Глава 1. Не возлюби ближнего своего насильно

 

Если вы думаете, что распоясавшиеся верующие требуют от неверующих перестать высмеивать религию только у нас, в России, то вы ошибаетесь, ибо болезнь не имеет националь­ности и государственной принадлежности. То же самое проис­ходит по всему шарику. В мае 2006 года состоялись публичные дебаты Оксфордского университета, где западная интеллиген­ция обсуждала вопросы взаимодействия современного обще­ства с религией. На дебатах присутствовал редактор той самой датской газеты, которая опубликовала карикатуры на пророка, вызвавшие в Третьем мире столь неадекватную реакцию. Му­сульманские террористы даже объявили награду за голову этого редактора, поэтому мероприятие проходило под усиленной охраной полиции.

На дебатах блеснула Барбара Смоукер — экс-президент На­ционального светского общества Великобритании и Общества сторонников эвтаназии, которая после окончания мероприятия написала целую статью по его итогам. Статья так и называется: «Должны ли мы уважать религию?»

Ответ на этот вопрос кажется обычному человеку самооче­видным. Конечно, должны! Люди ведь должны уважать друг друга!

А любить?

Должны ли люди любить друг друга? Или любовь насиль­ной не бывает и к ней неприменимо слово «должны»? Можете ли вы кого-то или что-то полюбить, если вас к этому обязать? Ответ очевиден: насильно мил не будешь! Напротив, при по­пытке заставить кого-то что-то полюбить мы добьемся обрат­ной реакции. Потому что любовь — это чувство. Оно непроиз­вольно.

Но чем отличается чувство уважения от чувства любви?

В этом смысле ничем. Если вы не испытываете к кому-то или чему-то чувства уважения или пиетета, то вы его не ис­пытаете и по приказу. Это просто факт. Можно ли изменить этот факт? А можно ли изменить тот факт, что Земля враща­ется вокруг Солнца, а все тела притягиваются друг к другу? Нельзя.

Можно ли заставить себя полюбить ненавистное блюдо или, к примеру, негров, если негров вы не любите? Можно ли заставить себя уважать верующих, если вы их, например, пре­зираете? Нет, нельзя.

Человек умный — толерантен. Если ему не нравится апель­син, он его просто не ест. Этот принцип лежит в основе мир­ного сосуществования социума. Нельзя никого ни к чему при­нуждать — тем более заставлять испытывать чувства (уважения, любви).

Если вы противник абортов, не делайте их, никто силком не тащит.

Если вы принципиальный противник оружия, просто не покупайте его.

Если вы противник шуток над религией, не шутите о ней.

Если вы принципиальный противник эвтаназии, не поль­зуйтесь ею.

Если вам не нравятся евреи, не кушайте их.

Но нельзя навязывать свое частное мнение и свой частный вкус другим людям. Вызовете в ответ естественную оборони­тельную реакцию.

Вы имеете право испытывать любые чувства и эмоции и го­ворить о них. Но вы не вправе непосредственно ущемлять ни­чьих интересов, руководствуясь своими эмоциями — вот един­ственно верная и самая главная парадигма цивилизации за­втрашнего дня. Если вам пытаются заткнуть рот кляпом цензуры или политкорректности - это недопустимое покуше­ние на ваши права. Потому что право думать и естественно вы­текающее из него право делиться своими мыслями — основа основ общества. Покушающийся на это право разрушает обще­ство.

Вы еврей и вам не нравятся антисемиты? Ну так не общай­тесь с ними!

Вы гомофоб? Не ходите на гей-парады!

Вы противник церкви? Не ходите в церковь!

А бороться с религией, антисемитизмом, гомосексуализмом или, напротив, гомофобией — значит бороться не с людьми, а с идеями. Но с идеями можно бороться только словом, а не пулей, ножом или тюрьмой. Поэтому каждый имеет право на любую точку зрения. Но не на любые действия.

Так что религию вы уважать вовсе не должны. Чувства не терпят долженствования...

А что же сказала по этому поводу Барбара Смоукер? Ее ло­гика была столь же безукоризненной, что и моя. Она разбирала глупейший тезис, который боговерующие фанатики всегда ты­чут в лицо нормальным людям: «Свобода слова должна быть ограничена уважением к религии». Тезис этот я назвал глупей­шим, потому что свобода слова не должна быть ограничена ни­чем, кроме закона. А уважение, как чувствование, в закон не впишешь.

Так вот, разбирая указанный тезис, Барбара заявила, что, если в нем слово «религия» заменить на слово «наука», ущерб­ность сразу будет понятна всем:

«Тезис звучал бы следующим образом: “Свобода слова должна быть ограничена уважением к науке”. Ни один здраво­мыслящий человек не проголосовал бы за это — прежде всего ни один настоящий ученый. Почему же религия находится в столь привилегированном положении?»

А действительно? Почему в науке можно спорить и нещад­но громить и высмеивать чужие точки зрения? Почему это можно делать в политике, издеваясь над политическими про­тивниками в газетах и рисуя на них карикатуры? Почему мож­но высмеивать родственные чувства, но нельзя смеяться над чувствами религиозными? Или же — вот оно, проявление новой религии политкорректности! - почему нельзя шутить над неграми, инвалидами и т. п.?

Свобода слова — один из фундаментов, на котором стоит либеральное, то есть свободное (антоним тоталитарному) об­щество.

Как верно замечает Барбара Смоукер: «Даже если мы ува­жаем верующих как добропорядочных людей, мы не можем уважать их верования. Ибо вера — то есть твердая убежденность при отсутствии доказательств — предает человеческий разум, подрывает научное познание и компрометирует нормы нрав­ственности. Если бы религиозные доктрины имели доказатель­ства, они не являлись бы предметом веры; они были бы зна­нием... Свобода слова важнее уважения к религии.

Сомнение жизненно необходимо, поскольку является доро­гой к знанию; но если свободное высказывание и обсуждение сомнений невозможны, сомнения не могут быть оценены, и знание, которое они приносят, не достигнет общества.

Тоталитарные радикалы, к какой бы религии или секте они ни принадлежали, неизменно отводят вере первое место, а сво­боде не оставляют никакого места вообще. На повестке дня, таким образом, стоит цензура, включая заразительную самоцензуру, а за ней следует насилие».

Проходится смелый автор и по западной политкоррект­ности:

«...Политика задабривания исламских экстремистов, кото­рую проводили прежние администрации, порой заходила слиш­ком далеко. Например, еще в 1989 году, когда имамы в эфире «Би-би-си» обещали вознаграждение за убийство Салмана Рушди, никому не пришло в голову судить их за подстрекатель­ство к убийству...

Мусульмане, говорят нам, чувствительны, и шутки над их религией глубоко оскорбляют их... Заявлять о своей сверх­чувствительности и о глубоком оскорблении, которое наносят вам слова и картинки, — это просто способ добиваться при­вилегий».

И это очень правильное замечание. Действительно, декла­рация о своих оскорбленных чувствах для боговеров есть не что иное, как инструмент для усиления политического влияния их идеологии. Вы заметили, как трудно вести конструктивный ди­алог и вообще разговаривать с обиженным человеком? Его хо­чется даже пожалеть. Его же обидели, огорчили донельзя! К тому же он в неадеквате, поскольку взвинчен. Еще ударит!.. Проще уступить. И уступают. Как уступают капризным детям — лишь бы не орал. А они потом садятся на шею.

Уступать нельзя! Не хотите слушать капризные вопли — дайте подзатыльник. Это одно их самых целительных и проспиртующих средств. Таких средств по большому счету мир знает всего два — кнут и пряник. Одно без другого не работает. Рели­гиозных фанатиков и экстремистов, разрушающих социум тре­бованиями укротить свободу слова, нужно укрощать. И укро­щать весьма жестко. Дабы впредь неповадно было.

Как верно заметила по этому поводу Барбара, «закон дол­жен защищать людей — в этом и заключается смысл его суще­ствования... Нам не нужны специальные законы о защите идей».

Золотые слова! Идеи должны конкурировать друг с другом в вербальных джунглях. Только слабые идеи нуждаются в за­щите от слов. Все религиозные идеи в современном мире сла­бы, поскольку не выдерживают столкновения с этим миром. При этом защищать их столь же опасно и глупо, как защищать нерентабельное производство от конкурентов.

Но в нынешнем, все более и более оглупляющемся мире это понимает, как кажется, все меньшее число людей. Психо­логия варварства преобладает над психологией просвещения, и потому «под давлением религиозных лидеров, позабывших свои разногласия в борьбе за общее авторитарное дело, Со­вет Европы рассматривает внесение в Европейский парла­мент и даже в ООН законопроекта, призванного насаждать “уважение к религиозным чувствам” в международных мас­штабах».

Далее Барбара ставит смысловую точку: «Использование слова “чувства” придает этой тенденциозной цели видимость эмоционального участия. Но, говоря по совести, религия по­просту не может пользоваться интеллектуальным уважением, если мы хотим, чтобы честность возобладала над лицемерием. Притворное уважение к религии было бы не только угодли­вым криводушием, но привело бы к торжеству средневековых суеверий и потере целого ряда общественных и индивидуаль­ных свобод, с трудом отвоеванных за последние несколько сто­летий.

Таким образом, во имя свободы и во имя правды мы долж­ны противостоять насаждению лицемерного уважения к рели­гиозной вере. Вместо того чтобы умерить свободу слова из ува­жения к религии, мы должны умерить свое уважение к религии ради свободы слова».

Должны. Но сумеем ли противостоять нашествию варва­ров — внешних и внутренних?.. Кто такие внешние варвары, мы знаем — мигранты из Третьего мира. А кто такие варвары внутренние?

Сейчас расскажу...

Вспомните сделанное Барбарой сравнение религии с нау­кой - мол, если бы во фразе о защите чувств верующих мы за­менили верующих учеными, абсурдность этой фразы была бы очевидна всем. Увы и ах! Уже не всем! Религия политкоррект­ности добралась и до науки!

Уже знакомый нам Джон Глэд в полном потрясении при­водит в пример статью американского исследователя, в кото­рой тот, ритуально оговорившись, что поддерживает свободу научных исследований, тут же делает чисто идеологическое заявление о том, что «права на научные исследования могут ограничиваться правами других людей». Например, если нау­ка не нравится неграм, поскольку демонстрирует их снижен­ный интеллект, такую науку нужно запретить, ибо она нару­шает права угнетенных меньшинств. Вот и все, приехали...

Бедная Барбара! Приводя в пример науку как сферу полной ясности и гласности без недоговоренностей, она сама не знала, что эту сияющую вершину цивилизация уже проскочила, сде­лав шаг назад и вниз, к Средневековью, при котором, если вы помните, за неполиткорректные научные высказывания, противоречащие идеологемам, можно было сильно пострадать от огня.

Бедная цивилизация!

Бедная наука!

Назову фамилию этого деятеля, которого цитирует Джон Глэд. Знакомьтесь — Уильям Такер! Именно он еще в далеком 1994 году заявил, что некоторые области биологии, в частности расовые исследования, нужно не просто запретить, а «приме­нять в отношении исследователей законы Нюрнбергского про­цесса». Почему? Разве кто-то реально пострадал от проведения этих исследований?

А религия не нуждается в конкретных пострадавших! Она защищает саму себя! Вспомните феминизированные страны Скандинавии, где угодить в тюрьму за изнасилование можно даже после полового акта, основанного на добровольном согла­сии. И более того! Адвокат может объяснить ничего не подо­зревающей женщине, которая с кем-то переспала, что «на са­мом деле» это было изнасилование, просто она по простоте ду­шевной этого не поняла. Таков шведский закон. Он защищает, как видите, не женщину, но уже некую идеологему, о которой «пострадавшая» может не подозревать. Однако эта идеологема существует, и закон карает за ее осквернение.

Так и тут. Антропологические исследования различий раз­ных рас, по мысли Такера, наносят вред неграм, даже если не­гры об этом не подозревают: «субъекты психологического ис­следования могут пострадать без того, чтобы им был нанесен вред». И потому-де ученым следует информировать общество о всяком такого рода исследовании - «на случай, если обще­ство сможет счесть результаты исследования для кого-либо не­лестными».

Запрещенная наука... С одной стороны ее поджимают сверхконсерваторы типа Стерлигова и американских сенаторов с юга, с другой ее припирают левые радикалы типа Лимонова, гринписовцев и таких вот политкорректных такеров. Со всех сторон обложили!

Есть ли в этом кольце хоть маленькая дырочка, через кото­рую можно было бы прорваться в будущее?