Посланец «Канцлера агрессии»

 

Вы, конечно, не запомнили этой даты. Для большинства из нас она не означала ничего осо­бенного. Польша закончила еще один трудовой день и подытожила еще одну неделю шестилет­него плана — плана построения основ социализма. Страна узнала, что в этот день, на сто два дня до срока, открыто движение по шестидесятипятики­лометровой железнодорожной линии из Колховиц в Заверцье. В этот день на линиях варшав­ского узла начал работать первый польский элек­тровоз, построенный во Вроцлаве. Гданьская верфь в этот день передала в эксплуатацию три новых морских корабля. Стальные конструкции Дворца культуры и науки в Варшаве в этот день поднялись на высоту сто сорок два метра, а на базу в Еленках поступили новые партии материа­лов из СССР: стальные связи для купола зала конгрессов, асбестобетонные и керамические трубы. В этот же день был пущен первый на Любельщизне сахарный завод в старинном имении.князей Замойских в Клеменсове. На складах этого завода для начала оказалось уже свыше тридцати тысяч квинталов сахарной свеклы. В Гдыньский порт с морского лова около Клайпеды возвра­тился сейнер «Гд-47», который привез семь тысяч пятьсот тридцать восемь килограммов морской рыбы. Во Вроцлаве открыт большой продоволь­ственный магазин, работающий с 4 часов утра до 24 часов ночи. Вице-министр здравоохранения заявил в этот день, что количество смертей от ту­беркулеза в Польше за последнее время умень­шилось на 52 процента по сравнению с 1945 го­дом. Доклад об этой страшной болезни, сделан­ный в Гданьске на Всепольском съезде по борьбе с туберкулезом, был основан на скрупулезном ис­следовании результатов шести тысяч курсов ле­чения, проведенных с применением нового препа­рата. В Познани, на заводе имени Сталина, при­ступили к серийному выпуску револьверных станков типа «Р.В.80», очень легких в обслужи­вании и очень производительных: их образец был встречен с большим интересом в Париже, Лейпциге и Стокгольме. Общество Крестьянской взаимопомощи сообщило, что в четвертом квар­тале 1953 года польское село получит промыш­ленных товаров на миллиард злотых больше, чем за этот же период в прошлом году.

Свыше ста тысяч человек прибыло в то воскре­сенье в Рогожницу в Нижней Силезии, где на территории прежнего концлагеря Гросс-Розен был открыт памятник-мавзолей. Прежний узник этого концлагеря, а ныне Секретарь ЦК ПОРП Ежи Альбрехт сказал собравшимся, что «...вос­поминания миллионов людей в Польше и во всем мире о гитлеровских преступлениях пробуждают священную ненависть к фашизму и вечное осуж­дение агрессии и войны». Оратор напомнил также, что «...могучей силой лагеря мира является ныне ГДР — первое в истории немецкое государ­ство, управляемое трудовым народом». Ганс Зейгевассер — секретарь Главного Комитета Гер­манского Национального Фронта — заявил, что «...Аденауэр жаждет вернуть к жизни гниющий в руинах подземной канцелярии «третьего рейха» труп германской политики «овладения жизненным пространством». Действительно, — продолжал да­лее Зейгевассер,— его ничему не, научила исто­рия. Этот канцлер агрессии взывает к самым низ­менным шовинистическим инстинктам».

Мы позволили себе перечислить все или при­близительно все пришедшие за этот день вести с фронта строительства новой жизни и борьбы за мир. И тогда, когда мы радовались нашим успе­хам, большинство не знало, что на бесшумном фронте подготавливается последний акт схватки с очередным посланцем «канцлера агрессий». Польская контрразведка предвидела, что в это утро Врукк выползет из своей норы на дневной свет. Город готовился отметить событие, которое не могло не интересовать даже самого пристраст­ного к выпивкам шпиона: в это утро возвраща­лись с учений из летнего лагеря солдаты мест­ного гарнизона.

В 11 часов 20 минут флажок с надписью «Кон­рад Врукк» передвинулся на карте города с улицы Малковского, 22 на Гданьскую улицу... Шпион стоит в толпе горожан и смотрит на знамя части, на котором вышиты грозные для него слова: «За Польшу, свободу и народ». Толпа встречающих растет. Врукк невольно вздрагивает, когда до него доносятся звуки корабельных си­рен. Это украшенные флагами расцвечивания боевые суда приветствуют возвращающихся сол­дат. Врукк стоит и молча озирается вокруг. Всюду улыбающиеся, радостные лица и руки, го­товые к приветствию.

Потом Врукк движется вместе с толпой и при­сутствует при вручении наград отличникам боевой и политической подготовки. Он внимательна слушает называемые имена и фамилии. Рука его опять манипулирует в кармане и наносит на при­готовленные кусочки картона имена: Сеницкий, Галинский, Петеральский, Огродович... Потом он царапает огрызком карандаша фамилию передо­вого офицера Павлюка и... уходит. Он явно боится всех этих людей, озаренных солнечным светом, и даже не пытается завязать знакомство с солдатами, не намеревается собирать сведения о ходе учений. Возвращается в свою берлогу рано и сразу посылает Кнець за водкой.

 

Глава двадцать пятая

Запланированное происшествие

 

Все дело Врукка тщательно анализируется. Вполне вероятно, что у шпиона есть оружие и что он пустит его в ход. Он хорошо понимает: в этой схватке ему терять нечего. Жертвами пуль врага могут пасть сотрудники контрразведки, которым будет поручено задержать шпиона. С другой сто­роны, если Врукк начнет стрелять, то вынуждены будут употребить оружие и сотрудники контрраз­ведки, а шпиона надо доставить в руки следова­теля непременно живым и невредимым: для него уже заготовлены вопросы, на которые необхо­димо получить исчерпывающие ответы. Нельзя также дать ему времени на то, чтобы он в стычке уничтожил свои рапорты и стер следы преступле­ния — своего и своих хозяев. На «личном счету» шпиона вырастают длинные колонки имен людей, с которыми он общался и разговаривал. Теперь наступило время подвести баланс и предъявить его самому владельцу счета.

Наше знакомство с домом номер 22 на улице Малковского пока еще очень поверхностно по сравнению со сведениями сотрудников контрраз­ведки. Расположение квартиры номер 31 им изве­стно так хорошо, словно они сами прожили тут несколько лет. Известно также, кто занимал эти комнаты до Евгении Кнець. Для дела это совсем не безразлично.

21 час 02 минуты вечера 27 сентября. К двери шпионской берлоги подходит какой-то человек. Ему отворяет особа, имя которой написано на табличке — Евгения Кнець. У нее хорошее настро­ение, так как Врукк в этот вечер не собирается в город: он заливает водкой неприятные утренние ощущения. Евгения Кнець вежливо отвечает мо­лодому человеку, который держит в руках чемо­дан:

— Нет, такая давно уже не живет тут... Ну чем же я могу помочь, если ваша тетя, даже не изве­стив пана, перебралась куда-то?

— Я очень-очень извиняюсь, конечно... Но, по­нимаете, я издалека... Может быть, можно выяс­нить, куда она выехала? Сегодня воскресенье, уже поздно... Ведь сейчас даже адресное бюро закрыто... Что мне делать?..

— Как не стыдно, право! Вы молодой и приго­жий человек, а такой беспомощный!.. Ну входите уж, входите, а я сейчас у соседок спрошу...

Молодой человек стесняется, очень вежливо благодарит, старательно вытирает ноги и входит в кухню. Рассевшийся около стола Врукк насто­роженно смотрит на пришельца, потом переводит взгляд на его сапоги: их покрывает густой слой пыли.

— Издалека?

— Да, извините... Из-под Гдыни еду... Пони­маете, думал, что найду здесь тетю, а оказы­вается...

— Слышал, слышал... Ладно, найдете свою тетю, не горюйте! Женщину... хе-хе-хе... трудно потерять, но легко най-ти... Вот моя тоже куда-то поплелась, но, конечно, вернется... Садитесь! Бу­дете стоять или нет, все равно тетю не най­дете.

Молодой человек садится около стола. Внешне ничем не выдавая себя, он зорко следит за Врукком. Вспоминает слою, сказанные однажды вече­ром офицером, записывающим на «личный счет» Врукка его новые похождения: «Просто обн-аглел до крайности этот подлец! Шляется ночами по вся­ким кабакам, словно тут ему Западный Берлин или гамбургская Сан-Пауль... А днем тоже, на­верное, хлещет, пьет и спит...»

Тут, в своей берлоге, Врукк спокоен и самоуве­рен. Пришелец разговаривает с ним еще не­сколько минут. Затем слышится скрежет ключа, вставляемого в замочную скважину. Это верну­лась Евгения Кнець. Она обходит стол, чтобы сесть рядом со своим приятелем, но неожиданно спотыкается о какой-то предмет, видимо, лежа­щий около стола.

— Сколько раз я говорила тебе: мог бы уж спрятать эту свою рухлядь!.. Брось ее за шкаф и... Третий раз спотыкаюсь об этот портфель...

— Не торопись бросать!.. Лучше гляди за своими ножками... Налей-ка нам и расскажи этому пану, что стало с его тетей. Посмотри только, как он тоскует о ней!

— Узнала... Она поехала в...

В эту минуту раздается резкий звонок. Моло­дой человек поправляет волосы, держится спокойно. Во время этого движения рукав его пид­жака слегка сползает и открывает часы на левом запястье. 21 час 12 минут... Прошло ровно десять минут, как он находится тут. Его приход — это рассчитанное происшествие, относящееся в контр­разведке к разряду так называемых «запланиро­ванных случаев». Звонок не нравится Врукку, и он угрюмо говорит:

— Пойди-ка, погляди, Геня, кого еще там черти принесли?.. Покоя нет...

Послушная своему приятелю Кнець открывает двери. Там стоят трое мужчин с пистолетами в руках. Они отталкивают ошеломленную хозяйку и вбегают в кухню. У эсэсовца Врукка быстрая реакция: он немедленно хватается за открытый портфель, который лежит у самых его ног. Но молодой человек, «разыскивающий тетю», куда ловчее: его руки первыми касаются портфеля. Еще несколько секунд борьбы, и на Конрада Врукка надеты наручники. Здесь дело идет о борьбе не на жизнь, а на смерть: либо мы их, либо они нас! И потому тут позволительны всякие приемы... Этот небольшой и единственный трюк, который до минимума свел шансы вооруженного сопротивления врага, удался на славу.

Но молодой человек, «разыскивающий тетю», куда ловчее

21 час 15 минут. Не стоит зря тратить времени...

— Вы арестованы, гражданин Суханович!.. Не советуем делать глупостей. Каждая попытка к бегству будет вам стоить жизни...

Два сотрудника контрразведки крепко берут под руки задержанного шпиона и ведут его вниз по лестнице к машине, которая недавно стояла за несколько домов отсюда, а теперь уже ждет у ворот. На лестнице их обходит несколько человек, которые прибыли за шпионским бага­жом. В чемодан Врукка отправляются испанский пистолет типа «Астра», калибр 7,65 миллиметра, номер 13394, какие-то белые таблетки, маленькие свечки, напоминающие елочные, и всякая прочая мелочь личного пользования, которая принадле­жала шпиону.

21 час 37 минут... Офицер контрразведки кла­дет на рычаг трубку телефона, по которому он только что принял рапорт. Потом подходит к плану города, снимает с него флажок с надпи­сью «Конрад Врукк» и бросает его в корзину для мусора. Мусор будет сожжен дежурным в особой печи...

 

Глава двадцать шестая

Шумливые свечки

 

— Фамилия?

— Суханович...

— Имя?

— Генрик.

— Профессия?

— Торгую.

— Прошу точнее!

— Я торгую в порту. Знаете, как это делается? Тут купишь нейлоновые чулки у какого-нибудь шведа, там зажигалку у морячка... Потом про­дажа — и человек кое-как живет...

Допрашиваемый держится довольно свободно. Видно, что линия его защиты предусматривает выдачу себя за подпольного торгаша, орудую­щего среди портового сброда. Тем временем в ка­бинет входит офицер контрразведки. В руках у него чемодан.

— Багаж прибыл вслед за вами, гражданин Суханович! У нас ничего не пропадает, мы охраняем вашу собственность так, словно это наши се­мейные подарки» Впрочем, сейчас мы увидим, не пропало ли чего. Мне кажется, что вы немного обеспокоены: не забыли ли мы чего-нибудь при упаковке чемодана, верно?

— Вот еще! Откуда я знаю, какой у вас тут порядок? Впрочем, я ничего ценного не имею...

— Сейчас мы проверим это. Вы уйдете от нас и потом, возможно, будете обижаться, что у вас пропали какие-то вещи... Итак, начнем!.. Поз­вольте, гражданин Суханович! Разве вы торгуете и оружием тоже?

— Я? Откуда еще!

— Извините за подозрения, но вот этот писто­лет лежал наверху в вашем портфеле.

— Я вам откровенно скажу: когда человеку приходится иметь дело в порту с разным сбро­дом, то надо носить оружие... Это дает тебе уве­ренность. Если меня кто-то зацепит, то я смело отвечаю ему... Никогда, правда, не стрелял, но все-таки человек иначе чувствует себя, если у него в кармане оружие. Всегда как-то бодрее на

душе!

— Правильно! Хорошая забота о себе — это половина счастья в жизни. А вы не пользуетесь этим пистолетом для спортивных целей? Напри­мер, у нас стрельба по подброшенным предметам стала прямо-таки традицией. Пока еще, правда, никто не стрелял по ним из короткоствольного оружия, но ведь когда-то надо начать?

— По подкидышам?.. Никогда не слышал.

— Вы путаете два разных слова. И как будто пустяк, а какая большая разница! Но мы пока не будем вникать, почему вам именно это выраже­ние пришло сейчас в голову... А что это за таб­летки? Полипирин?

— Да. У меня часто бывают головные боли...

— Странные таблетки. А может быть это са­липирин?

— Навряд ли. В аптеке я ясно просил полипирин. А, впрочем, может быть, вы и правы. Апте­карша могла ошибиться...

— Разумеется. Так или иначе, а вам не следует принимать лекарства, в которых вы не уверены. Это не шутки — до плохого один шаг! Вот что: мы отдадим эти таблетки в химическую лабора­торию, чтобы убедиться, не вредны ли они... А это свечки? В двадцатом-то веке? Вы что же, не верите в электричество?

Офицер достает спички, чиркает, и через ми­нуту одна свечка уже горит огнем, совершенно не похожим на пламя обыкновенной свечи. Она брызжет искрами во все стороны и громко шипит. Шпион слегка бледнеет. Из-под ног у него ухо­дит почва: он еще хранил иллюзорные надежды на то, что от этого можно будет защититься...

— Где вы покупали такие странные свечи, гра­жданин Суханович? Да это же бракодельство, взывающее к самому небу об отмщении! А знае­те что? Говоря, так сказать, в скобках, вы мне кого-то напоминаете... О, вот тут, в шкафу, у меня есть фото: просто невероятное сходство!

— Возможно. Мало ли на свете двойников?

— Порядочно. Но оттиски пальцев неповто­римы. Так по крайней мере утверждает любой учебник по криминалистике. Пока что я не слы­шал о случае, опровергающем эту истину. Мы сейчас проверим и это, с вашего позволения. Ко­нечно, вам придется немного испачкать пальцы, но вы, наверно, помните, что тогда тоже все уда­лось отмыть...

— Я вас не понимаю! Видно, вы принимаете меня за кого-то другого...

— А это что? Обыкновенный ученический аль­бом для рисования... Вы и этим торгуете? Ну что это за бизнес для настоящего торговца, гражда­нин... гражданин... простите, забыл ваше имя?

— Суханович. Генрик Суханович... Нет, этим я не торгую. Это можно купить в любом писчебу­мажном магазине. Я люблю легко жить и легко зарабатывать. Но, возможно, вы будете смеяться надо мной: когда возвращаюсь домой, то охотнее всего беру в руки карандаш и рисую, что придет в голову...

— Ну что ж, каждый по-своему ищет развле­чения после работы. Но почему все эти листки чистые? Ага, не успели использовать? Так, так... Знаете что, напишите, пожалуйста, на каждом из листков, что это найдено в вашем багаже... ко­торое сегодня?.. а, 27 сентября... Вот-вот, так и запишите! Маленькая формальность: нам это об­легчит работу, а вы будете уверены, что у нас ни­чего не пропадает... Благодарю вас, теперь до­статочно. Можете пойти отдохнуть. Кстати, поду­майте о нашем разговоре: может быть, вы вспом­ните что-нибудь интересное? Сейчас я распоря­жусь дать вам ужин. А нас прошу извинить — много, очень много работы! Спокойной ночи!

Конрад Врукк уходит надломленный. Он пы­тается убедить себя, что следователь, возможно, поверит в его сказки. В дверях он неожиданно оборачивается:

— Хотел бы сказать еще несколько слов. Я знаю, что теперь нам нужна каждая пара сво­бодных рук для работы. Я давно хотел кончить эту тайную торговлю. Хотел пойти на честную работу, может быть, дальше учиться рисовать...

— Хорошо! Завтра утром поговорим о ваших художественных работах и планах, пане... пане... А пся крев! Как вы, однако, похожи на одного моего Знакомого!

 

Глава двадцать седьмая