Юридический и медицинский критерии психических расстройств лица во время совершения им уголовно наказуемого деяния. Проблема невменяемости и ограниченной вменяемости

 

Вменяемость и невменяемость. В предыдущей главе отмечалось, что для наступления обычных юридических последствий поведение гражданина как субъекта права должно быть осознанно-регулируемым (сознательно-волевым). Субъект должен иметь фактическую возможность понимать содержащиеся в законе дозволения и запреты и приспосабливать к ним свое поведение. Для этого ему необходимо обладать способностью адекватно оценивать обстановку, в которой совершаются юридические действия, осознавать их сущность и быть в состоянии распоряжаться ими (выбирать род и характер поступка, воздерживаться от каких-то действий и т.д.).

В уголовном праве эти общие условия, позволяющие гражданину быть самостоятельным субъектом права, конкретизируются в категории вменяемости. Вменяемость есть способность лица понимать совершаемое им и руководить своими действиями. Она отражает ту меру требовательности к психике субъекта, которая позволяет возложить на него уголовную ответственность в случае нарушения им уголовно-правового запрета, т.е. при совершении им деяния, предусмотренного Особенной частью УК.

Вменяемым считается любое лицо, достигшее возраста наступления уголовной ответственности*. Исключение составляют лица, страдающие во время совершения уголовно наказуемого деяния глубоким психическим расстройством. Последнее делает нарушителя уголовно-правового запрета невменяемым. Невменяемый не подлежит уголовной ответственности. К нему могут быть применены принудительные меры медицинского характера.

* Возраст, с которого наступает уголовная ответственность, установлен ст. 20 УК – с 16 лет, а для наиболее тяжких преступлений – с 14 лет.

 

Категории вменяемости и невменяемости являются уголовно-правовыми. Судебная психиатрия имеет с ними дело постольку, поскольку невменяемость обусловливается болезненными нарушениями психики, наличие которых устанавливается в ходе производства по уголовному делу экспертно-психиатрическим путем.

Экспертизы, назначаемые в связи с сомнениями во вменяемости обвиняемого, составляют около 90% всех проводимых в стране судебно-психиатрических экспертиз, а большинство больных, находящихся на принудительном лечении – это лица, признанные невменяемыми. Поэтому проблема невменяемости в отечественной судебной психиатрии традиционно рассматривается как центральная.

 

Теоретическим обоснованием юридических категорий вменяемости и ответственности выступает философское учение о свободе воли. Со времен Сократа философы ведут спор о том, свободен человек в своих поступках или его свобода является мнимой, а характер поведения целиком обусловлен причинами, внешними по отношению к субъективным намерениям лица (его «волению»). В разных философских системах такими внешними причинами считались Божественное предопределение, биологическая конституция индивида, формирующая личность среда и пр.

Правовые доктрины уголовной ответственности средневековья и Нового времени, в том числе классической школы уголовного права, исходили из признания человеческой воли свободной. Эти воззрения опирались на современную им философию и христианскую теологию.

Согласно христианской традиции, всемогущество Бога не отрицает свободы воли человека. Человек имеет достаточно власти над собой, чтобы воздержаться от совершения зла. Если он все же его совершил, то должен нести за это ответственность (религиозную, моральную, юридическую).

Большинство философов из числа сторонников свободы воли трактовали ее в духе идеализма и индетерминизма.

Идеализм признает первичность сознания и вторичность материи. Идеалистические концепции соотношения души и тела нередко приводят приверженцев этой концепции к выводу об абсолютной свободе человеческого духа и всех его проявлений (включая «ведение»).

Индетерминизм отвергает возможность действия в сфере сознания принципа детерминизма (причинности). Такая постановка вопроса не случайна. Детерминизм нелегко совместить со свободой воли. Ибо если допустить, что каждый наличный поведенческий факт обусловлен какими-то причинами, которые его закономерно, с неизбежностью, породили, то приходится признать, что данный акт просто не может не совершиться. Раз имеются причины, значит, неминуемо наступление всех закономерно вытекающих из них следствий. Принудительной силе причинно-следственных связей человек не в состоянии противиться своим «велением». Таким образом, последовательный детерминизм* ведет к фатализму, полностью отрицающему свободу выбора, а с нею всякое оправдание справедливости наказания (коль скоро любое действие строго предопределено и не может быть иным, чем оно есть, то его невозможно поставить ни в вину, ни в заслугу).

* Следует уточнить, что речь в данном случае идет о так называемом «механистическом» или «жестком» детерминизме, распространенном среди философов и естествоиспытателей XVII–XIX вв. Он основан на представлении о причинности как о чисто механическом сцеплении причин и следствий. В рамках таких воззрений противоречия между принципом детерминизма и свободой воли действительно неустранимы. Однако в дальнейшем для истолкования детерминированности многих явлений все чаще стали использовать вероятные (статистические) и иные модели, отличные от «жесткого» варианта детерминизма прежних времен.

 

Бурное развитие в течение XIX–XX вв. естественнонаучных исследований психической деятельности и поведения человека сильно поколебало в глазах многих ученых и практиков идеалистические, индетерминистские взгляды. Появлялось все больше научных свидетельств, что все феномены сознания производны от деятельности материального органа – головного мозга. Его функционирование поддается естественнонаучному изучению и на него распространяются основные научные принципы, включая причинность. Это с новой силой обострило проблему «причинно-следственного фатализма» поведения человека, несвободы его поступков.

Отмеченные процессы не могли не затронуть сферу юриспруденции. Их влияние стало здесь весьма заметным с появлением антропологической и социологической школ уголовного права. К примеру, Ломброзо твердо придерживался материалистических позиций* и принципа детерминизма. По Ломброзо, «врожденный преступник» обладает целым набором материальных (биологических) признаков, которые можно выявить при антропологическом исследовании. Совершение им преступлений обусловлено его биологической конституцией и по сути неизбежно («так же естественно, как рождение или смерть»). Отсюда понятны призывы Ломброзо отказаться от категории вины, вменяемости, ответственности, как от пережитков религиозной идеологии и средневековой схоластики, несовместимых с научным знанием. Последнее, согласно Ломброзо, признает лишь две несомненные уголовно-правовые реальности – опасность преступника и меры по ее нейтрализации («меры социальной защиты»).

Ломброзо был сторонником той разновидности материализма, который принято называть вульгарным. Его отличает упрощенное решение вопроса о соотношении материи и сознания. Так, но мнению вульгарных материалистов, мозг выделяет мышление точно так же, как печень выделяет желчь.

 

Вопреки нападкам со стороны радикально настроенных ломброзианцев уголовное право сохранило свои основные категории. Тем не менее некоторые положения антропологической и социологической школ нашли отражение в уголовном законодательстве ряда стран. Даже УК РСФСР 1926 г. в части, относящейся к наказанию, воспринял наименование «меры социальной зашиты».

Однако в целом позиции советских правоведов, равно как и иных советских исследователей, занимавшихся проблемой свободы воли (философов, психологов, физиологов, судебных психиатров и пр.), определялись философией диалектического материализма (марксизма).

Основоположники марксизма исходили из понимания свободы как «познанной необходимости». Знание (правильно познанные закономерности природы и общества) дает возможность осуществить сознательное и планомерное господство человека над природными условиями и общественными отношениями. Отсюда свобода воли означает принятие решений «со знанием дела». Чем свободнее суждение или действие по отношению к какому-либо предмету, тем большей необходимостью будут определяться их характер и содержание (поскольку они обязаны строго следовать необходимости, которая вытекает из познанных закономерностей данного предмета). Проистекающая из незнания неуверенность может диктовать решения, внешне выглядящие как произвольные, т.е. свободные. Однако эти решения демонстрируют как раз свою несвободу, подчиненность предмету. Тогда как решения, опирающиеся на знание (познанную необходимость объективных законов), должны подчинить предмет человеку, адекватно познающему и преобразующему мир. Именно такие решения, согласно марксизму, подлинно свободны.

Марксистская философия провозглашает обусловленность психической деятельности и поведения человека в конечном итоге материальными факторами. В частности, экономической, социальной и культурной средой, формирующей личность, нервно-мозговым субстратом, без которого невозможно существование любых психических процессов. Одновременно марксизм исходит из признания активной роли личности. Тем самым тезис о детерминированности поведения материальными факторами страхуется от крайностей, ведущих к фатализму. Каждое совершенное действие причинно обусловлено, но не предопределено. Перед его совершением человек как активная личность имеет возможность самоопределиться и сделать свободный выбор.

Необходимо отметить, что в Советском Союзе названные принципиальные положения диалектического материализма были канонизированы официальной идеологией и носили общеобязательный характер. Отступления от них ни в философии, ни в частных науках не допускались.

 

Вменяемость является одной из обязательных характеристик (наряду с возрастом наступления ответственности) субъекта любого преступления. Невменяемость свидетельствует об отсутствии субъекта, а с ним и состава преступления. Невменяемый – субъект не преступления, а общественно опасного деяния, объективные признаки которого предусмотрены Особенной частью УК. На невменяемого нельзя возложить уголовную ответственность. Следовательно, к нему неприменимо наказание, которое рассматривается в уголовном праве в качестве Средства реализации этой ответственности.

Статья 21 УК РФ («Невменяемость») изложена в следующей редакции:

«I. Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики.

2. Лицу, совершившему предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, судом могут быть назначены принудительные меры медицинского характера, предусмотренные настоящим Кодексом».

Содержащиеся в приведенном тексте элементы и признаки невменяемости принято именовать ее формулой. Формула невменяемости состоит из двух критериев – медицинского (биологического) и юридического (психологического).

Медицинский критерий представляет собой четыре обобщенные группы психических расстройств: хроническое психическое расстройство, временное психическое расстройство, слабоумие, иное болезненное состояние психики.

Хроническое психическое расстройство объединяет заболевания, которые характеризуются длительностью течения и тенденцией к прогрессированию (постепенному нарастанию и усложнению болезненного процесса, утяжелению вызванных болезнью нарушений психики). Хронически текущие психические расстройства, как правило, приводят к глубоким и стойким изменениям личности больного. К таким заболеваниям относятся, в частности, шизофрения, сифилис мозга, старческие психозы, эпилепсия и др.

Временное психическое расстройство в формуле невменяемости охватывает различные по продолжительности болезненные процессы, оканчивающиеся выздоровлением. Их длительность варьируется в очень широких пределах – от нескольких часов и даже минут (при так называемых исключительных состояниях) до нескольких недель, месяцев, иногда лет. Так что основной признак временного психического расстройства не его продолжительность, а принципиальная возможность полного выздоровления, которая при хронических психических болезнях практически отсутствует. К этой группе, кроме уже названных исключительных состояний (кратковременных психических расстройств), относятся также реактивные состояния, большинство алкогольных психозов, симптоматические психозы и ряд других.

Третья группа заболеваний – слабоумие – объединяет стойкие, необратимые расстройства познавательной деятельности с обеднением психики, поражением интеллекта, памяти, критических способностей, нарушениями личности. Различают врожденное (олигофрения) и приобретенное (атеросклеротическое, старческая деменция и пр.) слабоумие.

К категории иного болезненного состояния психики относятся психические расстройства, не попавшие ни в одну из трех первых групп, но способные исключить вменяемость. Сюда входят психопатии (расстройства личности), инфантилизм и некоторые другие виды болезненных состояний.

Медицинский критерий указывает, что невменяемость должна быть обусловлена исключительно психическим расстройством. Данное обстоятельство означает по меньшей мере следующее: а) психическое расстройство вызывается причинами, не зависящими от воли и желания самого больного. Именно это наряду с другими характеристиками болезни, в соответствии с действующим в российском уголовном праве принципом субъективного вменения, не позволяет поставить содеянное невменяемым ему в вину; б) неболезненные нарушения психики, которые могут влиять на способность к осознанию своих действий и руководству ими – аффект, опьянение, сильное эмоциональное напряжение и другие – не относятся к обстоятельствам, обусловливающим невменяемость (хотя и могут влиять на уголовно-правовую квалификацию деяния или учитываться при назначении наказания); в) для установления невменяемости необходима судебно-психиатрическая экспертиза, что нашло отражение в уголовно-процессуальном законе (п. 2 ст. 79 УПК РСФСР требует проведения экспертизы во всех случаях возникновения сомнений во вменяемости обвиняемого или подозреваемого).

Психическое расстройство обусловливает невменяемость лишь тогда, когда оно достигает известной глубины (степени, тяжести), которая определена формулой юридического критерия (принцип единства медицинского и юридического критериев невменяемости). Иными словами, психическое расстройство, входящее в перечень болезней медицинского критерия, несовместимо с вменяемостью лишь в случае, если страдающий им субъект не мог «осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». При этом под действием или бездействием (объединяемыми в уголовном праве общим понятием «деяние») понимаются деяния невменяемого, которые предусмотрены Особенной частью УК.

Неспособность осознавать фактический характер и общественную опасность деяния именуется интеллектуальным признаком юридического критерия; неспособность руководить своими действиями – его волевым признаком.

Интеллектуальный признак выделяет те стороны нарушения психики, что лишают лицо возможности адекватного восприятия действительности, ее осмысления (понимания), прогнозирования возможных последствий своих поступков и т.п. Интеллектуальный признак свидетельствует о неспособности лица действовать «со знанием дела» на основании правильно воспринятого и понятого. Словом, речь идет о нарушении механизмов психической деятельности, делающих поведение «осознанным».

В волевом признаке акцент сделан на неспособности лица «властвовать над собой», т.е. адекватно организовывать и регулировать свое поведение. Например, свободно выбирать надлежащий поведенческий акт и реализовывать свой выбор путем совершения конкретных поступков либо путем контролируемого отказа от их совершения.

Неспособность осознавать совершаемое всегда свидетельствует и о неспособности правильно руководить своими действиями. Вместе с тем в формуле невменяемости интеллектуальный и волевой признаки разделены союзом «или». Это означает, что вменяемость может исключаться при некоторых психических расстройствах, которые, оставляя интеллект относительно сохранным, поражают преимущественно волевую сферу. Здесь волевой компонент как бы превалирует над интеллектуальным. И достаточно по сути одного волевого признака, чтобы признать субъекта невменяемым. В качестве иллюстрации можно привести случаи неспособности удерживаться от совершения противоправных поступков при сниженном, но в целом не утраченном понимании их характера и значения. Например, «неодолимость влечений» при некоторых видах сексуальных извращений (перверсий).

В действующей ныне законодательной формуле невменяемости выделено два самостоятельных элемента в структуре интеллектуального признака. Первый из них охватывает случаи невозможности осознавать «фактический характер» действий (бездействия), тогда как второй говорит о невозможности осознавать их «общественную опасность». Соединяет оба элемента союз «и» (т.е. невменяем тот, кто не в состоянии осознавать ни того, ни другого).

В ранее действовавшем УК РСФСР подобного членения на элементы не было. Формулировка интеллектуального критерия исчерпывалась короткой фразой «не мог отдавать себе отчет в своих действиях». Однако и ко времени вступления в силу УК РСФСР (1961) в литературе уже предлагалось в рамках толкования интеллектуального критерия невменяемости проводить различие между неспособностью лица сознавать «фактическую сторону» своих действий и их «общественный смысл». Например, больная душит своего ребенка, полагая, что она его ласкает (непонимание фактической стороны совершаемого); больная сознает, что душит ребенка, но полагает, что делает это для общего блага (непонимание общественного смысла деяния)*.

* Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. М., 1961. С. 280.

 

С появлением подобного деления уже не только в правовой доктрине, но и в самом законе следует остерегаться слишком упрощенного и формального толкования ставших юридически обязательными формулировок. Так, психически больной с бредом ревности убивает по бредовым мотивам свою жену и затем пытается это скрыть. На первый взгляд может показаться, что больной сохраняет способность сознавать как фактический характер содеянного (понимал, что убивает именно жену), так и его общественную опасность (знал, что за такие действия подвергнется уголовному преследованию, поэтому и пытался их скрыть). Однако необходимо иметь в виду, что при бредовой интерпретации окружающего всегда очень сильно нарушено отображение реальной действительности. «Понимание» фактической стороны своих действий и их общественной опасности является в таких условиях сохранным формально и по существу лишь кажущимся. Это не позволяет говорить о способности к осознанно-регулируемому поведению.

В отечественной судебной психиатрии признано, что так называемый психотический уровень поражения психики несовместим с сознательно-волевым контролем над своими поступками. Такого рода болезненные состояния исключают вменяемость (равно как и дееспособность). Слово «психотический» означает «присущий психозам», т.е. наиболее тяжелым формам психических расстройств*. Наличие бреда в структуре психического расстройства свидетельствует о его психотическом уровне.

* Подробнее см. раздел третий настоящего учебника.

 

Невменяемым субъект может быть признан только в отношении конкретных общественно опасных деяний. Вменяемости-невменяемости «вообще» не существует. Встречающиеся в процессуальных документах выражения типа «вменяемость обвиняемого в настоящее время» или «вменяемость свидетеля (потерпевшего)» не соответствуют закону.

Представления о вменяемости (и, следовательно, невменяемости) как о стабильном, постоянно присущем человеку состоянии чреваты неправильной оценкой доказательств и процессуальными ошибками. Например, следователь считает экспертное заключение о наличии у обвиняемого психического расстройства, исключающего вменяемость, необоснованным и противоречащим другим доказательствам, собранным по делу. Согласно последним, до привлечения к уголовной ответственности данный гражданин не находился под наблюдением психиатров, успешно справлялся со своими служебными обязанностями, а окружающие не замечали в его поведении никаких «ненормальностей». Однако экспертные выводы могут оказаться вполне соответствующими действительности, а их несоответствие другим доказательствам – мнимым, если психическое расстройство носило кратковременный характер либо оно началось внезапно, непосредственно перед совершением общественно опасного деяния*.

* Сказанное не означает, что заключение экспертов-психиатров вообще не нужно сопоставлять с другими доказательствами. Такое сопоставление необходимо в силу требовании процессуального закона об оценке всех доказательств в их совокупности. К тому же во многих случаях оно весьма полезно по существу.

 

Различия между обусловливающими невменяемость кратковременным психическим расстройством и хроническим психическим заболеванием можно продемонстрировать на двух примерах из экспертной практики.

1. Гр-н И., 43 лет, обвиняемый в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью потерпевшего, повлекшего его смерть, проходил стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. В процессе экспертизы установлено, что И. рос и развивался нормально. По характеру был спокойным, уравновешенным, никогда ни с кем не ссорился. Женат, имеет двоих детей. Работал лесотехником. Психическими заболеваниями не страдал. Перенес травму головы, после чего некоторое время испытывал головные боли. Алкоголем не злоупотреблял, хотя в последние годы стал хуже переносить спиртное – пьянел от малых доз выпитого. В последнее время у него вновь начались головные боли, появилась общая слабость, ухудшилась память. В день совершения инкриминируемого ему деяния компания из восьми человек, среди которых находился И., распила с утра 200 г водки, затем 0,5 литра вина и еще 0,5 литра водки. Впечатления пьяного человека И. не производил, спокойно беседовал с гр-ном Я. Вскоре после этого бывшие неподалеку люди услыхали громкий крик И.: «враги, враги!» и увидели его с ножом в руке рядом с раненным в шею Я. По показаниям свидетелей, вид у И. был страшный, он громко кричал, замахивался на окружающих ножом, называл их врагами. Будучи связанным, И. молчал, только «дико вращал глазами». Когда его развязали, он пнул ногой одного из освобождавших и ушел. Вечером жена обнаружила И. стонущим на крыльце своего дома. На вопросы он не отвечал, кричал, что кругом враги. В доме лежал на полу и диване, «вид у него был страшный». Издавал при этом странные звуки, но на вопросы не реагировал. Часа через 2–3 пришел в себя, ничего не помня с момента, когда выпивал в компании.

В период экспертного исследования у И. не было выявлено признаков психического заболевания. Экспертная комиссия пришла к выводу, что во время совершения инкриминируемого ему деяния И. обнаруживал признаки временного болезненного расстройства психической деятельности в форме патологического опьянения. Об этом свидетельствует наличие у него в тот момент расстроенного сознания, отсутствие адекватного контакта с окружающими, бредовое истолкование обстановки, отсутствие признаков, характерных для простого алкогольного опьянения. В отношении инкриминируемого ему деяния И. следует считать невменяемым.

2. Гр-н Я., 20 лет, обвинявшийся в хулиганстве, был направлен на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. В ходе экспертного исследования установлено следующее. Отец и брат испытуемого страдают шизофренией. Ему самому в детстве рекомендовалась консультация психиатра. Я. формировался подвижным, общительным. За ним замечались повышенная обидчивость и плаксивость. Учился удовлетворительно. По окончании 8-го класса поступил в техникум. Во время обучения нарушал дисциплину, пропускал занятия, конфликтовал с преподавателями, из-за чего учебу в техникуме оставил. Позже по направлению военкомата учился на курсах шоферов. С 14 – 16 лет Я. периодически испытывал непреодолимое желание «в одиночестве бродить по лесу». Часто уходил из дома, бродяжничал. По характеру резко изменился, став раздражительным и легко возбудимым. Без видимой причины испытывал чувство усталости. С 17 лет начал «слышать голоса», нецензурно бранящие его. Систематически употреблял спиртные напитки. В состоянии опьянения становился злобным и агрессивным, угрожал матери. Хотя сам он утверждал, что алкоголь делает его более оживленным и жизнерадостным. После того как рассказал матери о «голосах», был госпитализирован в психиатрическую больницу. В приобщенной к делу медицинской документации отмечалось, что Я. при поступлении в больницу жаловался на «голоса, которые его ругали». В отделении был «эмоционально холоден, крайне формален» «держался обособленно». Плохо спал, затыкал уши, заявлял, что слышит голоса. Дома оставался замкнутым, молчаливым, быстро утомляемым, днем спал. Устраивался слесарем, столяром, водителем. Однако периодически не выходил на работу, днями лежал на диване, ничем не занимался. В армии не служил в связи с привлечением к уголовной ответственности. При поступлении на экспертизу Я. формально доступен контакту, правильно ориентирован в месте и времени. Выглядит тоскливым, несколько настороженным. Мимика неадекватна и немного однообразна. Иногда он улыбается, гримасничает, порой застывает в одной позе, неподвижно глядя в одну точку. К обследованию относится противоречиво: просит «побеседовать с ним, однако на вопросы отвечает неохотно, порывается встать и уйти. Склонен к нецеленаправленному, порой многословному рассуждательству. Жалуется на «голоса». В целом испытуемый эмоционально однообразен, безынициативен, противоречив. Вместе с тем категорически отрицает свою вину в содеянном.

Экспертная комиссия пришла к заключению, что Я. страдает хроническим психическим заболеванием в форме шизофрении. Об этом свидетельствует появление у него в подростковом возрасте немотивированных аффективных расстройств с нарушением влечений, резкое падение психической активности, нарастание аутистических тенденций, расстройства восприятия (слуховые галлюцинации) и мышления (склонность к рассуждательству, непродуктивность), постоянное нарастание социально-трудовой дезадаптации. В отношении инкриминируемых ему деяний Я. следует считать невменяемым.

 

Подводя краткий итог сказанному о невменяемости, можно отметить следующее. Для признания лица невменяемым необходима совокупность (единство) двух критериев невменяемости – медицинского (биологического) и юридического (психологического). Невменяемость устанавливается только в отношении конкретного уголовно наказуемого деяния (действия или бездействия). При этом следует учитывать: 1) не существует невменяемости «вообще» (как постоянной характеристики субъекта), невменяемости ко времени производства по уголовному делу, невменяемости потерпевшего, свидетеля и т.п.; 2) психическое расстройство, обусловливающее невменяемость, независимо от его характера, должно существовать во время совершения общественно опасного деяния и лишать лицо способности осознавать свои действия (бездействие) или руководить ими применительно именно к этому деянию.

Психические аномалии субъекта преступления и проблема ограниченной вменяемости. Под «психическими аномалиями» в уголовном праве и судебной психиатрии часто понимаются психические расстройства, недостигающие глубины (тяжести), которая обусловливает невменяемость. Однако эти относительно неглубокие болезненные нарушения психики все же влияют на поведение субъекта преступления в степени, делающей необходимым их учет при назначении или отбывании наказания.

Следует сделать оговорку о том, что именовать все относительно неглубокие психические расстройства «психическими аномалиями» не вполне корректно с медицинской (клинической) точки зрения (это название применимо лишь к части неглубоких психических расстройств). Однако именно такой подход, состоящий в фактическом отождествлении обоих понятий – «психических аномалий» и «неглубоких психических расстройств» – наметился в последние годы в юридической и судебно-психиатрической литературе*.

* См., например: Антонян Ю.М., Бородин С.В. Преступность и психические аномалии. М., 1987, С. 8-12.

 

Советской уголовно-правовой доктриной допускалась возможность признавать психические аномалии обвиняемого в качестве обстоятельств, смягчающих ответственность. Но в связи с тем, что в советском уголовном законодательстве не было никаких упоминаний о психических расстройствах в рамках вменяемости, их уголовно-правовое освоение в период действия последнего УК РСФСР (1961–1996) нельзя признать удовлетворительным.

Формой их освоения, наиболее часто упоминаемой в научной литературе, надлежит признать концепцию ограниченной (уменьшенной) вменяемости.

 

На протяжении нескольких десятилетий в нашей стране проблема ограниченной вменяемости была предметом острых теоретических дискуссий. Сторонники ограниченной вменяемости выдвигали в обоснование своей позиции следующие аргументы.

В реальной действительности между психическим здоровьем и психическим заболеванием, а также в пределах самого заболевания имеются промежуточные, «пограничные» состояния. Деление на «вменяемость» и «невменяемость» не соответствует плавности переходов между отмеченными явлениями. Более адекватной объективной реальности следует признать «триаду»: вменяемость – ограниченная вменяемость – невменяемость.

Без введения ограниченной вменяемости психические аномалии преступника не будут учитываться при назначении и применении наказания, хотя влияние аномалий психики на преступное поведение в ряде случаев весьма существенно. Тем самым ограниченная вменяемость полностью отвечает принципам дифференциации и индивидуализации уголовной ответственности, а также более общему принципу справедливости наказания (поскольку было бы несправедливо предъявлять по сути одинаковые требования к психически полноценному лицу и психически аномальному, испытывающему не по своей вине затруднения в правильном регулировании своего поведения). Отказ же от ограниченной вменяемости нарушает упомянутые выше принципы.

Введение института ограниченной вменяемости предоставит правовые основания для применения к психически аномальным осужденным наряду с наказанием (обычными исправительными мерами) также мер медицинского характера, в которых нуждается данный контингент осужденных. Медицинские меры должны назначаться судом, который опирается при этом на критерии ограниченной вменяемости.

Наконец, сторонники ограниченной вменяемости не раз подчеркивали, что ее нельзя считать равнозначной вменяемости и невменяемости, занимающей самостоятельное положение между ними. Ограниченная вменяемость – вариант вменяемости, не исключающей ответственность и влекущей лишь некоторые специфические правовые последствия.

Противники ограниченной вменяемости противопоставляли названным положениям свои доводы и контраргументы.

Плавность переходов между явлениями не отвергает, однако, возможности «резкого» перехода одного в другое, когда постепенные количественные изменения на определенном этапе превращаются в качественные. Так, жидкое и твердое состояние Н₂О располагаются в весьма обширной температурной зоне. Но лишь при 0°С вода превращается в лед (иное качественное состояние). Сходным образом обстоит дело и с градацией психических расстройств по признаку тяжести. Путь от неглубоких психических нарушений к тяжелым пролегает через обширную область психопатологии. Однако появление на этом пути нового качества – глубокого психического расстройства, несовместимого с вменяемостью – носит уже не постепенный, а скачкообразный характер и не имеет пограничных областей.

Введение нормы об ограниченной вменяемости неизбежно нарушит четкость клинических и экспертных оценок состояния некоторых испытуемых. В результате почти все сложные экспертные случаи станут автоматически относить к категории ограниченной вменяемости. Гораздо легче «списать» на нее все трудности, нежели заниматься их кропотливым и тщательным анализом.

В высшей степени нелегко сформулировать критерии ограниченной вменяемости. Формулировки типа «неспособность в полной мере осознавать характер и значение своих действий или руководить ими» крайне неубедительны. Неясно, что это за «мера» и как ее надлежит определять.

Ограниченная вменяемость не единственный и далеко не самый лучший способ правового освоения психических аномалий преступника. Более того, концепция ограниченной вменяемости искусственно и неудачно объединяет разные правовые проблемы. Например, проблему возможного смягчения наказания преступникам с неглубокими психическими расстройствами и проблему оказания психиатрической помощи страдающим такими расстройствами осужденным.

 

В новом УК РФ впервые в отечественном законодательстве появилась самостоятельная статья, посвященная ответственности лиц с неглубокими психическими расстройствами.

«Статья 22. Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости.

1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности.

2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера.»

Ни в названии приведенной статьи, ни в ее тексте не содержится каких-либо упоминаний об ограниченной вменяемости. Возможны два истолкования этого обстоятельства: 1) законодатель не признал категории ограниченной вменяемости; 2) законодатель фактически легализовал данную категорию, не отразив, однако, само ее наименование непосредственно в нормах кодекса. Концептуальная основа ст. 22 УК РФ (ограниченная вменяемость) вынесена за рамки законодательного текста и целиком оставлена в сфере уголовно-правовой теории.

Предпочтительнее выглядит второе объяснение. На стадии разработки проекта УК рассматриваемая статья называлась «Ограниченная вменяемость». В окончательный текст это название не вошло, хотя в остальном редакция статьи осталась практически без изменений. Поэтому в дальнейшем при анализе ст. 22 УК РФ будет использоваться термин «ограниченная вменяемость».

Подобно невменяемости ограниченная вменяемость имеет медицинский и юридический критерии. Первый не дифференцирован по видам болезненных состояний и выражен одним обобщающим наименованием «психическое расстройство». Наличие медицинского критерия свидетельствует, что психические отклонения неболезненного характера не относятся к ограниченной вменяемости и не подпадают под действие ст. 22 УК РФ.

При описании юридического критерия за основу взята уже знакомая по ст. 21 («Невменяемость») формулировка о способности лица «осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». В случае невменяемо