., Гер., 164, № 5; Пермск. г., S., XXXVI, № 3; Соколов, 33-34, № 9; Забыл., 269, № 2; Череп., 50-52, № 1; жовтая якъ кв±тъ: южнорус., Соколов, 31, № 7; жовтая: укр., Еф., 11, № 6; желтуха: Даль т. 2, 258, № 7; Новг. г., Попов, 239, № 8; Карелия, Череп., 50-52, № 10; желтыня: Череп., 50-52, № 8; желтица: Арх. г., Ефим., 205, № 11; жолотица: Волог. г., Черепан., 75, № 10; желтуница: Сибирь, Гром., 95, № 7; Ворон. г., Селиванов, 89, № 5; желтодия: ркп. из Костромы, Вин. 2, 6-8, № 6; ИРЛ, 40-41, № 6; желтудия: Новг. г., Попов, 239, № 8; жетучка: Майк, 467; желуница: Черепан., 77; желтучый: Майк., 501-502; жола: южнорус., Соколов, 31, № 4; жел±я: Кубань, Короленко, 278, № 5. Обычные комментарии: "сотворю человека, аки цвет дубравный, и напущу желчь" (Балов, 425, № 9); "та человека желтит, аки цвет будет" (Псков, Вохин, 491, № 8); "тогда человек бывает желт, как в курином яйце желток" (Ляцкий, 128); "яко в поле цвет цветет и желтеет, тако и у того человека тело тает и увядает" (ркп. из Костромы, Вин. 2, 6-8, № 6) и т. п. У Даля: желтая болезнь, желтуха, желтя(е)ница, желтуница, желтянка, жолуница, желница, жолница со значением болезни Боткина (Даль 1989, т. 1, 531); желтуница в том же значении упомянута в СРСГО, ч. 2, 233.

Прочие "цветовые" парадигмы имеют значительно меньший объем, но мы приведем их здесь же, чтобы исчерпать тему. Черный цвет: черная якъ л±съ: южнорус., Соколов, 31, № 4; чорна: укр., Иван., 739, № 6; чорная: Тих. Лет. 4, 79-80, № 6; ср. испорченное имя из списка XVII в. чръни...: Веселовский 1883, 50, № аi. Белый: б±лая: Забыл., 355-360, № 9; белея: Череп., 49; ср. бл±дная (Тих. Пам., 353, № 11). Зеленый: зеленая: Забыл., 269, № 1; Череп., 50-52, № 2; зелена: Сибирь, Гром., 95, № 2; ср.: яко трава зеленая: Кубань, Короленко, 278, № 2. Синим цветом мотивирована лишь часть более широкой парадигмы: синяя якъ облакъ: южнорус., Соколов, 31, № 5; синя: Сибирь, Гром., 95, № 1; Ворон. г., Селиванов, 89, № 2; синея: Яросл. г., Череп., 50-52, № 5; синая: Щуров, 167, № 5; синяя яко море возмущенное: Кубань, Короленко, 278, № 3. В почти идентичном перечню (Яросл. г., Череп., 50-52) списке (Яросл. г., Майк., 464-465) на том же пятом месте стоит снея - явный пропуск буквы. Но переосмысление этой или аналогичной ошибки могло породить имя сонная: Тих. Пам., 353, № 10. К этому же полю вполне, на наш взгляд, могут принадлежать названия осенняя: Сибирь, Гром., 95, № 10; Ворон. г., Селиванов, 89, № 11; и asinawaja: бел. Were(ko, 167, № 9; а весь круг вполне может восходить - непосредственно или опосредованно - к одному источнику с именем из сербского списка асина: Kova(evi(, 283, № z, поддержаному на славянской почве кругом представлений, связанных с балто-славянским мифологическим персонажем *aus-in- (ср. а/овсень, вsiГ(и др., см.: Топоров 1988, 287; Вольтер 1890; Елизаренкова, Топоров 1964). Ср. также сведения об использовании на Волыни осиновой коры в качестве средства от лихорадки (Беньковский 1898, 8) - логика, очевидно, такова: больной человек дрожит так же, как, согласно народным поверьям, постоянно дрожит осина, потому подобное лечится подобным. Известны гуцульские поверья, связанные с лесным демоническим существом Осинавец (и Осина(чиха), подменивающим детей и проч. - видимо, эвфемистическое наименование черта (Онищук 1909, 83-89). Кстати, имена типа белая, бледная связаны, возможно, с 9"D:"D@Ш греческих списков (Соколов 1889, 344, № 4; ср. Соколов 1889, 344, № 6), от:VD:"D@H - 'блистающий, сверкающий', что "дает несколько представлений: о белом, о бледном, о холодном и неумолимом" (Ляцкий 1893, 129). Антитезой осенней появляется везняна: Новг. г., Попов, 239, № 12 (впрочем, везiяна другого списка - Новг. г., Гер., 174, № 12 - выдает переосмысленную описку из невiяны: Новг. г., Гер., 175, № 12); веснянка: бел., Карский 1916, 76, № 1 (= 'лихорадка' - СРНГ, т. 4, 187, 227). О весенних и осенних лихорадках см.: Ляцкий 1892, 30. Двигателем творчества новых имен, как можно заметить, является не только переосмысление темных или искаженных форм, но и чисто интеллектуальные механизмы, типа аналогии или метафоры. По последнему принципу осенняя могла породить листопадную: Ворон. г., Селиванов, 89, № 12, Карелия, Череп., 50-52, № 5; также листопадница: бел., Карский 1916, 76, № 4; в белорусской же записи известна своего рода оппозиция: listaadziewatnaja - "господствующая весной": от "лист" и "одевать", Were(ko, 167, № 6; и listapadnaja или jesienna: там же, № 7. Известна также листопуха: Арх. г., Забыл., 331, № 1; Арх. г., Забыл., 332, № 1; которая включает в рассматриваемое поле несколько сходных темных имен типа лопуха: Арх. г., Забыл., 331, № 3; Арх. г., Забыл., 332, № 2; лопия: Новг. г., Попов, 239, № 5; лоспея: Новг. г., Попов, 239, № 6; лостения: Новг. г., Попов, 239, № 7; Новг. г., Гер., 175, № 6 (ср. южнорус., укр. луснуть, лус/шпина в связи с понятием шелушения); повторяющиеся звуковые комплексы указывают на генетическое родство всех этих имен, но установить первичность в данном случае едва ли возможно. Впрочем, лопия вполне может оказаться искаженной ломеей-ломией, о которой речь ниже. И дело здесь не в установлении какого-то истинного происхождения, подлинной этимологии - они, видимо, уже в принципе неустановимы - а в отсутствии четких границ между парадигмами, в равной континуальности и дискретности онимического пространства трясавичных заговоров.

Вернемся к рассмотрению наиболее значительных парадигм имен лихорадок. Следующим по объему после "желтого" оказывается поле слов, связанных, по мнению О.А.Черепановой, с корнем *kъrk- 'корчить' (1977, 53). Ср. также славянские производные корня *kark- и его предположительную связь с так наз. "основным мифом" (см.: Иванов, Топоров 1976, 123-124). Возможно сравнение и с литовск. krnkas - 'дракон, чудовище'. В данное поле входят: коркуша: Афан. т. 3, 85-88, № 10; Череп., 50-52, № 10; Майк., 461-464, № 10; Сибирь, Гром., 93, № 10; ркп. из Костромы, Вин. 2, 6-8, № 4; ИРЛ, 40-41, № 4; Арх. г., Забыл., 332, № 5; каркуша: А. С., 117, № 12; Арх. г., Забыл., 331, № 4; корхуша: Новг. г., Попов, 239, № 6; Новг. г., Попов, 239, № 10; коршуха: Соколов, 33-34, № 10; Арх. г., Забыл., 332, № 4; корчуша: Савушк., 202, № 10; корноша: Псков, Вохин, 491, № 11; окоркуша (окоркуща): Арх. г., Ефим., 206, № 10; коркота: Олон. г., Череп., 50-52, № 10; Балов, 425, № 10; Соколов, 34, № 10; корхотия: Новг. г., Попов, 239, № 5; Новг. г., Гер., 175, № 7; коркодiя: ркп. из Костромы, Вин. 2, 6-8, № 5; ИРЛ, 40-41, № 5; корикорта: Балов, 425, № 10; коркорта: Черепан.,77; коркотея: Балов, 425, № 10; корчея: Арх. г., Ефим., 209, № 10; Пермск. г., S., XXXVI, № 7; скорчея: Влад. г., Череп., 50-52, № 9; Тих. Пам., 351-352, № 9. Заговоры с участием коркуши (из *kurk-, по В. Н. Топорову) и ей подобных сопоставляются также с заговорами, связанными с персонажем балтийской мифологии Kurke - вероятно, злым духом, вредящим злакам и собственно зерну (см.: Топоров 1972, 306-307). К этому вполне очевидному ядру примыкает группа имен периферии, постепенно удаляющихся от ядерного, "прототипического" фонетического скелета и - что важнее - меняющих мотивацию. Это прежде всего горькуша: Тих. Лет. 4, 79-80, № 5 (укр. гарькуша:, Иван., 739, № 5); крикуша: Тих. Лет. 4, 79-80, № 6; укр., Иван., 739, № 6; затем рабънуша и стаскуша: Соколов, 33-34, № 10; принадлежность их к этому кругу доказывается пояснением: "та утробу и жилы ручныя и ножныя у человека сводит и скорчит". Обычный комментарий к названию выглядит так: "коего человека поймаю, тот человек корчится вместо руками и ногами, не пиет, ни яст" (Пермск. г., S., XXXVI, № 7). Здесь же укуша: Пермск. г., Остр., 138, № 11 (переосмыслена через "укусить"); и загадочная авваркуша: А. С., 117, № 4; которую можно сопоставить с редким новогреческим словом -$"D6<", что значит 84:`H, то есть 'голод' ()0:0JD"6@L 1933, 4), ср. голодея; близко находится и имя из сербского списка аверiа: Соколов 1889, 345, № z; которое, в свою очередь, сопоставимо с целым рядом русских: авея: А. С., 117, № 8; (ср. невея); арiя: Арх. г., Ефим., 206, № 8; ерiя: южнорус., Соколов, 31, № 5; из последнего вполне могло образоваться имя егия: Орл. г., Попов, 238, № 12; от которого уже недалеко до ногия: Орл. г., Попов, 238, № 6; которое, в свою очередь, при неразборчивом почерке вполне может быть прочитано и как нешия: Ворон. г., Селиванов, 89, № 6 (ср. нешуя: южнорус., Соколов, 31, № 3); откуда вновь недалеко до невия (невея). Едва ли можно утверждать, что реальные трансформации шли именно так - да этого уже и не установить точно, но диффузное взаимопроникновение полей-парадигм совершенно очевидно. Ср. также непирия: Новомб. 07, 223-224, № 8; Новомб. 07, 223-224, № 7; и напирия: Новомб. 07, 223-224, № 8.

С другой стороны, к каркуше примыкает рактуша: Черепан.,77; которая, возможно, была переосмыслена как рыкающая: Череп., 50-52, № 6; ср. сербское львь: Соколов 1889, 345, № ai (ср. ниже акилед, восходящее, видимо, к "аки лев рыкающий"); облик последней напоминает грынушу: Афан. т. 3, 85-88, № 5; Череп., 50-52, № 5; Влад. г., Череп., 50-52, № 5; которая "ложится у человека в грудях, плечи гноит и выходит харканьем", чем чрезвычайно напоминает, в свою очередь, хрыпушу - хрипею (ниже).

В СРНГ представлены: вып. 6 - гаркуша = 'крикун, крикунья', гарько = 'ярко' (гореть; вып. 7 - горькуша = 'полынь' и др. растения, некоторые рыбы, 'несчастный, горький человек'; грыня = 'гридница, изба' (ср. грынуша - 'избяная'); вып. 8 - егать = 'сильно пылать, злиться, сердиться' (ср. егия); вып. 13 - каркота, коркота = 'старая, хилая женщина' (возможно, метафорич. от названия лихорадки); каркуша = 'ворона, кукушка', 'женщина, любящая поговорить'; коркота = 'кашель' (ср. кашлея). Все эти слова, как и глагол корчить, вполне могли мотивировать переосмысления лихорадочных имен (речь, подчеркиваем, идет не о научной этимологии, а о народноэтимологической синхронной мотивации). У Даля: корчи - болезнь, судороги, спазмы, корча, встарь коркота. Корчея - упорная перемежная лихорадка (1989, т. 2, 171). Всю рассмотренную парадигму можно сопоставить с именами из греческих перечней: O"DB"D\FJD": Соколов, 25, № 9; O"DP"<\FJDX": Соколов 1889, 344, № 9; O"DP"D\FJD4": Соколов 1889, 344, № 11; ср. новогреч. PVD@H 'смерть' и B"D4FJд 'представлять, изображать'; древнегреч. 6"D"<4FJZH 'рубящий головы, лишающий жизни'. В. Мансикка сопоставлял корчушу, скорчею с crampfo в аналогичной латинской формуле заклинания от Nescia (ср. невея - и лат. ne-scio = 'не знать, не быть знакомым', а также нешия) (Мансикка 1909, 18), славянского Нежита. О.А.Черепанова сопоставляла кородию (соответственно - и другие имена этого круга) с греч. 6"D`T 'погружать в тяжелый сон, оцепенение' или 6@DL."H 'страдающий сильным насморком' 6@DL." '1.насморк, гнойное истечение из носа; 2. тупоумие' (Черепанова 1977, 53).

Вернемся к хрыпуше: Олон. г., Череп., 50-52, № 5; к которой мы пришли через грынушу (на существование этой связи указывал еще Е. А. Ляцкий - 1893, 127). С ней связана отдельная группа имен с комментариями типа: "стоя кашлять не дает, у сердца стоит, душу занимает, исходит из человека с хрипом" (Майк., 461-464, № 5), "ложится у грудей человеку, изъумножит мокроту гноем, хрипоту чинит" (Соколов, 33-34, № 5) и т.п.: хрипуша: Майк., 461-464, № 5; Соколов, 33-34, № 5; хрипущея: Арх. г., Ефим., 209, № 11; хрипучая: Новг. г., Гер., 164, № 9; хрипея: Балов, 425, № 5; хрипуха: Соколов, 34, № 8; хрипота: Арх. г., Забыл., 331, № 6; Арх. г., Забыл., 332, № 7; хрипувита: Савушк., 202, № 5; храпуша: А. С., 117, № 5. Комментарии позволяют перекинуть отсюда "мостик" к двум небольшим обособленным группам имен. Имя беса Давотной: Забыл., 346, № 5; снабжено пояснением: "к горлу приступает, хрипит, кашлять не дает, у сердца стоит, душу зажимает, есть не дает" (Забыл., 346, № 5). Аналогичны давлея: Пермск. г., Остр., 138, № 8; дауница: Черепан.,81; ср. в славянском списке: иже дhти давить (Соколов 1889, 345, № s), дh...иwдава@ща (Веселовский 1883, 50, № f), что вполне сопоставимо с греческим именем A"4*@B<\6JD4": Соколов 1889, 344, № 12; от B"4*\(@<) - 'дитя, ребенок, мальчик, подросток, юноша' и B<\(T - 'душить, давить'. Близкое пояснение - "ложится у человека в грудях, у сердца и на