Выбор теории развития общества

И государства

Исторический опыт доказывает, что теоретики не свободны в выборе типа политического теоретизирования. Они обязательно должны учитывать тип общества, характерный для данной страны, и хорошо владеть историей вопроса, знать труды предшественников.

Проблема соответствия политической власти типу общества в наиболее актуальной для современной России форме и содержании активно обсуждалась в древнегреческой и византийской философии, но особенно глубоко она изучалась в древнерусской философии.

Выдающимся теоретиками коллективистского общества были: древнегреческие философы – Анаксагор, Платон и Аристотель, Гераклит и древнерусские философы XII – XVI веков – святые Серапион Владимирский, Сергий Радонежский, Стефан Пермский, Кирилл Белозерский, Геннадий Новгородский, Иосиф Волоцкий, Филофей, Максим Грек, Зиновий Отенский, а также русские мыслители XVII – XVIII веков – Иван Тихонович Посошков, Феофан Прокопович, Александр Николаевич Радищев.

Известными теоретиками индивидуалистического общества стали: древнегреческие философы – Протагор, Гарий, Гиппий, Антифонт, Сократ, западные религиозные рационалисты, идеологи Реформации – М. Лютер, Ж. Кальвин, У. Цигльви, французские философы – Ш. Л. Монтескье, Жан Жак Руссо, идеологи гражданского общества и правового государства Т. Гоббс и Дж. Локк. Сторонники каждого из этих теоретических направлений формировали и отстаивали свое мировоззрение, свою методологию, свои стандарты, свои принципы.

Многовековой опыт социального познания убедительно доказывает, что каждому типу общества должна соответствовать своя система теоретизирования, своя социальная теория и ни одна из них неподсудна в своем отношении, если она адекватна типу общества. Но если обществу навязывается не соответствующая его типу теория социального развития, то общество обречено на вырождение. Сейчас очевидно, что выдающиеся философы Запада XVII – XVIII веков совершили правильный выбор теории, соответствующий сложившемуся в их странах типу общества, поэтому страны эти развиваются стабильно. К сожалению, этого нельзя сказать о России. В ее развитии нет стабильности, ее постоянно потрясают взлеты и падения. При этом падения она испытывает тогда, когда правители насильно навязывают ей социальную теорию развития, не соответствующую сложившемуся в России типу общества. Переложение стандартов материального прогресса индивидуалистического общества на коллективистское общество и попытки создать в Советском Союзе и в России «общество потребления» показали свое несостоятельность. Процессы демократизации и либерализации, доказавшие свою состоятельность в индивидуалистском обществе и насильно навязанные России в начале 90-х годов XX веков, привели к плачевным результатам.

Современные российские теоретики и политики, разрабатывающие планы строительства в России гражданского общества на западный манер, сделали неправильный выбор. Это привело к вымиранию населения, увеличению страданий для большинства.

Насаждение в России системы государственности, чуждой исторически сложившейся в стране социальной направленности, привело к тому, что в настоящее время в России наблюдается формирование двух обществ, враждебных друг другу. Одно из них олицетворяет непокоренный народ, отвергающий чуждую ему идеологию, а другие – правящую элиту, разрушающую устои коллективистского общества. Известный ученый, автор теории этногенеза (народоразвития) Гумелев Л. Н. в книге «От Руси до России» писал: «Механический перенос в условия России западноевропейских традиций поведения дал мало хорошего… Нельзя с порога отвергать чужое, но, изучая чужой опыт, нужно помнить, что это именно чужой опыт и применить его в круг «цивилизованных» народов, но ничто не дается даром. Ценой интеграции России с Западной Европой будет полный отказ от отечественных традиций и последующая ассимиляция».

Применение максимального научного подхода при выборе теории развития Российского государства убедительно доказывает, что у Запада и России разные типы общества и разные типы жизнеустройства, разные способы производства общественной жизни и разные принципы созидания. И силовое навязывание их друг другу несет неисчислимые бедствия нашим народам. И, наоборот, следование своим путем ведет к благосостоянию. Вот где корень наших бед и побед.

 

 

От метафизики к диалектике

Древнерусские философы в XI – XVI веках, понимали, что «смуты рождаются в головах людей», силами своих теоретических подвигов смогли дать достойный отпор западным идеологическим агрессиям и предотвратить смуты. Но после Зиновия Отенского православное теоретизирование начало утрачивать свои позиции, и смут на Руси избежать не удалось.

В результате в конце XVII – начале XVIII веков в России взяло верх западничество, повлекшее за собой череду тяжелых социальных экспериментов, которые навязываются стране и по сегодняшний день. Почему это произошло?

Выдающийся русский историк Г. В. Вернадский (сын академика Вернадского В. И.) в книге «Начертания русской истории» делает важный вывод, что крепка и жизненна евразийская держава Россия была только тогда, когда правящая верхушка не отрывалась от народных масс. Для этого с внутренней стороны требовалось, прежде всего, наличие единого и целостного миросозерцания.

От князя Александра Невского до царя Алексея Михайловича было время такого целостного миросозерцания, когда власть глубоко ощущала исторические задачи народа: освоение народом исторического своего месторазвития и организацию евразийского государства. Это было время осознания органической связи России и Востоком и в этом смысле – эпохи евразийского миросозерцания.

 

 

Научная атака Запада

Во второй половине XVII века произошел решительный идейный перелом. Петровские реформы, с одной стороны, но, с другой стороны, их следствием стала утрата прежней веры и потеря правящим слоем исторического евразийского чутья. Была разбита жизненно важная для России целостность миросозерцания власти и народа. Власть устремила свои взоры на Запад. Начался процесс духовно-нравственного разложения общества. Что послужило причиной этой беды? Обоснованный ответ на этот вопрос дает С. Г. Кара-Мурза в книге «Идеология и мать её наука». Дело в том, что именно в середине XVII века в Европе были сделаны величайшие научные открытия Галилея и Ньютона. Они дали мощный толчок развитию новой науки. Но наука не может состояться вне определенного типа культуры и общества. В индивидуалистическом обществе, основанным на принципах свободы воли и праве сильного, был востребован и развивался не диалектический – космический проект науки, свойственный нашим предкам, а метафизический – универсальный проект.

Он рассматривал мир как сырье, человека – как исследователя-покорителя, а человеческое общество – как машину произвола, то есть свободы воли. Глашатай этого «западного» проекта науки Фрэнсис Бекон считал науку не только средством покорения природы, но и инструментом господства над обществом. Нужно отдать должное: идеологи Запада знали, что наука воздействует на человека путем изменения картины мира, путем внедрения научного метода, путем создания и внедрения нового языка.

В XVII мир вступил в новую индустриальную эпоху, в мир машин и технологий. Возникновение индустрии и рыночной экономики требовало освобождения человека от сковывающих его политических, экономических и культурных структур, а подспудно и от ощущения включенности в упорядоченный и замкнутый космос. Новая наука придала метафизической свободе практическое, осязаемое измерение. В ньютоновской физике мир впервые соприкоснулся с представлениями о природе, полностью оторванными от человека.

Ньютон разработал механическую карту мира, представлявшую любую реальность, как машину. Этот ньютоновский механизм обладал огромной силой внушения.Для познаниямира европейская наука предложила метод, включающий рациональное теоретизирование, наблюдение и эксперимент. По мнению французского исследователя Мишеля Фуко, структура познавательного процесса экспериментальной науки сложилась под сильным влиянием процесса дознания в средневековом суде. «Сгибать природу так и этак, покуда она не приноровится к требованиям человеческого рассудка», – так представлял себе рационализм Анри Пуанкаре. Новая картина мира и рационализм, взятый в качестве научного метода новой наукой, превратили ее в мощный инструмент отчуждения человека от природы и от другого человека.

Надо подчеркнуть, что в культуре Запада разрушение космоса и переход к рассмотрению мира как картины слились, в отличии от других культур (в том числе и России), с глубокой религиозной революцией – Реформацией. Для протестантов природа перестала иметь ценность, ибо она перестала быть посредницей Бога и человеком. Становление механической картины мира, утверждение «атомизма» и «рационализации» сознания позволили решить две основные задачи идеологии восходящего буржуазного общества: признание законности нового политического порядка и нового социально-экономического устройства общества. Из модели мироздания Ньютона, представившей мир, как находящуюся в равновесии машину со всеми ее «сдержками и противовесами», прямо выводились либеральные концепции свобод, прав, разделения властей. Западные религиозные рационалисты, идеологи Реформации М. Лютер, Ж. Кальвин, У Цвингли создали представление о государстве, как о государственной машине, при помощи которой можно достигать намеченных результатов.

«Переводом» этой модели на языке государственного и хозяйственного строительства были, например, Конституция США и политэкономическая теория Адама Смита.

Идеологическое значение для установления нового представления о свободе имел не только продукт науки (картина мира), но и методология процесса познания. Наука активно перестраивала мышление человека на рациональной основе, разрушила традиционную культуру и традиционный коллективистский тип сознания. Рационализм стал мощным средством освобождения человека от множества норм и запретов, зафиксированных в традициях, преданиях, табу. Так создавался необходимый буржуазному обществу свободный индивид.

При возникновении капитализма в буржуазной идеологии огромную роль сыграл «дух счета», пуританизм преобразовал всего жизненного поведения. Этот рационализм был для буржуазного общества оружием в идеологической борьбе. Научный метод вышел за стены лаборатория и стал формировать способ мышления не только во всех сферах деятельности, но и в обыденном сознании.

В то же время было осознано влияние на мысли людей количественной меры числа, заменяющего наполненные тайным, неподконтрольным смыслом качеством. Важнейшим инструментом для создания нового мироощущений для масс была разработана метрической системы мер. В ней участвовали виднейшие ученые и идеологии. Через эту систему мер были связанны сферы познания и языка. С помощью этого нового «языка точности» правящий слой стал господствовать над мыслями и словами самых фундаментальных категориях бытия – пространстве и времени. Из мышления исключилось значение, записанное на языке традиции, все, что нельзя было измерить количеством. Идеологи Запада стремились провести полную замену качеств (ценностей) их количественной подменой (ценой). Они поняли, что сила убеждения чисел огромна. Это предвидел уже Лейбниц: «В тот момент, когда будет формализован весь язык, прекратятся всякие несогласия: антагонисты усядутся за столом один против другого и скажут: подсчитаем!» Создателем такого нового буржуазного формализованного и аналитического, то есть разделяющего людей, языка стал французский химик Лавуазье.

Нужно отдать должное идеологам Запада, они сумели подменить в сознании людей проблему выбора качества проблемой подсчета количества. Что и является смыслом технократизма и механицизма. Мир, бывший для человека средневековым храмом, стал фабрикой, системой машин. Это влияние распространилось и на всю Россию, поразив ее правящее сословие со времен Петра Великого, устремившего свой взор на «просвещенную» Европу. С этого времени диалектический проект науки, характерный для космического миропонимания коллективистского российского общества, перестал получать поддержку от власти, а великое теоретическое наследие древнерусских философов стало замалчиваться и очерняться.