Теория «социального действия»

Как же «работает» понятие «идеальный тип» у Вебера, в чем состоит его эвристический характер, как с его помощью добывается знание? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ввести еще одно фундаментальное понятие социологии Вебера — категорию «понимание». Следует отметить, что именно необходимость понимания предмета своего исследования, согласно Веберу, отличает социологию от естественных наук. Однако «понимающая социология» — это, по Веберу, как уже отмечалось, не есть просто часть психологии. Социология рассматривает поведение личности лишь постольку, поскольку личность связывает со своим действием определенный смысл. Таким образом, социологическое понятие действия вводится им через понятие смысла. Как отмечает Вебер, «действием называется человеческое поведение в том случае и постольку, если и поскольку действующий индивид или действующие индивиды связывают с ним субъектив ный смысл». То есть социология, считает он, должна быть «понимающей» постольку, поскольку действие индивида осмысленно. Итак, социология должна ориентироваться на действие индивида или группы индивидов. При этом наиболее «понятийным» является действие ос мысленное, то есть действие, направленное к достижению ясно осознаваемых самим действующим индивидом целей и использующее для этих целей средства, признаваемые за адекватные самим действующим индивидом. Описанный тип действия Вебер называет целерациональным.

Как пишет в этой связи сам Вебер: «Социология (в том смысле этого весьма многозначного слова, который здесь имeeтcя^ в виду) есть наука, стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие». И далее: «Действием мы называем действие человека (независимо от того, носит оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию), если и постольку, действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл. «Социальными мы называем такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него».⁷

Вместе с тем нельзя не отметить, что целерациональное действие не есть некий всеобщий тип действия, напротив, он даже, по Веберу, не является преобладающим в эмпирической реальности. Целерациональное действие — это идеальный тип, а не эмпирическое обобщение. Именно целерациональное действие есть наиболее «рабочий» социологический идеальный тип, с помощью которого производятся основные исследования веберов-ской социологии.

Следует отметить, что проблема соотношения идеально-типической конструкции и эмпирической реальности далеко не проста и однозначного решения этой проблемы у самого Вебера не было.

Какие предпосылки, важные для социологической теории, содержит в себе целерациональное действие? Выбирая целерациональное действие в качестве методологической основы для социологии, Вебер тем самым отмежевывается от тех социологических теорий, которые в качестве исходной реальности берут социальные «тотальности» (всеобщности), как то: «народ», «общество», «государство», «экономика» и т. д.

Касаясь упомянутых «всеобщностей», против которых возражал Вебер, то дело даже не в них самих, а в непреодолимом, как он считал, стремлении теоретиков общественных наук выдавать их за выражение самой реальности, за внутренне присущие ей законы. Под эту критику подпадал и Э. Дюркгейм с его идеей общества как «коллективного субъекта», выступающего в качестве реальности высшего порядка. Правда, в этой критике различного рода «всеобщностей», как считают некоторые исследователи, главным ее объектом выступал чаще всего К. Маркс.⁸

С другой стороны, по убеждению самого же Вебера, некоторые из такого рода абстракций («всеобщностей»), в случае практического к ним отношения, могли бы сыграть в социальной науке положительную роль. Отсюда, по его мнению, их необходимо рассматривать не как выражение подлинной реальности, не «онтологически», а только в методологическом плане в качестве теоретических конструкций, которые могут способствовать мысленному упорядочению тех или иных аспектов многообразной реальности. То есть теоретические конструкции, выражающие различного рода «всеобщности» не должны выступать как отражение самой действительности и ее законов, а как идеально-типические понятия. А идеальный тип, по Веберу, как уже отмечалось, — «это утопия», мысленный образ, который в чистом виде эмпирически нигде не обнаруживается.

В качестве необходимой предпосылки социологии Вебер ставит не «целое» (общество), а отдельного рационально (осмысленно) действующего индивида. Согласно Веберу, общественные институты — право, государство, религия и т. д. — должны изучаться социологией в той форме, в какой они становятся значимыми для отдельных индивидов, в какой последние реально ориентированы на них в своих действиях. Он отрицал идею, что общество «первое» составляющих его индивидов, и «требовал» исходить в социологии из действия отдельных людей. В этой связи можно говорить о методологическом индивидуализме Вебера.

Но Вебер не остановился на крайнем индивидуализме. Отсюда неотъемлемым моментом социального действия он считает «ориентацию действующего лица на другого индивида или окружающих его других индивидов». Без этого введения, то есть ориентации на другое действующее лицо или социальные институты общества, его бы теория осталась классической «моделью робинзонады», где в действиях, индивида нет никакой «ориентации на другого». В этой «ориентации на другого» получает свое «признание» и «социально общее», как то: «государство», «право», «союз» и т. д. Отсюда «признание» — «ориентация на другого» — становится одним из центральных методологических принципов социологии Вебера.

Подводя итог, можно сказать, что наличие субъективного смысла и ориентация на других — два необходимых признака «социального действия» и его понимания предмета социологии.

Не будет социальным действием, в принятом Вебером смысле слова, религиозная акция индивида, предающегося созерцанию, одинокой молитве и т. д. Вебер не считает социальным и чисто подражательное действие, совершенное индивидом как членом (атомом) массы, толпы. Вебер относил это к предмету исследования «психологии масс», а не социологии. Хотя, безусловно, как историк и социолог, Вебер понимал, что массовые действия не могут не быть одним из важных вопросов социологии. И он ищет в этом явлении специфически социологический угол зрения. По Веберу, социолог должен понять, какой субъективно подразумеваемый смысл связывает индивида с другими, на каком основании люди объединялись в массу. И если Г. Лебон, как психолог, пытается найти в толпе нечто общее, присущее любой толпе («римских солдат», «крестоносцев», «зрителей в театре» и т. д.), то Вебер пытается найти отличающее одну толпу от другой. А главное, предметом социологии должно, по его мнению, стать не столько непосредственное поведение, сколько его смысловой результат. Ибо характер массового движения в значительной мере определяется смысловыми установками, которыми руководствуются составляющие массу индивиды.⁹

Перечисляя возможные виды социального действия, Вебер указывает четыре: целерациональное; ценностно-рациональное; аффективное; традиционное.

По Веберу, социальное действие, подобно всякому действию, может 'быть определено:

1) целерационально, то есть через ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей и при использовании этого ожидания как «условия» или как «средства» для рационально направленных и регулируемых целей (критерием рациональности является успех);

2) ценностно-рационально, то есть через сознательную веру в этическую, эстетическую, религиозную или какую-либо иначе понимаемую безусловную собственную ценность (самоценность) определенного поведения, взятого просто как таковое и независимо от успеха;

3) аффективно, особенно эмоционально — через актуальные аффекты и чувства;

4) традиционно, то есть через привычку.

Два последних вида действия не являются, по Веберу, социальными действиями в строгом смысле слова, поскольку здесь мы не имеем дело с осознанным и положенным в основу действия смыслом.

Только ценностно-рациональное и целерациональное действия суть социальные действия в веберовском значении этого слова, где главную роль, конечно, играет целерациональное действие. Как отмечает Вебер, описанные четыре идеальных типа не исчерпывают собой всего многообразия видов ориентации человеческого поведения. Однако их можно считать самыми характерными и, по его убеждению, они представляют для практической работы социолога достаточно надежный инструмент.

Описанные Вебером типы социального действия — это не просто методологические прием, удобный для объяснения. Вебер убежден, что рационализация социального действия — это тенденция самого исторического процесса. И хотя этот процесс и протекает не без «помех» и «отклонений», но все-таки, несмотря на это, европейская история последних столетий свидетельствует о том, что рационализация есть всемирно-исторический процесс. Одним из существенных компонентов «рационализации» действия является замена внутренней приверженности привычным нравам и обычаям планомерным приспособлением к соображениям интереса. Кроме того, происходит вытеснение ценностно-рационального поведения в пользу целерационального, при котором уже верят не в ценности, а в успех. Рационализация, таким образом, понимается как судьба западной цивилизации.

Что же означает возрастание роли целерационального действия с точки зрения структуры общества в целом? Прежде всего рационализируется способ ведения хозяйства, управления, причем как в области экономики, так и в области политики, науки, культуры — во всех сферах социальной жизни. Рационализируется также образ мышления людей, их способ чувствования и образ жизни в целом. Все это сопровождается колоссальным усилением роли науки, которая, по Веберу, представляет собой чистое воплощение принципа рациональности. Проникновение науки во все сферы жизни — это свидетельство универсальной рационализации современного общества.

Рационализация, по Веберу, это результат воздействие нескольких феноменов, несших в себе рациональное начало, а именно: античная наука, особенно математика, дополненная в эпоху Возрождения экспериментом, экспериментальной наукой, а затем и техникой. Здесь же Вебер выделяет рациональное римское право, которое получило на европейской почве свое дальнейшее развитие, а также рациональный способ ведения хозяйства, возникший благодаря отделению рабочей силы от средств производства. Фактором, который позволил как бы синтезировать все эти элементы, явился протестантизм, создавший мировоззренческие предпосылки для осуществления рационального способа ведения хозяйства, поскольку экономический успех был возведен протестантской этикой в религиозное призвание.

Так сложился современный индустриальный тип общества, который отличается от традиционных. А главное отличие в том, что в традиционных обществах отсутствовало господство формально-рационального начала. Формальная реальность — это то, что поддается количественному учету, без остатка исчерпывается количественной характеристикой. Как показывает Вебер, движение в направлении формальной реальности — это движение самого исторического процесса.

Учение о формальной реальности — это, по существу, веберовская теория капитализма. Исходя из этого строился и его методологический инструментарий, который давал возможность обобщить существующую социальную (эмпирическую) реальность. Так был создан тип социального действия, в частности, целерацио-нального действия, который послужил точкой отсчета для конструирования других типов. Нельзя не отметить в этой связи того важного обстоятельства, что Вебер считал наиболее чистым эмпирическим образцом целерационального действия — действие индивида в экономической сфере. Не случайно, что примеры целерационального действия Вебер приводит в основном из экономической жизни. Речь идет о таких вещах, как обмен товаров, конкурентная борьба на рынке или биржевая игра и т. д.

Понимание капитализма как неотвратимого и «самого мощного фактора современности» особо выделяло роль логико-методологических и широких философских разработок и они, как можно заметить, тесно связаны с анализом капитализма, его структурных элементов.

Современный капитализм у Вебера — это неизбежное следствие исторического развития Европы, и пути назад ''к. патриархальным общественным структурам и ценностям нет.

Исследуя генезис капитализма, Вебер определил для себя центральную проблему: «происхождение буржуазного производственного капитализма с его рациональной организацией свободного труда», или, говоря языком истории культуры, «возникновение западноевропейского класса буржуазии в его своеобразии... ибо буржуа как сословие существовало еще до появления специфического западноевропейского капитализма. Но, правда, только на Западе».

Вместе с тем, исходя из своей основной задачи, Вебер оставил изучение столь притягательной для него фигуры буржуа — предпринимателя¹¹ ради анализа капитализма в целом как «эпохально-культурного» явления истории. Он дает генезис и глубокий анализ взаимосвязанных религиозных, экономических, политических, и иных структур, образующих особый феномен — западноевропейский капитализм как культурно-исторической ценности. Для него европейский капитализм—это образ жизни, имеющий свою нравственную ценность, но одновременно и образ мышления, особая логика, корни которой уходят в европейскую античность.

Именно в культуре, по Веберу, кроются истоки современного западноевропейского капитализма, рациональность которого обернулась,, говоря его словами, «технико-бюрократическим механическим' катком и умалением духа».

Уже в «Протестантской этике» Вебер критически оценивал узко экономический подход при интерпретации капитализма (причем, критика велась не только против Маркса, но и Зомбарта и др.). «Историческое и теоретическое познание общего культурного значения капиталистического развития», определенное Вебером, привело его к тому, что он основное внимание сосредоточил на религии, прежде всего, христианстве, в котором видел нравственную основу западноевропейской культуры.

Нередко можно встретить утверждения, что будто Вебер, стремясь опровергнуть Маркса, объяснил процесс экономического развития воздействием религии. По сути же мысль Вебера заключается в другом. Он хотел доказать, что поведение людей в различных обществах может быть понято лишь в рамках общего теоретического представления о своем существовании, где религиозное толкование составляет лишь часть видения мира. Отсюда, чтобы понять поведение людей, различных социальных групп и, в частности, их экономическое поведение, необходимо обратиться и к религии, хотя религиозное восприятие мира и получило в социологии Вебера самоценное и самодавлеющее значение.

В этом плане, как представляется, верную точку- зрения занимают те исследователи творчества Вебера, которые считают, что «Протестантская этика» не содержит прямого подхода к проблеме причинного объяснения, она имеет дело только с зависимостью между религиозными заповедями и самодисциплиной светского поведения.¹² Тезис Вебера по этому поводу гласит:

существует четко выраженная адекватность духа капитализма и духа протестантизма. В главных своих чертах этот тезис таков:

духу некоего протестантизма не противоречит такое отношение к экономической деятельности, которое в свою очередь соответствует духу капитализма.

К этому следует добавить и то, что понимание капитализма как «стремления к наживе», к наибольшей денежной выгоде само по себе ничего общего с капитализмом как таковым не имеет. Это стремление можно наблюдать практически во все времена и у многих социальных групп. Капитализм, безусловно, тождественен стремлению к наживе в рамках рационально действующего капиталистического предприятия с его устремленностью к рентабельности. И таковым он должен быть, ибо предприятие, не ориентированное на прибыль, неминуемо обречено на гибель. Вообще, хозяйственная деятельность ориентирована на сопоставление дохода и издержек. Таким образом, можно сказать, что «капитализм» и «капиталистические предприятия» с достаточно рациональным учетом движения капитала существовали во всех культурных странах земного шара.

В этом смысле для Вебера в чисто экономическом аспекте главной проблемой всемирной истории культуры является не капиталистическая деятельность как таковая, а возникновение буржуазного промышленного капитализма с его рациональной организацией свободного труда в культурно-историческом аспекте западной цивилизации. Здесь стоит провести несколько параллелей, касающихся представлений о капитализме у Маркса и Вебера^.

Трактовки Маркса и Вебера отличаются уже тем, что последний считал главной характерной чертой современного общества и капитализма бюрократическую рационализацию, которая не может не продолжаться, какой бы ни была форма собственности на средства производства. Вебер, имея в виду обобществление средств' производства в условиях социализма, не видел в этом, в отличие от Маркса, никакого коренного преобразования. По его мнению, необходимость рациональной организации для получения наиболее дешевого продукта будет существовать независимо от революций, определяющих в государстве характер собственности на средства производства. Вебер (как в свое время Сен-Симон и Конт) не придавал решающего значения противоречиям между рабочими и предпринимателями и не верил в необходимость классовой борьбы для становления современного общества.

Он в тех же выражениях, что и Маркс, говорил о типичной организации современного производства, которого «нигде кроме Запада не было и не могло быть», однако, считал лишенным смысла противопоставление «социализм — капитализм». Поскольку бюрократическая рационализация, как основа современного общества, выживет при любом режиме собственности. Более того, Вебер, исходя из индивидуалистической системы ценностей, опасался развития обобществления производства, его социализации, способной ограничить свободу действий индивида.

Значительные расхождения между Вебером и Марксом мы находим в понимании характера социальной структуры и условий социальной стратификации общества.¹³