Теоретические основы изучения окказионализмов

1.1 Взгляды лингвистов на определение и характеристику новообразований

Новообразования с незапамятных времён обращали на себя внимание своей необычностью. Уже в Древней Греции поднималась проблема новых слов. В диалоге основа теля Афинской школы Платона «Кратил, или о правильности имён» отражены все известные в античные времена взгляды на природу языка и языковое творчество. На обсуждение выносится два вопроса: 1) о связи имени и именующего и 2) о связи имени и вещи.

В плане решения вопроса о новых словах интересны выводы из диалога, к которым Платон подводит своих читателей от имени Сократа, выступающего в роли третейского судьи в споре между Кратилом (сторонником «отприродности» имён) и Гермогеном (сторонником идеи «установления»): 1) изображаемому совсем нет надобности воспроизводить все стороны того, что оно отображает; 2) новые слова являются вторичными по отношению к известным;3) слова могут быть созданы не всяким человеком, а лишь неким «творцом имён», который значительно реже других мастеров встречается среди людей.

Взгляды античных философов на природу языка и языковое творчество послужили отправной точкой для многочисленных исследований, связанных с проблемой новых слов. Однако собственно лингвистическому исследованию новые слова стали подвергаться значительно позже с возникновением интереса к функциональной стороне языка и разграничением понятий «язык» и «речь». Фердинанд де Соссюр в «Курсе общей лингвистики» говорит о разграничении «языка» и «речи» в связи с проблемой создания новых слов: «...новообразование, которое является завершением аналогии, первоначально принадлежит исключительно сфере речи; оно – случайное творчество отдельного лица. Именно в этой сфере и вне языка следует искать зарождение данного явления... В языке удерживается лишь незначительная часть новообразований, возникающих в речи; но те, какие остаются, всё же достаточно многочисленны, чтобы с течением времени в своей совокупности придать словарю и грамматике совершенно иной облик» [60, с. 199].

В русистике данная проблема обозначилась вместе с публикацией работ Г. О. Винокура «Маяковский – новатор языка» и В. В. Виноградова «Русский язык (Грамматическое учение о слове)». С этого времени в отечественной лингвистической литературе отмечается повышенный интерес к речевым фактам и явлениям. И это вполне понятно, так как все новые слова, грамматические формы, синтаксические конструкции, семантические сдвиги в слове появляются сначала в речи отдельных людей, а потом уже «в зависимости от того, насколько их создание соответствует нуждам и потребностям языкового коллектива, могут быть приняты или отвергнуты языком» [19, с. 43]. Язык «не просто порождает речь, но и питается ею, он живёт и развивается, являясь важнейшим средством человеческого общения, только потому, что находится в состоянии почти непрерывного обновления, которое осуществляется путём целого ряда «инноваций», впервые возникающих, конечно, в речи» [16, с. 93].

Несмотря на обилие работ, посвященных различным аспектам неологизации, вопросы о сущности нового слова, критериях его выделения до сих пор остаются дискуссионными.

Показательно в этом отношении высказывание А. Г. Лыкова, который более двух десятилетий назад в своей работе «Современная русская лексикология (Русское окказиональное слово)» отмечал, что на вопрос о сущности нового слова «в нашей специальной литературе пока однозначного ответа нет, как в отношении принципиальной сущности и релевантных признаков вообще всякого нового слова, так и в отношении указания конкретных хронологических рамок, в пределах которых первое появление и бытие слова было бы ясным признаком его новизны в современном русском литературном языке» [33, с. 94].

Но и по прошествии довольно значительного временного периода положение дел не изменилось. До сих пор в отечественной лингвистике нет вполне чёткой и общепринятой дефиниции неологизма и не решён вопрос о дифференциации новых слов.

Единодушие исследователей по поводу проблемы новых слов заканчивается на признании следующих разновидностей новообразований:

1) слова, которые быстро входят в языковую систему в силу их общественной значимости и становятся общим достоянием людей;

2) слова, рождённые в каком-либо контексте или акте речи и остающиеся принадлежностью автора.

Первая группа слов – это факты языка, вторая – речевые факты. При этом основополагающим принципом разграничения двух видов новообразований становится их изначальная принадлежность к сфере языка или речи.

На первый взгляд, подобное разграничение логично и обоснованно. Однако следует отметить, что появляются новые слова обоих типов сначала в речи, и только потом их «жизненные пути» расходятся: одни входят в активное употребление и, следовательно, в языковую систему, другие же так и остаются принадлежностью речи создавшего их словотворца. Именно поэтому говорить о том, что в основе принципа разделения двух типов слов лежит принадлежность нового факта к языку или речи, некорректно. Тем не менее в лингвистической литературе до сих пор не всегда указывается принадлежность неологизма сфере речи, хотя зарождение этого явления, как отмечал ещё Фердинанд де Соссюр, следует искать «вне языка» [ ].

Н. З. Котелова даёт такое толкование термина: «Неологизм (от греч. neos -новый и logos – слово) – слова, значения или сочетания слов, появившиеся в определённый период в каком-либо языке или использованные только один раз в каком-либо тексте или акте речи» [31, с. 20].

В. В. Лопатин характеризует неологизмы как «новые слова, закрепляющиеся в языке... Каждое такое слово – общественное явление, ибо порождено оно потребностями общества» [38, с. 20].

Неологизмы – это «не просто новые, а очень новые, новенькие, совсем недавно появившиеся слова, новизна и свежесть которых ощущается говорящими. Пребывание слова в «неологизмах» обычно непродолжительно. Если слово образовано удачно, а явление, которое им обозначается, прочно вошло в язык, название этого явления перестаёт быть неологизмом, становясь обычным словом языка» [38, с. 114].

Следует отметить, что в специальной литературе иногда среди новообразований выделяется три вида слов: неологизмы, потенциальные слова и окказионализмы.

«Потенциальные слова», т.е. слова, которых фактически нет, но которые могли бы быть, если бы того захотела историческая случайность. Слониха (при слон) – это слово реальное и историческое. Но рядом с ним, как его тень, возникает потенциальное слово китиха, как женский род к кит, и именно в употреблении такого потенциального слова и заключает акт новаторства в области формы слова. Этого рода новаторство, которое и в самом деле может быть названо естественным, потому что нередко имитирует реальную историю языка, создает, следовательно, факты языка хотя и небывалые, новые, но тем не менее возможные, а нередко и реально отыскиваемые в каких-нибудь особых областях языкового употребления: например, в древних документах, в диалектах, в детском языке и т.д.

А чем же отличаются потенциальные слова от окказиональных?

Потенциальные и окказиональные слова представляют собой два полюса словообразования: первые являются реализацией законов словообразования, а вторые – нарушением этих законов. Это – антиподы. Однако и те, и другие по существу демонстрируют возможности, которые вот-вот станут реальностью, уже пробившие себе дорогу, а во втором случае – это возможности глубинные, лишь изредка, с трудом выбирающиеся на поверхность.

Основная задача словообразования заключается в изучении формальных, семантических, генетических и других закономерностей и особенностей образования новых лексических единиц, возникающих в процессе развития языка, который является своеобразным барометром общественного развития, чутко реагирующим на малейшие изменения в научной, политической и другой жизни общества.

Новое понимание словообразования как источника не только готовых названий, но и правил их образования по определенным моделям и схемам, в соотношении с экстралингвистическими факторами, позволило значительно углубить и уточнить представления о механизме словообразования в соответствии с определенными принципами.

В последних исследованиях по словообразованию (В. Г. Гак, В. Г. Колшанский, В. З. Котелова, Е. С. Кубрякова, В. И. Заботкина, В. Н. Иванов и др.) специальный акцент сделан на установление связи между номинативной и коммуникативной функцией языка.

В связи с этим оформились новые области лингвистической науки о тенденциях и проблемах словообразовательных процессов – неологии. К ним относятся, например, функциональная лексикология. Функциональная лексикология ставит перед собой задачу выявить внутренние закономерности, которым подчиняется выбор и адекватное употребление той или иной лексической единицы в каждом конкретном коммуникативном акте. Установлено, что функционально-прагматический аспект должен учитываться при исследовании новых слов и значений.

Само появление нового слова диктуется прагматическими потребностями.

Отправитель сообщения выбирает из наличного лексического тезауруса то, что наилучшим образом выражает его мысли и чувства. Если в лексиконе отправителя такого слова нет, то нередко он видоизменяет старую или создает новую лексическую единицу. Новые лексические единицы создаются в процессе речи как осуществление говорящим определенного коммуникативного намерения, а не как единицы, заранее планируемые говорящим для расширения или пополнения лексики.

Специалисты, работающие в этой области, выделили в качестве ключевого вопроса неологии обобщение и систематизацию теоретических наработок, построение межпредметных связей (как с лингвистическими, так и с нелингвистическими науками), в особенности со словообразованием, этимологией, семасиологией, лексикологией, стилистикой, социологией, социо- и психолингвистикой и т.д.

В области неологии имеется множество нерешенных как в теоретическом, так и в практическом плане проблем. Большинство авторитетных в этой области специалистов признают наиболее актуальными следующие направления исследования:

– проблема отнесения новообразования к неологизму, как долго слово должно употребляться в языке, чтобы считаться неологизмом и попасть в словарь;

– определение связи между окказионализмом, авторским употреблением лексической единицы и неологизмом;

– необходимость создания особых словарных статей либо помет, позволяющих маркировать неологизмы, т.к. существующая система крайне неудобна и не учитывает социальной дифференциации языка, отсюда:

– нечеткость в стилистической характеристике неологизмов, а значит и в вопросе об отнесении к неологизмам слэнговых единиц, профессионализмов, терминов и других пластов лексики.

В связи с первой проблемой достаточно отметить, что до сих пор нет принципиально единого мнения в отношении критериев отбора материалов (слов) для словарей новых слов у разных лингвистических школ.

 

Вспомним, что появление нового слова – результат борьбы двух тенденций – тенденции развития языка и тенденции его сохранения. Это обусловлено тем, что «в языке существует довольно сильная тенденция сохраняться в состоянии коммуникативной пригодности» [21, с. 103]. Однако для того, чтобы более адекватно отразить, воспроизвести и закрепить новые идеи и понятия, язык вообще, и лексика в особенности, вынуждены перестраиваться, порождать новые единицы. При этом появление нового слова не всегда вызвано прямыми потребностями общества в новом обозначении. Зачастую неологизм – это результат устранения аномалии или результат новых ассоциаций и т.д., то есть при создании неологизма зачастую действуют только внутриязыковые стимулы.

Как установлено, в общем плане появление нового слова в языке диктуется прагматическими потребностями. Отправитель сообщения выбирает из наличного лексического тезауруса то, что наилучшим образом выражает его мысли и чувства. Если в лексиконе отправителя такого слова нет, то нередко он видоизменяет или создает новую лексическую единицу. Лингвистами установлена статистическая закономерность прироста новых слов в тексте, которая тесно связана с содержанием текста, а также с его прагматической установкой. В последнее время исследования новой лексики все чаще делают вывод о необходимости выявления закономерностей содержательной, в том числе прагматической, обусловленности появлений новых слов в тексте.

В этом отношении прагматические соображения писателя, художника слова и сходны, и различны. Функциональный стиль художественной литературы в силу своей своеобразной функционально-коммуникативной задачи занимает особое место в системе общелитературного языка, имеет особый социальный статус в говорящем коллективе. С одной стороны, в данном стиле осуществляется осознанный и целенаправленный отбор средств языкового выражения, и в том числе лексики словаря: предпочтение отдается нормативным, проверенным временем и рассчитанным на определенную временную перспективу единицам языка (литературная норма).

С другой стороны, писатель стремится к выражению наиболее точному, емкому и компактному. Однако он действует в рамках в высшей степени своеобразной функционально-коммуникативной разновидности речи.

Принципиальная характеристика художественной литературы – ее образность. Свободное и целенаправленное словотворчество – принципиальный атрибут художественной литературы. Поэтому он в соответствии с общими противоборствующими тенденциями в языке, с одной стороны, тщательно соблюдает нормы общелитературного письменного языка, с другой стороны, стремится к наиболее точному, емкому и компактному выражению мысли.

Однако в связи с принципиальной установкой художественного творчества на знак, художник слова практически безгранично свободен в выборе средств языкового выражения. В отношении словообразования авторская свобода словотворчества предстает как неограниченная рамками наличествующего словарного тезауруса, свобода создания новых лексических единиц, природа которых также требует еще специального лингвистического обоснования и уточнения.

Таким образом, в плане словообразования индивидуальное авторское словотворчество художников слова, писателей предстает как в принципе неограниченная свобода создания новых лексических единиц в соответствии с общими, существующими в данное время тенденциями активного продуктивного словообразования в языке и на основании имеющихся продуктивных словообразовательных моделей. Общие потенции индивидуального авторского словотворчества, в том числе и словообразовательные потенции – неограниченны. Иначе говоря, применительно к нашей проблеме, в художественной литературе новые лексические единицы в принципе могут реализовываться бесконечно широко, в каких угодно объемах.

В этом отношении особая иллюстративная ценность художественной литературы как материала для исследования активности и продуктивности словообразовательных моделей – бесспорна.

Более того, именно здесь, в художественной литературе, в значительной степени перекрещиваются, фокусируются и социально ориентированные прагматические мотивировки и собственно языковые механизмы продуктивных словообразовательных процессов.

Писатель, автор, очевидно, будет стремиться к преимущественному созданию и употреблению наиболее коммуникативно оправданных и доступных читателю новых слов, стремясь сделать свое произведение понятным широкому читателю. Однако наряду с этими внешними, социально-обусловленными соображениями, у него как у художника слова всегда и обязательно присутствует внутренняя установка на самовыражение, на оригинальность, образность, игру слов. Из этих соображений он, очевидно, будет пользоваться для создания своих емких, оригинальных и образных новообразований теми словообразовательными средствами, которые в силу своей активной продуктивности легкоузнаваемы и доступны читателю [11, с. 76].

Источником появления окказиональных слов является словообразовательная система языка, позволяющая образовывать окказиональные производные единицы путем создания словообразовательных аналогий как результата относительно свободной комбинации морфем. Е. А. Земская отмечает, что «аналогия при этом действует и как фактор регулярности, единообразия (так как окказионализм берет за образец обычное слово), и как фактор нарушения регулярности (так как окказионализм, беря за образец обычное слово, чем-то не похож на него, отличается от него)» [28, с. 241].

Исследователями были выявлены следующие причины возникновения окказионализмов:

– стремление придать слову или словосочетанию стилистический оттенок (Г. О. Винокур);

– желание избежать тавтологии (И. В. Агаронян, О. С. Ахманова);

– попытка подчеркнуть авторское отношение к тому, о чем идет речь (Б. А. Белова);

– стремление своеобразным видом обратить внимание на значение слова (Е. Г. Ковалевская);

– желание создать тонкую игру красок в тексте (Р. Ю. Намитокова);

– неудовлетворенность писателя силой эмоционально-экспрессивной стороны слова (А. Г. Лыков);

– создание эффекта разговорности и преодоление автоматизма восприятия (Е. А. Земская).

Лингвисты также исследуют механизмы создания нового слова, психические основы творческого мышления. На особую роль окказионализмов в художественном творчестве и человеческой культуре вообще указывают современные нам лингвисты (О. Г. Ревзина, Л. И. Плотникова, Т. Б. Радбиль, Н. Г. Бабенко и др.).

О. Г. Ревзина видит в механизме создания новых слов необъяснимый парадокс: «Непонятно, почему говорящему в поисках адекватного выражения мысли легче создать новое слово, чем вспомнить хорошо ему известное. Ведь создать новое слово – очень трудная задача, поставленная как сознательная цель, она оказывается труднодостижимой. Сложилась особая поэтика – поэтика окказионального слова, и если выйти за пределы словесного искусства и искать параллели в других видах художественного творчества, то ясно, что они обнаруживаются в художественных системах, мыслящих себя как новые, авангардные. Следовательно, окказиональные слова – не входящие в систему языка, вроде бы периферийное, маргинальное явление – оказываются способными передать то, что не под силу стационарному лексикону» [55, с. 303].

Л. А. Плотникова рассматривает проблему речевого словотворчества с коммуникативно-когнитивных позиций. Опираясь на результаты экпериментальных исследований, она разбивает процесс образования нового слова на 3 этапа: мотивационно-побуждающий, смыслообразующий и реализующий. По ее мнению, самым важным этапом является смыслообразующий этап: «Поиск и выбор необходимого слова в определенной речевой ситуации – это творческий процесс, который определяется замыслом говорящего. В поиске слова индивидуум в первую очередь обращается к лексикону как хранителю готовых языковых единиц. Если поиск не приносит необходимого результата, он служит сигналом к созданию нового слова. В действие «включается» механизм словопроизводства, в результате которого конструируется необходимое новообразование, отвечающее требованиям коммуникативного акта» [51, с. 72].

Проблема изучения образования и функционирования слов, созданных поэтами и писателями, постоянно привлекает внимание лингвистов. Исследованием авторского словотворчества в разное время занимались Я. К. Грот, А. А. Потебня [50], Л. В. Щерба [70], В. В. Виноградов [14-16], Б.А.Ларин [37], Г. О. Винокур [19,20], Э. И. Ханпира[65], Р. Ю. Намитокова [45,46], М. А. Бакина [7], О. Г. Ревзина [55], Е. О. Габинская [21], В. Н. Хохлачева [66], А.Д.Григорьев [25, 26], В.Н. Виноградова [17, 18], В. В. Никульцева [48], О.И.Александрова [2] и др. В подавляющем большинстве эти работы посвящены анализу особенностей поэтических окказионализмов, однако, по мнению В. К. Харченко, «именно проза таит в себе ценнейшие для национального языкового саморазвития пласты индивидуально-авторских слов»[ ].

Еще в XIX веке Я. К. Грот ставит вопрос о разграничении значений слова и его индивидуальных употреблений в зависимости от авторского словоупотребления. «Изучение языка какого-нибудь писателя, – отмечает лингвист, – должно, конечно, иметь предметом значения особенностей, с которыми является у него язык, возможность, видеть, каким образом он решает затруднение, представляющееся пишущему в применении этого языка. Поучительно, например, знать, какие у него можно найти отступления от общепринятых правил, наконец, нет ли у него исключительно ему принадлежащих слов и выражений»[ ].

Употребление окказионализмов становится характерным признаком творчества поэтов и писателей XX века. Утверждение А. А. Потебни о «личности» всякого литературного произведения в отличие от безличности языка в определенной мере привело к мысли о необходимости изучения языка каждого отдельного художника слова с целью выявления особенностей его творческого почерка [50, с. 27].

В. В. Виноградов говорил о том, что к особенностям почерка художника слова относятся и так называемые окказиональные единицы, эстетически трансформированные средства народного языка. «Работа писателя – мастера художественного слова, – писал лингвист, – обычно рассматривается как составная часть общего движения литературной речи, или как ее движущая сила, или как цепь экспериментально-художественных творческих изысканий, определяющих направление этого движения в тех или иных отношениях» [14, с. 5].

Л. В. Щерба называл индивидуальное употребление «тончайшими семантическими нюансами» [70, с. 42], Б. А. Ларин именовал их «обертонами смысла», «комбинаторными приращениями» [37, с. 36]. Необычное авторское употребление придает слову новый оттенок, расширяет область собственно лексического и стилистического употребления единиц, раскрывает заложенные в них скрытые возможности. Это положение подтверждается словами Л. В. Щербы о том, что «необычность писательского слова внешне противоречит прописным грамматическим истинам, а на деле оказывается точностью искусства, точностью свежего взгляда на примелькавшиеся вещи» [70, с. 10]. «Цель подобных употреблений, – пишет И. А. Стернин, – не номинация нового предмета, а создание более выразительного образа предмета» [33, с. 71].

Таким образом, изучение окказионализмов очень важно не только в плане исследования мастерства писателя, но и с целью создания более полной картины богатств русского языка, его особенностей, так как сочетание подлинного мастерства с глубоким знанием законов русского языка и умением тонко чувствовать нюансы значений слов свойственны только поистине самым талантливым художникам слова. «Если мы хотим представить себе будущее языка, то мы должны так же тщательно исследовать окказиональные элементы в речи, как исследуют диалектизмы для лучшего понимания прошлого языка. Быть может, окказиональность – это начальный этап жизни каждого слова» [54, с. 129].