Мрачные комедии Шекспира. Шуты у Шекспира.

Комическая трагедия и мрачная комедия

На сцене продолжали идти старые пьесы Шекспира, которые он написал, когда его молодые силы находили выражение в произведениях, полных веселья и смеха. А сам драматург утратил былую жизнерадостность. Он мог бы сказать о себе то, что говорит его герой: «Последнее время — а почему, я и сам не знаю — я утратил всю свою веселость, забросил все привычные занятия; и действительно, на душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнем, — все это кажется мне не чем иным, как мутным и чумным скоплением паров…»^[86]

Все, что раньше вызывало восторг поэта — величие природы, человеческая красота, — предстало перед ним в новом свете, окрасилось в мрачные тона. Печать этой мрачности лежит на всем, что теперь создает Шекспир.

…Шел последний год XVI века. Неутомимый Филипп Хенсло договаривается с драматургами Деккером и Четлом о том, что они напишут ему новую пьесу. О чем же будет она? Хенсло требует хорошей новинки. И тут Деккеру и Четлу приходит в голову, что никто еще не догадался использовать в качестве сюжета историю, рассказанную Чосером в его поэме «Троил и Крессида». Мы можем не сомневаться в том, что недели за две пьеса была готова. Она шла на сцене в 1599 году. Ее никто не напечатал, и сохранился лишь обрывок сценария.

«Слуги лорда-камергера» ревниво следили за репертуаром своих постоянных соперников. Когда в «Розе» пьеса сошла с репертуара, Шекспир решил написать для своей труппы пьесу на тот же сюжет. Вскоре после «Гамлета», в 1602 году, он создал «Троила и Крессиду». Для того чтобы какой-нибудь книжный «пират» не издал пьесу, типограф, связанный с труппой лорда-камергера, Джеймз Робертс, 7 февраля 1603 года зарегистрировал свое право на напечатание принадлежащей ему рукописи «Троила и Крессиды».

Робертс, однако, пьесу не издал. Тем не менее она была напечатана несколько лет спустя, только не им, а другим издателем. В 1609 году книготорговцы Ричард Бонион и Генри Уолли легально зарегистрировали рукопись «Троила и Крессиды», которую отпечатал для них Дж. Элд. При напечатании пьесы допустили ошибку на титульном листе, который гласил: «История Троила и Крессиды. Как она игралась слугами его величества в Глобусе. Написана Уильямом Шекспиром». Ошибка состояла в том, что пьесу на сцене не играли. Тогда остановили брошюровку книги, вырезали первую страницу и вместо нее вклеили две другие, заново отпечатанные. Титульный лист был исправлен следующим образом: «Славная история Троила и Крессиды. Великолепно изображающая начало их любви с хитроумным сводничеством Пандара, принца Ликийского. Написана Уильямом Шекспиром».

Как видит читатель, разница в том, что с титульного листа второго издания было снято указание об исполнении пьесы на сцене. Что пьеса не игралась, видно также из предисловия, специально написанного для второго тиснения «Троила и Крессиды». (В первой части тиража книги этого предисловия нет.) Оно написано в форме послания читателям. Стиль его крайне изощренный. Что ни фраза, то каламбур, на каждом шагу эвфуистические параллелизмы и антитезы. Полностью передать это в переводе трудно.

Тот, кто никогда не был писателем, — тем, кто всегда будут читателями. Новинка.

Неизменный читатель, перед тобой новая пьеса, не затрепанная исполнением на сцене, не замызганная хлопками ладоней черни, зато с полными пригоршнями комизма. Она родилась в уме того, кто никогда не писал комедий попусту. Если можно было бы пустое название «комедия» заменить названием «полезного предмета», ^[87] или «игру» заменить «выигрышем», ^[88] то вы увидели бы, как все суровые судьи, клеймящие их пустяками, толпами валили на них, ради их глубокомыслия, — особенно на комедии этого автора, которые так верны жизни, что могут служить наилучшим комментарием ко всем поступкам нашей жизни, обнаруживая такую ловкость и силу ума, что даже те, кто особенно недоволен пьесами, бывают довольны его комедиями. Тупицы и тяжелодумы из числа неспособных понять смысл комедий, прослышав о нем, приходили на его пьесы и находили в них больше толку, чем его было у них самих, и уходили более умными, чем приходили; они чувствовали, что их коснулся ум, настолько острый, что у них не хватило бы мозгов притупить его.

В его комедиях так много соли остроумия, что кажется, будто она, доставляющая такое высокое наслаждение, происходит из того самого моря, которое породило Венеру. Из всех его комедий эта — самая остроумная. Будь у меня время, я бы доказал это, но я знаю, что она не нуждается в этом, ибо столько, сколько вы сами поймете, будет вполне достаточно вам, а в ней столько ценного, что я сам не все мог бы рассказать из того, что в нее вложено. Она заслуживает такого труда не меньше, чем лучшие комедий Теренция или Плавта. Поверьте мне: когда автора не станет, а его комедий не останется в продаже, вы начнете рыскать, чтобы найти их, и учредите для этого инквизицию в Англии. Пусть это послужит вам предостережением, что вы рискуете лишиться удовольствия и поучения, если вы откажетесь от этой пьесы только из-за того, что ее не замарало нечистое дыхание толпы, и, наоборот, благодарите судьбу за то, что она попала к вам в таком виде. Я надеюсь, вы из числа тех, кто предпочитает молиться за других, оставивших им большое наследство, чем чтобы другие молились за них. Так пусть же молятся за тех, кто по недостатку ума не станет хвалить эту пьесу. Прощайте.

Обращение к читателям имело практическую цель: убедить их купить книгу. Мы не ошибемся, предположив, что оно было написано по заказу издателей.

Кто бы ни был автором этого обращения к читателям, в его отзыве существенны три момента. Во-первых, высокая оценка Шекспира, которого опять характеризуют как писателя, не уступающего классикам. Во-вторых, подчеркивание того, что комические элементы пьесы не должны мешать читателям понять серьезность ее замысла. В-третьих, в этом отзыве впервые высказана мысль, которая станет потом центральной во всей шекспировской критике: пьесы Шекспира отражают жизнь. Иначе говоря, здесь мы сталкиваемся с первым признанием реализма Шекспира.

Если глубина и проницательность суждений автора обращения не вызывают у нас сомнений, то есть все же в его отзыве один пункт, который не может не удивить читателей нашего времени. Он упорно называет «Троила и Крессиду» комедией. Между тем сюжет пьесы отнюдь не является комедийным. В ней изображена Троянская война, в которой шла кровопролитная борьба греков против троянцев из-за красавицы Елены, жены спартанского царя Менелая, похищенной сыном троянского царя Парисом.

В пьесе есть несомненные комедийные элементы: сводничество Пандара и его комментарии по поводу отношений Троила и Крессиды, шутовские речи Терсита. Но это не прежний жизнерадостный шекспировский комизм, а сатира. Заканчивается пьеса совсем не как комедии — гибелью Гектора и решением Троила мстить за смерть брата.

Если неизвестный автор обращения к читателям считал «Троила и Крессиду» комедией, то издатели первого собрания пьес Шекспира поместили ее в начале раздела трагедий. Мы видим, таким образом, что современники не были согласны относительно того, к какому виду драмы принадлежит эта пьеса — комедия она или трагедия? В ней есть элементы того и другого.

В «Троиле и Крессиде» много мыслей, сходных с теми, которые звучат в «Гамлете». Это драма о крахе идеалов. Особенно наглядно это в том, как здесь изображена любовь. «Слабость твое имя — женщина»,^[89] - горестно восклицал Гамлет. Он говорил это о своей матери, и то же можно сказать о Крессиде. Обе женщины, представленные в пьесе, прекрасны — Крессида и Елена. И обе они легкомысленны, чтобы не сказать больше. Крессида такая же неверная возлюбленная, как и смуглая дама сонетов.

Разочарование в любви идет здесь об руку с разочарованием в людях вообще. Странны герои этой пьесы — безрассудные люди, ведущие войну из-за пустяка, обманщики и обманутые, упрямые гордецы и злобные упрямцы. Видно, что автором владеет то же настроение, какое нашло выражение в словах Гамлета: «Из людей меня не радует ни один; нет, также и ни одна…»^[90] Сюжет всегда доводится Шекспиром до полного завершения судьбы каждого героя. В данной пьесе этого нет. Крессида изменила возлюбленному, Троил огорчен ее изменой и гибелью брата, война между греками и троянцами не окончена. Такая незавершенность фабулы дает основание предполагать, что «Троил и Крессида» должна была быть пьесой в двух частях. Если так, то вторую часть Шекспир не собрался написать. Возможно, что он не стал делать этого потому, что написанная им первая часть на сцене не пошла.

«Троила и Крессиду» Шекспир писал в 1601–1602 годах. В 1602–1603 годах он занимался переделкой своей ранней комедии — «Вознагражденные усилия любви» и дал ей новое название, использовав для этого английскую поговорку «Все хорошо, что хорошо кончается». Из русских ей ближе всего поговорка «Конец — делу венец». Героиня пьесы Елена — девушка простого звания. Сирота, воспитанная доброй графиней Руссильонской, она полюбила ее сына Бертрама. Кичась своей знатностью, он отвергает ее любовь. Лишь после долгих испытаний, прибегнув к обману, ей удалось добиться того, что Бертрам соединяет свою судьбу с ней. Хотя «все кончается хорошо», но, как говорит в финале король, «К союзу двух сердец был горек путь».^[91]

Мрачен юмор этой комедии. Когда Шекспир занимался обновлением ее, он вставил в нее некоторые мысли, отвечавшие его тогдашним настроениям. Автор «Гамлета» и «Троила и Крессиды» все больше проникается сознанием противоречивости жизни. Это выражено в реплике одного из персонажей пьесы «Конец — делу венец»: «Ткань нашей жизни сплетена из двух родов пряжи хорошей и дурной. Наши добродетели переполнили бы нас гордостью, если бы их не бичевали наши грехи; а наши пороки ввергли бы нас в отчаяние, если бы их не искупали наши достоинства».^[92]

Этот резонерствующий джентльмен может спокойно рассуждать о диалектике жизненных противоречий. Но каково людям, испытывающим их на себе! Этим теперь постоянно занята мысль Шекспира.

Шуты и комики

Смешить — главная задача шутов, персонажей, встречающихся во всех пьесах Шекспира.

Шут или клоун имеет свою долгую историю, отчасти даже независимую от театра. Короли и вельможи держали при своих дворах шутов, которые развлекали их. Шуты были отнюдь не только острословами. Лучшие нз лих обладали многими талантами — умели петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать, исполняли акробатические номера и фокусы. В них ценилось остроумие, которое, однако, было иным, чем, скажем, у благородных героев и героинь. Реальные шуты не отличались изысканностью речи. С древних времен они имели право говорить что угодно, могли даже осмеивать своего господина. Эта привилегия была связана с одной особенностью шутов. Считалось, что они — дураки. Объяснялось это тем, что в древние времена знатные лица и в самом деле брали в дом умственно недоразвитых и забавлялись их глупостью. Потом глупость стала маской шутов. Прикрываясь ею, они, что называется, резали правду-матку, не считаясь ни с чем. На них смотрели снисходительно,— дескать, что возьмешь с дурака.

Шутовской элемент существовал в средневековом театре. Комическими персонажами были в церковных пьесах черти. В нравоучительных пьесах типа моралите ими были аллегорические фигуры Порока и других воплощений отрицательных качеств, подвергавшихся осмеянию. Шуты оставались развлечением царственных и высокопоставленных особ и жили на жалованье от своих господ.

В эпоху Возрождения театр перенял комические амплуа средневекового сценического искусства, преобразив их по-своему. Наряду с комическими фигурами из старых пьес в драму Возрождения вошли и шуты. Они занимали соответствующее им положение в королевской челяди или при дворах вельмож. В пьесах Шекспира шуты всегда состоят при королях и владетельных особах. Это было, так сказать, реалистической деталью при изображении знатных лиц. Но клоуны вели себя на сцене слишком независимо. Они выходили из роли и смешили публику на свой страх и риск. На ранних стадиях развития ренессансной драмы с их импровизациями мирились. Шекспир решительно восстал против клоунских отсебятин. Устами Гамлета он поучает актеров: «тем, кто играет у вас шутов, давайте говорить не больше, чем им полагается; потому что среди них бывают такие, которые начинают смеяться, чтобы рассмешить известное количество пустейших зрителей, хотя как раз в это время требуется внимание к какому-нибудь важному месту пьесы; это пошло и доказывает прискорбное тщеславие у того дурака, который так делает».

Шекспир подчинял клоунаду общему замыслу пьесы. Поэтому он не допускал отсебятины. Он щедро вводил шутовские мотивы не только в комедии, но иногда и в трагедии. Однако, конечно, именно в комедиях он в полной мере использовал все известные ему типы комических персонажей.

В комедиях две разновидности клоунов: шуты профессиональные и комики, играющие простаков. Шут шустер, остроумен, пронырлив; простак неповоротлив, легковерен, наивен. Первый смешит, второй дает поводы для смеха. В двух Дромио это уже намечено, но в полной мере развито в паре клоунов в «Двух веронцах» — простодушном Лансе и быстром Спиде (его имя поанглийски и означает «быстрый»). В «Сне в летнюю ночь» целый парад простаков — афинские ремесленники, играющие пьесу о Пираме и Фисбе. В «Венецианском купце» шут — Ланчелот, простак — его слепой отец. В «Бесплодных усилиях любви» — Тупица, Башка, — имена сами говорят за себя. В «Как вам это понравится» — прелестный шут Оселок и простак Колин. В «Двенадцатой ночи» — первый у Шекспира несколько лирический и грустный шут Фесте, а рядом — провинциал-простофиля Эндрью.

Как и другие драматурги народно-гуманистического театра, Шекспир приглядывался к формам драмы, созданным в ренессансной Италии. В частности, он использовал в некоторой степени и приемы итальянской народной комедии масок, не допуская, однако, принятого в пьесах этого рода приема импровизации. Итальянские комедианты имели четкие амплуа персонажей. Уже костюм и маска сразу давали публике понять, каков этот персонаж. Английский театр в целом не принял методов этого импровизационного театра, называемого commedia del arte. Но он воспользовался приемами его комической типизации, не прибегая к маскам, которыми итальянские актеры закрывали лицо.

Олоферн в «Бесплодных усилиях любви» — тип педанта из комедии дель арте. В лице Хью Эванса («Виндзорские насмешницы») соединены два типажа — педанта и добродушного сельского священника. Второй такой священник представлен в «Бесплодных усилиях любви» (Натаниель). Куртизанка из «Комедии ошибок» тоже принадлежит к типам комедии масок. Лекарь Кайюс в «Виндзорских насмешницах» имеет несомненное родство с доктором в комедии масок. Дон Армадо в «Бесплодных усилиях любви» наделен типичными признаками персонажа, который в итальянской комедии дель арте именовался капитаном. Пароль в «Все хорошо, что кончается хорошо» тоже принадлежит к этому типу. Даже Фальстаф в некоторой мере может быть отнесен к данной категории, но он, вообще говоря, имеет такую сложную театральную генеалогию, которая включает и античную традицию хвастливого воина, и средневекового Порока из льесморалите.

Традиционные комические мотивы преображены Шекспиром настолько, что Фальстаф под его пером стал одной из самых ярких фигур, воплощающих жизнерадостный дух Возрождения. Конкретные жизненные черты, приданные ему, делают старого толстого рыцаря типичным представителем социального упадка его сословия. Использовав древнейшие приемы комизма, добавив многое из собственного арсенала художественных средств, Шекспир создал непревзойденный образец своего юмора.

Надо, однако, заметить, что, наряду с традиционными комическими типами, Шекспир создал несколько таких, которые взяты непосредственно из жизни. Это отчасти \же упомянутые типы сельских священников и педантов, В последних не столько черт комедии масок, сколько живых черточек, списанных с английских провинциальных учителей. Особенно же национальными являются образы юродских стражников — констеблей. Бесподобная пара Кизил и Булава в «Много шума из ничего», Локоть в «Мере за меру» принадлежат к числу образов, в которых штампованные приемы комикования возведены в степень высокого, жизненно правдивого искусства. Вышибала

В старых переводах они именовались Клюква и Кисель публичного дома Помпеи, сводня Переспела в «Мере за меру» — типы, подсказанные английской действительностью. Совершенно невероятный комический гротеск в той же пьесе создан Шекспиром в лице убийцы Бернарднна, о котором можно сказать, что он воплощает гиньоль, превращенный в фарс. Трактирщица Куикли в «Генри IV» — вариант типа сводни, а Долль Тиршит — англизированный тип куртизанки.

Провинциалы были постоянным предметом шуток лондонских театров. Шекспир ввел на сцену комическую фигуру сельского мирового судьи Шеллоу, и этот персонаж настолько полюбился зрителям, что Шекспир его обыграл не раз. Во второй части «Генри IV» судья Шеллоу выступает в паре с другим комическим персонажем — Сайленсом. В «Виндзорских насмешницах» он имеет напарником придурковатого молодого человека Слендера. Тип провинциального дурня с дворянским титулом или хотя бы поместьицем, притязающего на любовь прелестной девушки, появляется у Шекспира и в «Двенадцатой ночи». Однажды такому персонажу выпала роль в трагедии — Родриго («Отелло»).