Противоречия парсонианского синтеза

Толкотт. Парсонс создал одну из наиболее всеобъемлющих и разработанных теорий социального действия, что придает иным подходам вид фрагментов, ускользнувших от его внимания. Большая часть критики его теории как раз и сосредоточена вокруг этих «спорных» вопросов. Среди них можно выделить три основополагающих момента: использование доведенной до крайности аналогии с организмом, отождествление человеческой деятельности и поведения системы, а так же интерпретационную способность его построений.

Представители конфликтного направления часто подчеркивают, что парсоновская модель социальной жизни утопична, в своей основе — это мир равновесия, без движения, и, следовательно, без истории, без внутренних источников изменений, а главное, — в его построениях нет места конфликту, столь часто присутствующему в реальности.²⁵ Утверждается, что его теория основана на консервативной идеологии, объявляющей неравенство доходов (социальную стратификацию) функциональным, наиболее эффективным путем поддержания существования системы.

Однако следует учесть, что теория Т. Парсонса имеет дело со сложной сетью взаимосвязанных систем, пчстоянно находящихся в процессе приспособления друг к другу, что неизбежно приводит их к изменениям, разрывам, конфликтам. Развитие построений Т. Парсонса в этом направлении было осуществлено Робертом Мертоном в 50-е годы. Он отмечал, что критики «единства и равновесия» не замечают того, что речь идет об уровне этого «единства и равновесия» и способах его достижения. По Р. Мер-тону, структурно-функциональное объяснение конфликта может быть достигнуто введением разграничения между явными и латентными функциями, между функцией и дисфункцией.²⁶

Льюис Козер один из основоположников конфликтно-теоретического направления, придерживался сходной точки.зрения, доказывая интегративную роль социального конфликта логическими построениями, аналогичными с рассмотренными нами на примере анализа молодежной субкультуры Т. Парсонсом.²'

Алвин Гоулднер считал, ²⁸ что системная интеграция может включать множество оттенков — от совершенной зависимости до сравнительной свободы частей относительно друг друга. Все эти авторы, в отличие от Т.' Парсонса, рассматривают в большей степени функционирование и развитие отдельных элементов системы, чем системы как таковой. Такой подход был связан с собственным видением построения теории, выразившемся в создании идеологии «теорий среднего ранга». Указывая на то, что грандиозная концепция Парсонса мало что дает для постижения эмпирии, Мертон считал преждевременным попытки создания подобных всеобъемлющих конструкций. Поэтому он утверждал, что функционализм должен стать методом построения концепций, основывающихся на приближении к конкретным фактам, создающихся путем обобщения эмпирических положений и содержащих понятия, которые могут описывать и интерпретировать реальность через операциональные определения. Лишь после создания таких теорий можно будет синтезировать их в систему, аналогичную парсонианской, используя функциональный метод как средство их сближения. Таким образом, если стратегия Т. Парсонса состояла в постепенном переходе от наиболее абстрактных понятий к фиксируемой реальности, то Р. Мертон предлагает прямо противоположный путь — от реальности к общим понятиям. Стратегия Т. Парсонса — это дедукция, познание «единичного» и «частного» на основе «всеобщего»; стратегия Р. Мертона — индукция, приведение к «всеобщему» от «единичного» и конкретного.

Рациональное зерно критики «статичности» состоит в использовании Т. Парсонсом доведенной до крайности аналогии с биологическим организмом, и работа, проделанная Р. Мертоном и А. Гоулднером, как раз и направлена на то, чтобы достаточно четко разграничить биологические и социальные системы, дать определение различиям, существующим между ними.

Другой «точкой приложения» критики стало неявно введенное Т. Парсонсом положение о сходстве процесса деятельности индивида и поведения социальной системы, приводящее, по мнению исследователей, к «логически несправедливой телеологии» — приписыванию функции целеполагания системам при описании протекания социальных процессов и их интерпретации.

Незаконность такого «приписывания» выражается в том, что объяснение существования чего-либо функцией, им выполняемой, делает бессмысленной идею причинности, поскольку функция не выполнима до тех пор, пока это нечто не станет существующим. Стало быть, оно появляется для выполнения функции. И если функция — это причина существования, тогда следствие — существование — должно предшествовать причине — функции; в итоге причинно-следственные отношения оказываются перевернутыми.

Отождествление понятий «функция» и «цель» приводит нас к выводу о том, что целью части системы является сохранение системной целостности, то есть выполнение функции. Конечно, человеческая деятельность имеет цель, но социетальные институты не обладают самостоятельным сознанием или волей. Например, одна из функций семьи состоит в том, чтобы производить потомство и индоктринйровать²⁹ его в социальную жизнь, однако, это совсем не означает, что мы можем на основании этого говорить, что общество создает институт семьи для выполнения этих целей. Рождение ребенка, как человеческая цель и фунция воспроизводства в социальной системе — совершенно разные вещи.

А. Стинчкомб в своей работе «Создавая социальные теории», ³⁰ детально анализирует аргументы этой критики и приходит к выводу, что парсонианская концепция использует телеологию лишь как форму построения суждений. Он доказывает, что большинство выводов Парсонса может быть облечено и в нетелеологическую форму, позволяющую выделить условия одновременного изменения двух или нескольких факторов. Они содержат описания механизмов и процессов, для которых выполняются требования «специфических целевых состояний» (функционально необходимых условий). К тому же социальная реальность — это область, изобилующая обратными причинными-связями, при которых существование целостных систем служит причиной их сохранения, поскольку целостная система наделяет их определенными преимуществами в решения тех проблем, с которыми она в данный момент сталкивается.

«Таким образом, функциональные объяснения — это сложная форма причинных теорий. Они затрагивают причинные связи между переменными... Вокруг таких объяснений существовала большая философская путаница, главным образом потому, что у теоретиков не хватало воображения, чтобы понять, что есть множество обратных причинных процессов, которые могут осуществлять отбор поведения или структур, согласно их последствиям...»

Следствием неоправданного отождествления личности и социальной системы является рассмотрение социальной жизни как нормативной и ценностно-контролируемой. Но, кроме норм и Ценностей, существуют еще и материальные потребности действующих лиц, имеющие в теории Т. Парсонса подчиненный характер. Их существование и влияние на общественную жизнь подтверждается хотя бы тем, что люди идут работать не потому, что ценности и нормы говорят: «Работа—это хорошо», а потому, что им это необходимо для удовлетворения элементарных нужд.

Функциональное решение проблемы материальных интересов могло бы состоять в случае введения разграничения понятий «социальной» и «системной» интеграции, ³³ где первая является следствием отношений между «действующими лицами», а вторая — гораздо более сложных и многообразных отношений различных частей системы. (Экономический кризис, например, — это показатель системной дезинтеграции, дисбаланса системы, однако он может иметь место и в тех случаях, когда люди придерживаются единой системы норм и ценностей, то есть при наличии «социальной интеграции»). Но введение подобного разделения делает необходимым введение разграничений между личностью и обществом.

Проблемы функциональной интерпретации, пожалуй, наиболее ярко были раскрыты Ч. Р. Миллсом, ³⁴ показавшим, что, выбирая отдельные пассажи парсоновских работ и переводя их на «обычный» язык, добавляя ясности, мы не теряем ни одной ценной идеи, а, наоборот, приобретаем новый взгляд на вещи. Он полагает, что «можно было бы превратить 555 страниц «Социальной системы» примерно в 150 страниц простого английского текста. Это не привело бы к существенным изменениям».³⁵ Поводом суждения послужило то большое значение, которое Парсонс придавал уровню и чистоте абстрактного теоретизирования. Не-обходиом лишь перевести все понятия на единый терминологический язык, разделить их по уровням, а затем свести в логически согласованную систему.

Далее Ч. Миллс показывает, что если процесс интерпретации включает в себя опознавание (идентификацию) причин и причинно-следственного механизма (а у Т. Парсонса это именно так), то теория не способна объяснять, — она способна только описывать. Понятия «система», «подсистема» и т.д. — абстракции, реальная причинность. Приведенные нами примеры функциональных интерпретаций скорее являются чистым описанием, основанным на идеях кибернетической иерархии и эволюционного процесса.

Иногда Т. Парсонса называют «культурным детерминистом» — в противоположность «экономическому детерминизму» К. Маркса. При ближайшем рассмотрении это оказывается неверным. Сам Т. Парсонс считал, что его можно называть «культурным детерминистом» в одном и только одном смысле — в смысле «подчеркивания важности кибернетически более высоких элементов в образовании образцов систем действия».³⁶ Более того, как показал Вольф Хейдебранд, ³⁷ его теория не содержит и не может содержать идеи причинного приоритета вследствие своего синтетического характера. Идея «первопричины» заменена у него «образцовыми переменными», говоря о которых, можно лишь указывать на степень.отклонения в ту или другую сторону.

Толкотт Парсонс сосредоточил свое внимание на широкомасштабном исследовании системных аспектов социального существования, исследовании, подобного которому нет ни у одного из последующих авторов. Его работы до сих пор считаются одними из самых лучших не только в современной, но и в классической социологии. Да и сам он уже давно стал классиком. Концепция Т. Парсонса является блестящим примером активного теоретизирования и его опасностей, подстерегающих исследователя на этом пути.

Глава вторая

СОЦИАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ И ЕГО СТРУКТУРЫ:

ОБЪЕКТИВИСТСКИЙ ВЗГЛЯД

«Две опасности должны быть обойдены при анализе происхождения более сложных форм из более простых социальных процессов и в изучении социальной структуры вообще: Сцилла абстрактных концепций чересчур далеких от наблюдаемой эмпирической реальности и Харибда редукциониз-ма, игнорирующая развивающиеся социальные и структурные свойства».

(П. М. Блау)

Если пытаться найти какую-то «точку отсчета», какой-то «исходный пункт» развития (при всей условности этих понятий) социологической теории в XX веке, то наиболее пригодной для этой цели окажется теория Т. Парсонса. Его всеобъемлющий синтез подвел некоторую черту предшествующего социологического знания и достаточно ясно наметил пути движения вперед. Теоретические подходы, появившиеся после Т. Парсонса, даже если они опирались на другие философские школы и направления, не могли оставить его концепции без внимания Возникновение новых теоретических школ как правило было связано с критикой парсонианских построений, критикой, высвечивающей узловые проблемы парсонианского синтеза. Отталкиваясь от этой критики, новые поколения теоретиков пытались представить свои варианты решения этих проблемных вопросов и тем самым обосновать собственное теоретическое видение общества. Правда, в силу частной направленности критики и ее сосредоточенности лишь на какой-то одной из сторон теории Т. Парсонса, и само теоретическое видение становилось «частичным», несущим в себе «родовые черты» общей теории социальных систем. Вслед за попыткой создания единой общей теории началась эпоха «частных концепций», лишь иногда претендующих на всеобщность, а чаще переформулирующих предмет социологического знания в соответствии со своими частными потребностями, эпоха конкурирующих парадигм, в конце концов легитимировавшая собсгвенную беспомощность в понятии «мультипарадигматического подхода».

Рассматриваемые в этой и следующей главах теоретические подходы—структурный функционализм, теория конфликта, теория обмена, символический интеракционизм, феноменологическая социология и этнометодология — отражают развитие социологической теории на Западе в период перехода от общей теории социального действия и социальных систем Т.Парсонса к новым попыткам синтеза, усиление которых становится тенденцией сегодняшнего дня. В этом смысле, каждый из перечисленных подходов является «частичным», абсолютизирующим ту или иную сторону социальной реальности. Чертой, объединяющей эти подходы, выступает взгляд на социальную структуру. Все они рассматривают ее как институционализированное действие — застывшее, объективированное поведение людей. Структура возникает из взаимодействия индивидов, институционализируется в нем и начинает оказывать на деятельность индивидов обратное воздействие. Основной проблемой теории остается все та же проблема порядка Т. Гоббса, приведенная в соответствии с новым терминологическим аппаратом. Вопрос возникновения социальной структуры (упорядоченных социальных отношений) является ключевым для всех вышеперечисленных подходов,

Однако, общность понимания социальной структуры и общность постановки основных проблем приводит к двум достаточно полярным точкам зрения или двум сферам интереса в их разрешении: объективистскому и субъективистскому взгляду на социальную структуру. Данная глава посвящена рассмотрению первого взгляда, представленного в структурном функционализме, теории конфликта и теории обмена. -Следующая (третья) глава — второго, выраженного в символическом интеракционизме, феноменологической социологии и этнометодологии.

Объективистский взгляд на социальную структуру предполагает представление об обществе как об объективной реальности, находящейся [вне и над индивидами, состоящей из социальных фактов. Устойчивые связи между социальными фактами называются социальной структурой. Основное внимание при таком подходе сосредотачивается на том, как социальные структуры оказывают влияние на поведение людей, детерминируют социальное действие. Конечно, признается, что эти структуры в конечном итоге — продукт человеческой деятельности и изменяются совместными действиями людей, но основное внимание сосредоточено, на объяснении того, какие структуры и каким образом определяют социальное действие, носящее подчиненный характер.

Первой из теорий объективистской направленности, — и по времени возникновения, и по степени влияния на научное сообщество, —. является «структурный функционализм», ставший после 1945 т., по меткому выражению К. Дэвиса, «синонимом социологической теории».¹

Структурный функционализм

«Кто был первым функционалистом? Вполне вероятно им был первый человек, задумавшийся систематически и в некоторой степени объективно над природой социального».

(У. Гуд)

Хотя термин «структурный функционализм» появился только в XX веке, — а как теоретическая парадигма этот подход сложился окончательно во второй половине нашего столетия, — его корни восходят к основателям социологической теории — О. Конту, Г. Спенсеру и Э. Дюркгейму. Дело в том, что структурный функционализм исходит из таких представлений об обществе, которые неразрывно связаны с формированием социологии и определением ее как самостоятельной науки. Он рассматривает общество как объективную реальность, состоящую из взаимосвязанных и взаимозависимых частей, развитие и функционирование которой может быть объяснено только «изнутри». Методом, предпочитаемым структурным функционализмом, является старый метод классической социологии — историко-сравнительный метод.

По этой причине даже сторонники этого подхода иногда предпочитают говорить о нем не как о теории, а как о способе анализа, наиболее пригодном для решения социологических проблем, хотя и не способном разрешить все их. Характеризуя одного из наиболее значительных представителей данной парадигмы, Р. Мертона, Т. Парсонс писал: «Он особенно не любил приклеивать к своему подходу наименование «изм» и утверждал, что простое описательное определение «функциональный анализ» более пригодно».²

Однако, несмотря на это, структурный функционализм воспринимается его сторонниками и особенно противниками как достаточно единая теоретическая парадигма с устоявшимися традициями и направлениями анализа. Мы рассмотрим концепции двух представителей этой парадигмы: Р. К. Мертона и Л. А. Ко-зера. Первый из них много сделал для становления структурно-функционального подхода, доказывая его научную и методологическую состоятельность, второй попытался показать в рамках этого подхода возможность решения проблемы конфликта.

Роберт Кинг Мертон (1910 г. р.) является одним из наиболее ярких представителей структурно-функционального направления в современной социологии. Его широкая эрудиция, глубокое знание работ классиков социологического знания и собственный незаурядный талант исследователя помогли ему отстаивать парадигму функционального анализа в условиях жесточайшей критики, обрушившейся на функционализм в 60—70-е годы. Он считал и продолжает считать, что функционализм является ключевой формой теоретических суждений об обществе, предполагающих его объективный характер. И в этом смысле функционализм является основным, если не единственным, способом мышления, пригодным для науки социологии как самостоятельной дисциплины.

На концепцию Р. Мертона оказали значительное влияние работы • М. Вебера, У. Томаса, Э. Дюркгейма и Т. Парсонса, учеником которого он был. Анализируя их взгляды, он пришел к выводу, что представление об обществе как объективном, структурированном феномене и его влиянии на поведение индивидов ведет к значительному расширению социологического знания, не решая, конечно, всех проблем. Это представление генерирует проблематику, которую «я нахожу интересной и способ мышления о проблемах, который я нахожу более эффективным, чем все остальные, которые я знаю», — писал Р.Мертон.³

Из такого предпочтения вытекает тема, являющаяся лейтмотивом большинства его работ — тема социальной структуры и ее влияния на социальное действие. Уже в своей докторской диссертации⁴ (1936 г.), написанной под несомненным воздействием «Протестантской этики» М. Вебера, он сосредотачивает свое внимание на взаимосвязи роста протестантских общин и развития научного знания в Англии XVII века, подчеркивая те способы, которыми институционализированные структуры (религиозные организации) влияют на изменение деятельности и мировосприятия людей. Под тем же углом зрения рассматривается им и бюрократия, как «идеальный тип» (в веберовском понимании) социальной организации.⁵ Отмечая, вслед за М.Вебером, наиболее существенные черты бюрократической организации, утверждая, что она есть формальная, рационально организованная социальная структура, включающая в себя четко определенные образцы действия, идеально соответствующие целям организации, он переходит к анализу личности как продукта этой структурной организации. Он считает, что бюрократическая структура требует формирования у индивида определенных личностных черт или, по меньшей мере, беспрекословного следования структурным требованиям. Императивность этих требований приводит к подчинению регулятивам без осознания целей, ради которых эти регулятивы установлены. И хотя они могут; способствовать эффективному функционированию организации, они также могут негативно влиять на это функционирование, порождая сверхконформизм, приводящий к конфликтам между бюрократом и клиентом, ради HHTepecqa которого он и действует. Р.Мертон эмпирически исследует влияние социальной организации на личность, чтобы затем перейти к теоретическому постулированию.

Из эмпирической направленности работ Р. Мертона вытекает его своеобразный взгляд на социологическую теорию. Как видно из предыдущего изложения, его анализ бюрократической организации мало чем отличается от теоретических построений Т.Парсонса: и там и здесь социальная организация — интегрированная совокупность ролей (нормативных правил и ожиданий), подчиненная целям, которые могут и не осознаваться; формирование образцов действия рационально; структура воздействует на личность, определяя ее черты и т. д. Но Р. Мертон и не претендует на оригинальность. Он просто утверждает, что анализ Т. Парсонса слишком абстрактен, не слишком детализован, а потому не применим в исследовании социальных реальностей. Заложенные в нем колоссальные возможности не работают из-за чересчур большого отвлечения от эмпирических феноменов и чересчур громоздкой системы отношений между понятиями, лишенной гибкости, а, следовательно, вынужденной «подстраивать» под себя существующие факты. Поэтому своей задачей Р. Мертон видит создание «теории среднего уровня», которая являлась бы своеобразным «соединительным мостом» между эмпирическими обобщениями и абстрактными схемами вроде парсонианской.

Построение такой «теории среднего уровня», согласно Р. Мер-тону, может быть осуществлено на основе последовательной критики наиболее широких, неоправданных обобщений предшествующего функционализма и введением новых понятий, служащих целям организации и интерпретации эмпирического материала, но не являющихся «эмпирическими обобщениями», то есть не производимыми индуктивно из имеющихся фактов. В задачу критики также входит прояснение основных понятий, поскольку «слишком часто один термин используется для выражения различных явлений, также как и одинаковые явления выражаются разными терминами».⁶

Первым положением, подпадающим под критику Р. Мертона, является положение о функциональном единстве. Он считает, что главным условием существования предшествующего функционализма было предположение о том, что все части социальной системы взаимодействуют друг с другом достаточно гармонично. функциональный анализ постулировал внутреннюю связность частей системы, при которой действие каждой части функционально для всех остальных и не ведет к противоречиям и конфликтам между частями. Однако, такое полное функциональное единство, возможное в теории, по мнению Р.Мертона, противоречит реальности. То, что функционально для одной части системы — дис-функционально для другой, и наоборот. Кроме того, принцип функционального единства предполагает полную интегрированность общества, основанную на потребности адаптации его к внешней среде, что, естественно, тоже недостижимо в реальности. Критикуя этот принцип, Р. Мертон предлагает ввести понятие «дисфункции», которое должно отражать негативные последствия воздействия одной части системы на другую, а также демонстрировать степень интегрированности той или иной социальной системы.

Второе неоправданное обобщение, выделяемое Р. Мертоном, прямо вытекает из первого. Он называет его положением об «универсальном функционализме». Поскольку взаимодействие частей социальной системы «непроблематично», то все стандартизированные социальные и культурные формы имеют позитивные функции, то есть все институционализированные образцы действия и поведения — в силу того, что они институционализированы — служат единству и интеграции общества, и, поэтому, следование этим образцам необходимо для поддержания общественного единства. Отсюда, всякая существующая норма правильна и разумна и надо подчиняться ей, а не менять ее. Уже первое введенное Р.Мертон понятие — понятие «дисфункции» — отрицает возможность такой универсальной функциональности. Рассматривая второе прложение, он приходит к выводу о том, что, поскольку каждый образец может быть одновременно и функциональным и дисфункциональным, то лучше говорить о необходимости того или иного институционализированного социального отношения в терминах баланса функциональных и дисфункциональных следствий, чем настаивать на его исключительной функциональности. Таким образом, все действительные нормы у Р. Мертона функциональны не потому, что они существуют (институционализиро-ванны), а потому, что их функциональные следствия перевешивают дисфункциональные.

Третье неоправданное положение функционализма, выделяемое Р. Мертоном, состоит в подчеркивании «совершенной важности» определенных функций и, соответственно, материальных объектов, идей и верований, их выражающих. Абсолютная необходимость определенных функций ведет к тому, что отсутствие их выполнения ставит под сомнение само существование общества как целого или любой другой социальной системы. Из этого положения, согласно Р. Мертону, вытекает понятие «функциональных пререквизитов», становящееся самодостаточным и довлеющим, например, в социологическом анализе Т. Парсонса. Второй стороной этого предположения является подчеркивание важности и жизненной необходимости определенных культурных и социальных форм, выражающий эти функции. Р. Мертон не отрицает возможности существования подобных функций и выражающих их объектов. Он утверждает, что такие функции могут быть различными для разных обществ и социальных систем. Поэтому необходимо эмпирически проверять и обосновывать введение каждой из таких функций, а не экстраполировать некоторые из них на все социальные системы и все историческое развитие. Для обобщения такой постановки проблемы «функционально необходимых условий» он предлагает ввести понятие «функциональных альтернатив».

Р. Мертон анализирует еще одну проблему, часто поднимаемую противниками функционализма. Эта проблема состоит в неясности отношений между «сознательными мотивами», которые руководят социальным действием и «объективными следствиями» этого действия. Он еще раз подчеркивает, что структурно-функциональный анализ сосредотачивает свое внимание прежде всего на объективных последствиях действия. Чтобы избежать ошибки своих предшественников, объявлявших эти последствия результатом сознательных намерений участников, он вводит разграничение между «явными» и «скрытыми» функциями. Для него «явные функции — это такие объективные следствия действия, направленные на приспособление или адаптацию системы, которые интенциональ-ны и осознаваемы участниками; скрытые функции тогда будут такими следствиями, которые ни интенциональны, ни осознаваемы».

Таким образом, критикуя предшествующий функциональный анализ, Р. Мертон вносит в него поправки, изменяющие наиболее одиозные и неприемлемые положения функционализма, оставляя, в сущности, его модель без изменений. Он разделяет основные положения классиков социологии, в том числе и Т. Парсонса, о том, что общество — это особый вид объективной реальности, что действие индивидов рационально и сознательно мотивировано! Социальные явления рассматриваются им прежде всего как структуры, определяющие поведение людей, ограничивающие их рациональный выбор. Введенные им понятия: дисфункция, баланс функциональных и дисфункциональных последствий, функциональные альтернативы, явная и скрытая функции служат «снятию» напряжений, возникающих при анализе эмпирических фактов. Вместе с тем, сохраняя сущностные черты функционализма, Р. Мертон сохраняет и уязвимость своих построений для критики. Основные положения этой критики аналогичны тем, что мы выделяли и по отношению к общей теории социальных систем Т.Парсонса: консерватизм и утопизм взгляда на социальную жизнь; статичность теоретической модели, не объясняющей социальные изменения; сверхсоциализированная концепция личности; понимание свободы человека, как свободы выбора между социально структурированными возможностями и т. д.

Может показаться, что подход Р. Мертона возрождает старые рассуждения в духе Э. Дюркгейма. Однако его дополнения к функциональному анализу включают возможность понимания того, что социальные структуры, будучи дифференцированы, могут вызывать социальные конфликты и что они одновременно способствуют как изменениям эелементов структуры, так и ее самой. Р. Мертон делает попытку возродить и оправдать самый старый и традиционный метод социологических рассуждений. И, возможно, он прав в том, что каждый социолог —. отчасти структурный функционалист, если он — социолог.

Дополнения Р. Мертона послужили хорошим «источником жизнеспособности» структурно-функционального способа теоретизирования, Однако, критика функционализма из-за игнорирования им проблем социального конфликта оказалась настолько сильной и очевидной, что потребовала дополнительных усилий. Ученым, попытавшимся доказать возможность структурно-функционального объяснения конфликта, стал Льюис Альфред Козер (1913 г. р.);

Его наиболее известная работа «Функции социального конфликта»⁸ (1956 г.), положившая начало разработкам конфликтной теории (см. п. 2 данной главы), как это ни парадоксально, была направлена на то, чтобы продемонстрировать, что структурный функционализм пригоден для описания конфликта и социальных изменений.

Обращение Л. Козера к проблеме социального конфликта далеко не случайно. Оно связано с его общими воззрениями на роль и место социологии в жизни людей. Он разделяет исходную посылку многих классиков социологического знания о том, что социология как наука возникла из потребности дать реалистичный (научный) проект преобразования общества или показать пути и возможности такого преобразования. Отстаивая если не революционный, то, по крайней мере, реформистский характер социологического знания, Л. Козер рассматривает порядок и конфликт как два равнозначных социальных процесса. Он утверждает, что конфликт находился в центре внимания классиков социологии, опираясь при этом на разработки Г. Зиммеля. Он подчеркивает, что, как и все социальные явления, конфликт не может иметь односторонних последствий: только позитивных или только негативных. Конфликт одновременно продуцирует и те, и другие. Предшествующие социологи слишком часто подчеркивали негативные стороны конфликта и забывали о позитивных.

Исходя из этого, Л. Козер ставит своей задачей установление условий, при которых конфликт позитивен или негативен. Он не стремиться к созданию всеобъемлющей концепции общества и личности/ Его цель гораздо скромнее — продемонстрировать, что конфликт как социальный процесс (одна из форм социального взаимодействия) может быть инструментом формирования, стан-дартизирования и поддержания социальной структуры; что он способствует установлению и сохранению границ между группами; что межгрупповой конфликт способен реанимировать групповую идентичность, предохраняя группу от ассимиляции. Все это он блестяще доказывает на историческом материале в своей работе «Функции социального конфликта».

С точки зрения социологической теории он не вносит в.структурный функционализм ничего нового, кроме представлений о способности структур быть результатом социального конфликта и возможности их поддержания и утверждения путем конфликта внутри и между группами. Условия позитивности и негативности конфликта у него выступают на уровне эмпирических обобщений. Разделение им основных положений структурного функционализма приводит его, как и Р. Мертона, к тому же кругу проблем: телеология, отсутствие теоретической интерпретации и т. д. Оказывается, что возможность объяснения реального конфликта (имплицитно⁹ содержащаяся еще у Т. Парсонса) и теоретическое осмысление конфликта на абстрактном уровне, — это далеко не одно и то же. За создание такого теоретического осмысления взялись представители другого теоретического направления.

Теория конфликта

«Намерение социологической теории конфликта состоит в том, чтобы преодолеть господствующую произвольную природу необъясненных исторических событий, выводя эти события из структурных элементов, другими словами, объясняя определенный процесс его предвидимыми связями. Конечно, важно описать конфликт между рабочими и хозяевами как таковой, но гораздо важнее открыть, что такой конфликт основан на определенных социальных структурах, и, следовательно, будет существовать всегда, пока эти структуры существуют. Так, задачей социологии является выведение конфликта из особых социальных структур, а не объяснение конфликта психологическими переменными (агрессивность) или историческими описаниями (ввоз негров в США) или случаем».

(Р. Дарендорф)

Термин «теория конфликта» как систематическая альтернатива «теории порядка» Т. Парсонса появился впервые в 1956 г. в уже упоминавшейся работе Льюиса Козера «Функции социального конфликта». Чуть позже этот термин был вновь использован Ральфом Дарендорфом в его работе «Классы и классовый конфликт в индустриальном обществе».¹⁰ Однако подлинное рождение теории конфликта как концептуально независимой модели состоялось в 1961 г., когда в Лондоне вышла книга Джона Рекса «Ключевые проблемы в социологической теории»."

Парсонианский вклад в социологическую науку породил стремление опровергнуть его теоретические построения (хотя бы в отдельных частях), вызвал шквал критических статей, дискуссий и уже одним этим способствовал как зарождению новых теоретических концепций, так и прояснению многих устоявшихся суждений. Неизбежным следствием этого явилось, с одной стороны, стремление любого социолога, пытающегося генерализовать эмпирический материал, выяснить свое отношение к Т. Парсонсу и его идеям, а с другой — возрождение интереса к работам классиков социологии XIX в. Вопрос, поставленный автором «Структуры социального действия»: «Кто сейчас читает Зиммеля?», таким образом, не остался без ответа. Теория конфликта оказалась не только первым, но и наиболее значительным вызовом Парсонсу.

Инициаторы этого вызова испытывали во многом идеологический антогонизм к функциональной теории. Находясь за пределами относительно оптимистичного американского послевоенного социального опыта, они не видели, в отличие от Парсонса, внутренней возможности реализации рациональности и свободы в окружающем их мире.

Уже в 1956 г. Ч. Р. Миллс, чья «Властвующая элита», ¹² не являясь со всей определенностью «теорией конфликта», все же разделяет некоторые ее общие положения, — заявил о необходимости пересмотра понимания социологии как науки, свободной от ценностных ориентации и идеологического давления, поставив задачей исследователя не объяснение реальности, а подготовку социальных изменений, участие в реальных событиях. Острая полемическая критика «власть предержащих» и видение конфликта как основы современного общества были следствием техасского радикального популизма и атмосферы Висконсинского университета, создаваемой германскими эмигрантами марксистской и критической ориентации. Высокое качество работы Миллса способствовало оформлению целого направления в американской социологии, получившего название «активистского», «радикального», «действенно-ориентированного».

Представители вышеназванного направления (такие, как С. Е. Дойч, Дж. Ховард, Р. Флэкс, И. Л. Хоровитц, Т. Ф. Хольт, М. Стейн, А. Видих) продолжали считать функционализм «консервативным способом анализа, поддерживающим существующее положение, не принимая во внимание изменений, утверждающим, что общество находится в состоянии динамического равновесия, тогда как на самом деле основным фактом социальной жизни является непрекращающееся соревнование и конфликт среди групп».¹³