Прикладная (в разведке) химия

 

В лаборатории контрразведки были пущены в ход реактивы. Руки специалистов держали пробирки с растворенными таблетками «полипирина». Раствор разливали в малюсенькие ча­шечки, смешивали с разными жидкостями, подогревали, охлаждали, испытывали на электри­ческой центрифуге, выливали на разного сорта бумагу и ткань. Размазывали кисточками и сталь­ными перьями. Осматривали на свет, подвергали действиям ультрафиолетовых и инфракрасных лу­чей. Свечи тоже детально исследовались.

В четыре часа утра химики закончили отчет о результатах сложных анализов. Их заключения ограничились несколькими фразами: «Таблетки предназначены для приготовления тайных чернил. Свечи, состав которых нам известен, имеют такое же назначение». В лаборатории занялись и чи­стыми листами из альбома для рисования. Спе­циалисты с интересом наблюдали, как под воз­действием химикалиев на этих листах появляются записи и чертежи, как они приобретают резкость и... остаются.

Старательно отмывая руки, седовласый инже­нер-химик сказал ассистентке:

—...Это великая наука, товарищ, — великая и прекрасная! Химия изменяет мир. Трудно даже представить себе, как в будущем улучшится жизнь на земле с помощью химии... А эти мер­завцы направляют все свои усилия на производ­ство тайных чернил, на разведку, на диверсии... Эта новая химическая формула наших противни­ков из «Технише Гехеймдинст» в Штутгарте, не так уж плохо придумана... Видно, пришлось им немало помучиться над этим. Эх, если бы они так вот поработали над каким-нибудь новым проти­вотуберкулезным препаратом или над чем-нибудь сложным и необычным в области пластических масс! Тогда и мы могли бы, вместо того, чтобы сидеть тут до рассвета, посвятить время работам в университетских лабораториях ради той химии, которую так любили Либих, Вейлер, Бунзен и другие великие немцы...

В то время, когда в лаборатории шипели, тре­щали и стреляли горячими брызгами шпионские свечки, а раствор тайных таблеток кружил по стеклянным спиралям колб и реторт, когда на листах появлялись шпионские схемы, приготов­ленные Врукком для вражеской разведки, офицер органов безопасности тоже не отдыхал. Он еще раз мысленно воссоздал все события вчерашнего вечера, все детали первого допроса, то и дело об­ращаясь к событиям, которые нес наступающий день. Офицер старался предвидеть позицию, ка­кую займет Врукк на следующей линии обороны, куда оттеснила его первая атака контрразведки. Уже в 7 часов утра он сидел в своем кабинете и читал заключение лаборатории. Ровно в 8 часов в кабинет ввели арестованного:

— Ну, как вам спалось, гражданин Суханович? Сегодня мы пораньше приступим к нашей работе. Мы не можем себе позволить того, что у вас в Германии называют «голубым понедельником». Итак...

— Я не понимаю этого: «у вас в Германии»... Я же никогда не был там...

— Нет, правда? Очень жаль! Путешествия учат, и притом самым различным знаниям... Итак, пока что должен вам сообщить, что мы на совесть исследовали ваши таблетки. Они очень вредны для здоровья! Те, кто их употребляют... то есть, я хотел сказать, применяют, потом испытывают головокружения, тошноту и угрызения совести. Да, такой опасный препарат! И эти свечки тоже очень неудобные. Но самыми любопытными ока­зались ваши рисунки: у вас действительно настоя­щий талант, гражданин Суханович! Сказать по правде, мы сначала думали, что вы рисуете пейзажи или натюрморты, но этот план фабрики в Сенпольне тоже обнаруживает мастера!

— Какие такие рисунки? Вот еще! Ничего я не знаю!

— Но ведь вчера вечером вы снабдили каж­дый лист собственной подписью. Неужели вы хо­тите убедить нас, что это не ваша подпись? Мо­жет быть, вы думаете, что это мы всю ночь ри­совали и заполняли тут разными сведениями несколько десятков страниц альбома такого боль­шого формата? Вы же импрессионист, гражданин Суханович! Ваши впечатления об этом заводе на железнодорожной линии в Ольштын очень инте­ресны. Только скажите нам откровенно: вот вы пишете, что там находится шарикоподшипнико­вый завод. Откуда вы об этом знаете? Ведь тот ваш спутник по вагону, который испачкался в смазке, ничего подобного не говорил. Может быть, вы надеялись, что генерал Гелен лучше заплатит за сведения о шарикоподшипниковом заводе, чем, предположим, за сведения о заводе стираль­ных машин? То, что вы морочите голову нам, это, как бы сказать, почти натурально, инстинктивно. Но почему вы, господин Врукк, готовились обду­рить своих собственных работодателей? Ну ладно! Чтобы вас не слишком раздирали сомне­ния, скажу прямо — там вообще нет никаких пред­приятий. Тот пассажир просто подшутил над вами. Любит он пошутить, особенно когда знает, что разговаривает со шпионом...

Удар нанесен метко и беспощадно. Выбитый лобовой атакой, Врукк отступает на третью ли­нию обороны. Он признает свое подлинное имя. Не признается только в «работе» на Гелена. Ут­верждает, что люди в Польше помнили его по службе в СС, что он хотел сменить фамилию, дабы «бежать от прошлого и начать новую жизнь». Говорит затем, что споил человека по фамилии Суханович, украл у него документы, па­спорт и искусно вклеил туда свое фото.

— Господин Врукк, если надо, мы найдем время и для более длительных бесед. Это воз­можно. Но неужели вам до сих пор не пришло в голову, что мы можем проверить все ваши бу­мажки и прочее?.. Такого Сухановича вообще не существовало в природе! Зато могу сказать вам, что печати и подписи на ваших документах очень напоминают мне некоторых ваших знакомых по Берлину. Совсем такая же работа, как и вот это... Офицер кладет перед Врукком документы Махуры. Потом говорит вконец изумленному шпиону о «сборе грибов» в лесу под Ольштыном. Офицер призывает Врукка сказать всю правду — от начала и до самого горького конца. Читает ему фрагменты, вписанные в «личный счет», рас­крывает перед пораженным и перепуганным шпи­оном картину его путешествия по Польше, бро­сает имена «контактов».

Конрад Врукк быстро вывешивает белый флаг и поет теперь песню на мотив... раскаяния. Его хозяева далеко — сейчас самому надо спасать свою голову. Врукк так ошеломлен всем, что он услышал о себе от офицера контрразведки, что уже без всякой надежды пытается лишь предста­вить себя агентом «дяди Сэма». Однако через не­которое время отказывается и от этого намере­ния: дальнейший его рассказ уже выглядит оче­редным, логичным звеном операции «Ловкач» — звеном, которое крепко держит предыдущих ис­полнителей ее и будет использовано для следую­щих...

 

Глава двадцать восьмая

«Крест боевых» 1954...

 

Очередная схватка на бесшумном фронте за­кончилась. Не удался врагу и этот фрагмент опе­рации «Ловкач»... Настало время поговорить о приговоре за шпионаж и о награде за отвагу. 7 декабря 1953 года военный суд в Щецине при­говорил Врукка и Ландвойгта к смертной казни, а Махуру к пожизненному заключению. Завербо­ванные Врукком шпионы также вскоре предстали перед судом.

Виктор Крогуль приговорен к пожизненному заключению. Леокадия Беренд и Ядвига Гельхард получили по заслугам — по 10 лет тюрьмы, а Стефания Важна и Альберт Врукк — по 12 лет. В конце января 1954 года Первый сенат окруж­ного суда во Франкфурте-на-Одере приговорил к 12 годам тюремного заключения Отгона Купша, обвиненного в организации и выполнении пере­бросок агентов через Одер и Нейсу, а Эдгара Зоммерфельда — к 10 годам. В резолютивной части приговора трибунал ГДР указал, что осужденные активно помогали империалистам в подготовке новой мировой войны и что их деятельность была прежде всего направлена против мирного разви­тия Германской Демократической Республики.

Награду за мужество получил Мариан Возьняк. Это он первый из пограничников в памятную ночь на Одере автоматной очередью защитил сотруд­ника контрразведки от геленовского перевозчика. Вскоре после той ночи Мариан Возьняк дождался окончания срока службы, демобилизовался и вер­нулся на старую работу по специальности. 28 ян­варя 1954 года были вручены награды также со­трудникам контрразведки и пограничникам, ко­торые особо отличились при ликвидации сетки генерала Гелена в Польше. «Крест боевых» — это в мирное время особенно высокая награда. Ма­риан Возьняк не смог прибыть в Варшаву во­время. Поэтому двум офицерам было поручено отвезти и вручить ему в Кутне заслуженную на­граду.

 

Глава двадцать девятая