Петр савицкий — идеолог великой евразии

 

"Горького гнетет как кошмар страх перед поворотом России к Востоку… России к Востоку. Но сама Россия не есть ли уже Восток? Много ли найдется на Руси людей, в чьих жилах не течет хазарской или половецкой, татарской или башкирской, мордовской или чувашской крови? Многие ли из русских всецело чужды печати восточного духа: его мистики, его любви к созерцанию, наконец, его созерцательной лени? В русских простонародных массах заметно некоторое симпатическое влечение к простонародным массам Востока, и в органическом братании православного с кочевником или парием Азии, Россия является поистине православно-мусульманской, православно-буддистской страной.

В безмерных страданиях и лишениях, среди голода, в крови и в поте, Россия приняла на себя бремя искания истины за всех и для всех. Россия — в грехе и безбожии, Россия — в мерзости и паскудстве. Но Россия — в искании и борении, во взыскании града нездешнего… Пафос истории почиет не на тех, кто спокоен в знании истины, кто самодоволен и сыт. Пламенные языки вдохновения нисходят не на beati possidentes, но на тревожных духом: то крылья Ангела Господня возмутили воду в купели."

Крылья Ангела Господня возмутили воду в купели…

Так говорит Петр Николаевич Савицкий. Духовный и политический лидер уникального национального движения, получившего в двадцатые годы нашего века название «евразийство». Это движение было беременно "великим предчувствием".

"Мы во власти предчувствия", — писал Петр Савицкий в первом манифесте евразийцев "Поворот к Востоку". Во власти великого предчувствия, во власти дрожи от приближения к сути той немыслимой, свехразумной, волшебной, тревожной и кровавой, в слезах и восторге зачатой, зачинаемой, не разрешившейся, вопящей, стонущей и возносящей высокую молитву тайной реальности, которой было суждено получить гипнотическое имя Россия. Россия, Россия, Россия…. Евразийцы упивались ее духом, выли от ее скорби, вдыхали всеми легкими гарь ее горького парадокса.

Петр Савицкий был их главой и вождем. Человек русской тайны. Патриот национальной Мечты. Ученый, политик, поэт, заговорщик, философ, православный христианин, страстный дух, преданный удивительному полуреальному, полупредчувствуемому миру — сакральной Евразии — России, России, России…

Петр Николаевич Савицкий родился на Черниговщине в дворянской семье в 1985 году. Позже в своих статьях он будет подчеркивать свое малороссийское происхождения в полемике с украинскими самостийниками, упрекавшими евразийцев в великоросском империализме. Образование Савицкого было техническим.

Он окончил Петроградский политехнический институт по специальности экономист-географ. Блестящее знание иностранных языков и компетентность в области международных отношений способствовали тому, что уже в ранней юности он занимает в Русской миссии в Норвегии должность секратаря-посланника.

Его политические взгляды изначально сформировались под влиянием партии кадетов, он был умеренным национально ориентированным либералом. Идеологи кадетов — П.Струве и знаменитый ученый В.И.Вернадский — были для него основными учителями. В полном соответствии с кадетской логикой, Савицкий не принимает Октябрьской революции и становится на сторону белых. Он участвует в правительстве Врангеля, где занимает важную должность — первого помощника-секретаря Петра Струве, министра иностранных дел в этом правительстве. Однако уже в этот период поражает такой факт — его вера в Россию выше его веры в белое дело. Он уверен, что тайна русской истории не выражается в терминах принадлежности к той или иной партии. Она трансцендентна.

В статье "Очерки международных отношений", которую Савицкий пишет в Екатеринодаре в 19 году он делает совершенно диссидентские для белого чиновника — причем высокопоставленного — утверждения.

"В этом и заключается существо великодержавных народов," — пишет Савицкий, — "что они остаются великодержавными при всех поворотах своей истории".

И пророчески добавляет (не забывайте, это написано в 1919-ом, Гражданская война в разгаре): "Если бы Советская власть одолела бы Колчака и Дениника, то она воссоединила бы все пространство бывшей Советской Империи и весьма вероятно в своих завоеваниях перешла бы прежние ее границы."

Уже в то время у Савицкого ясно проступает классическая для всего евразийского направления любовь к парадоксальному мышлению, к стремлению преодолеть фатальные пары классической рациональности — консервативзм-прогрессизм, белые-красные, хорошие-плохие. Фетовское поэтическое сравнение у евразийцев применяется к области политологии, истории. идеологии…

"Россию умом не понять, потому что эта реальность выше разума, это сфера мистического, парадоксального, истинно живого". Все внешнее, якобы очевидное, якобы понятное и простое, на самом деле, иллюзии. Россия как духовная истина, выше оппозиций и противоречий. Поэтому постижение ее судьбы и активное соучастие в ее святой, мучительной и прекрасной истории должны проходить в особом анормальном духовном ии интеллектуальном ритме. В ритме уникальной евразийской цивилизации, созданной из невозможного брака арийского и туранского, оседлого и кочевого, цивилизованного и дикого, свободного и тиранического, консервативного и революционного, ангелического и плотского…

После поражения белых Савицкий оказывается в Галлиполе, а позже в Праге, традиционном пристанище для белой эмиграции. Здесь в Праге и начинается история евразийства как идеологического течения.

Первым и краеугольным камнем для этого мировоззрения становится книга крупнейшего русского лингвиста и этнолога Николая Сергеевича Трубецкого "Европа и Человечество". Главный тезис этой книги предвосхищает более поздние открытия Тойнби. Трубецкой убедительно доказывает, что в двадцатом веке на планете сложилось два лагеря, противостоящих друг другу в духовном, культурном, идеологическом, религиозном и расовом смысле. С одной стороны, это «Европа», романо-германский мир. С другой стороны — все остальные — "вся совокупность славян, китайцев, индусов, арабов, негров и других племен…" «Европа» выработала свою собственную цивилизационную модель, которую посчитала наиболее совершенной, и которую отныне стремится навязать всем без разбора, не особенно принимая во внимание мнение остальных.

Европа возомнила, что рынок есть универсальный знаменатель всех ценностей, а деньги — высшее мерило жизни. Эффективность материального развития и скептический критический рассудок поставлен европейцами выше религиозных и национальных верований и культов, а все, имеющее отношение к Традиции, сакральности, мирам духа, насмешливо приравнено к примитивности, архаизму, пережитку, темному мракобесию. Следовательно, считает Трубецкой, всему «Человечеству» необходимо осознать опасность, исходящую от Европы, восстать против ее планетарной доминации, утвердить свои собственные Традиции и культуры вопреки агрессивному высокомерию и навязчивой экономико-материальной экспансии незваных благодетелей, т. н. «цивилизованных», но отнюдь не культурных, людей.

Эти идеи Трубецкого удивительно напоминают идеи Рене Генона, Юлиуса Эволы, Освальда Шпенглера, Артура Мюллера ван ден Брука, Эрнста и Фридриха Юнгеров и других европейских консервативных революционеров, которые, также как и Трубецкой, отвергли Европу ради Человечества, ради Востока, а современный мир — ради мира Традиции. «Человечество» против «Европы». Восток против романо-германского мира. Эти принципы легли в основу нарождающегося русского евразийства, этого уникального, удивительного мировоззрения — высшей и самой законченной формы русской Консервативной Революции. Со знакомства с этой брошюрой Трубецкого начинается евразийская карьера Петра Савицкого. Показательно, впервые сам термин «евразийство», «Евразия», употреблен Савицким именно в его рецензии на книгу Трубецкого "Европа и Человечество".

Итак Петр Савицкий однозначно становится на сторону Человечества и выступает против Европы. Но один делает на этом пути еще один важнейший шаг.

Итак, "Европа и Человечество". Так ставит проблему князь Николай Сергеевич Трубецкой. А Петр Савицкий, не оспаривая существа дела, напротив всячески солидаризуясь с основным пафосом такого противопоставления, добавляет следующий важнейший момент. Да, Европа высокомерна и агрессивна. Да, она кичится материальной силой и уступает многим неевропейским культурам и религиям в духовности, созерцательности, сосредоточенности, глубине. Да, угроза идет с Запада. Но… Сможет ли «Человечество», т. е. не-Европа, неромано-германский мир само по себе дисциплинированно собраться и дать бой агрессивному противнику? А кроме того, материальная сила Европы не нуждается в доказательствах — она очевидна. Сможет ли не-Европа сладить с агрессором без аналогичного технологического рывка? Ведь не произойдет же такой мобилизации по мановению волшебной палочки… Надо учитывать реальное положение дел. Не для того, чтобы опустить руки перед натиском объективного рока, не для того, чтобы замкнуться в этно-резервациях или религиозных мечтаниях. Нет, надо прямо смотреть в лицо кошмарной опасности, и искать эффективное средство противодействия ей. Тончайшую мечту, Дух надо защищать и утверждать еще и силой. Безответственно принимать западный дуализм, строгое деление на сферу духа и сферу тела. Они взаимосвязаны. Дух и Тело лишь различные стороны единого органического существа. Поэтому против материального насилия Запада следует выдвинуть духовно-материальное сопротивление Востока.

Надо найти нечто, что было бы сильнее Запада духовно, но и не слабее или по крайней мере сопоставимо с ним на уровне материальном. И здесь Савицкий прямо называет то, от чего бессознательно, инстинктивно, сублиминально отталкивается Трубецкой. Противостоять агрессии гибельной материальной цивилизации может только Россия. Она эта волшебная, удивительная страна, страна снов и технологического гения, страна мечтаний и великих материальных свершений, страна фанатичной религиозности и пронзительного, гулкого вкуса плоти — западная и восточная одновременно, арийская и туранская, современная и архаическая, красная и белая, национальная и интернациональная, авторитарная и народническая — только эта реальность может быть сопоставима по универсальности своего самосознания, по глубине и укорененности духовной миссии, по темной силе и одновременно лучезарному созерцанию с ядовитым змеем, ползущим из Атлантического океана на весь мир. Не "Европа и Человечество", но "Европа и Россия", Россия как континент, как империя, как материк, как Евразия — вот два полюса, под знаком которых будет вершится отныне мировая история. Россия-Евразия — высшая реальность планетарного сопротивления, оплот и рычаг всечеловеческого Восстания, Восстания Традиции против современного мира. Пойте тувинскую песнь войны…

После написания статьи "Европа и Евразия" Петр Савицкий становится признанным вождем Евразийства, нового направления среди белой эмиграции, которое завоевывает себе все больше и больше сторонников. Революция расколола русскую нацию на две составляющие. Политически и идеологически они оказались по две стороны баррикад. Но и те и другие были русскими, и те и другие исповедывали часто в тайне от самих себя, боясь ясно отдать себе в этом отчет, тайный культ — культ Великой России, удивительной Страны, стоящей выше ада и рая, выше «да» и «нет», этой волшебной Родины, очертания которой просвечивали в сочной духоте божественной русской природы, в мерцающем Китеже, в языках старообрядческих гарей — Огненной России, Нездешнего Града…

Культ кроваво-влажной, головокружительной, животворящей, спасительной Матери Земли, русской Земли.

А значит, по ту сторону идеологических баррикад всех русских и в эмиграции и в СССР объединяло нечто большее, чем их разъединяло. Надо было только сделать усилие — усилия с двух сторон — страшное, подчас невыносимое усилие, чтобы схватить абрис этого не проговоренного тайного культа, понять другую сторону, очертить и осознать логику тех, кто оказался в роли врага. Евразийцы начали гигантский духовный и интеллектуальный труд именно в этом направлении.

Действовали они в среде белой эмиграции, а значит, двигались к синтезу с определенной стороны из лагеря антисоветского, антибольшевицкого, антикоммунистического… Но речь шла не о компромиссе, но о глубоком понимании иного, не под давлением обстоятельств, по воле жаждущей Истины горячей души искали евразийцы ключ к тайне большевизма, глубокую интерпретацию такого странного, неожиданного, такого безумного, на первый взгляд выбора, который привел Россию к Революцию… Они искали этого, они это нашли… Или, почти, нашли…

Савицкий и его коллеги по евразийству пытаются понять смысл большевизма. Они все более ясно приходят к выводу, что это не помрачение и не случайность, не заговор темных сил и не провокация тайных обществ, как считала тогда практически вся белая эмиграция. Напротив, Революция для Савицкого явление глубоко национальное, глубоко русское, вскрывающее в кошмарной, драматической форме глубинную русскую проблему, коренящуюся в темноте веков. "Россия Романовых была православной, самодержавной и народной, лишь номинально," — утверждает Савицкий. Уваровский лозунг — Православие, Самодержавие, Народность — прикрывал собой как фиговым листком совсем иную реальность: глубокое отчуждение озападненного дворянства от народных масс; почти полную утрату официальной синодальной Церковью мистических традиций и юридических уложений истинного Православия, поколебленных во многом уже расколом; жестокую и циничную антинародную буржуазную капиталистическую эксплуатацию обездоленных новоявленными нуворишами. За фасадом Романской России скрывалось вырождение и гибель, предательство и отчуждение. Большевики не породили катастрофу, они стали ее выразителями. Революция была неизбежна и объективна предуготовлена всем ходом последних веков русской истории. Вот важнейший вывод из евразийского анализа большевизма. В великом разрушении, кровавом кошмаре и исступленном нигилизме большевиков обнаружили себя отнюдь не чуждые, но национальные, русские стихии, которые воплотились в столь мрачные формы как раз потому, что их наличие, их голос, их вой и их скорбь упорно игнорировали самовлюбленные российские бюрократы — коррумпированные, ограниченные, фарисействующие, конформистские, бесхребетные, но жадные, юркие и неизбывно подлые — точно такие как теперь. Эти гниды из любой самой светлой идеи и идеологии легко умеют сделать нечто прямо противоположное. Революция, повергнувшая Православие, Самодержавие и Народность, по мнению Савицкого, была закономерным наказанием за то, что Православие перестало быть православным, самодержавие — самодержавным, а народность — народной. И наказание это было воплем страдающей народной души, лишь использовавшей чужеродный инструментарий марксизма для выражения своей болезненной, но духовно обоснованной воли.

В этом евразийство Савицкого смыкается с анализом коммунизма у другого сходного идеологического направления русской эмиграции. Я имею в виду национал-большевизм Николая Устрялова. Сам Петр Савицкий прекрасно осознавал эту близость и не раз в письмах друзьям самого себя называл "национал-большевиком".

Искренность Савицкого и евразийцев в их мучительном и сложном переосмыслении Революции не подлежит сомнению. Им воспитанным на православной этике и патриотических ценностях, на горячем идеализме и высокой преданности идеалам, на ценностях долга и служения Императору, невыносимо трудно было признать правоту комиссарского буйства, кровавую оргию новой власти, опьянение пытками и насилием, святотатством и мракобесием, нигилизмом и скепсисом, которыми был до судорог напоен большевизм. Но… Но вкус к истине сильнее вкуса к душевной успокоенности. Ницше писал, — "Не тогда когда вода истины мутна, но когда она мелка неохотно ступает туда нога мыслителя." Воды большевизма темны, но скрывают под собой глубину. Поэтому успокоительная, но ничего не объясняющая логика белогвардейских мифов о "еврейском заговоре" или о повальной "одержимости нации бесами", не говоря уже о совершенно безответственных западниках, которые тупо списывали большевицкий кошмар на "русскую дикость, необразованность и недостаточную цивилизованность" — все это было отвергнуто Савицким как банальное и уже только поэтому неверное упрощение. В какой-то момент складывается впечатление, что навстречу евразийцам и национал-большевикам из эмиграции из самой Советской России движется встречено течение. Будто бы сами большевики отдают себе отчет в национальном измерении собственной системы, отстраняются от холодных догматов марксизма, ищут нового взаимопонимания с теми, против кого они безжалостно сражались и кого так жестоко и решительно разгромили. Но в случае большевиков от такой уверенности в искренности намерений как в случае евразийцев мы далеки.

Оторванные от чудесной Родины и проникнутые идеалами чести, белые евразийцы открыты и беззащитны. Красные евразийцы исповедуют уже новую классовую мораль, живут на своей земле — и от этого менее ярко ощущают ее святость, мелкое бросается в глаза, выпирает, гигантские контуры духовного континента скрываются за дымом обыденности… А значит и доверия им меньше. Савицкий и евразийцы смутно предчувствуют это, но… все равно бдительности им явно не хватает. Они становятся жертвами искусной внешнеполитической интриги советской разведки.

Да, мы имеем в виду операцию ТРЕСТ. Смысл ее известен. Чекисты создали видимость существования в СССР разветвленной конспиративной организации антибольшевистского толка, основанной на евразийских принципах. Эта организация якобы готовит в скором времени переворот, чтобы восстановить национально-патриотическое правление в России. Под видом руководителей этой организации агенты большевиков выявили почти всю белогвардейскую литературу и получили контроль над подрывной деятельностью белых в СССР. Одним из главных коллег ТРЕСТа в эмиграции был Петр Савицкий, который рассматривался тогда как один из идеологических лидеров всей эмиграции. На его лекции в Праге или Софии собиралось до двух тысяч человек! Мы знаем чем окончился ТРЕСТ.

На политическом уровне советский режим смог нанести серьезный удар по антисоветскому пробелогвардейскому националистическому подполью, а на уровне идейном евразийское мировоззрение равно как и национал-большевизм были сильно дискредитированы в глазах эмигрантской России. Правда Петру Савицкому легко было доказать свою полную непричастность к хитрому плану советской разведки. Да никто его в этом и не упрекал. Во-первых, потому, что его репутация была безупречно чиста, а во-вторых, потому, что больше других пострадал он сам, его мировоззрение, все евразийское движение, которым он фактически руководил. К сожалению, в великому сожалению, операция ТРЕСТ была началом угасания евразийства. А следовательно, поворотной точкой судьбы самого Петра Савицкого, который отождествил свою жизнь и свою судьбу с этим уникальным, невероятно интересным и пророческим прозорливым явлением в национальной мысли.

Петр Савицкий как и все и евразийцы утверждал необходимость именно Третьего Пути — не большевистского и нецаристского, но вместе с тем, радикально противостоящего модели западного либерализма, который оставался (и остается) главным врагом «Человечества» (в терминологии Трубецкого), главным врагом Евразии (в терминологии Савицкого). Поэтому евразийство никогда не было прямой работой на большевиков и против белой эмиграции. Нет, речь шла именно о синтезе, о новом глубинном понимании, о дерзкой и головокружительной догадке… О совершенно самостоятельном и законченном мировоззрении, в конце концов. Савицкий всерьез считал, что после краха марксизма в России политическая ситуация затребует нового типа идеологии, которая отличалась бы двойной преемственностью — преемственностью национально-государственной, православной, церковной, патриотической — с одной стороны, но вместе с тем и преемственностью Революции, в которой выразился доселе старательно удушаемый голос того же русского народа — богоносного народа, идущего по мученической стезе своей богоизбранной и драматической истории. Иными словами, евразийство должно было заменить собой большевизм, сохраняя ее динамику, его индустриальный порыв, его военно-промышленный и геополитический модернизм, а с другой стороны, возродить традиционные консервативные ценности дореволюционного периода — в первую очередь истинное Православие, истинное Самодержавие и истинную Народность.

Евразийство Петра Савицкого было законченным идеологическим синтезом, всерьез претендовавшим в какой-то момент на место ведущей идеологии России — взамен диктатуре марксизма и реваншистским планам, вынашиваемым белыми реакционерами. О копировании либеральной системы Запада русские люди, чаще всего вообще не помышляли, ведь вся мерзость капитализма была очевидна и наглядна и в России, а отвратительный облик западной цивилизации особенно болезненно прочувствовали на себе несчастные эмигранты, выброшенные из родной страны, очутившиеся в холодном, безразличном, эгоистическом аду "западного изгнания". С этой идеей Третьего Пути для России, Русского Пути, русской цивилизации, континента России как оплота всех антизападных, антисовременных сил и народов прожил Петр Савицкий всю жизнь. И когда парижское крыло евразийцев — философ Лев Карсавин, муж Марины Цветаевой Эфрон, Петр Сувчинский и т. д. от отчаяния (ведь большевики не только не спешили уходить, но укрепляли свою власть и расширяли свои территории) встало на путь прямого коллаборационизма с Советами, Савицкий резко осудил это ликвидаторство, справедливо считая, что даже в самые страшные минуты нельзя приносить в жертву Идеологическую Чистоту мировоззрения эфемерной очевидности фактов.

Савицкий верил — час евразийства пробьет. Марксистская фразеология настолько чужда России, что рано или поздно она прейдет в противоречие с национальными тенденциями, пошатнется, падет. И тогда придет время Евразии, новый Эон, миг пробуждения величайшего народа Истории, пробуждения к святому делу строительства Новой Империи, Евразийской Империи, не красной, ни белой, но абсолютной, синтетической, выше всех противоречий, превосходящей пары противоположностей — расовых, религиозных, географических, культурных… Черная волна из глубин небытия смоет шелуху исторической эфемерности, и придет волшебный миг Восстания, Созидания, Консервативной Революции… Он видел, он предчувствовал, он предвосхищал…

Вот уже Крылья Ангела возмутили воду купели…

Вот уже идет зыбь по телу русской нации… Вот уже рождает этот волшебный народ Новую Правду, Вечную Правду, схватывая волей и болью лучи Нездешнего Града, Светлого Града… Евразия — Новый Иерусалим, Спасение Миру, с Востока, с Востока Свет, с Востока…

Из Новой Преображенной России. России Конца Времен.

Петр Николаевич Савицкий был первым русским геополитиком в полном смысле этого слова. Именно в его трудах слово «геополитика» употребляется на русском языке. «Геополитика» — это слово сегодня употребляют все, но значение его не ясно никому. Надеюсь скоро это положение будет исправлено. В ближайшее время выйдет мой учебник — "ОСНОВЫ ГЕОПОЛИТИКИ". Там все объяснено подробно и обстоятельно. Более 600 страниц. Чтобы не оставалось двусмысленностей и бездарные, бескультурные дикторы и идиоты-журналисты перестали ссылаться на эту важнейшую и совершенно неизвестную у нас дисциплину всуе. Кроме того, в издательстве «Аграф» выходит книга самого Савицкого, где целый раздел посвящен его геополитическим теориям. Так вот — геополитический подход Савицкого заключается в том, что он принимает основное для этой науки противоположения морской торговой цивилизации — Мировой Карфаген (Запад) и сухопутной героической трудовой воинской цивилизации — Мировой Рим (Восток). Геополитики Запада, такие как Макиндер, Мэхэн, мыслят себя и свою стратегию как Стратегию Моря, атлантизм, поэтому Евразия как сухопутная масса и особенно центр Евразии — Россия — предстают в такой концепции главным врагом Запада. Иными словами, океаническая змея — морское чудовище Левиафан — хочет хватить по берегам и удушить мир Суши, Евразию. Об этом геополитики Запада говорят и говорили довольно открыто и прямо. Савицкий, естественно, выступает от лица второго полюса — от лица Евразии, Суши, героической цивилизации созидания, религии, труда, нравственного подвига, от лица России и ее мировой миссии.

Поэтому так важны сегодня его собственно геополитические и географические работы. "География — это судьба". Миссия России и русского народа независимо от преходящих идеологий или мировоззрений всегда сопряжена с пространством. С почвой больше, чем с расой, чем с кровью. С Империей и Огромным континентальным Государством больше, чем с узкоэтническим образованием или Государством-Нацией светского французского образца. Россия — либо Империя, либо ее не существует. Но Империя особая, противоположная колонизаторскому империализму англосаксов, лишь истощающих колонии, ограбляющих и эксплуатирующих "остальной мир", «Человечество». Нет, это Империя Свободы и Духа, Империя дающая, а не отбирающая, интернациональная, открывающая путь в элиту всем народам и сословиям, Империя Света и Добра против американской атлантической Империи Мрака и Зла, эксплуатации, коварства и лжи.

География — это судьба.

Геополитика — вот истинная национальная идеология России. Поскольку для русских понятия геополитики и евразийства совпадают. Как для американцев и западноевропейцев совпадают понятия геополитики и атлантизма. Петр Николаевич Савицкий — первый русский геополитик. Опасный, опасный кое для кого автор.

Поэтому, естественно, замалчиваемый… Ничего, мы прорвем вашу блокаду, марионетки Системы. Слово Свободы достигнет ушей и сердец лучших сынов народа… Дело Савицкого отнюдь не закончено. Не историческая случайность того или иного режима, генсека или президента определяет наш величественный, страстный путь по истории. "География как судьба". Это более глубоко и серьезно. От русской геополитики мы никуда не уйдем, а значит мы снова и снова будем перечитывать тексты Савицкого — "Географический обзор России-Евразии", "Геополитические основы евразийства", «Континент-океан», "Миграция культуры", "Степь и оседлость"…

И сразу станет ясно всем нам, что делать? Кто друг? Кто враг?

Личная судьба Петра Савицкого трагична. Что это за постоянная, неизменная формула, обязательно вторгающаяся в рассказ о любом гении, о любом высоком и чистом человеке, о любой великой личности… Его судьба трагична. Что это, в конце концов, за Вселенная, где самого Сына Божьего, Господа нашего, принесшего Спасение и Свободу всем людям, безжалостно и глумливо распинают псы, его апостолов жестоко казнят и вплоть до сего века, всякий, выступающий за Свет и Истину, подвергается лишь преследованиям, гонениям, мучениям, притеснениям, пыткам…

Что это за Вселенная… Петр Николаевич Савицкий не исключение. С середины тридцатых евразийское направление в эмиграции резко идет на спад. Кое-кто переходит к большевикам. Кое-кто встает на более привычную право-реакционную точку зрения, не выдерживая тяжести постоянного искания, постоянной творческой, парадоксальной работы мысли. В 1938 умирает князь Трубецкой, самый близкий друг и сподвижник Савицкого. Вскоре начинается Вторая мировая война. В этот период Савицкий живет в Праге, преподает в гимназии, пишет новые тексты, которые уже практически невозможно напечатать. Создается впечатление, что тема евразийства закрыта. В 1945 году Савицкий арестован представителями НКВД сразу же после взятия Праги советскими войсками. Осужден на 10 лет лагерей. Возврат на Родину, но в какой ужасной обстановке. Ведь он мечтал, что станет духовным вождем русской нации, поведет ее к победе, могуществу и процветанию, что утвердит над гигантскими просторами континента Великую Весть и глубокую Мысль — Мысль о мировой миссии ЕВРАЗИИ. Теперь он едет вглубь континента, по бескрайним материковым просторам любимой Евразии в арестантском вагоне. Сибирь, надежда Шпенглера и Никиша, встречает его километрами колючей проволоки, пустотой, бесконечными снегами, тяжелой арестантской долей. Десять лет.

В эти десять лет в лагерях он встречает множество русских интеллигентов, всю элиту старой России и кое-кого из ее будущих гениев. Так в лагере Савицкий знакомится с сыном великого русского поэта и великой русской поэтессы — Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Лев Гумилев, наш великий историк, лучший и ни с кем не сравнимый историк, становится учеником Петра Савицкого, знакомится со взглядами евразийцев, становится евразийцем сам. Вот откуда тянутся нити особого знания, особого подхода, который отличает Льва Гумилева и его теории, от белесой и крайне невыразительной банальности позднесоветских историков. Лев Гумилев получил посвящение от самого отца-основателя евразийства, Петра Николаевича Савицкого. Теперь все встает на свои места.

Все десять лет Савицкий отбывает строго по приговору. Бог наказует тех, кого любит, кого очень, очень любит…

Якоже древле…

Лишь в 1956 году он освобожден и даже амнистирован. В скором времени он получает разрешение вернуться в Прагу, где осталась его семья. Но его оставляют в покое ненадолго. Вскоре в 1961 его снова арестовывают на это раз за публикацию в эмигрантском сборнике стихов и записок о лагерной жизни в СССР, которые Савицкий написал под псевдонимом «Востоков». Только вмешательство философа Бертрана Рассела спасает пожилого человека от новых унижений. Петр Николавич Савицкий умер в 1968 году в Праге. Умер как православный христианин, после последнего причастия и похоронен по православному обряду.

Вряд ли это событие было кем-то замечено. Умер носитель дерзкой мечты — мечты о Великой Евразии.

Все случается, все происходит немножко не так, как мы предвидим, и несколько позже, чем мы ожидаем. Все, о чем говорили евразийцы сбылось и осуществилось. Только с опозданием на несколько десятков лет, на несколько потерянных, загипнотизированных тяжелой, давящей массой псевдообъективности поколений. Если бы люди смотрели чуть дальше в будущее и чуть дальше в прошлое, если бы они интересовались географией и этнографией, историей религий и культур, они бы не придавали такого значения сиюминутному и локальному положению дел, не поглощались бы обескравливающей вампирической иллюзий «очевидности». Где сейчас непоколебимые истины советской идеологии или твердая уверенность в своем реакционной белой эмиграции. Все рассеялось как дым.

Также как дым, еще быстрее, еще безвозвратной рассыпятся и фиктивные достоверности сегодняшнего дня, оголтелые цензоры, ополоумевшие чиновники, осатаневшие стяжатели и шепелявые братки, бесстыдные гутаперчивые уродцы шоубизнеса, эксплуатирующего мелкий порок и поверхностную грязь сонных душ… Да, они повсюду и их диктат кажется тотальным, но уже завтра, самое крайне послезавтра от них не останется и следа. Только большое, масштабное, великое живет в рамках веков и континентов, только подвиг и самопреодоление, жертвенное служение идеи имеют шанс попасть в таинственную книгу Бытия — Книгу Жизни. Все случилось так как предвидел Петр Савицкий, как предвидели евразийцы. Действительно, советский строй увеличил мощь и территории России до небывалого уровня. Действительно, за этим подъемом стояла собственно русская, имперская стихия. Но… И здесь евразийцы, увы, оказались правы… Марксистские догматы, атеизм и материализм не позволили воплотить деяния и импульсы народа в адекватные термины, не позволили восстановить связь времен, не смогли совершить необходимый евразийский синтез.

А поэтому Советская Держава рухнула. Пала. Самоликвидировалась. Это произошло несколько позднее, чем думали евразийцы, но все же произошло. Теперь смутное время, у всех головокружение, одичание, растерянность, оглушенность агрессивными химерами Запада, нашего извечного и непримиримого врага, нашего ласкового палача, нашего коварного атлантического душителя. И снова триумф зла, мощь национальных предателей кажутся фатальными, непобедимыми, абсолютными. Но нет, снова — призрак, снова иллюзия. География — это судьба. Жизнь великих народов и континентов измеряется веками.

И сейчас мы не потеряны и не заброшены. У нас есть путеводная нить — нить духовного, государственного, религиозного и идеологического спасения — ЕВРАЗИЙСТВО. Руководство по построению Новой Империи, по осуществлению небывалого, по Творению Невозможного… Книги Савицкого — новый катехизис Русского Возрождения, Евразийского Пробуждения. Мы все органически, природно, духовно и телесно ЕВРАЗИЙЦЫ. Лишь наведенные химеры, поверхностный гипноз, инерция, умственная лень не дают нам осознать этого в полной мере. Но и сейчас полнится наше сердце предчувствиями. Из марка и хаоса настоящего уже едва едва проглядывают лучи нового Дня. И снова слышатся слова Петра Николаевича Савицкого из его прекрасного манифеста "Исход К Востоку": "Не уходит ли к Востоку Богиня Культуры, чья палатка столько веков была раскинута среди долин и холмов европейского Запада?.. Не уходит ли к голодным, холодным и страждущим? Пламенные языки почиют на тревожных духом: то крылья Ангела Господня возмутили воду в купели."

Нет неизбежного. Есть возможное.

И наша с вами задача сделать это возможное действительным. Во имя Великой Евразии.

 

FINIS MUNDI № 13

ГИ ДЕБОР — КОШМАР "ОБЩЕСТВА ЗРЕЛИЩА"

 

В веселую эпоху начала 50-х, когда авангардист Мишель Мурр, переодетый доминиканцем, провозглашает во время пасхальной седмицы в Нотр-Дам длинную суперрадикальную ницшеанскую проповедь, когда "ателье экспериментального искусства", выставив работы некоего «Конго» и получив позитивный отзыв авангардных критиков, объявляет, что автором работ была обыкновенная шимпанзе, в нонконформистскую вселенную врывается молодой гений Ги Дебор, радикальный и беспощадный.

Первым скандальным подвигом Дебора был страшный выпад против Чарли Чаплина по случаю его приезда в 1952 в Европу. Ги Дебор с друзьями разбросал листовки против Чарли Чаплина и сорвал ему пресс-конференцию…

Дебор обозвал этого сопливого псевдо-гуманиста "мошенником чувств и шантажистом страданий". Воззвание, обращенное против Чаплина заканчивалось словами: "Go home, Mister Chaplin!"

Уже в этом заметна основная линия будущего ситуациониста Дебора — неприязнь к буржуазным суррогатам масс-культуры, особенно тогда, когда они отмечены лживым прогрессизмом и фарисейским гуманизмом.

"Мы живем в полностью поддельном мире, где все ценности и чувства, переживания и события тотально фальсифицированы.

Здесь несмешные шутки и недобрая доброта.

Здесь отрицание возведено в абсолют, поскольку оно предельно завуалировано и фактически отрицается."

"Иллюзорность, отчуждение, разделенность, изоляция, мягкий концлагерь системы — вот что такое современная буржуазная действительность, самая тоталитарная, самая порочная и самая жестокая из всех когда-либо существовавших систем подавления и насилия."

Ги Дебор родился во французской провинции в 1932 году в семье мелких буржуа.

Так как строгий секрет относительно своей личной жизни и биографии был для Ги Дебора законом, трудно что-то сказать наверняка о его жизненном пути. Известно только, что он прервал учебу в институте без каких-либо серьезных причин и переселился в Париж, где в скором времени стал завсегдатаем самых экстремистских эстетических и политических кругов.

"Я исповедывал экстремизм независимо от какого-то конкретного повода, без всякого ясного проект<