Игра в откровенность с резким переходом к основному мотиву.

«– Артем Михалыч, – вздохнул инженер, словно прочтя его мысли, – да что же это с вами такое? Ну ничему не верит! Да поймите вы, я к вам как друг пришел. Что вы все злорадствуете-то на мой счет? Чего добиться хотите? Чтобы меня убрали отсюда? Ну, уберут! И пришлют на мое место какого-нибудь идиота, который будет стучать на вас ежедневно и развращать стукачеством ваших сотрудников. Это у нас запросто делается! Не могу я для этого парня ничего сделать. Понимаете, не могу! Вы вообще, кажется, имеете весьма неверное представление о моих целях и полномочиях. Я здесь только для того, чтобы наблюдать. А вот вы...

– Что я? – вскинулся декан возмущенно.

– Вы могли быему помочь.

– Это как же?

– Напишите поручительство, что хорошо знаете этого студента, просите за него. Укажите, что он перспективен, талантлив, гениален – словом, защитите его как отец родной, да заодно объясните, чтоб глупостями не занимался.

– Но ведь я его не знаю, – возразил Тема.

– Знаете, – заметил инженер равнодушно, – у него, видите ли, имя еще такое необычное – Савватий.

– Мне это ничего не говорит».

В этом дискурсе, приближаясь, к своей основной цели – шантажировать декана, инженер использует прием контраста – от доверительного тона переходит к грубовато-поучительному с соответствующими эмоциями и затем, совершенно неожидан­но, сообщает самую главную информацию, основной мотив нарочито равнодушным тоном.

3. Открытое наступление.

«– Бросьте, Артем Михалыч, ну, ей-богу, скучно.

– Это вы бросьте. Вы забываетесь, кажется.

– Н, хорошо, – сказал инженер насмешливо, – и вы, разумеется, станете утверждать, что взяли этого парня с полу­проходным баллом, потому что у него, ну, например, подхо­дящее социальное происхождение. Так?

– Это не ваша забота, – отрезал Смородин и встал. Но инженер и не думал уходить.

– А кстати, как так получилось, что ему последнюю – тройку поставили? Недоглядели, Аотем Михалыч?

– Идите вы знаете куда!

– Н-да, – проговорил инженер после некоторого молча­ния, – я вас, кажется, недооценил. Эдак вы, мил человек, далеко пойдете. Надо ж, глазом не моргнул. Да отчислят его, поймите вы, отчислят. А может быть, еще похуже сделают».

В этом дискурсе инженер отбрасывает все условности своей коммуникативной роли и своим уничижительно-насмешливым тоном провоцирует декана на неадекватное речевое поведение.

4. Последний удар.

«– Послушайте, вы что хотите сказать, вы, может быть, ничего не знаете?

– Чего я еще не знаю?

– И она вам ничего не писала? Просто отправила его сюда, и все? – произнес он с издевкой.

– Да кто – она? Что за идиотская манера загадками изъясняться?.. Не морочьте мне голову!

– Охота была, – усмехнулся инженер, к которому верну­лась прежняя самоуверенность и безмятежность, – я только хочу поставить вас в известность, как частное лицо, заметьте, что стренг, о котором мы так мило потолковали, – это ваш сын, Артем Михалыч».

Итак, мотивы и конечная цель инициатора разговора совпа­ли, но сколько раз на протяжении всей беседы менялась интерпретация мотива коммуникации, скрытого для непосвя­щенного (декана), как видоизменялась (то постепенно, то резко) коммуникативная установка другого персонажа. Все это нашло отражение в ситуативном варьировании вербальных и невербальных средств, в последовательности высказываний, в которых актуализируются социально значимые частные функ­ции – установление контакта, самопрезентация, побуждение, убеждение и др.

Межличностная коммуникация выполняет еще одну специ­фическую функцию, называемую «конверсионной» – изменя­ющей мнение индивида и его социальные установки. Эта функция была выявлена опытным путем. Рекламодатели в области экономики и политики обнаружили, что иногда соци­ологические прогнозы, которые распространяются при помощи средств массовой информации, не сбываются. Оказалось, что некоторые индивиды предпочитают «проверить» свое воспри­ятие информации на межличностном уровне общения и в результате в корне изменить свое мнение и отношение к рекламируемому товару или политическому «имиджу».

Социальная значимость некоторых частных функций меж­личностной коммуникации во многом определяется социологи­ческими доминантами – основными категориями социальной коммуникации. Так, например, категории социального статуса и коммуникативных ролей актуализируются в функции соци­альной ориентации – предвидения социоречевого поведения партнера, что чрезвычайно важно для правильной интерпрета­ции смысловой и оценочной информации. Категория оценоч­ной информации актуализируется в частных функциях побуж-

дения, убеждения за счет варьирования функционально-стилис­тических средств коммуникации. В реальной коммуникации социологические доминанты взаимодействуют друг с другом, но это взаимодействие не является стабильным, оно может видо­изменяться в зависимости от изменения мотивационных фак­торов коммуникации. Так, например, актуализация доминанты «коммуникативная установка» в регулирующей функции ком­муникации тесно связана с такими доминантами, как социаль­ный статус и коммуникативные роли. Сложность идентифика­ции коммуникативной установки состоит в том, что она не всегда выражена эксплицитно («я хочу вам доказать», «я хочу показать всю бесперспективность этого дела»). Кроме того, как было показано выше, коммуникативная установка может видо­изменяться на определенном участке дискурса под влиянием изменившегося мотива (но не цели!). Эти колебания в комму­никативной установке моментально отражаются в нарушении нормативного функционирования категорий социального стату­са и коммуникативных ролей. Нарушение социальных норм коммуникации служит верным сигналом изменения коммуни­кативной установки говорящего.

Выше отмечалось, что межличностная коммуникация осу­ществляется в различных формах, которые имеют свою специ­фику, определяемую ситуацией временного и пространственно­го характера, числом участников, их социоролевым статусом и коммуникативной установкой. Для неформальной беседы двух коммуникантов – идеального образца межличностной комму­никации характерны: частая смена тематики, доминирование одной стороны как более активной в плане инициативы и аргументации, смена коммуникативной установки (осознанная и неосознанная), нечеткость самой структуры дискурса, позво­ляющая возвращаться к прежней тематике и аргументации, необязательность заключительного этапа, так как беседа может быть прервана случайными обстоятельствами.

Для более структурированных форм межличностной комму­никации характерно более последовательное использование общепринятых норм коммуникации не только в плане выбора коммуникативных средств, но и при построении дискурса, которое предполагает определенную последовательность выска­зываний: вводящих тему интервью, дебатов и т.п., поясняющих или расширяющих предыдущие высказывания, обобщающих или подводящих итог сказанному, уводящих в сторону от обсуждаемой проблемы либо в связи с переходом к другой теме, либо в поисках новой аргументации. Этот стереотип последовательности высказываний может нарушаться в диалогическом дискурсе, для которого вполне приемлема импрови­зация, вызванная получением новой или дополнительной ин­формации.

На основе изучения функций межличностной коммуникации ее сущность может быть определена как речевое общение двух индивидов, в процессе которого они регулируют речевое по­ведение друг друга для осуществления взаимодействия и воз­действия в соответствии с их основной целью и мотивами в условиях совместной деятельности.

Для понимания социальной значимости межличностной коммуникации необходимо рассмотреть ее актуализацию в социальных структурах различного типа. Дело в том, что реальная непосредственная коммуникация в диаде может осу­ществляться в условиях малых групп. К числу таких групп относят семью, профессиональный коллектив, компанию дру­зей и т.п., ее оптимальный объем составляют 10-15 человек.

Наблюдения за речевой деятельностью в малых группах – формальных и неформальных (см. Крысий Л.П. 1989) показали, что межличностная коммуникация характеризуется рядом осо­бенностей. Наиболее показательным является фактор однород­ности/неоднородности речи. речевая однородность предполага­ет социальную однородность группы, члены которой находятся в близких отношениях. Эта близость определяется фактором сплоченности, длительностью и регулярностью контактов. В таких группах коммуниканты используют слова, речевые образ­цы и штампы, часто в шутливом или ироничном тоне, который понятен лишь «посвященным». Рассмотрим в качестве примера дискурс – полилог, заимствованный из повести Н.Кима «До петушиного крика» (Знамя. 1992. № 3).

«– Что за хата? – Новенький посмотрел настороженно.

– Обычная... осужденка, – Пеца выполз в проход и подался к двери.

– А тебе какая надо?

– Устраивает, – новенький кинул матрац в проход и уселся на лавку за общак.

Пеца молча пододвинул к нему папиросу и спички, прима­щиваясь на ближайшую к общаку шконку.

Новичок обвел взглядом свешивающиеся головы, кивнул:

«здорово, мужики» и закурил, прикрыв глаза.

– Ты откуда? – не выдержал Ворона.

– Глохни, – бросил ему Берет, тоже выбираясь в проход, но в натянутых уже на мокрое тело тряпках. Он уселся за общаком напротив новичка.

– Из карцера, – не открывая глаз продолжал курить заросший парень. – Месяц в три приема, Веселый я, - представился он».

Бросается в глаза, что коммуниканты используют очень краткие речевые образцы типа «здорово, мужики», «месяц в три приема». Одного слова («осужденка», «карцер») достаточно для полного взаимопонимания – когнитивные и вербальные харак­теристики коммуникантов совпадают. «Новичок» сразу вписы­вается в обстановку «осужденки», так как знает «порядки», поэтому его вопросы и ответы кратки. Члены этой малой группы обладают общим коммуникативным опытом; общие слова и построение высказываний являются как бы символами принадлежности индивида к данной социальной группе. Вер­бальные и невербальные средства коммуникации способны отразить дифференциацию в социальном статусе членов данной группы. Только лидер группы. Берет может позволить себе изречь краткую директиву «Глохни!». Именно он «уселся за общаком», в то время как Пеца лишь «примащивался на ближайшую к общаку шконку».

Поскольку каждый индивид входит в различные малые группы, то как коммуникативная личность он является «полиглоссным» – владеет несколькими коммуникативными кодами и умеет правильно пользоваться ими в соответствии с социоречевыми нормами данной группы. Социально «чужое» слово, которое не связано с деятельностью членов данной группы, воспринимается как инородный элемент в речи. Сравните, например, восприятие слова «матица» (несущая балка в избе) в среде горожан и понимание полюбившегося новообразования «менталитет» в сельской общине. Те или другие выражения, команды, реплики в различных малых группах могут иметь разный смысл в зависимости от рода деятельности этой группы: сравните, например, «на выход» у актеров и военных, «при­готовились» у кинематографистов и спортсменов.

Наблюдения, за речевым поведением индивидуумов в семье показывает, что целый ряд слов и выражений имеет необычную смысловую интерпретацию. «Семейный язык» – это своеобраз­ный коммуникативный код, обусловленный семейными обыча­ями или традицией.

Другой особенностью межличностной коммуникации в ма­лых группах является преобладание оценочных и характеризу­ющих слов. Это объясняется тем, что в малой группе, где люди объединены общим опытом и интересом, не столь важно название предмета, о котором вдет речь, сколько его свойства, характеристика и оценка, то есть новая информация.

Конечно, отмеченные особенности межличностной комму­никации не мешают проявлению индивидуальных особеннос­тей коммуникантов, которые позволяют себе сознательное отступление от принятых социоречевых норм, главным обра­зом для придания своей речи экспрессивности, но иногда из-за склонности к оригинальности – своеобразному коммуни­кативному эпатажу.