Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
VI. Типы легитимного порядка: условность и правоСодержание книги
Поиск на нашем сайте
1. Легитимность порядка может быть гарантирована только внутренне, а именно: 1) чисто аффективно: эмоциональной преданностью: 2) ценностно-рационально: верой в абсолютную значимость порядка в качестве выражения высочайших непреложных ценностей (нравственных, эстетических или каких-либо иных); 3) религиозно: верой в зависимость блага и спасения от сохранения данного порядка. II. Легитимность порядка может быть гарантирована также (или только) ожиданием специфических внешних последствий, следовательно, интересом, причем это ожидание особого рода. Порядком мы будем называть: а) условность, если ее значимость внешне гарантирована возможностью того, что любое отклонение натолкнется внутри определенного круга людей на (относительно) общее и практически ощутимое порицание; б) право, если порядок внешне гарантирован возможностью (морального или физического) принуждения, осуществляемого особой группой людей, в чьи непосредственные функции входит охранять порядок или предотвращать нарушение его действия посредством применения силы. 1. Условностью мы будем называть «обычай», который считается в определенном кругу людей «значимым» и невозможность отклонения от которого гарантируется порицанием. В отличие от права (в принятом нами смысле слова) здесь отсутствует специальная группа людей, осуществляющая принуждение. Если Штаммлер видит критерий различия между условностью и правом в совершенно «добровольном» подчинении, то это не соответствует обычному словоупотреблению и не подтверждается его собственными примерами. Следование «условности» (в обычном смысле слова), то есть необходимость придерживаться принятой манеры приветствия, одежды, определенных границ в общении по форме и содержанию, весьма серьезно «ожидается» от индивида как обязательное соответствие принятым образцам и отнюдь не предоставляется его свободному решению на манер того, как обычай позволяет индивиду по своему усмотрению выбирать свои трапезы. При нарушении условности (например, «профессиональной этики») социальный бойкот со стороны людей одной профессии часто оказывается значительно более действенной и ощутимой карой, чем та, которую мог бы вынести судебный приговор. Здесь отсутствует только специальная группа людей, гарантирующая повиновение (у нас это судьи, прокуроры, чиновники, судебные исполнители и т.д.). Однако граница эта не может быть точно очерчена. Пограничным случаем конвенциональной гарантии, переходящей в правовую гарантию системы, является угроза подлинного организованного бойкота. В нашей терминологии это уже средство юридического принуждения. В данном случае нас не интересует то обстоятельство, что гарантией условности может быть не только порицание, но и другие средства (как, например, использование права хозяина дома при поведении, нарушающем условность, принятую в данном кругу людей). Решающим здесь является то, что такие (часто жесткие) меры принуждения применяет отдельный человек именно в качестве конвенционального порицания, а не специально предназначенная для этого группа людей. 2. Мы в данном случае считаем решающим для понятия «права» (которое для других целей может быть определено совершенно иным образом) наличие специальной группы принуждения. Она, разумеется, совсем не должна быть всегда похожа на то, к чему мы привыкли теперь. Прежде всего, совсем не обязательно наличие «судебной» инстанции. Такой группой может быть, например, «род» (в вопросах кровной мести и «фай-ды»), если для его реакции действительно значимы установления какой-либо системы. Впрочем, это крайний случай того, что можно еще считать «юридическим принуждением». Как известно, международное право часто не признавалось «правом», ввиду того что оно не гарантировано наличием надгосударственной принудительной власти. Для принятой здесь (из соображений целесообразности) терминологии порядок, гарантированный извне только ожиданием порицания и репрессий — следовательно, конвенционально и констелляцией интересов, — где отсутствует группа людей, действия которых специально направлены на его сохранение, не может быть определен как «право». Вполне вероятно, что в рамках юридической терминологии определение это может быть противоположным. Средства принуждения здесь иррелевантны. Сюда относится даже «братское предупреждение», принятое в ряде сект в качестве первичной меры мягкого воздействия на грешников, при условии что оно основано на определенном правиле и совершается специальной группой людей. То же можно сказать о порицании, высказанном цензорами, если оно служит средством гарантировать «нравственные» нормы поведения, а тем более о моральном принуждении, которое осуществляет церковь. Следовательно, «право» может быть иерократическим и политическим, может быть гарантировано статутами какого-либо объединения или авторитетом главы дома, сообществами или ассоциациями. Свод правил поведения студентов в рамках данного концептуального определения также имеет значение «права». Само собой разумеется, что сюда относятся и не обеспеченные правовой санкцией случаи, предусмотренные в секции 888 § 2 свода процессуальных норм гражданского права. «Leges imperfectae» и категория не караемых судом обязательств суть формы юридического языка, в которых косвенным образом определены границы или условия применения принуждения. Насильственно введенные правила дорожного движения в этом смысле — право (см. § 157, 242 свода гражданских законов). 3. Значимый порядок не обязательно должен быть общим, абстрактным по своему характеру. Значимое «правовое положение» и «судебное решение» в конкретном случае совсем не всегда были так резко отграничены одно от другого, как нам представляется вполне естественным сегодня. «Система» может поэтому применяться к отдельному конкретному случаю. Все остальное относится уже к социологии права. Наиболее целесообразно, как мы полагаем, пользоваться (если особо не оговорено обратное) современным представлением об отношении правовых положений к судебным решениям. 4. «Внешне» гарантированные системы могут быть гарантированы и «внутренне». Взаимоотношения между правом, условностью и этикой не составляют проблемы для социологии. «Этическим» социология считает тот критерий, для которого специфическая ценностно-рациональная вера людей служит нормой человеческого поведения, пользующегося предикатом «хорошего» в нравственном отношении, так же как поведение, применяющее предикат «красивый», прилагает к своему определению эстетический критерий. В этом смысле этические нормативные представления могут очень сильно влиять на поведение людей, без какой-либо внешней гарантии. Подобное обычно происходит в тех случаях, когда нарушение указанных норм серьезно не затрагивает чужих интересов. Однако часто соблюдении норм гарантируется религией; они могут гарантироваться и конвенционально (в смысле используемой здесь терминологии) посредством вынесения порицания при их нарушении или бойкота, а также юридически посредством санкций уголовного и гражданского права или вмешательства полиции. Подлинно значимая в социологическом смысле этика в большинстве случаев обычно гарантируется тем, что ее нарушение может вызвать неодобрение, то есть гарантируется конвенционально. Однако не все (во всяком случае, не обязательно) конвенционально или юридически гарантированные системы претендуют на этическую нормативность, причем правовые, в ряде случаев чисто целерациональные по своему характеру, претендуют еще в значительно меньшей степени, чем конвенциональные. Следует ли относить к сфере «этики» распространенное в определенном кругу представление о значимости или не следует (то есть рассматривать его в последнем случае «просто» как условность или «просто» как норму права), решается для эмпирической социологии только в соответствии с тем, какое понятие «этического» фактически определяло или определяет поведение в данном кругу людей. Поэтому никакого обобщения здесь быть не может. Ф. Теннис Общность и общество социология — это исследование человека, но не его телесного душевного, а его социального существа; стало быть, телесного и душевного лишь постольку, поскольку оно обусловливает социальное. Таким образом, мы хотим познать и изучить не только те умонастроения и движущие силы, которые соединяют одних людей с другими, удерживают их вместе, побуждают или стимулируют их к совместным действиям и взаимодействию, но и, прежде всего, возникающие вследствие этого продукты человеческого мышления, необходимые для сохранения и поддержания общей сущности. Последние находят свое завершение в таких важных формах, как община, государство, церковь, часто принимаемых за элементы действительности, а иногда и за нечто сверхъестественное. Если хочешь познать другого, загляни в свою собственную душу. Каждый из нас живет во множестве связей и отношений с другими людьми — непосредственных и опосредованных. Каждый из нас знает много людей, но мало — по сравнению с их общим числом. Как же я знаю других людей? Прежде чем рассмотреть этот вопрос, проведем сначала некоторые различения. Главным среди четырех различий в отношении окружающих нас людей я считаю различие между знанием и незнанием, знакомостьюи чуждостью. 1. Знакомость и чуждость Вряд ли стоит подробно объяснять, насколько велико значение этого различия, скажем о нем лишь вкратце. В чужом городе, в толпе чужих людей вы случайно встречаете знакомого, может быть, даже «хорошего знакомого» или просто старого знакомого. Как правило, это — радостное переживание. Сразу возникает желание ступить с ним в разговор, которое с чужим человеком мы испытыаем редко, — ведь часто это смутное, слабое желание отбивается, нас необходимостью говорить на чужом языке. Если повстречавшийся человек известен вам как шапочный знакомый, то, наверное, в первый раз (а, может, и в последний) вы поздороваетесь с ним за руку. Причем, знакомый может быть вам в других отношениях — кроме того, что однажды вы с ним уже встречались и обменивались несколькими словами, или знаете его по каким-то качествам, которые сближают вас, например, как коллегу по профессии или специальности, —- совершенно чужим человеком, в частности, принадлежать к другой нации и говорить на другом языке. Все равно он — знакомый, даже если вы с трудом объясняетесь и плохо друг друга понимаете. Наш язык тонко улавливает разницу между знакомыми тем, кого мы просто знаем. Знакомый - мой знакомый - меня тоже знает; тот, кого я просто знаю, скорей всего меня не знает или, по крайней мере, не всегда. Человека высокого — как в естественном, так и в духовном смысле— видят и знают многие, однако он их не видит и не знает, а иногда и не хочет знать. Человек, которого я просто знаю, не помнит меня; но даже если и помнит, то может ничего обо мне не знать. Либо он ко мне равнодушен, либо я ему неприятен. Знакомых же, наоборот, некоторые зачисляют в «друзья» — свидетельво поверхностного образа мыслей или способа выражаться, хотя для знакомства и характерна легкая тенденция к обоюдному приятию, как для чуждости — к обоюдному неприятию: всего лишь тенденция, но тенденции важны. Симпатия и антипатия Ни простое знание человека, ни знакомство с ним еще не означает, что мы ему «желаем зла» или, наоборот, он нам «нравится» и мы его любим (что бывает намного реже). Тех, кто нам симпатичен, и тех, к кому мы питаем антипатию, разделяет огромная дистанция. И симпатия, и антипатия — это эмоции, хотя иногда их называют инстинктами, принимая за нечто недочеловеческое; на самом деле они часто связаны с высшими, благородными, специфическими для человека чувствами, а нередко и происходят из таких чувств, а следовательно, из всего того, что мы думаем и знаем. Как уже говорилось, существует известная, имеющая определенное значение взаимосвязь между знакомостью и симпатией — чуждостью и антипатией. Чем более симпатия и антипатия инстинктивны, тем в большей степени они зависят от внешних явлений, особенно у женщин; это относится прежде всего к чувствам, возникающим из того впечатления, которое производит на них мужчина — впечатления от его фигуры, внешнего облика и выражения лица, от того, как он одет, ведет себя, говорит, какие у него манеры, наконец, от того, как звучит его голос. Нередко и мужчины влюбляются в женщин с первого взгляда: на одних производят впечатление красивые формы, для других решающим является прелестный облик, для третьих — просто выражение глаз или смелая речь, а для кого-то — изысканное платье или роскошная шляпа. Однако с непосредственной инстинктивной симпатией или антипатией может вступить в противоречие опыт знакомства с чужими людьми. При этом исходят из того, что тот, кто сначала произвел неблагоприятное впечатление, потом может оказаться очень милым человеком, интересным, а то и весьма привлекательным; бывает, что у женщин и девушек возникает страстное влечение к мужчине, который вначале был им неприятен, как, например, Ричард III — овдовевшей королеве. Другой вопрос: может ли вырасти из этого долгая верная любовь, а тем более любовь навеки. Нередко первое впечатление, подтверждаемое последующим горьким опытом, оказывается все-таки верным. Но и противоположная ситуация — дело почти будничное: первое прекрасное впечатление, благоприятнейшее предубеждение при более близком знакомстве рассеиваются как иллюзии, и мы в сердцах попрекаем себя, что так легко дали ввести себя в заблуждения внешним блеском. Но большое число людей — не только незнакомые, чужие, но и те, кого мы знаем, и, может быть, даже слишком хорошо, не вызывают в нас никаких чувств, оставляют нас равнодушными Правда, равнодушие не всегда неподвижно, оно легко склоняется в ту или иную сторону. У симпатии и антипатии много градаций, тем более, если принять во внимание (упомянутые выше) разумные, т. е. имеющие основание в нашем мыслящем сознании, симпатию и антипатию. Часто мы питаем известную, хотя, возможно, и малую, долю симпатии ко всем, кто на нашей стороне, в нашем лагере, независимо от того, знакомы ли мы уже с ними или только знакомимся, — к участникам спора, приятелям, землякам или тем, с кем у нас одна малая родина, к коллегам по профессии, к единоверцам или товарищам по партии, к партнерам по работе; некоторая, как правило слабая, симпатия — что в значительной степени обусловлено богатством жизненного опыта - возникает уже благодаря принадлежности к одному и тому же сословию, например, дворянству, или к одному и тому же классу — имущему или неимущему. И наоборот, точно так же возникает и существует антипатия по отношению ко веем, кто борется в другом лагере; нередко эта антипатия перерастает в ненависть — в особенности, когда речь идет о настоящей борьбе, в то время как в иных случаях антипатия выражается лишь в большем равнодушии, за счет чего ослабевает, так что при наличии других мотивов и более близком знакомстве она может снова легко перейти в искреннюю симпатию. С другой стороны, достаточно наличия общих или хотя бы близких интересов, осознаваемых как таковые, чтобы пробудить взаимную симпатию, — и наличия противоположных, чтобы вызвать антипатию. Например, иногда большое число людей имеют общий интерес как потребители, питая вследствие этого легкую симпатию по отношению друг к другу Их интерес противоположен интересам производителя и торговца, поэтому они проявляют к ним антипатию, которая более искренна, чем их взаимная симпатия. Доверие и недоверие Третье различие, на которое я хочу обратить внимание, — это доверяем ли мы другим людям или не доверяем. К знакомому человеку мы испытываем определенное доверие, чаще всего слабое, к чужому — определенное недоверие, чаще всего сильное. Как правило, доверие легко и быстро возникает из симпатии, но зачастую в этом так же легко и порой совсем неожиданно приходится раскаиваться, в то время как антипатия пробуждает недоверие или, по крайней мере, усиливает и питает его, что нередко также лишено оснований. Но сколько и здесь градаций! Лишь немногих избранных мы жалуем большим и глубоким доверием, полагаясь на них, как на «каменную стену», — на их безусловную честность, расположение и верность по отношению к нам; причем, как известно, эти немногие далеко не всегда «такие, как мы» и поэтому не могут претендовать на ту симпатию, какую обычно мы питаем к людям того же класса или сословия. Преданный слуга, верная подруга — это не только литературно-поэтические образы, хотя в более простой, сельской среде люди, о которых так можно сказать попадаются намного чаще, чем в современной. Обманутое доверие — поучительный горький опыт, зачастую приводящий в отчаяние. Но и недоверие может превратиться в доверие, как и обманутое доверие — помимо того, что вызывает досаду, гнев, ожесточение, прямо переходит в недоверие, легко переносимое на других, на тех, кому мы иначе доверяли бы. К доверию или недоверию ведет не только собственный, но и чужой опыт, т. е. авторитет, репутация личности как заслуживающей доверия или сомнительной, «общение с которой требует осторожности». Но с другой стороны, доверие в значительной степени овеществляется самим общением, так что часто речь идет вовсе не о личности, а об ее «состоянии», принимаемом в расчет на том основании, что-де собственные интересы делового человека, который в личностном отношении, может быть, и не достоин большого доверия, заставят его платить по долгам, пока он в состоянии это делать: способность заслуживать доверие исчезает, становясь кредитоспособностью. Последняя, как правило, — атрибут фирмы: она либо надежна, либо считается таковой, независимо от моральных качеств владельца или руководителя, которые — благодаря доверию, вложенному в кредит, — часто продолжают оценивать высоко даже тогда, когда есть веские причины думать иначе. Так, доверие к личностным качествам смешивают с доверием к кредитоспособности личности или фирмы. Многим людям мы безотчетно доверяем, исходя из самого поверхностного знания о них,
будучи с ними толком не знакомы, совершенно ничего о них не зная, кроме того,что они находятся в данном месте и мают данный пост, — все это тоже овеществленное доверие. Если личное доверие всегда существенно обусловлено личностью доверяющего — его умом и в особенности знанием людей, т. е. опытом, на котором это знание основано, так что в общем человек простодушный и неопытный легковерен, ибо склонен к доверчивости, умный же и опытный верит с трудом, ибо склонен к сомнению,- то это различие почти полностью стирается при овеществленном доверии. Мы не знаем машиниста поезда, на котором едем, капитана и штурмана корабля, на котором плывем, в большинстве случаев мы не знаем врача, с которым не только консультируемся, но которому доверяем наши тело и жизнь при хирургическом вмешательстве; зачастую мы не знаем адвоката, которому поручаем вести наше дело, а тем более судью, который принимает решение в нашу или не в нашу пользу и от которого мы, тая надежду, ждем помощи в восстановлении наших прав и нашей чести. Во всех этих случаях мы полагаемся на то, что человек, пользующийся нашим доверием, 1) может и 2) хочет нам помочь. Что касается «может», то у нас есть основания доверять ему, а) потому что это его профессия — кто позволил бы ему называться врачом, адвокатом или судьей, если бы он не был врачом, адвокатом или судьей? — ведь сапожник, слесарь, портной, как правило, владеют своим ремеслом. Чем серьезнее наши дела, тем больше мы доверяем б) экзаменам, в) опыту, г) репутации, д) личным советам или рекомендациям, открывшим данному мужчине или данной женщине двери в профессиональную деятельность и позволившим занять им этот пост. Правда, чаще всего, как, например, в случае с машинистом и капитаном, речь идет только о пп. б) и г). Что касается «хочет», то мы полагаемся, во-первых, на обычные моральные качества и то, что, если бы человек, пользующийся нашим доверием, не обладал бы Их минимумом, то вряд ли бы смог стать тем, кто он есть. Во-вторых, с этим тесно связаны и его собственные интересы — как материальные, так и идеальные, причем в большинстве случаев они слиты воедино. Но мы легко заметим, что в основе нашего спокойствия, чувства безопасности, а следовательно, и приводимых нами аргументов лежит кое-что еще, о чем мы, правда, реже всего задумываемся, — а именно доверие к регулярному и надежному хотя и весьма различному функционированию трех больших систем социального золения, называемых мной порядком, правом и моралью, причем две последние системы — правовой и нравственный порядки — суть развитые, сложившиеся формы первой. Связанность А теперь я перехожу к четвертому различию, не отделимому от первых трех, отчасти уже содержащемуся в них, а именно к тому, связан ли я как-то с другими людьми или свободен от них. Соединение, связывание противоположно свободе, оно означает обязывание, долженствование, недозволение; и здесь перед нами открывается большое многообразие соединений, возникающих посредством связанностейразличного рода, которые мы называем также видами социальных сущностей или форм, объединяющих человека с другими людьми. Человек связан с другими людьми постольку, поскольку знает, что он с ними связан; он знает об этом или в большей степени чувственно, или в большей степени мысленно; отсюда возникают чувство или ясное сознание обязательности, должности, непозволительности и справедливое отвращение от последствий неправильного, противоправного, противозаконного и вообще неправомерного и, наконец, не-нравственного и не-приличного действия и поведения. Связанность — это образное выражение для того, как следует понимать все социальные связи вообще, не в их собственном смысле. Тот факт, что человеческое существо привязано к другому, может свидетельствовать о состоянии его полной зависимости — тоже образное выражение, которое означает, что оно либо лишено собственной воли, либо не может ее иметь, будучи зависимо во всех своих желаниях от воли другого существа. Зависимость младенца и (с постепенным убыванием) маленького ребенка от матери и других людей, заботящихся о нем, как мать, — очевидный факт такого рода. Есть и другие подобные формы зависимости, при которой радости и горести одного человека зависят в большей степени от воли другого, чем от собственной. В чистом виде это выражается кабале, рабстве и т. п., а самым зримым и грубым образом — в фзическом сковывании, практиковавшемся во всевозможных форм по отношению к рабам и до сих пор применяющемся при перевозке тех, кто совершил тяжелые преступления. В том же смысле мы говорим о неспособности действовать по собственной воле, причина которой может быть собственное полное безволие, о людях под гипнозом, о половой зависимости и т. п. Социальная связанность Социальная связанность стремится стать взаимной зависимостью, что означает следующее: воля одного влияет на волю другого, стимулируя или сковывая ее или делая и то, и другое; если же воля одного совпадает, соединяется или смешивается с волей другого, то возникает общее воление, которое может быть понято как единая воля, потому что она взаимна, — ведь она полагает и требует, а стало быть, хочет волю А, соответствующую Б, и волю Б, соответствующую А. Это простейший случай проявления социальной воли двух индивидов (в дальнейшем мы будем называть их личностями) в том, что касается веления и деяния каждого из них по отношению к другому и, следовательно, обоих друг для друга. И точно так же, как одна личность связана с другой личностью, она может быть связана со многими личностями, а те, в свою очередь, — друг с другом, так что воля каждой отдельной личности, входящей в это множество, является частью совокупной воли и в то же время определяется совокупной волей, зависит от нее. Совокупная воля может выражать личности или еще только осознаваться ею множеством различных способов. Она может неопределенно долго оставаться неизменной, но время от времени может и меняться в определенных обновляющих ее актах; она может воздействовать на зависимые т нее личности непосредственно или опосредованно, а именно через общую волю более узкого круга личностей, а на последние — через еще более узкий круг. Каждый человек может педставлять себя отдельной естественной личностью или во множестве таких личностей, общая воля которых мыслится как представляющая другие пласты общей воли. Каждой связанной воле может быть дано не только особое имя, но и имя субъекта, символизирующего связанное множество или массу, — субъекта, представляемого и мыслимого личностями, входящими в их состав, в виде отдельной личности, следовательно, как коллективная личность, от которой зависят другие коллективные личности, либо, в самом простом случае, естественные личности, связанные друг с другом через сознание своей зависимости друг от друга и за счет этого — от коллективной личности; ибо последняя в самом простом случае является не чем иным, как их собственной связанностью, или единством. В этом смысле надо понимать и наше дальнейшее изложение: в нем встречаются имена, взятые из обычного языка, где они утвердились давно, хотя и без надлежащего усмотрения их естественной сущности и прежде всего без ясного и осознанного различения смысла, указывающего только на их внешнее явление или их значимость как группы, массы, компании и т. п., — и смысла, вкладываемого в них научной категоризацией, согласно которой они должны мыслиться как субъекты и носители связанной или социальной воли, другими словами — как социальные сущности или формы. Отсюда нетрудно вывести, что последние однородны, но различны по своему содержанию и форме. А именно однородны они потому, что содержат социальную волю, которая определяет взаимодействующие индивидуальные воли, отчасти предоставляя права, отчасти возлагая обязанности и утверждая право одной личности в качестве обязанности другой. Различны же они потому, что свое завершение находят в представлении о некой мыслимой (искусственной) социальной личнти, противопоставляемой как личность - коллективотдельным личностям, прежде всего индивидуальным, но также и всевозможным нижестоящим личностям-коллективам. Даже в самом простом случае для каждой участвующей личности существует долженствование, данное через посредство либо другой воли, либо своей собственной, либо связанной. II
|
|||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-12-13; просмотров: 199; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.142.197.111 (0.032 с.) |