Глава десятая. Пацифизм Ганди. Конгресс ищет компромисса с правительством. Миссия криппса

Фашистский мятеж в Испании, агрессия в Абиссинии, японская интервенция в Китае уже поставили мир на порог второй мировой войны. В Европе 1938 года - страх, взаимное недоверие, предательство, тайные сговоры. Радиоприемники сотрясались от надрывных воплей Гитлера, Муссолини метал громы и молнии из Рима, Чемберлен произносил медоточивые речи в Лондоне, и мир содрогался от их общего, хотя и нестройного, ора.

Начатая по инициативе премьер-министра Англии Невилла Чемберлена политика умиротворения фашистских держав завершилась сделкой западных стран с фашистскими агрессорами. Собравшиеся в Мюнхене Чемберлен, премьер-министр Франции Даладье, Гитлер и Муссолини подписали соглашение, по которому Чехословакия была отдана на растерзание фашистской Германии.

"Мир в Европе, достигнутый в Мюнхене, где Чемберлен и Даладье предали Чехословакию Гитлеру в сентябре 1938 года, является триумфом насилия, - писал Махатма Ганди. - Это также является и поражением... Англия и Франция струсили перед объединенным насилием Германии и Италии. Но что выиграли от этого Германия и Италия? Внесли ли они вклад в моральные ценности человечества?"

Оставаясь верным своей теории ненасилия, Ганди применяет ее и к международным делам. В статье "Если бы я был чехом", опубликованной в газете "Хариджан", он писал: "Я хочу говорить с чехами, поскольку их положение ввергло меня в состояние физической и душевной боли". И Ганди советует им умереть безоружными, но не подчиниться воле Гитлера. Индуистская ахимса и христианский догмат "не убий!" становятся для Ганди нравственным абсолютом и в вопросе участия Индии в войне. Как пацифист, Ганди отказывается участвовать в войне, и когда люди, возражая ему, говорят, что лучше убить убийцу, чем быть им убитым, он отвечает: "Нет, лучше я буду убитым, чем убью".

Для Ганди не только индийцы, но и все мировое сообщество народов едино. Он не питает ненависти к внешним и внутренним врагам, а лишь не приемлет то политическое и социальное зло, носителями которого они являются. У него нет ненависти к конкретным выразителям империалистической политики, он осуждает только саму эту политику. Он по-прежнему призывает к любви и жертвам и, естественно, встречает возражение: те, кто способен лишь любить и жертвовать собой, очень удобны для империалистов, которые с цинизмом используют их в своих классовых интересах.

Мало кто, даже из конгрессистов, соглашался с распространением гандистского ненасилия на сферу международных отношений, особенно когда речь шла о защите отечества. Индийские патриоты не оставались безучастными к вопросу о войне и мире. Фашизм и английский империализм сродни друг другу, заявляли они и с возмущением осуждали британскую внешнюю политику поощрения агрессоров.

- Да, соглашение в Мюнхене объединило в цинизме Гитлера и Чемберлена, - сокрушался Ганди. Он горевал, что в мире торжествуют политическое предательство, насилие и жестокость, а его "закон ненасилия", казалось, был всеми отброшен как простая химера.

- Можно ли умиротворить дьявола? - вопрошал Неру. - Становится все более очевидным, что, несмотря на все желания умиротворить Гитлера, он превратился в господствующую силу в Европе, которая полностью нарушала прежнее равновесие сил и угрожала жизненным интересам Британской империи.

Соглашаясь с Неру, Ганди справедливо связывал политику международной реакции с угрозой свободным демократическим государствам, с подавлением национально-освободительного движения в зависимых странах, с опасностью превращения английского кабинета Чемберлена в профашистское правительство. Разве "клайвденская клика", возглавляемая бывшим вице-королем Индии лордом Ирвином (Галифаксом), не вела тайных переговоров с Гитлером об организации агрессии против Советского Союза? Индийским патриотам хорошо было известно, с помощью каких варварских методов империя управляла Индией и другими колониями. Еще на сессии в Файзпуре Конгресс и его идейный вождь Ганди одобрили резолюцию солидарности со сражавшимся против фашизма народом Испании.

Конгресс осудил "политику невмешательства" Англии в испанские дела, заявив, что "британское правительство проводит этот курс, чтобы всячески осложнить обстановку для испанского правительства и народа в их борьбе против фашистских мятежников и таким образом оказать эффективную помощь путчистам, открыто поддерживаемым фашистскими державами". В течение 1937-1939 годов индийский Конгресс, к немалому раздражению Лондона, принял острые политические резолюции в поддержку борьбы китайского народа против иностранной интервенции и направил в Китай медицинский отряд для оказания помощи китайским бойцам и населению. Конгресс выступил с протестом против террористической политики английского правительства в отношении палестинского народа и открыто осудил его провокационные действия по разжиганию вражды между еврейским и арабским населением Палестины. Резолюция Конгресса призвала палестинских евреев не дать Англии использовать себя в ее империалистических интересах.

Твердо стоявший на позиции отстаивания международного мира и исключения войн из жизни человечества, Ганди употребил все свое влияние на формирование активного миролюбивого внешнеполитического курса Конгресса.

Присущий Ганди пацифизм, иногда приводивший его к пораженчеству, открыто критиковался руководителями левого крыла конгрессистов во главе с Джавахарлалом Неру, на которого Конгресс и лично Ганди возложили ответственность за практическое осуществление внешней политики и международных связей партии.

Еще в 1936 году Конгресс принял резолюцию: "Дать отпор всем военным приготовлениям". В ней говорилось: "Конгресс и ранее неоднократно указывал на опасность развязывания империалистической войны и заявлял, что Индия не может участвовать в ней ни на одной стороне. Фашистские державы сколачивают блоки и группировки, готовясь к войне. Они намереваются подчинить себе Европу и весь мир, уничтожить политические и социальные свободы. Конгресс полностью отдает себе отчет в том, что нависшей над миром угрозе необходимо противостоять, сотрудничая с прогрессивными странами и народами, в особенности с теми, которые находятся под игом империализма и фашизма и эксплуатируются ими".

Ганди призвал индийский народ оказать решительное сопротивление британским властям в вербовке индийцев в армию, всячески препятствовать предоставлению Англии военных займов, бойкотировать и срывать все военные приготовления, осуществлявшиеся колонизаторами.

В 1939 году на заседании в Трипуре конгрессистская партия приняла внешнеполитический документ, в котором провозглашалось: "Конгресс отмежевывается от внешней политики, проводимой Англией, которая постоянно оказывает поддержку фашистским державам и содействует уничтожению демократических государств... По убеждению Конгресса, для Индии настоятельно необходимо выработать свою собственную внешнюю политику как независимой нации и тем самым, держась в стороне как от империализма, так и фашизма, проложить свой путь к миру и свободе".

В июле 1939 года Ганди обращается к Гитлеру с открытым письмом, призывая его к благоразумию и отказу от развязывания мировой войны. Ответа, естественно, не последовало.

Ганди выступает за морально-политическую солидарность угнетенных народов в их антиимпериалистической борьбе ненасильственными средствами, но он вместе с тем осуждает тех, кто пытается по расовому признаку противопоставить одни народы другим. Беседуя с посетившим его членом японского парламента Такаокой, Ганди говорит ему, что "не. одобряет доктрину "Азия для азиатов" как противопоставляющую народы Азии народам Европы".

В канун второй мировой войны лидеры национально- освободительного движения Индии все чаще стали обращаться к глобальным проблемам мировой политики. Они стали задумываться об отношениях свободной Индии с другими странами, о месте, которое надлежит занять ей в международном сообществе народов. Огромное население страны, ее потенциальные экономические ресурсы, традиционные связи с другими народами Азии, стратегическое положение на континенте заставляли Ганди и всех патриотов Индии подходить к проблемам масштабно, с учетом международного положения в целом.

Махатме Ганди, Джавахарлалу Неру и другим руководителям ИНК не импонировала любая форма зависимости от метрополии, их уже не мог удовлетворить статус доминиона. Идея полузависимого придатка Англии была абсолютно неприемлема для Индии, которая по территории и числу населения была гигантом по сравнению с Британскими островами. Все хотели верить, что Индии была уготовлена другая судьба, что ее миссия - стать важным фактором международных отношений. "...Мы думали, - писал об этом времени Неру, - об установлении более тесных связей с соседними странами на Востоке и на Западе - с Китаем, Афганистаном, Ираном и Советским Союзом. Мы желали более тесных связей даже с далекой Америкой, ибо мы могли многому научиться у Соединенных Штатов, так же как и у Советского Союза. Нам казалось, что мы исчерпали свои возможности научиться чему-нибудь еще у Англии и что во всяком случае мы можем лишь выгадать от связи друг с другом, встречаясь на началах равенства, после того как будут разорваны противоестественные узы, связывающие нас".

Отстаивая независимость своей страны, Ганди не представлял себе Индию отгороженной стеной от других государств и народов, как это случалось в прошлом с рядом стран - Китаем, Японией, в известной степени и с США. Напротив, он каждый раз подчеркивал, что этому времени пришел конец и теперь должна наступить эра всемирного сотрудничества и взаимозависимости, эра, когда одна страна должна будет поступиться некоторыми своими национальными интересами на благо всего человечества. Отмечая эти настроения среди индийских патриотов и у самого Ганди, Дж. Неру писал: "Поразительно, насколько мы при всем нашем пламенном национализме прониклись духом интернационализма. Ничего подобного не наблюдалось ни в одном националистическом движении других порабощенных стран..."

Индийский интернационализм конца 30-х годов отражал в основном интересы национальной буржуазии угнетенной нации, стремившейся на условиях полного равноправия вступить в международные экономические и политические отношения. Вместе с тем индийский интернационализм того периода обогащался всенародным освободительным движением, на которое все возрастающее влияние стали оказывать Коммунистическая партия Индии, индийский пролетариат, подлинные патриоты страны.

Отсюда проистекает солидарность Индийского национального конгресса с республиканской Испанией и Чехословакией, с борющимся Китаем, с Абиссинией, со странами Арабского Востока; отсюда его антиимпериалистические выступления и политическое осуждение германо-итальянского фашизма и японского милитаризма. Индия превращалась из резерва, глубокого тыла империализма в активную антиимпериалистическую силу.

Индийские патриоты - и этого не мог не учитывать Ганди - с надеждой обращали взоры в сторону Советского Союза, который всегда относился к национально- освободительному движению угнетенных народов с позиций пролетарского интернационализма. Еще до победы Октября В. И. Ленин отмечал: "Мы все усилия приложим, чтобы с монголами, персами, индийцами, египтянами сблизиться и слиться, мы считаем своим долгом и своим интересом сделать это, ибо иначе социализм в Европе будет непрочен"^*. Этот ленинский курс внешней политики Советского Союза заложил основы международного антиимпериалистического фронта, соединил в едином потоке борьбу пролетариата за социализм с движением народов против колониального гнета. Поэтому освободительное движение в Индии объективно становилось интернациональным фактором, что хорошо понимал и о чем неоднократно заявлял Ганди.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. - Т. 30. - С. 120.)

Однако буржуазный национализм угнетенной нации, являясь в целом прогрессивным явлением, все же часто отличается эгоистической узостью и поверхностным практицизмом. Такое явление имело место и в Индии, когда сиюминутные националистические устремления брали верх над интересами мирового сообщества. Так, среди части влиятельных конгрессистов стали раздаваться голоса, что-де неразумно для индийцев вступать в бесплодное противоборство с Италией, Германией и Японией - могучими государствами, противостоящими Англии. Эти люди говорили, что любой враг Англии - друг индийцев. Они пытались убеждать других, что любая политика только тогда хороша, когда она строится на извлечении выгоды из сложившихся реальностей; важен результат, а не мотивы политики.

Ничто так не возмущало Ганди, как забвение морального фактора в политике, эксплуатация националистических чувств народа в неправом деле, пренебрежительное отношение к выбору средств борьбы за идеалы свободы.

К числу крайних националистов-прагматиков принадлежал тогдашний председатель ИНК Субхас Чандра Бос. Он решительно выступил против общей линии Конгресса, требуя в борьбе против Англии опереться на Японию, Германию и Италию. Заняв непримиримую позицию в вопросе об отношении к войне, С. Ч. Бос вступил в открытый конфликт с Ганди и со своим близким другом Неру. Разногласия оказались очень глубокими и принципиальными. Разрыв поэтому был неминуем. Ганди и Неру пытались разубедить гордого и властолюбивого Боса, уговаривая его пересмотреть свою позицию, но тот упорствовал, не скрывая, что намерен расколоть Конгресс и повести за собой единомышленников.

Разногласия Ганди и Неру с Босом не были однозначными. Ганди критиковал Боса за его отказ от принципа ненасилия, в том числе в международных делах, и за выдвижение им "крутых и преждевременных" предложений для достижения Индией независимости. Это была критика справа. Неру же, принадлежа, как и сам Бос, к левому крылу Конгресса, расходился с ним в другом - для него была неприемлема ставка Боса на сотрудничество ИНК с агрессивными международными силами, какими являлись германский фашизм и японский милитаризм. В этой части Ганди вполне соглашался с Неру, но оставался верным своим пацифистским принципам. Он возражал Неру, когда тот предлагал использовать сложившуюся международную обстановку для оказания давления на Англию, выдвигая при этом как предварительное условие для вступления в войну против держав "оси Берлин - Рим - Токио" предоставление Индии независимости.

Бос слыл талантливым волевым руководителем, неистовым националистом и испытанным борцом против английских колонизаторов. За ним стоял большой отряд бенгальских конгрессистов. Немало людей поддерживало его и в центральном руководстве - Рабочем комитете Конгресса. В 1938 году на сессии ИНК в Харипуре Бос впервые вопреки воле Ганди был избран на пост председателя конгрессистской партии.

Беспрецедентно, но факт - Ганди повел открытую атаку на Боса. Перед очередной сессией ИНК 4 февраля 1939 г. индийский вождь публикует статью в "Хариджане", в которой откровенно предлагает Босу уйти в отставку. "Те, кто чувствует себя неуютно в составе Конгресса, - пишет он, - могут покинуть его".

В марте 1939 года на сессии ИНК большинство делегатов проголосовало за резолюцию, в соответствии с которой Ганди как признанный идейный вождь партии наделялся полномочиями лично назначать состав Рабочего комитета Конгресса. В этих обстоятельствах Босу не оставалось ничего другого, как подать в отставку. Он вышел из состава Конгресса и образовал партию "Форвард блок". Его место в Конгрессе занял один из старейших соратников Ганди - лидер бихарских конгрессистов Раджендра Прасад, будущий первый президент независимой Индии.

3 сентября 1939 г., на третий день второй мировой войны, вице-король Индии лорд Линлитгоу "с удовлетворением", как говорилось в его заявлении, сообщил индийскому народу, что "между его величеством и Германией началась война" и что Индия объявлена воюющей страной. Одним волевым актом английская правящая верхушка ввергла страну с почти 400-миллионным населением в горнило войны. Судьба и сама жизнь сотен тысяч индийцев были поставлены на карту. При этом колониальное правительство даже не сочло нужным хотя бы формально предварительно известить о своем решении национальных лидеров, не говоря уже о том, чтобы посоветоваться с представителями индийского народа.

Вторую мировую войну уже давно ждали, ее боялись, о ней говорили, и все же она казалась чем-то невероятным. Но война пришла и разом перевернула весь образ жизни людей, их сознание, изменила понятие о чести и достоинстве целых государств.

Ганди, который в вопросах морали и мировой политики был больше интернационалистом, чем националистом, открыто признавал, что его "закон ненасилия" потерпел фиаско. Национализм в Индии, как и повсюду, брал верх. С началом войны государства плотно закрывали двери во внешний мир и прежде всего заботились о прочности замков в своем собственном доме. Они руководствовались сугубо национальными интересами, и все проигрывали от этого. Никто не хотел бросаться в пучину начавшейся войны, в том числе США и СССР. Молотов и Риббентроп подписали "Пакт о ненападении", заключили и другие неожиданные договоры, удивившие весь мир. "Советская Россия, этот символ интернационализма, - с грустью говорил тогда Неру, - проводила строго национальную политику, повергая тем самым в смущение многих своих друзей и сторонников". Он с пониманием объяснял, что "идеализму не место в политике, которая имеет дело лишь с силой и ее надлежащим применением".

Влиятельная лондонская газета "Экономист", касаясь английской внешней политики, писала в те мрачные дни: "Только такая внешняя политика, которая обеспечивает полную и очевидную защиту национальных интересов, имеет шансы на то, что она будет проводиться последовательно. Ни одно государство не ставит интересы международного сообщества выше своих собственных интересов. Лишь при совпадении тех и других возможен сколько-нибудь действенный интернационализм". Однако индийский апостол ненасилия Махатма Ганди при всем своем пламенном патриотизме и любви к родине продолжал убеждать людей в примате интересов человеческой цивилизации над национальными. Он готов был отложить или даже вовсе пожертвовать национальными целями ради установления мира и дружбы между народами, ради сохранения и торжества высокой духовной жизни на нашей Земле. "Его национализм, таким образом, отличался определенной мировой ориентацией, - писал Неру, - и был совершенно свободен от каких бы то ни было агрессивных устремлений. Желая независимости для Индии, он вместе с тем пришел к убеждению, что единственно правильной целью, хотя бы и осуществимой лишь в отдаленном будущем, является создание всемирной федерации взаимозависимых государств".

В центре всех земных забот для Ганди стоит человек. Его духовность выше "таинственных" интересов государства. Ганди мог противопоставить моральный принцип индивидуума всей политике могучей державы. Человек, и только он, с его моралью, нравственностью, разумом - высшая ценность на Земле. Государство же, являясь производным от человека, способно искажать его сущность, быть неадекватным его духовной природе. Государство - еще не народ, но и народ - не масса, а миллионы неповторимых жизней. Именно война, которая была бы бессмысленна и невозможна среди людей, если бы не существовало "высших государственных интересов", превращает человека в убойную бездуховную массу.

Образ политического мышления Ганди был притягателен своей прекрасной перспективой и подлинным гуманизмом, но в обстановке мировой войны, когда земная цивилизация билась в конвульсиях тотального насилия и боли, в условиях небывалой жестокости, массового уничтожения людей, а также созданных ими духовных и материальных ценностей, непрактические призывы Ганди порой звучали раздражающим диссонансом. И все же Ганди, будучи непонятым и даже высмеянным, как в свое время перед первой мировой войной был непонят его учитель Лев Толстой, восстал против безумия и эпидемии военной чумы, охватившей мир, восстал "не конно и оружно", а всей силой человеческого разума и сердца. Когда думаешь в наши дни о мироощущении двух великих апостолов ненасилия - Толстого и Ганди, тебя поражает странная мысль, что они были посланцами из будущего и их духовная жизнь на целый век опередила свое время. Тем не менее они говорили истинное, которое может стать реальной и объективной истиной в другую историческую эпоху цивилизации - в третьем тысячелетии.

Лорд Линлитгоу, бывший адмирал, с медлительным складом ума, отбросив дипломатию, действовал как истый солдафон, управляя огромной страной почти в духе предписаний военно-морского устава.

Индийский народ, питавший презрение и ненависть к фашизму и готовый вступить с ним в борьбу, в то же время был глубоко оскорблен в своих национальных чувствах действиями английского правительства, которое, остро нуждаясь в военной и экономической помощи Индии, управляло ею методами голого принуждения.

14 сентября 1939 г. собралось заседание Рабочего комитета Конгресса. На него был приглашен и лидер Мусульманской лиги Джинна. Его отказ принять участие в заседании Рабочего комитета ИНК не предвещал ничего хорошего: он означал обострение индусско-мусульманских отношений и, к полному удовлетворению колонизаторов, отсутствие единства цели у индийцев. Совещание, однако, прошло по-деловому. Члены Рабочего комитета горячо осуждали пренебрежительное отношение английского правительства к национальным интересам Индии, отмечали империалистический и колониальный характер внешней политики Англии.

Рабочий комитет обнародовал пространное заявление по вопросу о войне. В нем резко осуждались фашизм и нацизм и указывалось, что в них особо ярко проявились те черты империализма, против которых индийский народ борется уже многие годы. Рабочий комитет со всей решимостью осудил агрессию нацистского правительства Германии против Польши и выразил симпатию тем, кто противостоит этой агрессии. В заявлении подчеркивалось, что вопрос об участии Индии в войне должен решаться самим индийским.народом и никакие чужеземные власти не могут навязать ему свою волю. Народ Индии не может позволить эксплуатировать ресурсы его страны в империалистических интересах.

Вместе с тем Рабочий комитет ИНК выразил готовность сотрудничать с английским правительством в ведении войны, обусловив свое сотрудничество отказом Англии от методов принуждения и давления на Индию. Сотрудничество должно быть сотрудничеством между равными и осуществляться с обоюдного согласия сторон во имя цели, которую они признают достойной их совместной борьбы. В заявлении отмечалось, что Индия не может участвовать в войне, которая провозглашается войной за демократическую свободу в то время, когда сама Индия лишена и "свободы, и демократии.

Руководители ИНК указывали на необходимость единства провозглашаемых Англией идеалов с действительными целями и мотивами ее политики. В этой связи в заявлении говорилось: "...История учит тому, что даже самая пламенная клятва может быть вероломно нарушена... Сейчас вновь утверждают, что демократия в опасности и ее нужно защищать, с чем Комитет полностью согласен. Комитет верит, что народы Запада движимы этим идеалом и этими целями и что они готовы принести жертвы во имя них, но идеалы и стремления народов и тех, кто пожертвовал собой в борьбе, вновь попраны, и клятва, данная людям, принесшим себя в жертву, нарушена.

Если война ведется во имя защиты статус-кво империалистических владений, колоний, интересов отдельных групп и привилегий, то Индия не может связать себя с ней. Если же стоит вопрос о судьбах демократии и мирового устройства, основанного на демократии, тогда Индия глубоко заинтересована в этом. Комитет убежден, что стремление Индии к демократии не противоречит интересам английской или мировой демократии, тогда как между демократией в Индии и в других районах Земли и империализмом и фашизмом существует неразрешимый внутренний конфликт. Если Великобритания борется за сохранение и расширение демократии, тогда ей непременно надлежит покончить с империализмом в своих собственных владениях, основать полную демократию в Индии и предоставить индийскому народу без вмешательства извне право на самоопределение путем принятия своей конституции на Учредительной ассамблее... Свободная демократическая Индия с радостью объединится с другими свободными странами ради совместной обороны от агрессии и в целях экономического сотрудничества. Она готова содействовать созданию такого мирового порядка, который действительно будет основан на свободе и демократии и при котором знания и ресурсы всего мира будут использованы в интересах прогресса и благосостояния человечества".

Авторы заявления Рабочего комитета оказались очень прозорливыми, указав на глубинные последствия развязанной войны: они предсказывали, что в итоге войны наступит распад колониальной системы империализма. "Кризис, переживаемый Европой, - это кризис всего человечества, и он не пройдет, подобно другим кризисам и войнам, оставив нетронутыми основы современного мира... Индия с ее огромными ресурсами должна играть важную роль в реорганизации мира, но она может выполнять эту роль, лишь будучи свободной нацией, раскованная энергия которой может быть направлена к этой великой цели. Свобода сегодня неделима, и всякая попытка сохранить империалистическое господство в любой части мира неизбежно приведет к новому бедствию".

Основным автором этого документа был Джавахарлал Неру, который только что вернулся из поездки в Китай. Ганди одобрял антиимпериалистическую сущность заявления Рабочего комитета Конгресса, однако он не мог согласиться с положением о возможности совместного с англичанами ведения военных действий - этого он не принимал.

Таким образом, в начале второй мировой войны руководители Конгресса, правомерно сомневаясь в характере войны, потребовали от английского правительства, во-первых, ясно определить ее цели и, во-вторых, заявить, намерено ли оно предоставить Индии независимость.

Заявление Конгресса об отношении к войне вызвало настоящее смятение в правящих кругах Англии. Вице-король был явно растерян.

Возмущенная Индия протестовала. Антивоенное движение серьезно угрожало планам Англии по использованию людских и материальных ресурсов страны в целях ведения войны. Вице-король уже сожалел о своих самоуверенных действиях. Зря он игнорировал лидеров Конгресса, лишив себя их доверия и поддержки. Лорд Линлитгоу пытается исправить свою ошибку и вспоминает о Ганди. Он посылает ему телеграмму с просьбой о встрече. Первым же поездом Ганди приезжает в Симлу, где его с нетерпением ожидает вице-король. Ганди говорит Линлитгоу, что его симпатии целиком на стороне государств, борющихся против фашизма. Но как человек, верующий в доктрину ненасилия, самое большее, что он может предложить державам антигитлеровской коалиции, - это свою полную и безусловную моральную поддержку. Ужасы войны потрясли Ганди. "Я не нахожу никакого утешения для себя, - признается он вице-королю. - В тайниках своего сердца я всегда буду в ссоре с Богом за то, что он позволил этому свершиться. Мое ненасилие кажется почти бессильным..."

"Почему миллионы людей позволяют убедить себя убивать других или идут на сознательный риск быть убитыми или искалеченными на войне, но так мало находится людей даже среди самых неистовых пацифистов, которые были бы готовы отдать свою жизнь за дело мира?" - печально задумывается над этим вопросом Ганди, видя, как конгрессистов все больше захватывает соблазнительная идея почерпнуть из кровавых луж войны свободу для своей родины. Такие планы представлялись ему чудовищными. Ганди продолжает стоять на своем, утверждая, что насилием против насилия нельзя решить ни одной проблемы. Он остается убежденным пацифистом, сознавая при этом, что мало кто из конгрессистов верит в возможность применения принципа ненасилия на практике во время войны между государствами.

Индийский вождь разочаровал вице-короля, совершенно определенно сказав ему, что он против того, чтобы Конгресс согласился взять на себя ответственность за активное участие Индии в войне. Позиция Ганди расходилась с настроением подавляющего большинства конгрессистов, которые все еще не теряли надежды на то, что участие индийцев в войне на стороне Англии вынудит ее уже теперь предоставить Индии независимость. Кроме того, миллионы индийцев были подлинными антифашистами и стремились принять активное участие в борьбе с нацистской Германией. Поэтому-то Ганди с грустью говорит: "Моя позиция замыкается на одном мне. Я должен еще посмотреть, есть ли у меня какие-либо попутчики на моем одиноком пути..." Его убеждения были настолько тверды, что он без колебания готов был порвать отношения со своими близкими соратниками и с самим Конгрессом.

Вице-король лихорадочно ищет выхода из создавшегося положения в Индии: ни заявление Рабочего комитета Конгресса об отношении к войне, ни его трехчасовая беседа с Ганди в Симле не сулили ничего хорошего. Индия становилась еще более непокорной, запрашивая за свое военное сотрудничество неприемлемую для метрополии цену. Линлитгоу шлет в Лондон одну депешу тревожнее другой. А там почти беспрерывно заседает Военный кабинет. Однако тщетно: и там не находят панацеи от стремления индийского народа к свободе.

2 октября 1939 г. английский кабинет по докладу министра по делам Индии рассмотрел очередную телеграмму вице-короля. Он сообщил о том, что разрыв с Конгрессом представляется ему почти неминуемым, и просил одобрить наконец текст заявления правительства ее величества в отношении Индии в связи с начавшейся войной. Желая выглядеть перед Лондоном конструктивным политиком, Линлитгоу выдвинул при этом предложение созвать конференцию представителей всех партий Индии. Против "экстремистской" позиции Конгресса он надеялся заручиться поддержкой Мусульманской лиги и партий князей. Но и теперь кабинет медлил с обнародованием заявления: нужно было сделать слишком большую ставку, на что в Лондоне не решались.

Английскому правительству потребовался месяц для ответа на требования Конгресса. Причем реакция оказалась столь негибкой, что лишь еще более осложнила англо-индийский кризис. 17 октября 1939 г. вице-король публично признался, что он "не может раскрыть цели войны лучше, чем это уже сделал премьер-министр Великобритании". Лорд Линлитгоу многозначительно, будто идя на большую уступку Конгрессу, заявил, что английское правительство намерено после завершения войны в соответствии с законом об управлении Индией 1935 года рассмотреть вопрос о предоставлении Индии статуса доминиона, то есть не сказал ничего нового. Он снова распространялся о трудностях решения этого вопроса в связи с религиозно-общинными разногласиями в стране и отрицательной позицией, занятой правителями многочисленных "самостоятельных" княжеств.

Слова Линлитгоу расстроили Ганди, он с горечью комментировал их: "Общинные различия издавна использовались английским правительством для того, чтобы мешать устремлениям Индии. Даже теперь, как можно себе представить, продолжает разыгрываться отвратительный спектакль о противоречиях между Лигой и Конгрессом".

Джинна, поощряемый вице-королем в своих политических амбициях, заявил, что мусульмане самостоятельно определят свое отношение к будущей конституции Индии и устройству государства и что Мусульманская лига должна быть признана единственной организацией в стране, представляющей всех индийских мусульман. Таким образом, Джинна наносил удар по представлениям Ганди о будущем Индии как о едином и светском государстве и по самому Конгрессу как всеиндийской политической партии, которая строилась независимо от религиозной принадлежности ее членов.

25 октября 1939 г. на заседании Военного кабинета Великобритании, которое состоялось в резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, снова стоял вопрос о положении в Индии и о ее участии в войне. При всей сложности вопрос этот для английского правительства сводился к дилемме: или найти компромисс с Конгрессом, используя при этом то обстоятельство, что его руководство, включая Ганди, осуждает фашизм, или - на чем настаивал Черчилль - просто раздавить конгрессистскую партию и силой подавить национально-освободительное движение. К однозначному решению правительство Чемберлена тогда еще не пришло. Оно колебалось. Верховный наместник британской короны в Индии вице-король Линлитгоу на этот раз тоже проявлял не свойственную ему осмотрительность. Видимо, он убедился, что держать в повиновении огромный народ куда сложнее, чем разыгрывать в адмиралтействе на штабных картах военно-морские сражения.

Вице-король в шифрованной депеше испрашивал у Лондона совета на новую встречу с Ганди и Джинной. Он полагал возможным согласиться с предложением представителя консервативных мусульманских кругов сэра Мохаммеда Зафруллаха Кхана передать портфель министра обороны Индии индийцу. Уже сам факт принятия этого предложения, по мнению Линлитгоу, создавал бы иллюзию, что индийцы сами организуют оборону своей страны. Кроме того, это позволит представить дело так, будто самые популярные лидеры выразили тем самым готовность к сотрудничеству с центральным правительством.

Министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс (лорд Ирвин), хорошо знавший Индию и самого Ганди по своей нелегкой верховной миссии в этой стране, усомнился, чтобы Ганди, будучи неистовым пацифистом, одобрил предложение о назначении министра обороны из числа своих соотечественников. Это противоречило бы его принципам и убеждениям. Правда, ограничение полномочий такого министра сугубо административно-хозяйственными, по своему характеру мирными функциями могло бы изменить его отношение к этому предложению. К тому же, если учесть склонность Ганди к компромиссам и его моральное сочувствие англичанам в их войне с фашизмом, то предлагаемая вице-королем тактика имела определенный шанс на успех. Передача индийцам поста министра обороны безусловно была бы положительно воспринята индийскими промышленниками, заинтересованными в получении выгодных заказов.

Галифакс, изложив все аргументы "за" и "против", выразил убежденность, что только такого рода уступки позволят расколоть индийских националистов.

- В противном случае, - заявил он, - конгрессистские министры в провинциальных правительствах, по всей вероятности, по призыву Ганди и Неру уйдут в отставку, и тогда кампания гражданского неповиновения и антибританские выступления в стране быстро наберут силу.

Галифакс сделал выразительную паузу и угрожающе добавил:

- Британское правительство неминуемо встретится в Индии с серьезными трудностями. А это повлечет за собой нежелательную для нас пропаганду за океаном.

Конечно же, Галифакс имел в виду Соединенные Штаты, которые, претендуя на расширение своего влияния в Южной Азии, заигрывали с индийскими лидерами и напрямую пытались установить деловые связи с финансовыми и промышленными кругами Индии. Опасность американского проникновения в Индию уже не раз была предметом острых дискуссий в английском кабинете.

- До тех пор, пока мы не пойдем на разумные уступки пожеланиям Конгресса, - продолжал Галифакс, - "умеренные" не смогут отмежеваться от экстремистов (такими он считал Неру и Боса. - Авт.) и ситуация в Индии будет быстро ухудшаться.

Бывший вице-король еще долго занимал внимание своих коллег по Военному кабинету, рассуждая о необходимости для нынешнего вице-короля тонко использовать противоречия между Ганди и Джинной, между Конгрессом и Мусульманской лигой. Галифакс согласился с мнением Линлитгоу, что руководство Мусульманско